Глава 1. Молочные сёстры

День выдался особенно хорошим. Вчера прошёл дождик – тихий, безветренный – зелень и цветы оттого стали еще краше. Вдали, километров эдак на пять, раскинулось село Казимировка. Оно утопало в садах, и всюду, куда ни глянь, виднелись лишь соломенные крыши с мазаными дымоходами.
А возле красивого дома небольшого поместья одиноко стояли две девушки-ровесницы, лет восемнадцати. Одна, чуть пониже – черноглазая брюнетка с приятной улыбкой симпатичного личика. Другая – сероглазая тёмно-русая красавица с вьющимися от природы густыми волосами, двумя тяжелыми косами спускающихся едва ли не до колен. Выражение её одухотворенного лица постоянно менялось от доброжелательного до строго повелительного.
С наслаждением вдыхая свежий воздух, девушки неспешно направились к саду и остановились на пригорке, любуясь красотой окружающей природы.
– Панна Янина, вы поедете сегодня кататься на своём Дружке? – спросила брюнетка.
– Конечно, поеду, а почему ты спрашиваешь?
– Панна Яня, мне тоже хочется покататься.
– Так в чем же дело! Бери свою любимую Норку или Цитру и поедем. Сейчас десятый час, до обеда еще четыре часа, мы с тобой вполне успеем покататься. Заедем в село к деду Матвею, он обещал дать майского меда, и займемся приготовлением к обеду.
– А что сегодня будет? Кто-то приедет на обед, раз вы должны сами накрывать на стол?
– Ты тоже будешь мне помогать.
– Хорошо, с удовольствием, но кто же у вас будет столь уважаемый, что вы лично должны смотреть за обедом?
– Ты разве забыла, что у нас гостит отряд пограничников, и тетушка Агата пригласила их на обед? Я хочу, чтобы всё было красиво, поэтому надень свое темно-красное платье, оно тебе к лицу.
– А разве я тоже буду сидеть за столом?
– Конечно, будешь. А почему ты спрашиваешь, разве тебе не положено?
– Конечно, не положено.
– Почему не положено?
– Ну, как же! Вы хозяйка в своём имении, а я только дочь служанки.
– Служанки-служанки! Ты же знаешь, что я твоей матери жизнью обязана, и она мне также дорога, как моя родная мама. А ты мне молочная сестра, и больше никогда не говори , что чужая.
– Спасибо вам, панна Янина, большое спасибо.
– Постой-постой, Зося, а почему ты вдруг стала говорить со мной на “вы”, да ещё панна Янина? Это что, какой-то каприз или насмешка?
– Что вы, панна Янина, разве я посмела бы над вами насмехаться, да еще в глаза?
– Ну, тогда объясни, в чем дело.
– Моя мама сказала, чтобы я вам всегда говорила “вы”, потому что я вам не ровня. Я, конечно, согласилась, потому что это правда.
– Слушай, Зося, ты моя молочная сестра, твоя мама выкормила меня грудью, и она мне, как мать. Ведь я её называю мамой и люблю, как родную, и тебя люблю. И знай, я всем с тобой поделюсь, что у меня есть.
– Как всем?
– Так! Всем, что у меня есть.
– И даже дадите – ой, забыла – дашь мне Норку?
– Не только Норку, а всё тебе дам. Всё поделю пополам: дом, скот, поле, деньги, – словом, всё.
– Яня, что ты говоришь! Кто тебе это позволит! Во-первых, ты еще несовершеннолетняя, а во-вторых, тебе твоя тетя не позволит. Ну, и твой опекун, пан Заремба, тоже не позволит. И я сама не хочу пользоваться твоей добротой. Хватит с меня и того, что ты ко мне хорошо относишься.
– Ну, так слушай, Зося! Через два года мне будет двадцать лет. Это значит, что я буду иметь право распоряжаться своим добром, как захочу. И я уже настолько взрослая, что знаю, как мне поступить. Давай, лучше я тебя поцелую, и на этом закончим.

Девушки обнялись и пошли дальше по садовой аллейке. Сад был небольшой, но в нем царил строгий порядок. Дорожки аккуратные, ровненькие, песочком посыпанные, а по сторонам кусты смородины и крыжовника.
Гуляя по одной из аллеек, девушки задержались напротив кустов смородины, что росли красивым полукругом, и разговорились о своем, не заметив, что среди кустов, прямо на травке, расположились два офицера и теперь с интересом прислушивались к их разговору.
– Яня, а ты видела солдат-пограничников?
– Нет, не видела, а что там интересного, солдаты как солдаты. А ты видела?
– Конечно, видела.
– Ну, и как? С рогами и копытами?
– Нет, обыкновенные, как все, а всё же интересные, в особенности, офицеры.
– А как же ты их увидела? Неужели ходила к ним?
– Ну, что ты, Яня! Разве я пошла бы к солдатам. Я их из окна видела.
– Ладно-ладно, не обижайся, а лучше расскажи, какие они? Наверно, волосатые, глазастые, зубастые.
– А вот и нет! Наоборот, очень красивые. Один – светло-русый парень, а другой – тоже высокий и стройный, но черный, как цыган. Знаешь, он смуглый, а волосы кудрявые и брови, как нарисованные. Знаешь, такой мужчина! Ух, какой! Даже не знаю как тебе лучше его описать. Вот, как придут на обед, сама увидишь.
– Э-э-э, да я вижу, ты уже влюбилась по уши.
– Влюбиться я так скоро не могла, но говорю тебе, что это ух! Мужчина.
– Ну, хорошо, в обед посмотрим, а теперь давай побежим вон туда, к той кривой яблоне, а от неё в эти кусты. Кто из нас скорее добежит, та и влюбится в ух! Мужчину. Ну, раз, два, три, побежали! Только не обманывать!
И девушки побежали наперегонки, а офицеры все это слышали и с интересом ждали, что будет дальше. Они и не знали, что кусты были намечены именно те, за которыми сидели.
Янина добежала первой, но оказавшись чуть впереди Зоси, зацепилась ногой за ветку, и повалилась прямо в объятия ух! Мужчины. А Зося рухнула следом, почти на неё. На мгновение девушки оторопели от неожиданности, да и мужчины тоже. Светлый мужчина поднялся первым (он оказался в стороне от главных событий), и помог подняться Зосе. Янина вскочила самостоятельно, но когда еще невольно рвалась из цепких рук брюнета, удержавших её от опасного падения, услышала, как тот удивленно, но не без бахвальства сказал:
– Ты погляди, Густав, пташка сама залетела в мои объятия.
– Я вижу, вы слишком уверены в своих успехах! Не залетела бы эта пташка в ваши объятия, если бы знала, что вы сидите в её кустах, как вор!
Смуглый красавец не ожидал такого жёсткого ответа, несколько смутился, но быстро поднялся, вытянулся в струнку, как перед начальством, и извинился:
– Прошу прощения, мадемуазель, я больше без вашего разрешения в сад не пойду. Вы меня простите?
– Да ладно уж вам, ходите в сад, сколько душе угодно, только не подглядывайте и не подслушивайте девушек, потому что это некрасиво.
– Еще раз прошу прощения! Разрешите идти?
– Разрешаю, и до свидания.
Девушки ушли. Одна с гордо поднятой головой, а другая с каким-то сожалением. Выйдя из сада, Зося сказала подруге:
– Яня, зачем ты его так отчитала?
– Как это зачем? А ты что же хотела, чтоб я осталась в его объятиях и млела от восторга?
– Ну, уж млела, не млела, но ты видела, какой он красивый?
– Вот именно, Зося. Он, конечно, знает о своей красоте, и потому такой самоуверенный. А ну их, пошли в конюшню, а то не успеем к обеду, и тётка будет недовольна.

Офицеры издали немного понаблюдали за удаляющимися девушками и после длительной паузы заговорили:
– Ну, что, Роми, как тебе девушки, нравятся? Которая из них краше?
– Трудно сказать, обе хороши.
– Но всё-таки, которая красивее?
– Конечно, русая красивее. Только мне не нравится её надменность. Видно, что она о себе высокого мнения. Я таких не люблю.
– Мне кажется, Роман, вы по характеру похожи друг на друга, и на сближение друг с другом повода не дадите из-за своего упрямства. Ну, а я этим воспользуюсь, и девушка будет моей. Она мне чертовски нравится. Что ты на это скажешь?
– Скажу, что будет моей. Могу с тобой держать пари, на что хочешь.
– Хорошо, держим пари. Моя шашка, твой пистолет. Идет?
– Идет! По рукам!
Так, разговаривая, офицеры вошли в свой флигель и принялись прихорашиваться, готовясь блеснуть на званом обеде.

Девушки тем временем заехали к пасечнику, деду Матвею. Тот сидел на бревне и что-то строгал. Увидев девушек, поспешно встал, открыл ворота и поприветствовал приезжих:
– Здравствуйте девочки, здравствуйте красавицы! Подождите, я только закрою ворота и помогу вам слезть с лошадей.
– Вот не хватало, чтобы ты нас с лошадей ссаживал. Что мы больные или маленькие?
И привязав лошадей к забору, девушки принялись целовать деда, приговаривая:
– Здравствуй, наш хороший родной дедушка. Дай бог тебе здоровья, долгих лет жизни, чтобы ты был у нас посаженным отцом на свадьбе. Ведь у нас нет своих отцов, ни у меня, ни у Зоси. Хорошо, дедусь, будешь?
– Хорошо-то-хорошо, барышня дорогая. Но тебе будет стыдно меня за отца приглашать. Я ведь простой крестьянин, а ты барышня.
– Ой, дедушка, как мне надоело, что вы все зовете меня барышня, да барышня. Когда я уже буду вашей? Разве мой отец был князь или граф? Он был такой же, как и вы. Только мой дед сумел нажить денег, по-умелому вести хозяйство, прикупил земли, построил конеферму и выучил моего отца. А отец меня научил, дал образование, ну и на маме, культурной и образованной, женился. И таким вот способом я стала барышней. Но происхождения-то вашего, и не чуждайся меня, дедушка Матвей. Хотя ты родной дед Зоси, но будь и моим дедом. Ведь у меня никого нет, правда. Одна тетка, но и та со странностями. Если бы не мать Зоси, то, наверно, я или давно умерла, или была бы такой, как моя бедная тетя. Ей, моей тёте, только кажется, что она ведет хозяйство, а фактически хозяйство ведет Зосина мама, Павлина Вишневская и Петро Бондарик, наш управляющей. Ну что, дед, будешь меня чуждаться и отталкивать от себя? – и Янина, обняв деда, склонила свою головку деду на грудь и заплакала, вспомнив по рассказам и фотографии свою покойную мать. Отца она хорошо помнила. Когда тот умирал от чахотки, ей было восемь лет. Перед смертью отец позвал её, лежа уже в постели, и сказал:
– Доченька, ты уже большая настолько, что поймешь меня. Если я умру, помни, будь для тети Агаты хорошей, и конечно, во всем будь хорошей, но слушай только свою молочную мать и Петра Бондарика. Они честные и добрые люди. Я им оставляю свое хозяйство и тебя. Они помогут тебе учиться и стать хорошим человеком.
Девочка понимала, что отец скоро умрет, об этом она не раз слышала. Она выслушала всё, что говорил отец, с минуту помолчала, а потом внимательно посмотрела на отца и тихо спросила:
– Папа, ты скоро умрешь и пойдешь к моей маме? Да, папа?
– Да, детка, пойду к маме.
– Папа, а там, где моя мама очень страшно?
– Нет, моя дорогая Янечка, если человек добрый и честный, ему даже очень хорошо, а если человек подлый, жадный, завистливый, тому на том свете будет плохо. Но ты, моя дочка, будешь хорошей. Правда, доченька, правда?
– Да, папа, я буду слушать мою молочную маму и дядю Бондарика.
Ночью отец Янины, Кароль Раевский умер. Девочка не плакала, только сидела у ног отца целых два дня и после похорон тоже сидела у той же кровати. Так сидя, дремала, а проснувшись и очнувшись от дремоты, все глядела и глядела на подушки, на которых лежал отец. Она его видела в своем воображении. Четыре дня девочка ничего в рот не брала, и кто его знает, чем это кончилось, если бы Павлина Вишневская не увела её в село, к своему отцу, деду Матвею. И вот, вспомнив все это, Янина и всплакнула на груди старика.
– Полно, девочка, успокойся, не надо плакать, никто от тебя не отворачивается, не отталкивает. Наоборот, я очень рад, что ты сама перед нами не гордишься.
– Дед, а дед, ты знаешь, что мне сейчас сказала Яня? – отозвалась вдруг Зося
– А что, Зосенька, у тебя есть какие-то сомнения насчет нашей к ней доброжелательности?
– Нет-нет, дед, совсем не то.
– А что же?
– Яня сказала, что поделит все свое хозяйство со мной пополам.
– А-а-а, это дело серьёзное. Янина еще молодая, несовершеннолетняя. Надо, Янечка раньше подумать, чем обещать.
– А я, дедушка, всё передумала, и в своё время сделаю, как обещала.
– Ну, ладно, девочки, пока что-то, когда-то будет, садитесь за стол, угощу свежим медом. Вот понюхайте, как пахнет.
Девушки с наслаждением поели свежего меда с пшеничным пухленьким коржом, запивая козьим молоком.
– Какое у тебя, дедушка, все вкусное, и как у тебя приятно посидеть. Только нам уже пора возвращаться домой к обеду, а то тетка будет нервничать. Знаешь, к нам сегодня на обед придут неожиданные гости.
– Неожиданные? – переспросил дед – Что, может, сваты к какой-нибудь из вас?
– Нет, дедушка, не сваты, а вчера к нам заехал маленький отряд из сорока душ пограничников. Вот тетя и догадалась, пригласила ихнюю старшину сегодня на обед, а сама не может управиться. Вот поэтому мы и спешим. В следующий раз приедем надолго, а может быть, тебе надо что-то сделать, мы сделаем. До свидания, дедушка, мы скоро приедем.
– До свиданья, дорогие девочки, счастливой вам дороги, буду вас ждать.

Дед смотрел и смотрел вслед удаляющимся, пока они не скрылись, потом сел на завалинке своего дома и подумал: “Хорошая дочь покойного Раевского. Хоть бы её кто не испортил, не сбил с правильного пути. И правильно она рассудила, что хочет поделиться своим имением с моей внучкой. Правда, невелико то хозяйство, но сколько надо крестьянину, чтобы был одет, обут, сыт, – вот и все его счастье. Да ладно, поживем – увидим, как говорится”.
Девушки возвращались домой веселые. Шутили, вспоминали утреннюю встречу с пограничниками и даже пели шуточную песенку. Зося первой начала петь. Янина подхватила, и так всю дорогу они то пели, то шутили:

Кукулечка кука, ве мне серце стука.
Глупе тен кавалер, же с посагем шука.
Ку-ку, ку-ку, тра-ля-ля, тра-ля-ля
Же с посагем шука.
Кукулечка кука коло мего ганку.
Сёнде и помысле о своем коханку
Ку-ку, ку-ку, тра-ля-ля, тра-ля-ля
О своем коханку.
Кукулечка кука коло моей кухни.
А кто мне не коха, нех му серце спухни.
Ку-ку, ку-ку, тра-ля-ля, тра-ля-ля
Нех му серце спухни.

– Ха-ха-ха, Яня, ну скажи, кому?
– Ну, тому же, кто тебя не любит, не кохает.
– Только бы не спухло чернявому офицеру, – сказала Зося.
– Вот ему-то и надо, чтобы спухло.
– Ой, Яня, почему ты такая к нему жестокая?
– Да, я, Зося, совсем не жестокая, он даже и мне немного нравится. Только я тебе говорила, что он задавака, а от таких мало толку. А вот блондин, видно, скромный, деликатный, и потому мне лучше нравится. В общем, сегодня за обедом посмотрим.