На скрещении пыльных улиц

Памяти человека по имени Мохаммед,
который жил и погиб под открытым небом.


Пыль? Вот ты первая жалуешься, что на сиденье пыль. Так и быть, протру. Еще и тряпка грязная? Как хочешь, других нет.
Что говоришь? Рассказать тебе историю? Ну раз заплатишь, так слушай. Вот на днях видел я… О себе? Не люблю я рассказывать о себе. Я в лохмотьях, я нищий, что ты можешь услышать хорошего?
О друге могу рассказать. Обычно у нас нет друзей. Каждый норовит стащить и тот ничтожный кусок, который нам подаст из брезгливости -  чтоб отстали скорее - белый турист. А ведь у некоторых есть жилье, могла б быть и работа – но у туристов они выжаливают больше, вот и живут с нами рядом, прямо на асфальте.
Он был моим другом целых два дня. Как и я, с детства на улицах. Что подадут – то и наше. Вот только я с детства знал, что нельзя никуда ни с кем уходить. Увидел, что другие мальчишки не ходят, и тоже не ходил. А этот наивный был и пошел. Человек, который его позвал, показался ему добрым. Накормил, о семье все расспрашивал. А потом домой к себе позвал. Мальчишка, видать, думал, что впервые в жизни переночует в настоящей кровати, что сжалился над ним человек. А тот оказался… Что я тебе буду рассказывать, сама взрослая и знаешь, что с такими мальчишками делают плохие люди. Он чуть не умер тогда. И от побоев тоже, он отбиться пытался.
Позже его не раз и не два ловили такие же ... Натешившись, оставляли деньги. Он решил, что он сам плохой. И  стал подходить к гостиницам. Ребенок, ребенок совсем. У этих мужчин, наверное, дома были такие же дети, как он. Только чистенькие, сытые, знающие грамоту. А мы с ним грамоты в детстве не знали. Я стар, да и то цифры выучил только, а то как без этого? Каждый рад обмануть.
Мой друг выжил чудом, хранили его небеса. Подрос, купил вот такую же повозку, как у меня, стал велорикшей, сайкл рикшо, да. Кого могут увезти ноги ребенка? Как-то находил силы, возил. К гостиницам больше не ходил, а кто пытался навязать знакомство – того гнал. Однако слишком часто навязать-то старались. Как-то он ночью, вконец утомлённый работой, упал в грязную лужу. И решил: не буду мыться! Только с тех пор и перестали предлагать… Так и не мылся он больше. Боялся.
Однажды он  совсем занемог. А тут как раз приют открыли для таких бродяг, как мы. Помыться там можно, поесть, доктору показаться даже. Храни небо тех людей, которые его создали, этот приют. Доктор хороший  оказался, он и сказал, что болен друг страшной болезнью. Но если будет пить лекарство,  может прожить еще долго, крепкий он. Мой друг так радовался. Я в тот день его и встретил. Я совсем голодный был, не было пассажиров, ливень. Я бы и в ливень повез, только кто ж поедет. А тут он, сияет, как солнце среди дождя, крутит педали и улыбается всей улице. И дождь его моет. Я, говорит, больше не грязный, буду жить. Все мне о себе рассказал.
На другой день мы друг другу рукой махали, когда мимо друг друга проезжали. Туристы нас фотографировали, вот , мол, какие веселые люди тут живут, даром что нищие. В самую жару вместе купили еды: его помыли и переодели в приюте с утра, он впервые в магазин пошел. Во все глаза смотрел на полки, как ребенок, я через витрину видел. Впервые шоколад какой-то пробовали… забыл я уже, какой, в обертке, красная бумага такая.
Говорил я ему: иди в приют, раз уж там тебя приветили, не спи ты на улице! Так нет же: лег спать у дороги. Мы всегда ложимся  у самой дороги, чтоб москиты не заели. Кашляешь потом полдня от выхлопов, зато поспал. Наши многие умирают от этого кашля.
Я  уехал, и пришлось в другом районе ночевать, в своей повозке, не удалось пассажиров найти, никому в центр не надо было. Утром приезжаю…а друга моего машина задавила. Юнец какой-то летел на отцовской машине пьяным. Торопился, видать, авто в гараж вернуть, чтобы папаша не заругал. Вот и поторопился.
Я в этот день ничего не ел и тоже напился. Знакомые попрошайки где-то стянули несколько бутылок пива. Никогда не пил, пока ты не в себе – кто угодно с тобой что угодно сделать может. А тут не выдержал, что друга больше нет.
Веришь – нет, оказался я далеко-далеко от центра города. Я на тех улицах только раз в жизни был. Дома будто один на другом. И из одного дворика выходит старая, но такая красивая женщина, в огромном платье, как вы, белые, в старину носили.
И идет эта старая леди ко мне, но на меня не смотрит. Оглядывается по сторонам. Иногда касается руками головы, убранной в прическу, и снова смотрит. А одежда-то, смотрю, точно будто царская… «Не корону ли потеряла, ваше королевское величество?» - про себя посмеялся. А она словно услышала и как на меня посмотрит! Перепугался я. Лицо только тут разглядел: не человеческое оно было. Будто призрак.
У меня на груди и на животе ожог страшный, в детстве еще в костер упал. Подошел я поближе к единственному в том закоулке фонарю и распахнул рубаху. Хоть призрак, а вдруг испугается.
А она на меня посмотрела с такой жалостью, будто мать родная после долгой разлуки. И протягивает ко мне руки, и вижу я, что одной кисти-то у нее и нет, отрублена! И мне ее жалко тоже стало, и бросился я, чтобы ее обнять. Как мать, как сестру, которых не было у меня. И – очнулся. Сплю на асфальте около собственной повозки в центре города. Как повозку не украли – чудеса. 
В тот день первые же пассажиры велели ехать как раз в те места, что приснились мне. Нашел я переулок. А там памятник стоит. В переулке, да, никто о нем и не помнит. Статуя королевы той страны, что нас почти двести лет назад захватила. Вот ведь как бывает: жила она на своем далеком холодном острове – и оттуда нами правила. Вот всеми этими землями, где есть и горы, и реки. Насколько больше наша земля того острова – не знаешь? Этому не учат? Я ведь даже не знаю, чему в школах учат. Были бы у меня дети – рассказали бы. Да нет детей.
Постоял я у памятника. Строгое, мудрое лицо. А ручка-то и впрямь отпилена. И короны нет. Сказали мне местные – была, да украли, давно уже. Вот, думаю я, и королевам не всегда везет. Была правительница огромных земель – а теперь и на этой грязной улице без всяких прав, ни от солнца, ни от дождя не скрыться, и покалеченная и людьми обиженная, прямо как я, как мой друг, как наши ...
Снится с тех пор часто, будто прихожу я на один перекресток, где всякие бары да прочие веселые заведения. Иду в подвал, и что-то там блестит в темноте у стены. Думаю – это ее корона и есть. Только никому я об этом не расскажу и сам пока искать не буду. Вот как жизнь совсем надоест – так и пойду. Принесу Её Величеству корону. И пойдем мы отсюда, с этих улиц, не знаю уж куда, но насовсем. Это она должна знать, куда после смерти идти, она-то ученая. Заберет меня уж, наверное, с собой за такую большую услугу. И что вот, думаю, я там делать буду, на небе? Повозку куплю да буду  небожителей возить? А что, и то дело.
Может – и друга позволят к себе забрать. Я уж с ним всем поделюсь. Он так намучился в этой жизни – в той, стало быть, мучиться не должен…  Все, приехали!
Нет, сдачи у меня нету, ноу чейндж.
Может, за такую историю хорошую  -  оставишь мне денег побольше, а?