Последнее дело Билли Аттертона. Выпуск 30

ИФК 5

Личный дневник мистера Алистера Нимана за 789 год
2 день месяца ветров

Шел шестой день плавания. Впереди оставалось еще шестнадцать. Чудом нашел в себе силы, чтобы черкануть в дневник пару слов. На второй день плавания на меня напала морская болезнь, хотя никогда подобного не было. Силы буквально покинули меня, голова кружится, и я нигде не могу найти себе покоя. Сна почти что нет. Голод скрутил меня терновыми прутьями, но я не могу даже крошки взять в рот, — меня тут же начинает выворачивать наизнанку.

Все, что мне остается, — это бороться со страшными муками, которые принесла качка на море, и размышлять. Для этого было достаточно времени.

Все дела на себя взяли Эйзенхайвер, капитан «Атлантики», и Варрик. И если Отто Эйзенхайвер вправду занимался дисциплиной на корабле, пытаясь приструнивать не только собственную команду, но и зазнавшихся ученых и археологов, то Мильтон предался распутству, собрав вокруг себя целый клуб по игре в карты на деньги. Делили, как можно догадаться, выручку, которую они получат за экспедицию. А еще Варрик с компанией попусту растрачивали припасы, набивая свои животы, и без всякой меры травили себя вином, отчего на следующее утро уже вместе со мной страдали «морской болезнью». Об этих приключениях он лично, естественно, не рассказывал, когда заглядывал меня проверить, но вот мальчишка-поваренок, Оливер, сообщал обо всем произошедшем на корабле без зазрения совести, когда приносил куриный бульон с краюхой хлеба.

Он же передавал новости от самого капитана, который был явно недоволен Варриком, но оставался в стороне. Не за то ему и его команде платили деньги, чтобы жаловаться. Провизии было куплено впрок, чтобы всю экспедицию прожить, не оглядываясь назад. Правда, Отто намекал мне о том, что из-за растрат Мильтона мы будем вынуждены пополнять запасы непосредственно в Ригельштальце. Мне лишь оставалось смириться с этой мыслью.

Наемники же, которые были наняты для сопровождения и защиты экспедиции, были тише воды, ниже травы. Оливер рассказывал, что днем они выбираются на палубу, толком не общаясь ни с кем, кроме своих, греются на солнце, как ясногривки по весне, — именно так выразился сам мальчишка, — а ближе к вечеру или в непогоду сидят в своих каютах. У Эйзенхайвера с ними проблем не было.

Ученые, те из них, кто не поддались искушениям Варрика, читали книги, бурно обсуждали что-то между собой, а также вели записи о ходе экспедиции. Хотя стоит признать, само по себе плавание — самое скучное времяпрепровождение из всех, с чем доводилось мне сталкиваться. Если не мое желание отвлечься на время от качки и попытаться собраться с мыслями, я, возможно, даже не сел бы за свой дневник до самого прибытия к берегам железного королевства.

Больше всего разгульная жизнь Мильтона повлияла на черных археологов. Они в чем-то похожи на пиратов, живущих одним днем. Сегодня для них есть дело, которое принесет куш, а завтра поди разбери, что может приключиться. Именно из-за этого вино лилось в их глотки рекой, смех звучал по всему кораблю, а карты только и успевали падать на стол и вновь тасоваться, но уже для следующей партии стрита — особо популярной азартной карточной игры в Альбионе.

Если честно, мое отсутствие на палубе «Атлантики» мало кого волновало. Вероятнее всего, большинство были даже довольны подобным исходом дел. Наниматель, то есть я, не лез в их дела, не мозолил глаза и не выставлял собственные условия. Пусть отдыхают, пока я не в состоянии взять бразды правления в свои руки, но стоит нам добраться до Ригельштальца, спуску я им не дам. У меня было время подумать, очень хорошо подумать обо всем, что привело меня на этот корабль.

Меценат недвусмысленно дал понять, что не потерпит провала экспедиции. Ему нужно то, что скрывается в землях Ригельштальца. Стоит признать, мне самому было нужно заполучить этот артефакт древних богов. Скрывается ли там еще один кристалл, подобно тому, что мне показывал Коваль, или же там и вовсе нечто иное, — я готов отдать собственную жизнь, чтобы приблизиться хоть на шаг к разгадке этой тайны. Не любопытство, присущее мне, тянуло меня к этому артефакту, но голос Авроры, который по ночам продолжал звучать в моей голове.

«Твое время еще не пришло, но однажды ты все поймешь… Ты примешь свою судьбу…»

Павшая богиня каждую ночь повторяла своим сладостным голосом те же слова, что я уже слышал. И мне казалось, пусть на мгновение, пусть в дымке сна, что я видел ее сияющий образ, манящий меня к себе.

Я никогда не верил в судьбу или пророчества, дарованные свыше, но эта встреча переменила меня самого кардинально. Алистер Ниман, готовый рваться не за наживой, а за собственной целью, идеалом, который кажется лишь туманом, вот-вот рассеется, стоит взмахнуть рукой. Где же это видано?

Знал бы Мильтон, что происходило в моей голове, какие формы и образы приобретали мысли — счел бы сумасшедшим. И мне не за что будет его упрекнуть. В собственных страданиях от морской качки и постоянных размышлениях я и сам задавался этим вопросом: не сошел ли я с ума?

К горлу вновь подступает ком, с которым я не в силах справиться. Еще шестнадцать дней бессилия и немощи. Каким жалким я кажусь со стороны? Но не стоит об этом думать. Это лишь преграда на моем пути. Первая, но далеко не единственная. Павшая богиня призвала меня к себе, и я, словно верный пес, последую туда, куда потянет она свой невидимый поводок. Совсем скоро мы встретимся вновь. Совсем скоро я постараюсь раскрыть твою тайну, Павшая…

*   *   *

8 день месяца ветров

Произошло немыслимое. Мне даже тяжело об этом писать. Кажется, будто злой рок обрушился на наши головы. Кто-то или что-то не желает, чтобы мы продолжали свой путь, и слишком явно говорит нам об этом.

Стоило мне только погрузиться в сладостную дрему, забыться от морской качки и ежеминутно подступающей к горлу рвоте, как в мою каюту, без стука и предупреждения, ворвался Оливер. Он был не на шутку взволнован и напуган, стал тормошить меня, из раза в раз произнося мое имя. Я плохо соображал и не мог понять, что происходит. Не сразу до меня дошел смысл слов, сказанных поваренком.

— Мистер Ниман! — чуть дыша произнес мальчишка, продолжая трясти меня за плечо, пытаясь вырвать меня из цепких лап царства сна. — Вы должны пойти со мной! Трое уже мертвы, мистер Ниман! Прошу, вставайте!

Сознание приходило долго, мысли путались, а я сам ощущал себя так, будто провалился в зыбучие пески Кларны и утопал в них без шанса на спасение. Через силу я сел в койке, свесив к полу ноги, и тщательно протер свои покрасневшие глаза. Все это время Оливер продолжал что-то говорить, но смысл сказанного ускользал от меня, оставляя лишь рванные части слов, которые не желали обретать истинную форму. Я оперся ногами о деревянный пол и оттолкнулся руками от койки, чтобы встать. Весь мир перед глазами закружило, меня покачнуло, но я устоял, схватившись рукой за плечо мальчишки и приняв устойчивое положение. Меня мутило, но я боролся с собой. На удивление сейчас это получалось у меня лучше, чем в прошлые дни, когда началась морская болезнь.

Собрав всю свою волю в кулак, я сосредоточил взгляд на Оливере, обхватив его плечи своими руками. Мы встретились глазами, и волнение мальчишки, как мне показалось, сошло на нет. Моя же голова наконец-то прояснилась.

— Говори, что случилось, — произнес я твердо, слегка потрясывая его.

— Он напал на них. Убил троих и дальше пошел…

Оливер пытался сохранять спокойствие, но то было ему не под силу. Через голос вырывался его страх, вырывалось волнение, отчего я не смог понять смысл произнесенных слов.

— Пираты? — спросил я серьезно, предполагая худшее.

Мальчишка удивился моему ответу и резко мотнул головой.

— Что же тогда? — мой голос стал громче, пусть я и сам этого не осознавал.

— Ваш человек, мистер Ниман, с ума сошел, — ответил Оливер. — Пойдемте со мной! Вам нужно подняться на палубу. Сами все увидите!

Я согласился с ним и сделал пару шагов к двери. Покачнуло меня, вернулось головокружение, вернулся ком в горле. Рвотная масса хлынула кверху, смочила горло и упала обратно в желудок, оставив после себя противный кислый привкус во рту. Если бы не Оливер, который продолжал поддерживать меня, я бы тотчас же повалился на пол. Я отдышался, сглатывая едкую кислую слюну.

— Спасибо, — произнес я мальчишке и легонько кивнул. — Пойдем.

Оливер не был против помочь мне, бледному и немощному, выйти из собственной каюты, впервые за все дни плавания, придерживал меня и служил живым костылем, который не позволял мне упасть. Уже издали я слышал шум и крики. Звенела сталь, смешиваясь с чьим-то безумным смехом. Медленно мы пошли по ступеням лестницы и поднялись на палубу.

У грот-мачты в окружении вооруженных наемников и членов команды Эйзенхайвера с саблей наперевес, будто загнанный хищный зверь, из стороны в сторону бросался хиленький мужичонка, которого я даже не сразу узнал. Так разительно он отличался от того человека, с которым я был знаком. Растрепанные волосы стояли колтунами в разные стороны. Лицо искажено безумием. Глаза сверкали каким-то неестественным светом. Это был Маркус Донетти, заслуженный антрополог Альбиона, преподававший ранее в академии Коваля.

— В очередной раз повторяю: сложи оружие и сдайся! — приказным тоном воскликнул Отто, держа наготове свою шпагу, острие которой было нацелено на грудь Донетти.

Худощавое тело антрополога лишь конвульсивно задергалось после слов Эйзенхайвера, а на его лице появилась хищная улыбка. Он мгновенно бросился вперед, отводя своей саблей клинок одного из наемников, а левой голой ладонью хватаясь за лезвие шпаги капитана «Атлантики». Казалось, что Маркус Донетти даже не ощутил боли, что сам себе причинил.

События замелькали перед моими глазами, словно калейдоскоп. Щуплый мужчина, с этой глупой козлиной бородкой и безумным взглядом, собственным телом сбил с ног Эйзенхайвера инанес рубящий удар по грудной клетке рослого наемника-таханца, тот даже не успел среагировать и защититься. Таханецупал на палубу замертво, а вот Отто успел перекатиться вбок, уходя от следующего удара Маркуса, который должен был его убить. Сабля лишь на мгновение застряла в доске, но Донетти передвигался так быстро, как будто в него вселился самый настоящий демон. Стоит мне моргнуть, как он одновременно сражается с тремя, а то и четырьмя соперниками, не то что уступая им, а даже, наоборот, превосходя их и оттесняя.

Только сейчас я заметил на палубе и другие неподвижные тела, рядом с которыми набежали лужи крови. Трое. Одна наемница, чьего имени я не знал, но запомнил ее по нательным рисункам, которые на одной половине ее лица образовывали старинный защитный узор Ригельштальца. Еще там были тела ученого-биолога, Ульрика Стажовски, и черного археолога, Бенджамина Ладса, с которым мне выпадала честь несколько раз принимать участие в раскопках под Кларной.

Пока же Маркус сражался одновременно уже с пятью противниками, крутясь на месте, словно волчок, и отражая все выпады в свою сторону, Отто Эйзенхайвер поднялся на ноги и даже не обратился, а просто протянул руку своему первому помощнику Гридсу. Тот вложил ему в ладонь заряженный пистоль. Мгновение— и капитан «Атлантики» находит уязвимое место Донетти. Выстрел!

Пуля, небольшой железный шарик, вспарывает грудную клетку антрополога там, где у него находилось легкое. Это заставило Маркуса остановиться, чтобы его тут же пронзило три клинка насквозь. Он улыбнулся, а изо рта тоненькой ниткой побежала от уголка рта по подбородку кровь.

— Что здесь происходит?! —крикнул я, прерывая гнетущее безмолвие, наступившее сразу после выстрела.

Все как один обернулись и увидели меня, немощного, опирающегося на плечо мальчишки-поваренка. Повернулся и Донетти. Никто не давал мне ответа, все молчали. Тогда антрополог сделал вздох, продолжая захлебываться кровью, словно не чувствуя боли,и прохрипел в мою сторону:

—Глу-пец!.. Ты не зна-ешь… с чем… столк-нулся…

И безумный блеск в его глазах исчез. Последнее, что выразило его лицо перед смертью, было чувство боли и непередаваемого ужаса, а еще — не знаю, показалось мне или нет, — он был растерян, будто так и не понял, что произошло перед тем, как его тень покинула тело.

Меня трясло, но я наконец-то совершенно перестал ощущать последствия морской качки. Не было головокружения, не было рвотных позывов, остался лишь страх и… неизвестность.

Никто так и не смог объяснить мне, что произошло. Но почти все утверждали, что Донетти играл на палубе с другими учеными в ромб, — простую деревенскую игру. Ничто не предвещало беды, а потом Маркуса будто подменили. Он резко встал с места и устремился к той самой женщине-наемнице, вырвал из ее ножен саблю и пронзил ее. После этого от руки антрополога умерли и Стажовски с Ладсом, прежде чем остальные успели среагировать.

По морскому обычаю для умерших выделили одну из старых лодок, наспех залатали ее, чтобы она не утонула раньше времени. Тела невинно убиенных сложили рядами на доски и облили смолой. Отодной пущеннойстрелы с горящим наконечником тела мертвецов вспыхнули, озарив синюю гладь столбом дыма и пламени. Лодка удалялась от «Атлантики», покачиваясь на волнах. Члены экипажа молча провожали мертвых в царство теней.

А вот с телом Маркуса поступили иначе. К его ногам привязали одно из пушечных ядер, но перед тем, как сбросить его на морское дно, ему зашили глаза и рот, чтобы в посмертии он не мог нашептать имена тех, кого убил, тем самым продолжая преследовать их и в царстве теней.

После долгого разговора с Эйзенхайвером и Варриком, который не принес мне успокоения, я вернулся в свою каюту, где и забылся долгожданным блаженным сном…

*   *   *

16 день месяца ветров

Морская болезнь отступила, но я все равно был лишен сна. После случившегося каждую ночь меня посещали кошмары, от которых я просыпался в холодном поту и бессилии. Мне не давало покоя безумие Маркуса Донетти. Что же с ним произошло?

Ночами я пытался изучать книги. Искал ответы на вопросы, на которые попросту нельзя было ответить. Углубился в географию и картографию. Накладывал тщательно изготовленную копию карты, которую нарисовал Коваль с помощью кристалла Авроры, на картографические планы Триединого королевства. И каждый раз злился на то, что картографы неверно отображали расстояния в своих трудах. У всех поголовно Альбион находился так близко к землям Кларны и Ригельштальца, что попросту невозможно было тратить по двадцать дней плавания, чтобы добраться из одного государства в другое. На деле, конечно же, все обстояло иначе.

Сколько бы я ни пытался прикладывать карту Коваля к картографическим планам, маршрут и расстояние до искомой цели все равно оставался ориентировочным. О точных данных не следовало даже заикаться. По крайней мере, мне будет что сказать уважаемому профессору Лиаму и его ученым мужам, когда мы вернемся. Если вернемся…

Но как бы я ни старался отвлечься от случившегося с Маркусом, те события никак не желали покидать моих мыслей. Раз от раза я повторял прошедшие события и искал причину, почему это произошло. Искал упущенные возможности, как это можно было предотвратить. Но все было тщетно.

Настроение экипажа на «Атлантике» заметно ухудшилось. Даже Мильтон перестал предаваться утехам, опорожняя припасы экспедиции. Все наконец-то задумались о том, что наша работа связана с риском для жизни. Напряжение, будто эфир, витало в воздухе, смазывая и замедляя движения. Наемники насторожились, приглядывая за каждым членом экипажа, подозревая в каждом смертельного противника. Я не мог упрекнуть их за это.

Мои частые появления на палубе также не сказывались лучшим образом на настроении команды. Но никто, что меня радовало, не лез ко мне с лишними вопросами. Так было спокойнее.

Пусть я и оправился после морской болезни, даже несколько окреп, и больше не нуждался в чьей-либо помощи, кошмары и бессонница изматывали меня сильнее любой схватки. Это отмечали члены экипажа и перешептывались. Я лишь слышал этот неразборчивый бубнеж, проходя мимо, но стоило мне остановиться или подойти ближе, как все шепоты стихали, все продолжали заниматься своими делами.

— Как обстоят дела, капитан? — спросил я Эйзенхайвера, заглядывая к нему в каюту. — Долго нам еще плыть до берегов Ригельштальца?

Отто смерил меня тяжелым взглядом, будто я мешал ему заниматься его делами, но не произнес ничего лишнего.

— Если духи вод на нашей стороне, то по истечению двух дней увидим землю, мистер Ниман. Как вы себя чувствуете?

— Заметно лучше, — слукавил я, улыбаясь. — Тем не менее хотелось бы поскорее ступить на сушу и размять ноги.

— Успеется, — лишь ответил капитан и вновь принялся измерять курвиметром расстояние, которое мы по его расчетам уже преодолели и которое нам еще предстоит преодолеть.

— Эти карты не точны, — произнес я, более внимательно изучая действия Эйзенхайвера.

Тот лишь в свою очередь тяжело вздохнул и только потом поднял на меня свой уставший и раздраженный взгляд.

— Мистер Ниман, займитесь, пожалуйста, своими делами, — четко озвучил он свои мысли. — И не мешайте мне заниматься своими.

Я вытянул вперед ладони в защитном жесте и кивнул, принимая позицию капитана. Удалился, плотно закрыв за собой дверь.

Последнее время мы слишком часто встречались в каюте капитана впятером. На этих собраниях присутствовали: я сам как руководитель экспедиции; Отто Эйзенхайвер как капитан «Атлантики»; Мильтон Варрик как предводитель черных археологов; Вайнар-Беши, самолично вызвавшийся командир наемников; и Эльза Миллер как представитель научно-исследовательской группы. Мы обсуждали о произошедшем с Донетти, так и не придя к общему мнению, разделяли припасы и составляли списки необходимого, что нужно будет купить в Ригельштальце, планировали дальнейший путь через джунгли к искомой точке. Каждый вечер обсуждалось практически одно и то же, но мы были вынуждены обсуждать столь простые вещи, чтобы трагедия не повторилась вновь.

Понимая, что наше плавание подходило к концу, я стал чаще замечать за собой фаталистические мысли. Мне казалось, что вся наша экспедиция обречена на гибель. Я пытался гнать эти мысли прочь, но удавалось из рук вон плохо. Возникновение из ниоткуда морской болезни, которой никогда не было. Безумие Маркуса Донетти. Обреченно настроенная команда.

С тяжелой головой я направился к Мильтону, надеясь, что старый друг поможет дельным советом или вовсе скрасит время и успокоит меня. Я спустился на нижнюю жилую палубу, которую разбили перегородками на кубрики. В одном находилась команда корабля, в другом обитали наемники, в третьем археологи и ученые. Варрик же скрывался в носовой части жилой палубы, где ему заботливо выделили небольшую каюту.

Множество глаз провожало меня, пока я пробирался через кубрики членов экипажа. Никто ничего не говорил мне в спину, но я буквально чувствовал все невысказанные слова. Чувствовал, что в произошедшем с Донетти винили именно меня. Пусть винят и помнят, с чьей руки они кормятся.

Добравшись до каюты Мильтона, я без стука открыл дверь, но за ней ничего не было. Вернее, там была какая-то каморка, в которой стояли невскрытые коробки. На каждой — маркировка королевства Альбион. В раздумье я почесал голову, пытаясь понять, где я заплутал и свернул не туда. Вернулся обратным ходом, но там, где я проходил пару минут назад и где находились кубрики, была не жилая палуба, а трюм, набитый ящиками с припасами, парусиной, ядрами для пушек, там же находились и сами пушки в количестве четырех штук. В это мгновение мне показалось, что я схожу с ума. Протер пальцами глаза, но ничего не изменилось — я все еще был в трюме.

Вот что творит с людьми недостаток сна.

Я прошел трюм насквозь, выходя к лестнице, и поднялся на пролет выше. Перед глазами вновь возникли кубрики и злые глаза, которые внимательно смотрели на меня, пусть и украдкой. Мне лишь оставалось вновь пройти мимо всех членов экипажа, стараясь не замечать на себе их пристальные взгляды. Дошел до носовой части корабля, где должна была быть каюта Варрика. Сейчас я в точности был в этом уверен. Толкнул дверь и зашел внутрь.

Было темно, хоть глаз выколи. Я обернулся в поисках светильника, но у двери ничего не было. По ногам подул холодный ветер, и дверь за моей спиной с хлопком закрылась. Из тьмы ко мне приближался силуэт. Точеный, аккуратно сложенный и явно женский.

— Да-да, — прозвучал шелестящий женский голос. — Кто пожаловал ко мне в гос-с-сти. Неужто с-с-сам мис-с-стер Ниман?

Женщина подошла ближе. Она была ниже меня на полторы головы, но я все равно видел лишь ее силуэт. Плавными движениями она нагнулась куда-то в сторону, и в каюте появился маленький огонек, который перешел на свечу. В полумраке я смог разглядеть полностью нагую женщину со шрамами, сливающимися в дивный узор, по всему телу. На ее голове не было волос, но вместо них были нательные рисунки, дополняющие шрамы. И пусть это выглядело страшно, в какой-то степени отвратительно, я не мог не согласиться с тем, что она все же оставалась по-своему привлекательной.

— Кто ты такая? — мой голос прозвучал сухо, казалось, с нотой волнения.

Она звонко рассмеялась, но даже ее смех шелестел… нет, скорее, шипел, подобно змее.

— Морс-с-ская ведьма, глупенький! — с усмешкой произнесла она, касаясь моего запястья своими пальцами.

— Но что ты тут делаешь?

И вновь ее странный шипящий смех заполонил каюту.

— На каждом корабле должна быть ведьма, ты не находишь?

Ее слова казались убедительными. Хотя о чем это я, это итак было убедительно. Так повелось, что на каждом корабле должна быть морская ведьма, чтобы отводить прочь непогоду и давать преимущество в бою.

— Но почему я раньше тебя не видел?

— Я не люблю быть на виду, — ответила она, и ее пальцы медленно стали подниматься от моего запястья к локтю, а после и к плечу. — Но что ты делаешь з-с-сдес-с-сь?

На мгновение я растерялся. Я был уверен, что она пленила меня какими-то своими чарами, и не мог выпутаться из них. Хотя, стоит признать, и не сильно-то хотелось.

— Вообще я искал друга…

— Но ноги с-с-сами привели тебя ко мне, — закончила она за меня и вновь рассмеялась. Ее пальцы уже скользили по моей шее. — Что бес-с-спокоит тебя, Алис-с-стер?

— Я не знаю, — произнес я и понял, что соврал. Понял, что она поняла это, потому продолжил говорить: — Мне кажется, что я совершаю ошибку, но уже не могу отступить назад.

Она приложила свой указательный палец к моим губам, заставляя меня замолчать, а сама прижалась ко мне. Я сквозь рубашку чувствовал, как ее набухшие соски словно окаменели и упирались мне выше живота. Ниже пояса я почувствовал движение, желание, с которым не мог совладать.

— Я помогу тебе, глупенький, — говорила она, завораживая. — Я с-с-сниму с-с-с тебя тревогу, облегчу твою боль. З-с-сабудь обо всем, что бередит твои раны.

Ее теплое дыхание прокатилось по моей шее, по телу пробежали мурашки. Я хотел ее, желал всем сердцем получить то облегчение, что она обещала. Ее пальцы заскользили по моему лицу. Пылкие сочные губы впились в мои. Боль и тревоги отступали, я забыл про них. Обхватив ее за талию, я прижал к себе, продолжая целовать.

— Теперь вс-с-се будет хорошо…

Ее пальцы скользили по моей щеке, гладили висок. Она положила всю ладонь мне на лоб и… неожиданно остановилась. Мгновение — и она вырвалась из моих объятий. Я открыл глаза и увидел на ее изуродованном лице страх вкупе с недоверием.

— Этот с-с-символ, — прошипела она угрожающе. — Что это за метка? Кто пос-с-ставил тебе эту метку?

Ее пальцы, нет, когти впились мне в грудь. На лице — хищный оскал.

— Кто ты такой?! — закричала она, и этот крик быстро превратился в дикий вой, оглушающий меня.

Я пытался вырваться из ее хватки, пытался закрыть свои уши. Вой был невыносим, он оглушал. Кажется, еще чуть-чуть — и я бы вовсе оглох.

— КТО ТЫ ТАКОЙ?!

Она вновь протянула свои пальцы к моему лбу. Коснулась его…

*   *   *

17 день месяца ветров

Я не помню, как писал эти строки.

Помню, что со мной произошло. Думал, что это лишь очередной кошмар. Но эти записи в дневнике, выведенные моей рукой. Я ничего не понимаю.

Перечитывая раз за разом записи того, что со мной произошло, я испытываю дрожь по всему телу. Поднимаю рубаху и вижу: на груди свежие следы от чьих-то когтей. Убеждаюсь, что произошедшее и вправду было.

Я должен найти эту ведьму. Что она имела в виду? Что вообще произошло?

К полудню собрался с мыслями и сталодеваться. Вышел из своей каюты и поднялся на палубу, где встретил хмурые взгляды команды корабля. Они суетились, занимаясь своими делами. На мостике у штурвала заметил Эйзенхайвера, который что-то бурно обсуждал со своим первым помощником, Ларри Гридсом.

Наверное, на моем лице можно было прочитать тревогу, но я лишь чувствовал это, хотя внутри меня действительно бушевала буря противоречивых эмоций. Целеустремленным шагом яподнялся на мостик.

— Ты полностью в этом уверен, Гридс? — спрашивал капитан. — Как мы могли сбиться с курса?

— Восточный ветер дует уже третий день и относит нас в сторону, капитан, —ответил первый помощник. — Я корректировал курс, но более чем уверен, что мы сбились и отстаем от маршрута на пару дней.

— Демон!

— Отто, я могу с тобой поговорить? — встрял я в их разговор.

Эйзенхайвер недовольно посмотрел на меня. Тяжелый вздох.

— Рассчитай курс еще раз, Гридс! — скомандовал Отто своему помощнику. — Чтобы к полудню у меня был построен точный маршрут!

— Есть, капитан! —отозвался Ларри и удалился, оставляя нас вдвоем.

Эйзенхайвер поворачивается ко мне:

— Что ты хотел, Алистер?

— Мне нужно поговорить с ведьмой на корабле, — быстро ответил я. — Но мне нужно, чтобы ты пошел со мной.

— С кем? — капитан искренне удивился. — О чем ты…

Тут с вороньего гнезда, расположившегося на марсовой площадке фок-мачты, донесся девчачий крик впередсмотрящей, Мэй О’Лири:

— Земля! Я вижу землю! Юг-восток!

Капитан тотчас же отвлекся на ее крик, достал из-под морского мундира подзорную трубу и устремил свой взор в озвученном направлении, попутно сверяясь с компасом.

— Эванс, курс юг-восток! —скомандовал Отто рулевому.

— Есть, капитан!

— Мы прибыли, господа! — громко и радостно озвучил Эйзенхайвер то, что все давно ждали. — Это —Ригельштальц! Я вижу Железные врата!

Громогласный крик, полный восторга, разнесся над кораблем: команда и члены экипажа своим кличем дали знать, что плавание подошло к концу.

— Но почему так рано? —задал я волнующий меня вопрос. — Мы еще пару дней точно должны бороздить воды…

— Демон с тобой, Ниман! — усмехнулся Отто. — Радуйся, что скоро ступишь на землю. Нам всем пора это сделать…

Я улыбнулся. И вправду, что это я? Это была потрясающая новость, которой можно и нужно было порадоваться.

— А что насчет ведьмы?

Капитан вновь устремил на меня удивленный взгляд.

— О какой ведьме ты ведешь речь, Ниман?

— О той, что прячется в трюме.

Отто постучал указательным пальцем себе по виску, показывая, что у меня якобы ум за разум зашел.

— На моем корабле никогда не было и не будет никаких ведьм…

Прекрасная новость оказалась омрачена отвратительной. Тогда что со мной было? Откуда мои воспоминания? Откуда раны на груди? Откуда записи в дневнике?

— Забудь ты о своих ведьмах, Ниман. Ступишь на землю, хорошо отоспишься в каком-нибудь постоялом дворе и придешь в себя.

Я предпринял последнюю попытку:

— На корабле точно нет никакой ведьмы?

— После того как одна из этих ведьм погубила моего отца и брата, у меня нет им веры. Это создания демонов, и потому я никогда и ни за что не пущу ни одну из этих фурий к себе на борт. Ты услышал меня, Ниман?

— Да… На корабле нет ведьмы…

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...


"Последнее дело Билли Аттертона" - интерактивный роман с элементами мистики и детектива. Сюжет бурно развивается на просторах площадки ВКонтакте, где и приобретает свою ноту нелинейности происходящего. Обычные читатели голосуют именно за тот поворот сюжета, который хотят видеть, и так или иначе влияют на судьбу главных героев. Если и вы желаете принять непосредственное участие в развитии сериала, милости просим в гости: https://vk.com/william_atterton