Я открыла глаза, и через секунду прозвенел будильник. На работу к девяти, но я всегда встаю в шесть. Сорок минут уходит на душ, мытьё головы и укладку волос. Полчаса – на приготовление завтрака из варёного яйца и кофе. Завтракаю не спеша, вглядываясь в окно. Потом одеваюсь. Из дому выхожу в восемь пятнадцать, в восемь тридцать сажусь в трамвай и без пяти девять пересекаю порог офисного здания компании, в которой я работаю уже два года.
Только вчера светило солнце и было жарко, а сегодня льёт дождь. На улице мрачно, сыро и скучно. Вчера я не поинтересовалась прогнозом погоды, а потому не подготовила соответствующую ей одежду. Главная проблема состояла в том, что надеть: чулки или колготки. Я выглянула в окно и посмотрела на деревья. Под порывами ветра они, то сгибались, будто хотели сбежать и где-нибудь спрятаться, то, будто руками, размахивали ветвями, шелестя от возмущения листвой. Надену колготки. В них теплее. Правда, они не так удобны, как чулки, в случае, если шефу вдруг приспичит. Ну, да ладно, обойдётся поцелуем. Он и этим будет доволен.
Два года назад я закончила филологический институт по специальности: литература британских народов IV-VI веков. Способностями к научной деятельности я не обладаю, а работы по моей специальности в нашем городе нет. Знание в совершенстве английского языка помогло устроиться секретарём, или, как сейчас модно называть, помощником генерального директора.
Впервые я увидела своего шефа при собеседовании. Он вызвал во мне неприятные чувства. Толстый, как боров, с лоснящейся кожей, с большой лысиной на голове и хитрыми блудливыми глазами. Он много потел, и от него исходил резкий запах, вызывая неприязнь. Ему немногим больше пятидесяти, но обладает отменным здоровьем. Мне нужна была работа, а потому согласилась на неё, хотя на сердце было неспокойно.
У меня феноменальная память. Я могу запомнить слово в слово однажды прочитанный текст, хорошо запоминаю даты, услышанную однажды информацию, поэтому мне не составило труда быстро войти в курс дела и завоевать заслуженный авторитет, как у шефа, так и у остальных сотрудников. Были такие, которые из зависти пытались принизить мою значимость с помощью интриг, но шеф поддержал меня, и вскоре интриги прекратились.
Через полгода шеф взял меня силой, предварительно уговорив выпить вино. Мне вообще алкоголь противопоказан, но он настоял. Хотя вино было вкусным и приятным, но оно затуманило мой мозг, и я потеряла способность к сопротивлению. Я хотела уволиться, но шеф щедро отблагодарил меня, компенсировав мои страдания конвертом, в котором лежали пять стодолларовых купюр. Первой реакцией было бросить эти деньги ему в лицо, но я задолжала хозяйке за квартиру, мои наряды пообносились, а купить новые не хватало средств. Поплакав, я решила взять деньги и накупила себе новых платьев, обувь, нижнего белья, косметику, даже красивую шляпку, гармонично сочетавшуюся с моим лицом и густыми красивыми волосами. И рассчиталась за квартиру с хозяйкой.
Постепенно я привыкла к домогательствам шефа и воспринимала это, как дополнительные обязанности по своей работе, тем более шеф повысил существенно мою зарплату, и каждый месяц я получала конверт с долларами, которые вносила на свой банковский счёт. За полтора года на нём накопилась солидная сумма. Финансовая помощь шефа ничуть не ослабила чувство отвращения к нему. Во время интимной близости я отключалась, или представляла на месте шефа молодого и красивого парня, а, придя домой, долго стояла под душем.
Выходя из дому, я на секунду взглянула в зеркало, поправила воротник ветровки и подумала, что надо было уложить волосы в пучок. Я люблю эту причёску. Она придаёт лицу милое беззащитное выражение и открывает мою красивую лебединую шею. Взяла зонтик и пошла к остановке. Трамвай подошёл точно по расписанию, и я заняла одноместное сидение по левому краю. Я полюбила трамвай ещё с института. В нём всегда свободно, нет толкучки, как в автобусах или маршрутках, и не пахнет бензином. Трамвай идёт не спеша, романтично постукивая колёсами. В окно наблюдаешь за проходящими мимо домами, машинами и людьми. До работы добираться двадцать две минуты, в которые можно о многом подумать, или просто сидеть и наслаждаться поездкой. Через две остановки зайдёт тот парень. Пошёл второй месяц, как он по утрам в одно и тоже время вбегал в вагон. Если состав состоял из двух вагонов, а он попадал в другой, то на следующей остановке он перебегал в тот, в котором находилась я. Чтобы не утруждать парня, я стала выбирать второй вагон. Он быстро сообразил, и больше ему не надо было пересаживаться.
Трамвай остановился, открылись двери, в которые потянуло потоком влажного ветра, пробежавшего холодом по ногам, и вскочил тот самый парень, на ходу одёргивая на спину капюшон лёгкой курточки. Он осмотрел вагон. Увидев меня, успокоился и занял свободное место справа через проход.
Может, он сегодня осмелится заговорить со мной? И я мысленно подбадривала его, чтобы он, хотя бы для начала, поздоровался. Но он сидел и смотрел вперёд, слегка поворачивая голову в мою сторону. Ну, скажи что-нибудь! Нет, молчит. Уже больше месяца ты садишься в мой трамвай, а всё не осмелишься обратиться ко мне. Молодые парни робкие. Они боятся подойти к понравившейся ему девушке, думая, что она отвергнет его. Какая глупость! Они не знают, чего знаем мы. Это признак, что я тебе не безразлична. Скажи об этом, и, возможно, я отвечу тем же. Через минуту моя остановка. Надо подготовиться к выходу. Я встала и пошла вперёд, чтобы мягкой, чуть кокетливой походкой дать понять, чего хочу, и подтолкнуть парня к действию. Но он только провожал меня взглядом. Надо было уронить какую-нибудь вещь, например, зонтик, чтобы он подал его мне. Тут уж ему не увильнуть от разговора. Но я поздно сообразила. Дверь открылась – надо выходить.
Только я вошла в свой кабинет, как раздался звонок телефона. Он испугал меня. Я подбежала и схватила трубку и услышала тревожный голос, принадлежавший жене шефа. Она интересовалась мужем, который не ночевал дома. Будто в первый раз он не ночевал! Но он всегда предупреждал, а в этот раз не звонил и не отвечает на звонки. Я попросила подождать и подбежала к двери кабинета шефа. Дверь была заперта, как обычно, когда шефа не было. Единственный ключ он всегда держал при себе. В половине десятого начнётся совещание с начальниками отделов. В такие дни шеф всегда приходил вовремя, даже раньше. Отсутствие директора было из ряда вон выходящим событием – за два года моей работы в компании не было ни одного такого случая.
Я ответила, что шефа нет, и, где он, не знаю. Женский голос просил передать, как только он появится, чтобы перезвонил домой. Я обещала выполнить просьбу и медленно положила трубку. Странно всё это. Даже сердце учащённо забилось от волнения. Нет же! Всё будет хорошо! Сейчас шеф заявится и позвонит домой.
Я раскрыла зонт и оставила его сушиться. Затем сняла ветровку, поправила у зеркала причёску и подкрасила губы. Зашёл один из начальников отдела и спросил о шефе. Узнав, что его нет, пожал плечами и вышел. Вскоре стали собираться сотрудники на совещание, и каждый выражал удивление по поводу отсутствия директора, но, кто сидя на стуле, кто стоя у двери, ждали. Прошло пятнадцать минут, а шефа не было. Меня это тревожило. Вчера я последняя уходила домой, шеф сказал, что задержится, а в десять вечера он позвонил и предложил встретиться. Мне очень не хотелось вставать с постели и пришлось обмануть его, что у меня болит живот. На этом связь оборвалась, шеф не перезванивал, и я, довольная, забыла о нём и уснула.
Кто-то из ожидавших уходил, чтобы перекурить, кто-то просил позвонить, когда появится шеф. Вскоре приёмная опустела, и я осталась одна. Прибегала бухгалтерша, пышная серьёзная женщина. Охала и ахала, спрашивая о директоре, и возмущалась. Вчера на подпись она оставила важные банковские документы, которые необходимы прямо сейчас, а в кабинет шефа не попасть. Бухгалтерша минут пять возмущалась, потом убежала и вернулась с завхозом, нёсшим в руках коробку, доверху набитую ключами. Они долго мучились подбирая ключ. Наконец, их мучения закончились, и дверь открылась. Бухгалтерша влетела в кабинет, нашла документы, просмотрела их и схватилась за сердце. На документах отсутствовала подпись шефа. Она обещала, что директор сведёт её в могилу, что она больше не выдержит такого безобразия, и, вообще, сейчас всё бросит и уволится. Лучше работать посудомойкой в нашей столовке, чем бухгалтером с таким директором. Я же обратила внимание на сотовый телефон, лежавший на столе, и пиджак, аккуратно висевший на спинке кресла. Что-то тут не так. Шеф никогда не оставлял в кабинете пиджак. Даже в жаркую погоду он надевал его, когда уходил. Об этом я сказала бухгалтерше, когда ярость её утихла. Она согласилась со мной, а завхоз открыл дверь в комнату отдыха. Комната небольшая, уютная, в ней стоял диван, кресло, большая ваза с тропическим растением, на кустах которого цвели маленькие белые цветочки, телевизор и бар, на столике стояла распечатанная бутылка с вином и два фужера, один из которых был пуст, второй – на две третьих наполненный красным вином. На полу беспорядочно валялись брюки, рубашка и носки. Ботинки аккуратно покоились у пуфика.
Мне хорошо знакома эта комната. Её я не любила.
Завхоз заглянул и ахнул. На диване раздетый, в одних трусах, сидел наш шеф. Своим грузным телом он опирался на спинку дивана, ноги покоились на пуфике, голова была опущена вниз, будто он только что уснул. Бухгалтерша громко окликнула шефа, но он даже не пошевелился. Она подбежала к нему и потрясла за плечо. Реакции никакой, только голова безвольно качнулась в сторону. И тут раздался душераздирающий крик. Я знала, что наша бухгалтерша женщина громкоголосая, но никогда не думала, что она может так пронзительно кричать, что, хоть затыкай уши.
Шеф был мёртв.
На крик собрались взволнованные сотрудники, те, что были в офисе. Обессиленную от потрясения бухгалтершу вывели из кабинета, я вызвала скорую помощь и полицию, которая прибыла первой, а за ними появилась и скорая. У приёмной толпились люди. Каждый хотел знать подробности о случившемся, а кто-то, обладавший фантазией, рассказывал подробности, которые передавались из уст в уста и обрастали всё новыми деталями.
Врач скорой помощи констатировал смерть, полиция осмотрела кабинеты, составила протокол, который подписала я и ещё двое сотрудников, привлечённых в качестве понятых. Тело шефа увезли, приёмный кабинет и кабинет директора опечатали, и полиция потребовала, чтобы ни под каким предлогом туда никто не входил. Я собрала свои вещи и оставшиеся часы до обеда провела в бухгалтерии. После обеда пришёл дядечка из полиции, а с ним ещё несколько человек. Они допоздна осматривали кабинеты, перебирали бумаги, снимали отпечатки, заглядывали в компьютеры мой и шефа. Отобранные бумаги, телефон и вещи они сложили в коробку, запечатали и забрали с собой. Закончив осмотр, полицейские покинули офис, а тот дядечка из полиции разрешил пользоваться кабинетами. Перед уходом он попросил составить список работников офиса, отметить тех, кто находился в офисе, сказал, что в пустом стакане экспертизой был обнаружен мускарин, который, предположительно, явился причиной остановки сердца. Факт обнаружения мускарина позволяет сделать вывод об убийстве.
Дома я весь вечер была погружена в мысли о шефе. Я не испытывала к нему симпатию, он был мне омерзителен. Я терпела его, потому что он давал работу и ежемесячно вознаграждал дополнительной суммой денег, вдвое превышавшей зарплату, правда, за особые услуги. С его смертью, я понимала, что могу лишиться работы и всего остального, что было с ней связано. Навряд ли новый директор захочет оставить прежнюю секретаршу. Хорошо, что у меня накопилось достаточно средств, которых с лихвой хватит, пока я буду искать новую работу. Об этом я не переживала. Меня волновало другое – если шеф был отравлен, то, кто это сделал? Кому это было выгодно? Из детективных рассказов Агаты Кристи, которую я очень любила и часто перечитывала, мне запомнилось высказывание Эркюля Пуаро о том, что яд – излюбленное средство женской мести. Значит, шефа отравила женщина. Тем более, шеф был обнаружен раздетым. Коварная женщина заманила его в комнату отдыха, пока он раздевался, незаметно всыпала яд в его фужер с вином и дала выпить. Интересно, кто эта женщина? Я вспомнила о яде, который назвал дядечка из полиции, открыла страничку в интернете и прочитала о мускарине. Так и есть. Порошок белого цвета, без запаха, легко растворяется в воде. Смертельная доза для человека – полграмма. Оказывается, его много в мухоморе. Чтобы выделить полграмма мускарина, необходимо четыре килограмма грибов.
Уснула я с мыслью, что надо искать новую работу.
Второй день непрестанно льёт дождь. Капли стучат в окно, будто поют колыбельную песню, от того не хочется вставать. Будильник давно прозвенел, а я всё лежу под одеялом, уговаривая себя, как это делала мама, когда будила меня в школу.
Душ прогнал последние остатки сна. Я выпила кофе, собралась, захватила зонтик и побежала на остановку. Только бы успеть на мой трамвай. Невероятно, но я успела вскочить в закрывавшуюся дверь второго вагона. Заняла своё любимое место и ждала третью остановку, на которой войдёт тот парень. Он оправдал мои надежды. Парень взял билет и занял свободное сзади меня место. Может, сегодня заговорит? Но он молчал. Почему-то это меня разозлило, и я пообещала себе, что больше не буду садиться на этот трамвай. Пусть помучается.
Вдруг трамвай остановился. В сети пропал ток. Через десять минут что-то клацнуло, и трамвай тронулся с места. На работу, разумеется, я опоздала. Трусцой преодолела расстояние между остановкой и офисом, вбежала в холл, вскочила в лифт и поднялась на третий этаж. Коридор был пуст. Сотрудники сидели в своих кабинетах, только незнакомый молодой мужчина в очках стоял у закрытой двери приёмной. Я подбежала к двери, вынула из сумочки ключ. Молодой мужчина в очках спросил, не я ли помощник директора, и, получив утвердительный ответ, представился и назвался новым генеральным директором, временно назначенным советом директоров компании. Я достала ключ из ящика своего стола и отдала ему. Открывая дверь, он попросил принести чашку кофе. Через десять минут я была в его в кабинете. Он попросил меня задержаться, предложил сесть на свободный стул, рассказать о коллективе и ввести его в курс дела. Он внимательно слушал, пил кофе и курил. Много курил. А я рассказывала и отвечала на вопросы, одновременно рассматривая его. Высокий, с правильными чертами лица и пухлыми, как у девушки, губами. По моим прикидкам ему было не более тридцати пяти лет. На пальце правой руки красовалось золотое кольцо, значит, женат. Интересно, сколько у него детей, подумала я.
Моим докладом он остался довольным. Я спросила, кому сдавать дела. Мой вопрос удивил его, но он ответил, что никому ничего сдавать не надо, и просил продолжать работу, которую я умею хорошо делать. Может, на первых порах, он будет нуждаться во мне, но не следует расслабляться, а, как вчера было решено, приступить к поиску другой работы.
В одиннадцать часов было совещание, а в двенадцать пришёл тот самый дядечка из полиции, который был вчера. Он долго находился в кабинете нового директора. О чём они беседовали, я не знала, но после их встречи, новый директор предоставил ему свой кабинет, в который я по просьбе дядечки вызывала сотрудников по списку, который сама же вчера составила. Кто-то быстро выходил, а кто-то задерживался надолго. Иногда я приносила дядечке чай и уходила на своё рабочее место. Сотрудники, выходившие от следователя, отводя от меня взгляд, быстрым шагом покидали приёмную, а я звала следующего работника. К концу рабочего дня дядечка побеседовал со всеми, а меня вызвал последней. В офисе мы остались одни, так как рабочий день закончился, и все разбежались по домам.
Дядечка положил перед собой чистый формализованный бланк и начал допрос. Сначала он записал мои метрические данные, а затем задавал вопросы, на большинство которых я отвечала односложным нет, или не знаю. Среди интересовавших его вопросов были: когда в последний раз я видела шефа, в каком он был настроении, чем занимался, были ли ему звонки, звонил ли он сам и кому, в каких отношениях я была с ним. На последний вопрос ответила, что у нас с шефом были только служебные отношения, а о его вечернем звонке умолчала. Это была моя главная ошибка, потому что дядечка сказал, что были проверены звонки с сотового телефона шефа, и уличил меня во лжи. Я ничего не ответила на это, а промолчала. Затем он открыл свою кожаную папку, достал толстый конверт, из которого вынул стопку отпечатанных на цветном принтере фотографий, и передал мне. Первая же фотография вызвала во мне шок. На ней была я с шефом в интимной позе. На остальных фото были аналогичные изображения. Краска залила моё лицо, я глубоко вдохнула воздух, а выдохнуть не могла – воздух застрял в лёгких. Я задыхалась. Дядечка, заметив моё состояние, быстро встал со своего места, подошёл к столику, на котором стоял графин с водой, наполнил стакан и подал мне. Сделав пару глотков, я, наконец, выдохнула застрявший в груди воздух и поинтересовалась, откуда эти снимки. Оказывается, их нашли при обыске в сейфе, что стоит в кабинете шефа. Больше я ничего не могла вымолвить. Задав пару вопросов, дядечка понял, что больше ничего от меня не добьётся, подсунул расписку о невыезде, получил мою роспись, собрал в кожаную папку все документы и фотографии и покинул кабинет, предупредив, чтобы я всегда была на связи.
Я долго не могла сдвинуться с места, так и сидела за столом в кабинете директора. Никаких мыслей не было в моей голове, я просто тупо сидела. Жизнь для меня кончилась. Комок обиды, ненависти и безнадёжности застрял в груди, в глазах – туман, а в ногах – нервная дрожь. Стало холодно, я поёжилась и встала. Не помню, как собралась, закрыла кабинеты, вышла на улицу и добрела до остановки. Я даже не укрылась зонтом, который держала в руках, и только в трамвае поняла, что мои волосы промокли под дождём, и от причёски ничего не осталось. Какими только словами я не называла шефа! Мерзавец и негодяй по сравнению с другими казались чуть ли не ласковыми прозвищами. Из-за его звонка я стала главной подозреваемой в убийстве! А фотографии!? Как он это сделал? Я не видела никакой камеры. Где он её прятал? Наверно, перед кем-то хвастался, показывая фото. Сколько человек видели эти снимки? Какой позор! Как я завтра появлюсь в офисе!? Как буду смотреть в глаза людям!? Остаётся только утопиться.
Погружённая в тревожные мысли, я не заметила, что села в трамвай, который шёл в противоположном направлении. Когда на конечной остановке кондукторша вывела меня из задумчивого состояния, я не сразу поняла, что нахожусь на окраине города далеко от своего дома. Пришлось оплатить поездку, и только тогда кондукторша от меня отстала. Собрав пассажиров, трамвай отправился в путь, а я снова ушла в свои мысли, не замечая ни домов, ни машин, ни людей. Лил дождь, закрывая водной пеленой окно. Водитель трамвая включила печку, и по ногам пошла струя тёплого воздуха.
Я решала, как мне поступить. То, что надо уволиться с работы – это не подлежало сомнению. Но, чтобы написать заявление, надо было прийти в офис, что было смерти подобно. Ещё отрабатывать две недели! И это в кругу недоброжелателей и завистников. Я понимала, что со смертью шефа, ко мне изменится отношение. Каждый будет считать своим долгом кинуть камушек в мой огород, а новый директор, навряд ли, за меня вступится. Из города надо уезжать. Здесь мне делать нечего. Даже некому рассказать о свалившихся на меня неприятностях, поделиться горем, посоветоваться, не перед кем даже поплакать. Уеду к маме.
Я не заметила, как пропустила свою остановку, как трамвай выехал за пределы новостроек и оказался в районе частных домов, даже не заметила, что никого нет в вагоне. Только приятный голос отвлёк от мыслей и вернул в действительность. «Вы проехали свою остановку». – Услышала я и отвернула голову ото окна. Передо мной стоял тот самый молодой парень, на которого разозлилась утром. Он занял сиденье впереди и спросил, что случилось. За весь день кто-то поинтересовался моим состоянием, и я, расчувствовавшись, чуть не расплакалась, хотя рыдания пытались вырваться из моей груди, они комком встали в горле, а на глазах появились слёзы. Парень молча взял меня за руку и вывел из трамвая. Мы сели на скамейку, одиноко стоявшей вдоль трамвайных путей под деревом, парень раскрыл мой зонт и укрыл нас от дождя. Тут я дала волю своим чувствам и расплакалась. Он сидел рядом и молчал, только платочком подбирал мои слёзы, ручьями стекавшими по щекам. Мне захотелось ему рассказать о своих неприятностях, и я разоткровенничалась. Я рассказала о том, как два года назад искала работу, о том, как шеф силой овладел мной, о его смерти, о фотографиях, о мускарине, обнаруженном на стенке бокала и о том, что меня подозревают в убийстве. Только я не сказала, что брала деньги от шефа. Но это, я считала, ему знать незачем. Коля, так звали молодого парня, слушал, не перебивая. Когда я кончила, мы долго сидели молча. Потом я спросила:
– Наверно, вы думаете, я падшая женщина?
– Я так не думаю, – спокойно ответил он. – Ваша судьба типична для молоденьких секретарш.
Мы ещё немного посидели на скамейке, а потом пересели в трамвай и поехали в обратную сторону. Коля проводил меня и, прощаясь, сказал, что поможет мне выпутаться из этой истории. Чем ты можешь помочь, думала я. Ты же так молод! У тебя ни статуса, ни влияния, ни знакомств. За то, что выслушал и посочувствовал, и на том спасибо.
– Я проведу журналистское расследование. – Сказал он.
Оказалось, что Коля – журналист городской газеты.
Утром меня разбудил звонок. Я не сразу поняла, что это не будильник смартфона, а звонок в дверь. Кого это несёт в такую рань, и только взглянув на экран телефона, я с ужасом поняла, что проспала. Времени было без пяти девять. Я накинула халат и пошла открывать дверь. Это был Коля. Он не нашёл меня в трамвае, подумал, что я могла с собой что-нибудь сотворить и решил проверить.
Я впустила его. Увидев, что со мной всё в порядке, он успокоился и поинтересовался, почему я не поехала на работу. Я ничего не ответила, а попросила приготовить кофе и сварить яйцо. Раз уж он здесь, то пусть займётся делом. А сама ушла в ванную, из которой вышла через полчаса и услышала телефонный звонок. Ну, и день! Стоило проспать, как оказалось, что я всем нужна. Звонила бухгалтерша. Она по просьбе нового директора интересовалась, почему я не на работе. Я ответила, что заболела и на работу не пойду, и, вообще, никогда больше не приду. Пусть меня увольняют. Бухгалтерша начала что-то говорить про ответственность, про современную молодёжь, что всё равно надо прийти и написать заявление. Я не стала слушать её назидательные речи и отключила телефон.
Коля приготовил настоящий завтрак. Кроме кофе, на столе стояла тарелка с яичницей и поджаренной колбасой. Я столько много утром не ем, но, чтобы не обидеть парня, я через силу съела половину и выпила кофе. Зазвонил телефон Коли. Он внимательно слушал, а потом ответил, что сейчас же выезжает на какое-то место. Мне же он предложил поехать с ним.
– Всё равно, вы на работу не собираетесь. – Сказал он.
Я подумала и согласилась. И, вправду, почему бы не поехать. Мне надо отвлечься от неприятностей, а в компании с Колей это будет проще.
Я быстро собралась, и мы отправились на трамвайную остановку. Коля воспользовался услугами такси, которое одиноко стояло поодаль в ожидании пассажиров. Вскоре мы выехали на окраину города и оказались в промышленной зоне. Проехали длинные высокие каменные заборы и выехали на пустырь. Ещё из такси я увидела две полицейских машины, людей в форме и без, одни из которых чем-то сосредоточенно занимались, другие охраняли место, а третьи просто глазели. Мы подошли к одному из полицейских, не дававшим нам пройти дальше. Тогда Коля окликнул серьёзного мужчину, видимо являвшемся каким-то начальником, и тот разрешил пропустить нас. Приблизившись, я увидела труп молодой девушки с перерезанным горлом. Повсюду была кровь: на одежде, лице, волосах, на земле вокруг тела. Обнаруженный труп являлся причиной сборища полицейских, толпы и нашего приезда. Год назад эту девушку я мельком видела в коридоре офиса, когда относила документы в бухгалтерию.
Коля задавал много вопросов тому серьёзному мужчине, пропустившему нас к трупу, и делал записи в блокнот. Я стояла рядом, глазея вокруг и вполуха слушала их разговор, из которого поняла, что труп был случайно обнаружен одним из жителей, прогуливавшим свою собаку. Вернее, труп обнаружила собака и не откликалась на команды хозяина. Когда же хозяин, потерявший терпение, подошёл сам и понял, почему пёс не слушал его.
Личность несчастной девушки на тот момент, когда мы приехали, ещё не была установлена, так как при ней не нашли ни сумочки, ни документов. Я не вмешивалась в разговор и думала о том, чтобы поскорее убраться с этого места. Однако, Коля, увлечённый работой, будто забыл обо мне. Он ещё приблизился к трупу, сфотографировал с разных ракурсов, пообещав серьёзному мужчине без его разрешения не сообщать в газете о происшествии и не размещать снимки.
Через полчаса мы сели в ожидавшее нас такси и поехали в редакцию газеты. Я с удовольствием согласилась с Николаем посмотреть место его работы, тем более я никогда не посещала ни одной редакции. Мне представлялось, что это огромное здание с большими коридорами, с множеством кабинетов, где работают много людей, снующих с озабоченными и сосредоточенными лицами по коридорам и кабинетам. Однако, в жизни оказалось всё гораздо прозаичнее. Редакция размещалась в старом из красного кирпича здании, на второй этаж вела такая же старая деревянная лестница, ступеньки которой ужасно скрипели, а перила шатались, того и гляди отвалятся. Единственный коридор от входа был тёмным, но достаточно широким, по бокам его располагались кабинеты с закрытыми дверями, было необычайно тихо и неприятно пахло затхлой стариной. Мы вошли в полутёмный пыльный кабинет. В нём стояло два стола, за одним из которых сотрудник газеты обозначал работу. Коля усадил меня на свободной стул рядом со своим столом, и ушёл к помощнику редактора, чтобы доложить о проделанной с утра работе. Вскоре он вернулся, занял своё место, открыл блокнот и стал перечитывать записи вслух, привлекая моё внимание, чтобы я не скучала. Я слушала и подмечала некоторые неточности в записях. Когда Коля закончил, я подсказала ему, где и в каких местах он ошибся. Коля стал со мной спорить, но я слово в слово пересказала его диалог на месте преступления с серьёзным мужчиной. Даже его товарищ прекратил обозначать работу, а встал со своего места, подошёл к нам и, стоя, слушал. Также я рассказала о каждом человеке, который находился на месте происшествия, описала их внешность и чем они занимались. Оба журналиста смотрели на меня широко открытыми от удивления глазами и слушали. Я вошла в раж и подметила, что один из полицейских, который стоял в охране, что-то поднял с земли и украдкой спрятал в кармане кителя, а потом нанесла решающий убийственный удар, сказав, что ту девушку я видела год назад в нашем офисе, что у неё был брелок в виде двух рыбок, а, значит, можно предположить, что день рождения девушки приходится на период с двадцатого февраля по двадцатое марта, что окажет помощь полиции в установлении личности девушки. Только на трупе никакой цепочки и брелока не было. Их забрал убийца, потому что я видела еле заметную полоску под ухом на шее. Такая полоска могла остаться после того, как была сорвана цепочка.
Коля и его коллега, ошарашенные моим точным изложением всех деталей, молча переглядывались, и тот работник, который обозначал работу, вздохнул и сказал:
– Вы, барышня, уникум. – И сел на своё место.
Коля почесал затылок и попросил ещё раз повторить его диалог с серьёзным мужчиной и, слушая, делал пометки в своём блокноте. Потом он позвонил, как я поняла из его реплик, тому самому серьёзному мужчине из полиции. Он выяснил, что личность несчастной девушки ещё не установлена, но умолчал о брелоке, и согласовал содержание статьи в газете. Мы вместе составили небольшую статью в рубрику «Происшествия». Потом Коля ретушировал фото убитой девушки. Когда работа была закончена и текст с фотографией был готов, Коля отнёс материал редактору, и пригласил меня пообедать в кафе.
Выйдя из полутёмных помещений редакции, я зажмурила глаза от яркого солнца, и в это время раздался требовательный звонок моего телефона. Номер был неизвестным, и я подумала, что звонит следователь. Увлечённая Колиной работой, я совсем забыла о кошмарах вчерашнего дня. Страх овладел мной, я не хотела отвечать, но звонок не переставал. Коля смотрел на меня и ждал. Он понял моё состояние, забрал у меня телефон и ответил. Это был звонок нового директора, и я немного успокоилась. Забрав телефон у Коли, я ответила директору. Он интересовался, почему я не пришла на работу, не заболела ли я, даже предлагал помощь. Когда я ответила, что буду увольняться, он сказал: «Не дури,» – и разрешил сегодня отдохнуть, но ждёт меня завтра. На этом разговор закончился.
В кафе мы заняли один из столиков, расставленных на улице рядом с входом в кафе. Коля просмотрел меню и предложил заказать любимое его блюдо. Мне было всё равно. Звонок и страх перед следователем вывел меня из равновесия. Настроение было почти на нуле. Коля о чём-то спрашивал, но я лишь кивала головой. Когда официант выполнил заказ, Коля прекратил задавать вопросы и приступил к обеду, исподлобья бросая в мою сторону короткие взгляды. Когда с обедом было покончено, и мы приступили к десерту, Коля сказал:
– Даша, вы не хотели бы работать в нашей газете? С вашими способностями вы обречены на успех.
Постепенно он увлёк меня разговором и вытеснил неприятные мысли из головы. Я даже стала улыбаться и шутить. Ну, какой из меня журналист, нет ни опыта, ни образования. Но Коля не сдавался, а продолжал убеждать, говоря, что у меня божий дар, и я прирождённый журналист. Отсутствие специального образования не помеха. Сначала под наблюдением опытного журналиста пройду стажировку, а через месяц-другой, буду способна работать самостоятельно. Он сказал, что поговорит с главным редактором. Тот пойдёт навстречу. Коля так увлекательно рассказывал о своей профессии, что я подумала, в самом деле, почему бы не попробовать. Но он остудил меня, сказав, что пока идёт следствие об убийстве моего бывшего шефа, рано увольняться с прежней работы.
– Нет, я не хочу туда идти, – настаивала я.
– Поймите, Даша, – ответил Коля, – ту девушку год назад ты видела в своём офисе. Сначала был убит твой шеф, потом – эта девушка. Неспроста это. Возможно, эти два убийства взаимосвязаны. Надо больше узнать об этой девушке. Твоя задача разузнать среди коллег о ней. Может, она работала в компании, потом уволилась… До сих пор полиция не установила её личность, значит, это надо сделать нам. И сделаешь это ты. Если девушка когда-то работала в вашей компании, то должен остаться след. Например, карточка учёта работника. Ты же секретарь. У тебя должны остаться карточки. Надо найти.
– Учёт работников ведётся в отделе кадров, – сказала я.
– Тогда надо придумать способ, как тайно попасть в отдел кадров. Надо проверить все версии, чтобы отвести удар от тебя.
Я сомневалась, что информация об этой девушке чем-то поможет. Работала ли девушка в компании – это ещё вопрос, она могла просто встретиться со своим родственником, и что из этого? Может, случайно зашла. Да, мало ли чего. Вариантов много.
– Поверь моему журналистскому опыту, – настаивал Коля, – отравление твоего шефа и убийство девушки – два взаимосвязанных преступления.
В конце концов, он убедил меня, и я пообещала, что завтра же выйду на работу и попытаюсь добыть какую-нибудь информацию об этой девушке.
Послышался звонок телефона. Снова незнакомый номер, и я испугалась. Коля подбодрил меня взглядом и посоветовал ответить. Мой страх оправдался – это был следователь. Он требовал явиться к нему завтра к десяти. Я не знала, что ответить, а Коля спросил, кто это. Я зажала рукой микрофон телефона и ответила, что это следователь, который требует завтра прийти на допрос.
– Во-первых, – сказал Коля, – он должен вызвать повесткой, которая вручается лично в руки под роспись. Во-вторых, ты откажись, потому что завтра нанимаешь адвоката, который и позвонит следователю. Так и скажи ему.
Я сказала то, что советовал Коля, но следователь возмутился и начал угрожать, что может арестовать меня за противодействие следствию. Коля вырвал из моих рук телефон и спокойным уверенным голосом осадил следователя, пригрозив сообщить о нарушении требований уголовно-процессуального кодекса, за что тот может поплатиться. Я смотрела на Колю восхищённым взглядом, успокоилась и уже ничего не боялась. Коля убедил следователя, отдал мне телефон и сказал, чтобы я держала его в курсе по этому делу.
Рядом с Колей я чувствовала себя защищённой, а потому не хотелось с ним прощаться. Пообедав в кафе, Коля забрал меня с собой, и весь день я провела с ним, сначала на работе, а потом мы гуляли в городском парке и ходили в кино. Вечером он проводил меня домой и ещё раз проинструктировал, как вести себя со следователем и добыть информацию об убитой девушке.
Когда я вошла в свою квартиру, то сразу меня охватило чувство одиночества и пустоты, а с ними и безотчётных страх, и неуверенность в себе. Я хотела позвонить Коле, но сдержалась. Не хочу, чтобы думал, что он что-то значит для меня. Потерплю. Завтра утром встречусь с ним в трамвае.
Какой был хороший день! Правда, начался он не совсем хорошо. Всё-таки, убийство – это не лучший вариант. Но время, проведённое с Колей, было интересное. Я лучше узнала этого робкого парня, хотя, на самом деле, он оказался не таким уж робким, посмотрела, каков он в работе, и он оставил о себе лучшие впечатления. Умный, способный, вдумчивый журналист. После работы, когда мы гуляли в парке, ходили в кино, когда он провожал меня, Коля проявлял лучшие качества мужчины, был внимателен ко мне, предупредителен, вежлив… С ним было интересно, спокойно и комфортно.
Теперь, одна в квартире, я, будто, переменилась. Надо бы сделать уборку в кухне, но руки не слушались, надо кое-что постирать, но не хотелось даже подходить к стиральной машине. На что у меня хватило сил, так это снять платье и, оставшись в нижнем белье, хотела приготовить лёгкий ужин. Открыла холодильник, взяла бутылку молока… и захлопнула дверцу. Не буду ничего готовить. Не хочется. Запрыгнула на стол, скрестила ноги и пила молоко прямо из бутылки маленькими глотками. Сделав пару глотков, ставила бутылку на стол и смотрела в окно на дома, стоящие на противоположной стороне улицы, на светящиеся прямоугольники окон, разбросанных в хаотическом порядке, и считала их, сбиваясь со счёта, когда вспыхивали новые прямоугольники. Сидела я так, наверно, час, за который опустошила бутылку, но слезать со стола не хотелось. Почему-то казалось, что тут я в безопасности. Захотелось выкурить сигарету. Вообще, я бросила это пагубное занятие. Курить начала с подружками в институте. Правда, курила я мало, так, за компанию. Но потом, спустя год, как устроилась на работу, совсем бросила курить, а полупустую пачку убрала в шкаф за книги. Она до сих пор там лежит. Вспомнив о ней, я почувствовала, как хочется затянуться сигареткой. Желание втянуть в лёгкие табачный дым было велико, но не хотелось спрыгивать со стола. Я ещё немного подумала и решила не искать пачку.
Сидя на столе и смотря в окно, я обдумывала ситуацию, в которую попала из-за своего шефа. Меня не так страшило само обвинение в убийстве, как фотографии. Я не убивала шефа, хоть он и заслуживает это. В конце концов, в полиции разберутся, надеялась я. А вот, фотографии останутся. И каждый, кто их посмотрит, будет показывать на меня пальцем и говорить всем, что я шлюха. Обидно до боли. Ведь, я не такая, но кто об этом знает? Даже бывшие однокурсницы при встрече, когда отвечала на вопрос, где и кем работаю, спрашивали, в каких я отношениях с директором. Никто не верил мне, что кроме деловых, других отношений с директором нет. На словах они соглашались, но в их глазах читалось сомнение. Обидно, чёрт возьми! Их сомнения, надо признать, имели под собой почву. Если бы я не позарилась на деньги, а сразу уволилась, то, наверно, я чувствовала бы себя лучше. Хотя, как сказать. Всё равно никто не верит. Только Коля выслушал и отнёсся с пониманием. Может, он просто притворяется. Ведь, я нужна ему для журналистского расследования. Нет, это невозможно! С такими мыслями я перестану верить всему миру.
Я спрыгнула со стола, ушла в гостиную и долго искала в аптечке таблетку снотворного. Наконец, нашла, выпила одну, отказавшись от душа, что бывает со мной крайне редко, улеглась в кровать. Постепенно снотворное начало действовать, мои мысли путались, и я забылась в крепком сне.
Не люблю снотворное. После его приёма утром тяжело просыпаться. Я пробовала разные снотворные таблетки и в разной дозировке, но эффект один и тот же: голова мутная, глаза слипаются, движения неуверенные. Заставила себя принять душ, который немного взбодрил. Укладку волос решила сделать после кофе. Пока готовила кофе, наткнулась на пустую бутылку молока. Она с глухим звуком покатилась и остановилась у окна. Выбросила её в ведро для мусора. Выпив кофе и вспомнив о том, что в трамвае встречусь с Колей, я почувствовала себя бодрой. За полчаса успела сделать причёску, выбрать костюм, собраться и дойти до остановки. В трамвае я заняла место слева, а на то, что у окна, положила сумочку, чтобы никто его не занял. Через две остановки вошёл Коля. Его появление вызвало радостную улыбку. Коля нашёл меня, а я пересела к окну, освобождая место для него.
Приятно было ехать, когда рядом приятный молодой человек. Только уж очень быстро доехали. Двадцать две минуты за разговорами пролетели, как одна. Коля пожелал удачи, и я вышла.
Рабочий день начался, наоборот, неудачно. Меня поджидал следователь. Он молча вручил повестку, молча показал место, где оставить свою роспись и молча ушёл. В одиннадцать часов я должна быть у него. На сердце было тяжело, и я решила позвонить Коле. Он тут же ответил и сказал, чтобы я не волновалась и одна не ходила к следователю. Так как услуги адвоката дорогие, Коля вызвался идти со мной.
– Но, ты не адвокат, – сомневалась я.
– По УПК не обязательно быть адвокатом. Любой, хоть первый встречный, может защищать интересы обвиняемого.
Коля опоздал на пять минут, и мы вошли в здание полиции.
Следователь был несказанно удивлён, увидев со мной Колю. Он попытался выпроводить его, но Коля, как всегда, спокойно и уверенно доказал следователю своё право присутствовать при допросе, тем более я кивнула головой, в знак согласия, что он будет защищать мои интересы. Следователю некуда было деваться, но он испробовал гадкий приём, сразу же вытащив из конверта те ужасные фото, которые сунул под нос Николаю. Сказав: «Вот, полюбуйтесь, кого защищаете!» – он молча сидел и ехидно улыбался. Коля не взглянул на фотографии. Он тут же отодвинул их в сторону и потребовал от следователя вести допрос по установленной форме. Я была так благодарна Коле за его поступок, что, помимо воли, на глазах выступили слёзы.
Допрос продолжался часа полтора. Коля подсказывал, что отвечать, и я только повторяла за ним. Никаких новых вопросов следователь не задавал, он лишь повторял те, на которые я уже отвечала два дня назад. Заминка была лишь при вопросе о звонке шефа в десять вечера. По совету Коли я ответила то, что было на самом деле. Следователь придрался и стал выворачивать душу дополнительными вопросами: почему я умолчала при дознании об этом звонке, а говорю ли я правду, может, я не отказывалась встретиться с шефом, а всё-таки пришла и отравила его. Коля быстро поставил следователя на место, подсказав воспользоваться правом не отвечать. Ничего не добившись, следовать отпустил меня, после того, как Коля внимательно прочитал протокол допроса, дал перечитать мне и расписаться на каждой странице.
Выйдя из здания полиции, я почувствовала свободу, а Коля пригласил в кафе, в котором мы немного посидели за чашечкой кофе. Он успокоил меня, вернул к жизни и только потом отпустил, предупредив, что, возможно, мой телефон прослушивается, а потому мы придумали обороты, которые будем использовать при телефонных переговорах.
Вернувшись в офис, я заняла своё рабочее место. Телефон для связи с директором по какой-то причине был включён. Из него слышались шуршание бумагами, тихие реплики, издаваемые голосами директора и бухгалтерши. Я хотела выключить громкую связь. Только потянула руку к кнопке, как услышала голос директора, задавший вопрос бухгалтерше обо мне. Я тут же отдёрнула руку.
– Валентина Павловна, хочу спросить вас о Дарьи. Почему у неё такой высокий оклад? – спрашивал директор.
– Ваш предшественник установил, – ответила бухгалтерша.
– На каком основании?
– Не знаю. Со мной он не советовался. Наверно, за её способности.
– Какие?
– Вы не знаете? У этой девочки феноменальная память! Она помнит всё, что слышала, или видела. Даже то, что было год назад. За время работы она ни разу не ошиблась ни в датах, ни во времени. С профессиональной точки зрения, ей цены нет.
– А не с профессиональной?
– Это не моё дело.
– Всё-таки, странно. Её оклад такой же, как у некоторых ведущих специалистов. Несправедливо. Как сделать, чтобы привести её оклад в соответствие с объёмом работы?
– Не спешите, Григорий Петрович, – неожиданно для меня ответила бухгалтерша. – Скоро вы сами убедитесь, что она отрабатывает свою зарплату сполна. Тем более молодой девушке нужны деньги. Сколько всего надо купить. Одно женское бельё сколько стоит!
Как я ошибалась в человеке! Я с первого дня работы в компании не полюбила бухгалтершу. Да и все работники боялись её. Лишний раз обратиться к ней никто не пытался. Нет, она грамотный бухгалтер, но противная. Не думала, что она вступится за меня. Я слушала их разговор и благодарила бухгалтершу, называя её всякими милыми и ласковыми словами. Вошёл начальник отдела реализации, и я, тут же, выключила телефон. Он хотел попасть к директору, но я сказала, что у него Валентина Павловна. Начальник реализации попросил позвонить ему, когда директор освободится, и покинул приёмную. В это время меня вызвал директор.
– Дарья, – обратился он, – в декабре состоялось совещание с начальниками отделов. Протокол я забыл дома, а он мне нужен. Вы не могли бы напомнить о нём.
– В декабре было два совещания. Какое вас интересует? – переспросила я.
– Кажется за двадцать второе число.
– Двадцать второго декабря было воскресенье. Совещание состоялось на следующий день, в понедельник.
– Вы вели протокол совещания.
– Да. Он сохранился в компьютере в базе данных. Распечатать?
– Это долго. Лучше перескажите. Говорят, у вас феноменальная память.
Вот оно что! Он хочет проверить меня. Ещё я заметила, что директор бросает взгляд на стол, прикрывая какой-то текст рукой. Я поняла, что это и есть тот самый протокол. Что ж, получай! И начала скороговоркой перечитывать протокол по памяти. Директор сначала проверял меня, опустив голову вниз, перевернул первый лист протокола, потом второй, но на третий лист уже не смотрел. Он смотрел на меня. Сквозь его очки я видела расширенные от удивления глаза. А бухгалтерша стояла сбоку от его стола и с надменным видом глядела на директора. Когда я пересказала половину третьего листа, он остановил меня, поблагодарил и отпустил. Я была довольна собой, что утёрла нос этому выскочке. Решил проверить меня! Молод ещё!
Вышла бухгалтерша. Проходя мимо, она остановилась, улыбнулась и, подняв большой палец правой руки, сказала: «Молодец!» – в ответ я улыбнулась ей, и бухгалтерша ушла. Какая приятная женщина!
Сегодня пятница. В этот день мы на час раньше уходили с работы. В пять часов вышел из кабинета директор и, увидев меня за компьютером, спросил, почему я не иду домой. Я ответила, что за два дня накопилось много дел, которые надо закончить, а потому задержусь на час. Директор пожал плечами, отдал ключ от своего кабинета и ушёл. Как только затихли в коридоре шаги, я встал со своего места и проверила офис. Никого уже не было, а все двери кабинетов были закрыты на замок, в том числе и кабинет отдела кадров. Начальники отделов сдают ключи охране, а потому взять ключ от отдела кадров у охранника я не могла, чтобы не вызвать подозрений, поэтому, как проникнуть в нужный мне кабинет, побеспокоилась заранее. Во время работы я отыскала завхоза и сказала ему, чтобы он подобрал ключ к замку приёмной. Завхоз был очень занят. Он уже сидел в машине, чтобы отправиться за канцелярскими товарами для офиса. Я не отпускала его, настаивая, что ключ надо подобрать сейчас. Я нарочно не отпускала его. Он, возмущённый, выскочил из машины, принёс коробку с ключами и вручил мне, а сам уехал, сказав, что заберёт потом. Я была уверена, что коробку сегодня он не заберёт, а потому убрала её в шкаф. Когда наступило время воспользоваться её содержимым, вместе с ней подошла к двери отдела кадров и стала подбирать ключ. Оказалось, это не так просто. На поиски нужного ключа у меня ушло много времени, но ключ был найден. Правда, он был не таким, каким должен быть от этого замка, но дверь открылась. Я вытащила ключ положила в кармашек своего пиджака, коробку отнесла в приёмную и вернулась. Чтобы дверь не открывалась и охранник случайно не обнаружил меня, я закрыла дверь с внутренней стороны.
Сначала я попыталась воспользоваться компьютером, но вход в него был с паролем, который я не знала, а потому подошла к шкафу со множеством ящичков, на которых были бирки с буквами от «А» до «Я». Скорее всего в них лежат карточки учёта сотрудников. Так оно и оказалось. Пришлось проверить все ящички и карточки. Я уже дошла до буквы «Я», но карточку с интересовавшей меня девушкой не обнаружила. Оставался ещё ящик, но на нём не было никакой бирки. Я открыла его и обрадовалась. В нём лежали карточки уволенных сотрудников. Я присела на корточки, так как ящик был у самого пола, и начала внимательно просматривать все карточки. Нужная нашлась в середине. Когда я увидела фотографию девушки, моё сердце учащённо забилось. Даже воздуха не хватало, как я разволновалась. Я вытащила карточку и прочла имя этой девушки. Мила, так её звали, закончила филиал сельскохозяйственного техникума в небольшом городке областного подчинения. Поступила на работу секретарём в нашу компанию два с половиной года назад и через полгода уволилась. Я обратила внимание на дату увольнения – я приступила к работе через неделю. Когда была на собеседовании, этой девушки не видела. Её обязанности исполняла работница из отдела кадров. По-видимому, скандал с её увольнением был связан с тем, что девушка отказалась отрабатывать две недели. Ну, и какую взаимосвязь между двумя убийствами увидел Коля? Лично я ничего не видела. Часто бывает так, что человек по каким-то сложившимся обстоятельствам не в состоянии отрабатывать, а руководство не идёт навстречу, и работник просто тупо не приходит на работу, невзирая на то, что ему это может повредить.
В приёмной я отсканировала карточку учёта и распечатала два экземпляра на цветном принтере. Для большей надёжности ещё и сделала снимок со своего телефона. Потом отнесла карточку в отдел кадров и положила её в то же место, откуда взяла. Закрыла кабинет, а ключ убрала в сумочку. Мало ли, может ещё не раз придётся им воспользоваться, а завхоз всё равно не заметит. Если он спросит, нашла ли я ключ, отвечу, что нет. Потом я позвонила с рабочего телефона Коле и сообщила ему об успешном завершении операции. Коля обрадовался и сказал, что ждёт меня на остановке трамвая. Я посмотрела на время. Большая стрелка приближалась к цифре двенадцать, а маленькая – уже стояла на цифре семь. За поисками карточки я не заметила, как пролетели два часа.
Коля отвёл меня под арку между зданиями во двор. Там, в укромном месте, мы нашли скамейку. Я передала ему распечатанные карточки. Он внимательно прочёл и позвонил, как я поняла из его разговора, в полицию. Он спрашивал у следователя, не установлена ли личность убитой девушки. Услышав отрицательный ответ, Коля гордо заявил, что ему эта девушка известна, и он может представить документальные доказательства. Закончив разговор со следователем, Коля предложил поехать вместе с ним. По правде говоря, я очень устала и проголодалась. Хотя наступил вечер, и солнце склонялось к горизонту, но дневная жара и духота ещё давали о себе знать, а я была в костюме. Быстрее бы вернуться домой да в душ и переодеться в лёгкое платье. Однако, я ничего не сказала Коле. Не хотелось расставаться, и я, терпеливо, последовала за ним. Вскоре мы оказались у здания полиции. Оно расположено на одной из главных улиц, на противоположной стороне которой длинными рядами растянулись магазины, салоны красоты, аптеки, ателье, кафе и офисы различных компаний и фирм. Я отказалась идти с Колей в полицию. Всё, что связано с этой организацией вызывали во мне панический страх и неприязнь. Коля привёл меня в кафе, усадил за столик, заказал чай и пирожное и, пообещав, что скоро вернётся, оставил меня одну.
Вскоре официант принёс заказ. Пирожное я есть не стала. Оно показалось мне не свежим, а чай попила, немного утолив чувство голода. Коли долго не было, и я уже подумала, что он забыл обо мне. Хотелось позвонить, но я сдержалась. По улицам измождённые от жары медленно передвигались мужчины и женщины, кто-то входил, а кто-то выходил из магазинов, какой-то одинокий пёс лениво показался из-за угла дома, осмотрелся и вновь скрылся за углом. Подошёл официант и спросил, не желаю ли я заказать что-нибудь ещё. Я отказалась. Вообще, я не люблю есть в кафе и в разных подобного рода заведениях. Никогда нельзя быть уверенной в качестве приготовленной пищи. Лучшей еды, приготовленной самой, ничего нет. Голод давал о себе знать. В животе начинались спазмы, и я уже жалела, что отказалась заказать какой-нибудь простенький салат. Я уже мечтала о том, как приду домой, запеку картошку, сделаю салат из молодой капусты с огурцом, отолью подсолнечного масла на блюдечко, посолю, и буду макать печёную картошку в масло и наслаждаться её неповторимым вкусом. А какой запах исходит от салата! Мне всегда нравился запах порезанного свежего огурца. Мечта об ужине вызвала обильное выделение слюны, которую я проглатывала, запивая остатками сладкого чая.
Колю я увидела, когда он пересекал улицу в неположенном месте. До пешеходного перехода идти далеко, а Коля спешил. Я обрадовалась, что он вернулся. Извинившись, он присел рядом на свободный стул, предложил заказать ужин, но я ответила, что не голодна. Коля начал рассказывать о встрече со следователем, сдержанно проявлявшим удовлетворение, что личность убитой установлена. Также следователь обратил внимание на то, что эта девушка работала в нашей компании, и у него зародилось подозрение, что убийства моего бывшего шефа и девушки взаимосвязаны, а, значит, два дела о расследовании придётся объединить в одно.
– Хорошо, если дело об убийстве твоего шефа будет расследовать он, – сказал Коля.
– Чем хорошо? – спросила я.
– Он умнее и способнее твоего следователя, – отвечал Коля, – на его счету много раскрытых преступлений. И он не сволочной мужик.
– Коля, почему ты мне помогаешь? – задала я ему вопрос, переведя разговор в другое русло.
– Потому что я – журналист, и не хочу допустить несправедливость. То, что тебя подозревают в убийстве, несправедливо.
Ответ Коли мне не понравился. При чём тут справедливость? Разве, это главное? Я расстроилась, но не подала виду, а продолжала слушать Колю, кивая головой, и мечтая поскорее уйти домой. Почему-то стало дискомфортно в костюме, а желудок настойчиво напоминал о себе. Я терпеливо дождалась, пока Коля закончит говорить, и предложила сесть в трамвай. Ещё по пути Коля продолжал высказывать свои предположения по поводу расследования, но я слушала его вполуха. Он проводил меня до дому и поинтересовался, почему переменилось моё настроение. Я ответила, что день был напряжённым, и просто устала. Мы попрощались, и Коля, чуть приблизившись ко мне, поцеловал уголок моих губ. Дрожащим голосом он пожелал спокойной ночи и быстрым шагом удалился в сторону трамвайной остановки. Я с минуту смотрела ему вслед и улыбалась.
Его поцелуй поднял настроение.
Только переступив порог квартиры, я сбросила с себя одежду и убежала в ванную. Полчаса стояла под душем и испытывала истинное наслаждение от тёплых струй, которые освежали тело и снимали накопившуюся усталость. Накинув лёгкий халат, я вошла в кухню, чтобы покушать. От печёной картошки и салата, о которых мечтала, когда ждала Колю в кафе, отказалась. Есть много на ночь плохо. Ещё в душе я обратила внимание, что немножко похудела, что меня очень обрадовало, а потому не хотела терять форму из-за любимой еды. Я достала из холодильника творог, отложила совсем чуть-чуть в тарелочку, положила чайную ложечку сметаны и мёда, бросила несколько ягодок мороженной клубники, всё это с помощью вилки перемешала в однородную массу и, сидя у окна, ложечкой отправляла творог в рот. Поужинав, почистила зубы и легла в постель. Вспомнила о Коле и его робком поцелуе, что вызвало улыбку на моём лице, и уснула.
Сон был лёгким и безмятежным. К утру приснился Коля. Он хотел поцеловать меня, но боялся. Я сказала ему, что надо делать так, обняла его шею и прильнула к губам. Даже во сне я чувствовала сладкий вкус его губ, но Коля вдруг исчез. Подсознание подсказывало, что он не сбежал, а попал в беду, и я стала его искать. Оббегала дворы, была на остановке, даже в трамвай заскочила, но его нигде не было. Я очень испугалась за Колю и проснулась.
Сообразив, что это был всего лишь сон, я быстро успокоилась, приняла освежающий душ, приготовила кофе и принялась за домашние дела. Всю неделю я мечтала сделать генеральную уборку, и, вот, этот день пришёл. Я надела старую рубашку и шорты, которые всегда надевала, когда затевала работу по дому. Надо было помыть полы, всюду протереть пыль, почистить ванну и туалет, навести порядок в кухне, постирать грязное бельё, просушить и прогладить и выбрать платье, которое намеревалась надеть в понедельник на работу. Дел было невпроворот. Чтобы сэкономить время, одновременно с уборкой я решила приготовить жаркое, как у мамы. Подготовила необходимые продукты, включила электроплиту и поставила кастрюлю в духовку, чтобы, пока я делаю остальные дела, обед был готов.
На всё про всё ушло полдня. На балконе под жарким летним солнцем бельё и одежда быстро высохли, и я занялась глажкой. Сначала прогладила постельное бельё и приступила к подготовке выбранного платья на понедельник. Его надо было чуть прогладить, обязательно с паром, чтобы оно выглядело свежим и новым. В это время позвонил Коля. Он побеспокоился, не разбудил ли меня, но я ответила, что встаю рано, и успела переделать много дел. Коля предложил встретиться и провести время вместе, например, на пляже. «Жарко. Лучшего места для отдыха не найти,» – сказал он. Я была с ним согласна, но хотела, чтобы он сначала пришёл ко мне, а потому слукавила, сказав, что у меня ещё много дел, часа на три, хотя я уже заканчивала. Однако, Коля предложил встретиться через три часа. Какие же мужчины толстолобые! У них такая толстая броня на голове, что до них не доходит, чего хочет женщина. Надо брать инициативу в свои руки, и я сама пригласила его, похваставшись только что приготовленным вкусным блюдом, которым собиралась его угостить. Коля засомневался, удобно ли это. Я рассмеялась и ответила, что неудобно в окно лазать, а в дверь – даже очень удобно. Также попросила его купить хлеба по пути. Коля согласился, а я продолжила гладить платье, а потом приготовила купальник, шляпку и платье для выхода на пляж.
Позвонила мама. Как обычно, интересовалась моим здоровьем, работой и женихами, которых у меня в мои двадцать три года не было. В конце разговора она сообщила, что сломался насос для поливки огорода. Папа пробовал отремонтировать, но сгорела какая-то катушка, ремонт которой обойдётся в крупную сумму, так что выгоднее купить новый насос, но на него не хватает денег.
– Мамуль, сколько надо? – спросила я.
– Ой, доченька, не надо. Как-нибудь обойдёмся, – запротестовала мама.
– Мам, говори. Я могу вам помочь. Если бы не могла, то так и сказала бы.
– Много надо.
– Ты цифру назови. Много – такой цифры нет.
– Аж, десять тысяч рублей, доченька.
– Хорошо, мамуля. Сегодня отправлю. Папе привет передай.
Мы ещё немного поговорили, и я из потайного места в шкафу достала деньги. Отсчитала десять тысяч и отложила их на стол в гостиной, чтобы про них не забыть, когда выйду гулять с Колей. О нём я вспомнила поздно и не успела переодеть рабочую одежду.
Коля, кроме хлеба, купил ещё две больших бутылки минеральной воды, мороженое, которое кстати в жаркую погоду, и букет из трёх белых роз, предназначавшихся мне. Очень приятно, когда мужчины дарят цветы. Последний раз мне дарил цветы мой бывший шеф, хотя назвать это подарком трудно. Это был маленький полувысохший цветок. Где он его нашёл? Наверно сорвал с городской клумбы. Я, как только он ушёл, выбросила его в урну. Другое дело, получить в подарок букет ухоженных роз от Коли. Я непроизвольно улыбнулась и поблагодарила его. Тут же поставила розы в вазу с водой, а вазу – на кухонный стол, за которым хотела угостить Колю.
Чтобы не переодеваться в его присутствии, я придумала ход конём. Сначала извинилась, а потом попросила его сходить на почту и отправить папе деньги. Коля с готовностью согласился исполнить мою просьбу. Я дала ему деньги, написала на листке бумаги адрес получателя и отправителя, а сама убрала гладильную доску, поглаженное бельё, умылась, уложила волосы, чуть подкрасилась и переоделась в лёгкое ситцевое платье. К возвращению Коли я успела приготовиться. Он не ожидал такой во мне перемены. Его глаза расширились, засверкали искорками, и я поняла, что произвела должный эффект, а когда он сказал: «Ух, ты!» – я опешила. Это всё, на что ты способен, подумала я. Но Коля быстро сообразил и поправился, добавив:
– Даша, ты очень красивая девушка!
Моя душа взлетела на небо от счастья, а его «Ух, ты!» я отнесла на растерянность от неожиданно произведённого мной эффекта.
Коле понравилось жаркое. Он хвалил меня, а я сидела напротив и думала, как приятно угощать и получать благодарность. За эти слова я была готова на всё, ради него.
Хорошо, что мы не сразу пошли на пляж. Солнце преодолело свой зенит и не так пекло, а потому мы ничуть не устали и решили прогуляться по городу. В нашем городе некуда пойти. Кроме кафе и кинотеатров, ничего нет. Драматический театр мне не нравился. Труппа играла пьесы на уровне художественной самодеятельности, что вызывало отвращение. Есть ещё два парка, но они тоже не очень интересные. Главный парк зарос старыми деревьями, много гнилых, а потому воздух отдавал гнилым запахом. Есть ещё ночные клубы, но там взрослым делать нечего. Клубы посещают лишь тинейджеры и дебилы. Коля пытался придумать какое-нибудь развлечение, но ничего, кроме кино предложить не мог. Когда мы проходили мимо кинотеатра, увидели афишу и решили посмотреть фильм. Он был выпущен уже давно, до нашего появления на свет, но являлся классикой кинематографии, а это всё-таки лучше, чем дышать гнилым воздухом в парке, или шарахаться среди толпы малолеток и придурков в ночном клубе.
Во время сеанса мы непроизвольно взялись за руки. Тепло пробежало по моему телу, и я сильнее сжала руку, и Коля ответил нежным пожатием. В зале было много молодых пар, и некоторые из них сидели, прижавшись друг к другу. Мне тоже хотелось, чтобы Коля обнял мои плечи, но он вцепился в ладонь и не отпускал её. Было приятно ощущать его руку, но этого было недостаточно. Мысленно я просила Колю обнять меня, но мои мысли не доходили до него. Исчерпав терпение, я сама прижалась плечом к его плечу, будто ненароком. В ответ Коля отпустил мою ладонь, перекинул руку назад и прижал к себе. Я, довольная его догадливостью, положила голову на его плечо. Так бы и сидела рядом с ним целую вечность. Но кино закончилось, появился свет, и я отпрянула. Когда же вышли на улицу, я проявила смелость и взяла его под руку. Всё-таки мы пара, а, значит, нам положено вести себя соответственно.
Когда мы прощались у моего дома, я хотела, чтобы Коля поцеловал меня, но он даже не сделал попытки. Его робость передалась и мне. Я чувствовала себя неловко. Странные эти мужчины. В бою они храбрецы. Сколько молодых парней, преодолевая страх, идут на смерть! Что же касается любви, то тут они пугливее зайца. Куда девается их смелость и уверенность?
Мы стояли друг против друга, и нам не хотелось прощаться. Всё уже, кажется, было сказано, говорить было не о чем, а мы стояли и молчали, смотря друг другу в глаза. Я видела, что Коля хотел поцеловать меня, но боялся. Чтобы не выглядеть для случайных прохожих дураками, я приблизилась к нему, обняла за шею, чмокнула в губы и тут же отпрянула, но Коля задержал меня, и я, чтобы он не успел передумать, снова прильнула к нему. Только тогда Коля осмелел, и наши губы слились в долгом поцелуе. Как и во сне, Колины губы были сладкими, будто у младенца. Даже голова чуть закружилась. Нам не хотелось расставаться, и мы спрятались в подъезде, чтобы продолжить поцелуи. Это было бесподобно!
На следующий день мы уже целовались при первой же возможности, даже на виду у любопытствующих горожан.
На третьей остановке Коля не появился в трамвае. Я забеспокоилась. Может, он опоздал? Или опаздывал и успел заскочить в первый вагон? Я подождала следующей остановки, вглядываясь в окно, чтобы рассмотреть ждущих трамвая пассажиров. Среди них Коли не было. Двери трамвая закрылись, а Коля так и не вошёл. И тут я вспомнила сон, который выдела две ночи назад. Сердце сжалось, а по телу пробежала нервная дрожь. Я вытащила из сумочки телефон и позвонила Коле. Автоответчик сообщил, что абонент временно не доступен. Дрожащими руками я убрала телефон в сумочку. Какие только мысли не приходили в голову: заболел и не может ответить; появилась срочная работа, и он рано утром уехал; попал под машину, когда переходил дорогу в неположенном месте – и много других, каждая страшнее предыдущих. Я ещё раз попробовала ему позвонить, но услышала всё тот же механический голос. К концу поездки я успокаивала себя мыслью, что рано утром Коле позвонили по поводу какого-то происшествия, и он уехал за город в глушь, откуда не может позвонить. К полудню он обязательно объявится и скажет, что всё хорошо. С этой мыслью я появилась в офисе и сразу была загружена работой, которая немного отвлекала от тревожных раздумий. Однако Коля не звонил, а на мои звонки отвечал автоответчик, пугая меня своим неживым голосом.
Во время обеденного перерыва раздался звонок. Я пила чай. Рука дёрнулась, и несколько капель чая выплеснулись за край чашки. Хорошо, что они не попали на платье. Я вскочила и подбежала к рабочему столу, на котором лежал телефон. На экране светился незнакомый номер. Я ещё больше перепугалась, воображая, что с Колей случилось что-то ужасное, а кто-то звонит, чтобы об этом сообщить. Я судорожно схватила телефон и ответила. Послышался мужской голос:
– Я говорю с Максимовой Дарьей Ильиничной?
– Да, – тихим голосом проговорила я.
– Меня зовут Хомов Пётр Николаевич. С сегодняшнего я буду вести следствие по факту отравления…
Глаза застлал туман. Я ничего не слышала, что говорил голос. Сердце глухо билось в груди, а в висках застучал молот. Какое-то время я совсем отключилась. Постепенно до меня начал доходить смысл говорившего со мной мужчины. Оба дела – об убийстве девушки и об отравлении шефа – были объединены, а следствие по ним было поручено Петру Николаевичу. Он хотел со мной встретиться. Я молчала, и это его начало беспокоить, а потому следователь спрашивал, слышу ли я его. Я очнулась и спросила:
– Вы не знаете, где Коля?
Следователь переспросил, какой Коля. Я объяснила ему, что это журналист, который передал карточку учёта убитой девушки. Следователь понял, о ком я спрашиваю, и ответил, что не знает. В свою очередь, он сказал, что нам надо встретиться. Он хочет побеседовать со мной. Я сказала, что не могу, потому что загружена работой.
– Во сколько заканчивается рабочий день? – спросил следователь.
– В шесть, – ответила я.
– Вы знаете кафе «Радуга»? Оно находится недалеко от вашего офиса рядом с магазином «Элит», за углом.
– Я поняла.
– Встретимся в кафе «Радуга» в восемнадцать пятнадцать. Вам достаточно пятнадцати минут?
– Достаточно. – Ответила я, и послышался гудок, оповещавший об окончании разговора.
Меня не волновал никакой Пётр Николаевич. Я набрала номер Колиного телефона и с нетерпением ждала ответа. Телефон молчал. Даже молчал автоответчик. Обессиленная я села на стул. Определённо, с Колей что-то случилось. Я с нетерпением ждала шести часов. Работу делала автоматически, не вдумываясь. Одна только мысль беспокоила меня: что случилось с Колей. Как только часы пробили шесть, я быстро собралась и убежала на встречу со следователем. Может, за это время он узнал что-то о Коле?
Следователь ждал меня у входа. Он был одет в скромный, но аккуратный и чистый костюм. Увидев меня, он сделал несколько шагов навстречу и пригласил в кафе. Мы заняли столик в дальнем углу зала, где царил полумрак. Я даже не сразу заметила этот столик. Как только мы заняли места, я задала вопрос о Коле. Следователь переспросил с какого времени я не могу до него дозвониться и пообещал разузнать о нём, пытаясь успокоить меня тем, что у журналистов часто бывают неожиданные командировки, волноваться незачем, через день он объявится живым и здоровым.
– Давайте перейдём к нашим делам, Дарья Ильинична. Как видите, я пригласил вас побеседовать в неформальной обстановке. Просто побеседовать. Поэтому прошу вас не волноваться, а подробно, рассказать всё, что вы знаете. Первое, с чего следует начать – это подробно, поминутно, начиная с момента вашего прихода на работу семнадцатого числа, рассказать, чем занимались вы и ваш бывший генеральный директор, кто к нему приходил, кого он вызывал, какие давал вам задания, какие были звонки и кто звонил, кому он звонил и так далее. Вам понятно, о чём я прошу вас.
– Я поняла, – ответила я.
– Хорошо. Я буду вести запись на телефон. Уверяю вас, это для того, чтобы ничего не упустить. Вы тоже можете вести запись нашей беседы на своём телефоне.
Идея мне понравилась, и я включила телефон на запись. Пусть будет. На всякий случай. Верить полицейским нельзя, хоть Коля восторженно высказывался о Петре Николаевиче.
Включив телефон, я начала говорить. Я описала весь день, поминутно, даже называла точное время, в которое происходило то, или иное событие. Я видела как вытягивается лицо следователя, а его глаза расширились до размеров пепельницы, покоившейся на краю стола. Он слушал меня увлечённо, внимательно, иногда кивая головой в знак поддержки. От охватившего его волнения во время моего рассказа, он вытащил пачку Винстона и закурил. Мне тоже ужасно захотелось курить, хотя я уже давно бросила эту противную привычку. Пётр Николаевич протянул сигарету и дал прикурить, щёлкнув зажигалкой. Я втянула дым. Боже, какие крепкие! Но, к моему удивлению, кашель не беспокоил. Я молча курила, думая о Коле. Следователь не торопил меня. Он терпеливо ждал, пока я не закончу. Потом взял у меня окурок и затушил его в пепельнице. Тут же появился официант и сменил грязную пепельницу на чистую.
Покурив, я продолжила рассказывать о том дне и закончила поздним звонком шефа. Следователь спросил, не было ли чего необычного в этом звонке.
– В общем, нет, – ответила я. – Если не принимать во внимание, что разговор резко оборвался. Когда я отказала шефу во встрече, думала, что он будет настаивать. Но, он не перезвонил.
Потом Пётр Николаевич спрашивал об отношениях шефа с сотрудниками компании. Его больше интересовали те, с которыми шеф был в натянутых отношениях. Я ответила, что он был со всеми в натянутых отношениях, за исключением, пожалуй, завхоза, которому позволялось появляться в кабинете директора в любое время и обращаться к нему по-панибратски. Потом следователь задал ещё несколько вопросов, и на этом наша беседа закончилась. Я боялась, что он будет расспрашивать о моих личных отношениях с шефом, но об этом он даже словом не обмолвился. Я прониклась уважением к следователю.
Больше вопросов не было, и Пётр Николаевич отпустил меня, сказав, что ещё задержится в кафе. Я взяла сумочку, висевшую на спинке стула и, прежде, чем уйти, попросила его разузнать о Коле.
– Я узнаю. – Пообещал он, и я ушла.
Заняв место в трамвае, я нашла в телефоне номер Петра Николаевича и сохранила его в контактах. Убрала телефон в сумочку и выглянула в окно, тая надежду увидеть Колю. Но мои надежды не оправдались. Начинал крапать дождь. Постепенно он усиливался, а у меня не было зонта. Сначала думала переждать дождь на остановке, но дождь не прекращался, и я, не обращая на него внимания, пошла домой. Конечно, моей причёске наступил конец, и платье промокло. Его подол прилипал к ногам и мешал идти. Дома я повесила платье просушиться, приняла душ, пошла на кухню, но ужинать не хотелось, и я ограничилась йогуртом, осилив половину стаканчика, а остальное убрала в холодильник. От накопившихся за день переживаний я почувствовала себя опустошённой. Ничего не хотелось, даже телевизор не включала. В квартире было тихо. Я села на подоконник и смотрела в окно. Лил дождь, улица была пуста, только какой-то дядечка в шляпе не спеша прошёл и скрылся за углом дома.
Где же Коля? Почему его телефон не отвечает? Я снова набрала номер, но в ответ была только тишина. Определённо, с ним что-то случилось ужасное. Я не знала, что делать, как помочь ему. Уговаривала себя, что завтра всё выяснится. Пётр Николаевич разузнает. Только бы Коля был жив. Остальное не важно. Я предалась воспоминаниям. Одна за одной из глубин памяти вставали картинки, сначала о том дне, когда впервые увидела его, вбегавшим в вагон трамвая. Будь много народу, я, может быть, не обратила бы на него внимания, но в вагоне было всего четыре пассажира, а потому каждый новый вызывал интерес. Он сел на сиденье рядом с входом лицом ко мне. Приглядевшись, я отметила про себя, что парень довольно симпатичный, и определила его примерный возраст – не намного старше меня. Потом наши взгляды встретились. Я опустила глаза, а когда вновь подняла их, то увидела, что он с интересом рассматривает меня. Я отвернула голову к окну, но искоса наблюдала за парнем. Так получилось, что Коля и на следующий день вошёл в мой трамвай, и мы сразу узнали друг друга. Так каждый день, кроме выходных, мы полтора месяца встречались, пока мой шеф не был отравлен. Подозрение пало на меня, и я расстроенная пропустила свою остановку, а Коля, заметив моё состояние, ехал вместе со мной. С того дня наши отношения перешли на новый уровень – мы стали общаться. А, когда Коля поцеловал меня, мы перешли на новую ступеньку в наших отношениях. Смешно было, но романтично, когда мы спрятались в подъезде от посторонних глаз и, будто школьники, украдкой целовались, пугаясь каждого шороха и звука, раздававшихся от шагов и хлопающих дверей. Во время поцелуев я так близко была к нему, что почувствовала бедром его напряжённый… Голова ещё больше закружилась, а Коля, смутившись, отпрянул. Надо было видеть его лицо! Красное от стыда, а глаза смотрели вниз. Вспомнив об этом, я непроизвольно улыбнулась.
Вчера, когда мы отдыхали в сквере, сидя на скамейке, Коля впервые за два выходных дня напомнил о неприятностях прошедшей недели, о которых я не думала. Он сказал, что знает, откуда взялся мускарин, которым был отравлен мой бывший шеф. Оказывается, в Шаманихе живёт подпольный производитель ядов. Именно от него были получены те полграмма мускарина для убийства.
Шаманиха – это известный своей дурной славой рабочий посёлок за окраиной города. Заправляет там авторитет по кличке Фома Фомич. Говорят, настоящее его имя другое, но никто не знает, какое. Коля сказал, что тот подпольный специалист по ядам скажет, кто заказывал мускарин, а от заказчика потянется нить дальше. Тогда я не придала значения его словам, но теперь я по-иному взглянула на то, что говорил Коля. И меня осенило. Так и есть, Коля решил самостоятельно провести расследование и отправился в Шаманиху на поиски производителя яда. Глупо. Безнадёжно глупо! Разве можно так рисковать! Сколько прошло времени, как он попал в лапы бандитов!? Неизвестно. Но, не менее суток. Это точно. Его надо спасать. Чем скорее, тем больше шансов на спасение.
Я соскочила с подоконника, взяла телефон, который лежал на столе, и набрала номер Петра Николаевича. Телефон долго не отвечал, и я, на чём свет стоит, ругала следователя. Наконец, он ответил. Я скороговоркой пыталась объяснить ему, что надо ехать в Шаманиху и спасать Колю. Следователь ответил, чтобы я не хлопала крыльями, а дождалась завтрашнего дня. Он всё выяснит и примет меры. Я сделала ещё одну безуспешную попытку убедить Петра Николаевича, но он выключил телефон. Я чуть не заплакала от безысходности. Разве это полиция!? Никакого толку от них. Я села на стул и задумалась. Нет, ждать я не могу. Если полиция не хочет помочь Коле, то я сама спасу его.
Для начала я узнала в интернете, как добраться до Шаманихи. Оказалось, очень просто. Надо доехать на моём трамвае до Колиной остановки, а там пересесть на другой. Он и довезёт до рабочего посёлка. Я надела джинсовые брючки, футболку, накинула лёгкую курточку, взяла сумочку и зонт. Из тумбы, где хранилась моя обувь, достала туфельки на невысоком каблуке, одела и вышла из квартиры.
На улице не прекращался дождь. Приходилось внимательно следить, чтобы не наступить в лужу. Дойдя до остановки, я пятнадцать минут ждала трамвай. Время было вечернее, а потому трамваи ходили с большими интервалами, чем днём. Трамвай подошёл, я вошла в вагон, заняла место и начала думать, как найти того самого специалиста по ядам.
До Шаманихи я добиралась довольно долго. Только на пересадку потратила почти полчаса, да потом до самого рабочего посёлка потратила ещё час. Зато было достаточно времени подумать, как найти нужного человека. Способ единственный – это тупо спрашивать у прохожих. Но как? Не буду же я говорить: «Не знаете, где живёт мастер по ядам, которым травят людей?» – Нет. Так не пойдёт. Тогда как? Имени его я не знаю. Искать неизвестного человека даже в небольшом населённом пункте то же, что иголку в стоге сена. А если бы знала, что из того? Если я интересуюсь таким человеком, то сразу навлекаю на себя подозрение. Кто-то же его знает. Тут же сообщит в полицию. Нет, надо придумать что-то другое.
Почти до самого посёлка ничего не приходило в голову. Я была в растерянности. Вот, дура! Ты даже ни разу не была в Шаманихе, а хочешь найти человека, имя которого неизвестно. И почему я тогда не спросила у Коли? Ведь, он, наверняка, знал. Коля тоже хорош! Нет бы, предупредил меня. Нельзя же так! В одиночку.
Уже показались первые дворы частной застройки, а я так и не могла ничего придумать. Ладно, выйду на конечной остановке, а там видно будет. Уже ни о чём не думая, я просто смотрела в окно. Одни частные застройки. Дома разные, есть богатые, ухоженные, но большинство старые, приземистые. Дорог практически нет. Одна грунтовка. Вокруг грязь и лужи. На улицах пустынно. Все попрятались по домам от дождя, да и темнеет уже. Дело идёт к ночи. Эта мысль напугала меня. Как же я одна ночью в незнакомом неблагополучном в криминогенном отношении месте? Только мысль о Коле придавала смелость. Сейчас, ещё немножко, и я что-то придумаю. Обязательно придумаю. И спасу Колю. И в самом деле. Только я так подумала, как вспомнила о местном авторитете Фоме Фомиче. Что проще!? Тут его все знают. Найду его и попрошу о помощи. Он должен помочь, с уверенностью думала я.
Трамвай остановился на пустыре, и все пассажиры начали выходить. Конечная остановка. Я тоже вышла и обратилась к первой же женщине, которая при выходе оказалась ближе всех ко мне. Женщина с удивлением взглянула на меня, перекрестилась и быстрым шагом удалилась. Те, что были по близости и слышали мой вопрос, тоже странно на меня смотрели. Особенно не понравился парень, похожий на гопника. Он бросил в мою сторону подозрительный взгляд, который напугал меня.
Я опешила от реакции людей и не знала, как поступать дальше. Немного успокоившись, я решила действовать, как задумала. Только не у кого было спрашивать. Когда вышедшие из трамвая вместе со мной пассажиры разбрелись в разные стороны, и я осталась одна, какая-то старушка подошла ко мне и тихо сказала:
– Дочка, уезжай, пока трамвай не ушёл. Бедовая ты.
– Почему? – спросила я, но старушка махнула рукой, отвернулась и медленным шагом пошла по своим делам.
Я решила не обращать внимание на странность местных жителей, а пересекла по тропке пустырь и оказалась на одной из грязных безлюдных улиц. Через два дома увидела вышедшего из калитки мужчину. Я подбежала к нему и задала тот же вопрос, что и женщине на остановке. Он прищурил глаз, внимательно посмотрел на меня и ответил, чтобы я шла своей дорогой. Ну, уж это совсем никуда не годится! Как можно так разговаривать с людьми!? Я что, у них денег прошу?
Я пошла дальше по улице и увидела во дворе одного из домов женщину и попытала счастья поинтересоваться у неё, как найти Фому Фомича. Женщина покачала головой и, как старушка, посоветовала не искать этого злодея, а поскорее убираться отсюда. Нет, я так больше не могу! Что за странности такие!? Я прошла ещё несколько домов. Никого не встретила, только устала перепрыгивать лужи и грязь. Увидев скамейку под навесом, решила отдохнуть и собраться с мыслями. Только уселась, как на улицу завернула большая машина, в точности такая, какая была у моего шефа. Она месила колёсами грязь, которая брызгала в разные стороны. Чтобы грязь не попала на меня, я встала и прижалась к забору. Машина подъехала и остановилась. Стекло дверцы медленно опустилось, и я увидела того гопника, напугавшего меня на конечной остановке. Он обратился ко мне:
– Эй, барышня, ты ищешь Фому?
– Да, – подозревая что-то неладное, ответила я.
– Садись. Отвезу.
Я не сразу решилась. Всё-таки садиться в машину к незнакомому человеку опасно, но гопник улыбнулся, показав ослепительно белые ровные зубы, что явно не вязалось с внешним видом их владельца, но вызвало вместе со страхом чувство доверия к этому парню. Я обошла машину и взобралась на пассажирское место рядом с водителем. Гопник попросил мою сумочку. Ну, вот, началось, подумала я и хотела сбежать, но дверь не открывалась. Страх сковал мою волю, а гопник, пользуясь моим состоянием, забрал сумочку, нашёл телефон, открыл заднюю крышку и вытащил аккумулятор. Сумочку он вернул, но разобранный телефон оставил себе. «Так будет вернее,» – сказал он и с силой нажал на педаль газа. Заревел мотор, машина резко дёрнулась, из-под колёс вылетел фонтан грязи, и мы тронулись с места.
Ехали молча. Проехали частные застройки, выехали на разбитую асфальтированную дорогу, и вдали показались трёхэтажные с облезлой грязной штукатуркой кирпичные дома. Сначала проехали одну улицу, потом другую, свернули налево, направо, потом поехали прямо и, наконец, въехали в один из дворов, окружённый такими же трёхэтажными старыми домами. Машина остановилась.
Дождь усиливался, его крупные капли, поднимая фонтанчики брызг, падали в лужи, покрывавшие в шахматном порядке неубранный двор. Чтобы добраться до единственного подъезда, приходилось передвигаться зигзагом. Видя обшарпанные стены зданий, я засомневалась, что меня привезли к местному авторитету. Подозрения усиливались, и я спросила гопника, возможно ли, чтобы такой человек жил в этом старом доме, стены которого держались лишь на честном слове. Гопник подтолкнул меня в спину, давая понять, чтобы я не задавала лишних вопросов.
Войдя в дверь подъезда, я была поражена разницей между внешним состоянием здания и внутренним его убранством. Ровные отштукатуренные потолки и стены, покрашенные в разные нежные тона; полы, покрытые ламинатом; дубовые двери с позолоченными ручками и красивая добротная мебель, расставленная по всем правилам дизайнерского искусства. Даже лестница, ведущая на второй и третий этажи, была из дуба, а ровные неширокие ступеньки покрывала толстая мягкая дорожка. На стенах красовались хрустальные бра, испускавшие нежный свет электрических лампочек.
На втором этаже мы остановились у одной из дверей. Гопник открыл её и подтолкнул меня внутрь. Я очутилась в небольшой светлой комнате, заставленной цветами. Напротив от двери стоял стол, накрытый изысканными блюдами и бутылками водки и марочных вин. За столом лицом ко мне сидел по виду довольно милый старичок, с морщинистым лицом и мешками под глазами. Седые волосы торчали в разные стороны. Справа от него сидел молодой парень, внешним видом и повадками напоминавший уже знакомого мне гопника. Я остановилась посреди комнаты и молчала. Гопник, который привёз меня, уселся за стол слева от старика и, тут же, потянулся за бутылкой с водкой, отлил полный стакан и начал пить зелье небольшими глотками. Старик рассматривал меня прищуренным взглядом. По прошествии пяти минут он неожиданно лилейным голосом, приказал:
– Культя, не пристало гостей заставлять ждать. Подай-ка стул.
Тот, что сидел справа вскочил, схватил один из стульев, стоявших у стены и приставил к столу. Вторая рука у него была без кисти. С противной улыбкой он сказал:
– Прошу, мадам.
Я села на стул, не отводя взгляд от старика.
– Ну, говори, – тем же лилейным голосом сказал старик, – зачем я тебе понадобился?
– Мне нужен Фома Фомич. – Ответила я.
Оба гопника рассмеялись, а тот, который привёз меня, сказал:
– Вот, дура! Фома, отдай её мне…
– Заткнись! – прикрикнул на него старик и почти ласково обратился ко мне: – Вот, что, барышня, или ты будешь говорить, или я отдам тебя на растерзание Фиксе. А он умеет обращаться с девицами, подобными тебе. В этом я ручаюсь.
Я не стала испытывать судьбу и сказала, что мне нужна помощь. Старик вопросительно посмотрел на меня, и я решила подробно изложить обстоятельства, которые заставили меня обратиться к нему. Фома Фомич слушал, пристально смотря в мои глаза. Его взгляд был пугающим, он выдавал в нём безжалостного и жестокого человека, но не лишённого ума и жизненной мудрости. Его взгляд будто выворачивал мою душу наизнанку, и я поняла, что должна говорить правду, ничего не утаивая и не выдумывая, иначе рискую отсюда не выйти. По мере изложения своей просьбы я приобретала уверенность и твёрдость в голосе. Фома Фомич перебил меня только один раз, когда заставил закурившего сигарету Фиксу отойти к окну. Когда я закончила, Фома Фомич некоторое время молчал, как бы раздумывая и анализируя мои слова, и спросил:
– И ты, дурёха, решила, что я помогу?
– Мне не к кому больше обратиться, – ответила я.
– А, полиция?
– Я обращалась. Бесполезно.
Фома Фомич снова задумался.
– Втюрилась? – через паузу спросил он.
– Да, я люблю своего парня, – с гордо поднятой головой уверенно ответила я.
– Вот! – обратился Фома Фомич к Фиксе, – Какую бабу надо. Чтоб за тебой в огонь и в воду. А в твоей пустой голове одно…
– Ну, Фома, ты же знаешь… – начал оправдываться Фикса.
– Замолчи, – спокойным голосом приказал Фома Фомич и снова посмотрел на меня. – Вот, что, барышня, я подумаю… А ты, Фикса, съезди-ка к Химику. Скажи, что жду его в гости.
– Это мы зараз, Фома. Сей момент. – И Фикса выскочил из-за стола, через секунду скрывшись за дверью.
Пока Фикса выполнял приказ, Фома Фомич предложил поесть. Только тогда я поняла, что проголодалась. Если во время изложения просьбы, я не думала о еде, было не до неё, то сейчас я почувствовала, как сжало от голода желудок. Я смотрела на мидии, которые впервые пробовала во время поездки с шефом на дачу.
Та – была отдельная история.
Прошлым летом шеф пригласил меня провести выходные дни на даче. Я была против и пыталась придумать причину, чтобы отказаться. Провести два дня с человеком, который тебе противен – это уж слишком. За глаза хватало то, что я видела шефа в будние дни на работе, но ничего более умного не придумала, как сказать, что планировала в выходные погостить у мамы. Шеф отмахнулся и сказал, что можно воспользоваться для поездки к маме в следующие выходные дни, а, вот, ему редко предоставляется возможность отдохнуть на природе подальше от своей семьи. Как я не пыталась возражать, шеф мои возражения не принимал. Пришлось ехать.
Дача находилась довольно далеко от города. Мы добирались на машине больше часа. Надо признать, что места там живописные. Участок расположен на окраине дачного посёлка. Вокруг лес, а за лесом узкой змейкой протекает река. Что меня удивило, так это то, что за высоким забором скрывался небольшой участок, на котором увидела два скромных строения: одно – для жилья, второе – баня. Не думала, что у богатого человека, как мой шеф, такая небогатая дача. Но он объяснил, что это дача не его, а нашего завхоза. На свою дачу он не мог меня пригласить, так как там проводила лето его жена. В целом, хотя строение было небольшим, но вполне уютным. Тут была комната для кухни, гостиная и спальня. Баня была тоже маленькой, но добротной.
Тогда я впервые попробовала мидии. Впервые я мылась в бане вместе с шефом и вместе с ним спала в одной постели. Храпел он ужасно. Казалось, что вот-вот рухнет дом. Если бы я могла водить машину, то выкрала бы ключи и сбежала. Думала уйти в баню, но ночь и лес пугали меня. За исключением мидий, отдых на даче мне не понравился.
Только, когда Фома Фомич предложил перекусить, я обратила внимание на мидии и хотела положить их в поданную Культей тарелку, но решила не перегибать палку, не зная, как на это отреагирует Фома Фомич, а потому положила себе небольшой кусочек холодца и немного овощного салата. Фома Фомич ухмыльнулся и предложил выпить, но я отказалась. Старик не настаивал. Холодец оказался очень вкусным. Он таял во рту, и я быстро его съела. Во время ужина, Фома Фомич задавал вопросы, на которые я уверенно отвечала. Мне показалось, что я произвела на него хорошее впечатление, потому что он уже разговаривал со мной с теплотой в голосе, будто со своей внучкой. Это обстоятельство придавало мне смелости, но я понимала, что должна себя контролировать, и с нетерпением ждала приезда Фиксы и Химика. Время шло, и Коля всё ещё не был в безопасности.
Я уже доела салат и пила воду, когда открылась дверь, и в комнату ввалился Фикса, ведя за собой Химика. Фома Фомич пригласил его садиться за стол. Культя наполнил стакан водкой и подал Химику. Когда Химик выпил, Фома Фомич обратился к нему:
– Я для чего тебя позвал? Скажи-ка нам, где тот журналистишко, который приходил к тебе утром?
– Как где? Там, где положено, – ответил Химик.
– Ты отвечай на вопрос! – строго сказал Фома Фомич. – Как на духу.
– Ну, пришёл ко мне парнишка. Начал расспрашивать, кто недавно заказывал мускарин. Ну, это яд такой. Его много в мухоморе.
– Ты по делу. Меня мухоморы не интересуют.
– Ага. Ну, я конечно наплёл всякой ерунды, чтобы задержать его, а сам вышел в другую комнату и позвонил Семёнычу. Ну, ты его знаешь. Он где-то завхозом работает. Семёныч сказал, чтобы я задержал парня на полчаса, пока не приедут за ним. Через полчаса приехали какие-то ребята и забрали парня. Вот, и всё. Остальное – не моё дело. Больше я ничего не знаю. Правда, Фома. Всё, как на духу выложил.
Я слушала Химика и водоворот мыслей крутился в моей голове. Завхоз! Семёныч! Не наш ли это завхоз. Его зовут Андрей Семёнович. Конечно, это он! Это он заказал мускарин! Это он отравил! И Колю тоже он похитил! А какой неприметный мужичок! Со всеми вежливый, предупредительный, а на самом деле безжалостный убийца. Я чуть было не потянулась к сумочке за телефоном, но вспомнила, что в сумочке телефона нет. И хорошо, а то я могла навлечь на себя большие неприятности.
Я посмотрела на Фому Фомича. Наши взгляды встретились. Он всё понял. Я смотрела на него и ждала. Фома Фомич повернул голову к Химику и сказал:
– Вот что, любезный. Посидишь с нами.
– Завсегда рад быть твоим гостем, – ответил Химик.
– А ты не радуйся. – Сказал Фома Фомич и приказал Фиксе: – Отведи-ка девчонку к комнату для гостей, пусть отдохнёт. Чтобы никто ей не мешал…
Такой поворот событий меня не устраивал. Я вскочила из-за стола и сказала Фоме Фомичу, что благодарна за гостеприимство, но у меня нет времени на отдых, а потому, с позволения добрых хозяев, покидаю этот приятный дом. Фома Фомич ничего не ответил, а только прищурил левый глаз. И лицо его из приветливого вдруг превратилось в злобно-непроницаемое. Фикса больно схватил меня за руку и потащил за собой. Я попыталась сопротивляться, объясняя, что так порядочные хозяева гостей не удерживают, на что Фикса грозно сказал: «Молчи, дура!» – и мне ничего не оставалось, как подчиниться.
Фикса отвёл меня на третий этаж и втолкнул в комнату, в которой, кроме кресла, другой мебели не было. Голые стены, голый потолок, единственное зашторенное окно и глиняный горшок с сенполией покоился на подоконнике, освещённым люминесцентной лампой, прикреплённой к внутреннему откосу окна. Это всё, что было в той комнатке, по площади сравнимой с типовой кухней в типовой квартире многоэтажки.
Дверь за мной захлопнулась, и послышался скрип поворачиваемого в замке ключа. Я осталась одна. Взаперти. Ситуация повернулась не в мою пользу. В том я винила себя. Я потеряла бдительность и доверилась Фоме Фомичу. По моему взгляду он видел, что я обо всём догадалась. Моя неосторожность привела к тому, что теперь не только жизни Коли, но и моей угрожала смертельная опасность.
Мной овладело отчаяние. Я ругала себя и называла себя самонадеянной дурой. Надо же было так влипнуть! Усевшись в кресло, я закрыла лицо руками и привыкала к сложившейся ситуации. Сначала я была, как будто в прострации, лишь одна мысль крутилась в голове: что же будет? Умирать мне не хотелось, но больше всего боялась не за себя, а за Колю. Будь я чуточку внимательней и осторожней, стоило мне прикинуться дурочкой, возможно Фома Фомич ничего не заметил и отпустил бы меня. Но, что произошло, то произошло. Надо взять себя в руки, правильно оценить ситуацию, в которую попала, и найти выход. Постепенно я успокаивалась и начинала думать, как послышался скрип в замке, дверь отворилась, и в комнату вошёл наш завхоз Андрей Семёнович. Вот, уж, кого не ожидала увидеть. Фикса, стоявший сзади завхоза, с кровожадной улыбкой закрыл дверь. Мы остались вдвоём: я и завхоз, который осмотрел комнату, проверил на прочность раму окна. Убедившись, что открыть окно невозможно, довольно крякнул и обратился ко мне с длинной речью. Впервые я видела его таким важным и напыщенным. И говорливым.
Он обзывал меня всякими оскорбительными словами, из которых самым употребляемым было: дура. Досталось и всем представительницам прекрасной половины человечества, которым нашлось хамское выражение: безмозглые курицы, кудахтающие, почём зря. Эх, врезать бы ему горшком с сенполией по башке! Знал бы тогда, как опасно оскорблять женщин. Но горшок был на подоконнике, а я сидела в кресле в шаге от него. Всё равно не успею. Жаль!
– И какого чёрта ты полезла в мужские дела, дура!? – говорил он. – Твоё дело бабское – ноги раздвигать! Новый директор и молод, и красив, не то, что прежний…
Нет, он дождётся! Никогда бы не подумала, что этот тихий, неприметный, со всеми приветливый мужичок, оказался таким безбожным хамом. Дальше я слушала его вполуха, уйдя в свои мысли, крутившиеся вокруг плана о побеге.
Завхоз ещё что-то говорил. Кажется, он сказал, что очень сожалеет, но вынужден поступить, как того велят сложившиеся обстоятельства. Ещё он задавал вопросы о том, что мне известно про убийство шефа, что я рассказала следователю, и много других вопросов, на которые я не реагировала. Видя, что я не слушаю его, он сказал, что до утра даст мне подумать, а, если я ничего не расскажу, то не завидует моей судьбе. Когда он покидал комнату, я спросила про Колю.
– Жив твой чернокнижник, – ответил завхоз. – Пока жив. От тебя зависит, где он останется…
И Андрей Семёнович покинул комнату.
При чём тут чернокнижник, подумала я. Но это не важно. Важно другое – надо бежать. Я подошла к окну и снова проверила, можно ли его открыть. Высота уже не пугала. Лучше сорваться и убиться, чем достаться в лапы этого негодяя, завхоза. Но окно не открывалось. Оно специально было сделано так, чтобы его невозможно было открыть. Стёкла на нём были затемнёнными. Подать сигнал наружу тоже не представляется возможным. Кричать без толку. Я даже не слышала шум дождя. Что же делать? Как вырваться отсюда?
Мой взгляд упал на сенполию. Красивый цветок. И тут, в голове стал выстраиваться план. Надо заставить моих похитителей открыть дверь, отвлечь их и сбежать. Сосредоточившись на этом плане, я уже более чётко представляла, как его исполнить. Мало того, мне показалось, что я знаю, где Коля. Кто его похитил? Завхоз. Он должен его где-то держать? Должен. А где, как не на своей даче!? Высокий забор, вокруг лес, поди догадайся, что там внутри творится. Хорошее место для того, чтобы спрятать Колю до поры до времени. Утвердившись в этой мысли, я почувствовала в себе уверенность и приступила с исполнению плана побега. Взяла в руки глиняный горшок с сенполией. Весомый горшочек. Это хорошо. Подошла к двери и начала колотить по ней, что есть силы. Сначала руками. Когда руки заболели, стала бить пяткой. Казалось, я потратила полчаса, чтобы меня услышали. Уже думала, что напрасно трачу силы, как послышался в замке ключ, и дверь открылась. Как я и рассчитывала, появился недовольный Фикса и начал кричать на меня, чтобы я успокоилась. Когда его гнев немного остыл и он замолчал, я попросила позвать завхоза. Фикса исчез. Я подошла к окну и встала спиной к двери. Через несколько минут снова послышался скрип в замке, отворилась дверь. Краем глаза я заметила, что завхоз был один. Он закрыл дверь, а ключ положил в карман пиджака. Всё шло по моему плану.
Завхоз сказал, что я напрасно стою у окна. Никто меня не увидит, потому что вставлены специальные стёкла, через которые видна улица, а с улицы – темнота. Я повернулась к нему, оставаясь у окна. Горшок с сенполией стоял справа от меня. Завхоз спросил, что я могу ему рассказать, и я, чтобы отвлечь его внимание, решила рассказать про беседу с Петром Николаевичем. Я подумала, что не выдам следственной тайны, если завхоз узнает о нашем разговоре. Прежде, чем начать, я спросила о гарантиях для нас с Колей, на что завхоз ответил, что всё будет зависеть от полноты информации. Что ж, подумала я, получишь всю полноту, даже сверху, и начала передавать беседу со следователем.
Андрей Семёнович внимательно слушал, вышагивая от одной стены к другой. Между нами было кресло, от которого я находилась всего в одном шаге. Когда же он сядет, задавала я себе вопрос. Уже заканчивала рассказывать о встрече со следователем, а он всё ходил и ходил. И тут, удача! Он уселся, но лицом ко мне, повернув при этом соответственно кресло. Теперь я думала, как отвлечь его. И вспомнила, как шеф, смеясь над завхозом, рассказывал мне, что тот панически боится тараканов. В самом деле, когда работники хозяйственного отдела травили всякую гадость в здании, завхоза с ними не было. Вспомнив об этом, я в процессе рассказа, как бы между прочим, сказала, что не думала, что в таком ухоженном месте могут водиться тараканы. При упоминании об этих насекомых, глаза завхоза расширились. Он, казалось, совсем забыл, зачем находится в комнате, а испуганно спросил, где они. Я спокойно ответила, что у стены, сзади него ползёт таракан. Андрей Семёнович обернулся, чтобы оценить степень грозящей ему опасности, и я, не теряя времени, схватила горшок с сенполией, сделала шаг вперёд и с силой опустила горшок на голову женоненавистника. Горшок треснул и развалился пополам. Кусочки земли, отделившиеся от корней, рассыпались по костюму, цветок вместе с земляным комком, державшимся на корнях, свалился на грудь и покатился вниз, остановившись на коленях завхоза, тело которого сразу обмякло, а голова с выступавшими из-под волос каплями крови, упала на грудь. Сенполию было жалко.
Я вытащила из кармана пиджака завхоза ключ, схватила сумочку, подбежала к двери и открыла её. За дверью никого не было. Чтобы случайно не выдать себя стуком каблуков, я сняла туфли и босиком по ковру осторожно спустилась на первый этаж. Мне ужасно повезло. Пока я спускалась, никто не повстречался. Я толкнула дверь на выход, но она не поддалась. Я чуть было не запаниковала, но быстро сообразила, что надо нажать на кнопку, и дверь открылась. Правда, меня напугал звук, сработавшего замка, но всё обошлось. Я выбежала во двор. Посреди стояла та машина, на которой привёз меня Фикса, и я снова пожалела, что не умею водить. Надо будет устранить этот пробел. Но это потом, а сейчас бежать, и только бежать. Не надевая туфли, босиком я преодолела ворота и оказалась на улице. И тут мне снова повезло. Ехало одиночное такси. Я остановила его и запрыгнула в салон.
– В город. – Сказала я таксисту. Он подозрительно оглядел меня, но нажал на газ, и машина тронулась с места.
Когда мы выехали из рабочего посёлка, я вспомнила, что мне надо в дачный посёлок, и сказала об этом таксисту. Его лицо вытянулось, он съехал на обочину и остановил машину.
– Деньги у тебя есть? – спросил он.
– Есть, – ответила я. – Чего стоишь? Поехали!
Таксист замялся, а потом попросил заплатить вперёд. Он не доверял мне. Я открыла сумочку и дала денег, сказав, что если он довезёт меня до дачного посёлка за сорок минут, получит ещё половину той суммы. Таксист не стал перечить. Машина резко тронулась с места и понеслась по трассе.
Таксист гнал машину, не жалея колёс, которые визжали на крутых поворотах, отзываясь эхом в лесном массиве. Желание заработать сыграло свою роль. Через тридцать пять минут показались первые дачные домики. Таксист спросил, какой адрес мне нужен. Я не хотела, чтобы он знал цель моей поездки, а потому проехав половину застроек, попросила его остановиться и отсчитала обещанную сумму. Он впервые за поездку улыбнулся, взял деньги и пожелал мне удачи. Да, удача не помешала бы. Я дождалась, когда такси скроется из виду и ускоренным шагом направилась к дачному участку завхоза. Только бы мои расчёты оказались верными!
С самого начала меня ждало разочарование. Ворота были закрыты – висел амбарный замок. Высокий забор с плотно прибитыми друг к другу досками значительно превосходил мой рост. Я даже не могла допрыгнуть, чтобы схватиться руками за верхний край и попытаться перелезть через него. Время шло. Я нервничала. Но взяла в себя в руки и решила пройти вдоль забора в надежде найти подходящий лаз. Я обошла по периметру почти всю ограду, но ничего подобного не нашла. Попыталась оторвать доску, но ни одна из них не поддавалась. Присматривалась к основанию забора, чтобы найти дыру между ним и землёй, но и тут меня ждала неудача. А время шло. Наверняка, завхоз пришёл в себя и забил тревогу. Меня уже ищут, а я никак не могу попасть на участок, чтобы вызволить Колю. А если завхоз сразу догадался, где меня искать? Он далеко не дурак. В любом случае помчится на дачу. Тут спрятана его жертва. Вдруг, я пошла заявлять в полицию, и, чтобы обезопасить себя, ему, в первую очередь, надо избавиться от Коли. Времени нет. Ну, думай! Думай скорее! И тут мой взгляд остановился на валявшейся поодаль доске. Почему она была брошена, не известно. Может, когда строили забор, доска оказалась лишней, и строители о ней забыли.
Я подбежала к доске. Она вполне подходила по длине и прочности, чтобы поставить под углом к забору и по ней перелезть на участок. Я так и поступила. Правда, карабкаться было не так-то просто, как казалось. И было страшно. Чем выше я взбиралась, ползя на четвереньках, тем страшнее становилось. Не хотелось сорваться вниз. Не спеша, я, наконец, взобралась на верхний край забора, но тут возникла другая проблема. Как спуститься? Спрыгнуть? Высоко. Я боялась. Попробовала перетащить доску, чтобы с помощью её спуститься, но зацепиться я могла только за край, и у меня не хватило сил затащить её наверх. При очередной попытке, я чуть не сорвалась с забора. С минуту я сидела и размышляла. А, будь, что будет! И я, собравшись духом, закрыв глаза, прыгнула. Высокая густая трава смягчила приземление. Только мои ноги достигли земли, как они подкосились, и я перевернулась через спину. Встала, проверила, всё ли со мной в порядке и, убедившись, что руки и ноги целы, побежала к дачному домику.
Он тоже был закрыт на замок. Тут я не стала привередничать, схватила валявшийся рядом кирпич и кинула его в окно. Стекло с шумом разлетелось. Из стопки, стоявшей рядом с домиком, я переложила к фундаменту, возвышавшемуся от земли не менее, чем на метр, кирпичи, чтобы дотянуться к окну, убрала застрявшие в раме осколки и влезла во внутрь строения. Окликая Колю, осмотрела все помещения, которых всего-то было три, но Коли нигде не было. Неужели, моя догадка не оправдалась!? И Коля спрятан в другом месте? Баня! Ну, конечно же, его могли спрятать в бане! И я через окно выпрыгнула наружу. К моему удивлению, дверь в баню была открытой, но там не было Коли. Может, ему удалось каким-то образом сбежать, подумала я. Хорошо бы, но надо всё проверить. Где ещё тут можно спрятать человека? Ох, какая я бестолковая! Совсем забыла про чердак. В кухне же есть лестница к люку на потолке, а я не проверила. Теперь опять придётся лезть в окно. Я и так исцарапала руки и порвала куртку. Но, это ли главное?
На чердаке Коли тоже не было. Я села на стул в кухне и стала обдумывать ситуацию. Всё ли я проверила? Не упустила ли чего-нибудь? В комнатах Коли нет, нет его в бане, на чердаке тоже нет. На самом участке он тоже не может быть. Вся земля заросла травой, хоть и высокой, но прятать жертву в ней – верх самонадеянности. Я бы никогда так не сделала. Интересно, почему у такого неказистого домика высокий фундамент, подумала я. И меня озарило. Под полом погреб! Почему бы там не спрятать Колю? И я, как ошпаренная, соскочила со стула и начала искать люк. Нашла его быстро, стоило отшвырнуть ногой в сторону ковёр. Дверца люка была добротной. Обрадовало то, что закрывалась она всего на две металлические задвижки и без замков, поэтому открыть его не составляло труда.
Погреб, в отличие от дачного домика, оказался шикарным. Пол и стены выложены декоративным кирпичом, в нём можно встать во весь рост и, если бы не ящики, рядами заполнившими погреб до самого пола, его можно было бы назвать просторным. Я пробегала по проходам между рядами и в одном из них обнаружила связанного скотчем по рукам и ногам Колю. Он с кляпом во рту лежал на кирпичном полу. Лицо его было бледным, в синяках и кровоподтёках. Кляп мешал дышать. Воздуха явно не хватало. Я с трудом вытащила кляп, и Коля начал усиленно дышать, даже слышался свист из его груди, когда он набирал в лёгкие воздух. Попыталась сорвать с него скотч, но голыми руками сделать это оказалось невозможным. Я сказала Коле, чтобы он спокойно сидел и восстанавливал дыхание, а сама побежала к стене, на которой висел щит с инструментами. Его я заметила, когда бегала между рядами из ящиков. Сняла какой-то инструмент, отдалённо напоминавший нож, и вернулась к Коле.
– Как ты меня нашла? – слабым голосом спросил Коля, пока я разрезала скотч, освобождая его руки и ноги.
– Долгая история, Коленька. – Отвечала я, а он потирал руки и ноги, затекшие за двое суток нахождения в неподвижном состоянии.
Я вытащила из сумочки влажную салфетку и собирала запёкшуюся кровь с его разбитой губы. Он пытался что-то спросить, но, кроме мычания, ничего не мог произнести, потому что, стирая кровь, я не давала ему внятно говорить. Я вспомнила, как в детстве, играя, мама сжимала мои губы и просила сказать какое-нибудь слово. Я мычала так же, как сейчас Коля. Это вызывало смех у меня и у мамы, которая, не отпуская мои губы, целовала их и говорила, что я – самое дорогое, что есть в её жизни. Расчувствовавшись, я коснулась Колиных губ своими. Я боялась, что ему будет больно, а потому мой поцелуй был коротким, но Коля обнял меня и потянул ко себе, и мы снова поцеловались, но в этот раз по-настоящему. В этот поцелуй я вложила всю свою нежность к Коле, свои переживания за прошедшие двое суток, усталость от бессонной ночи и надежду на встречу. В этот раз его губы были не сладкими, а солёными и с привкусом влажной салфетки, но это ничуть не мешало проявлению моей чувственности и любви к этому застенчивому, но храброму и честному молодому парню, ставшему самым дорогим для меня человеком.
Как бы не был приятен поцелуй, но нам надо было уходить. В любой момент нас могли найти, а потому я, получив долю нежности, отпрянула и попросила Колю собираться. Некоторое время он разминал руки, ноги и спину, чтобы восстановить работоспособность мышц. Когда Коля был готов, мы вылезли из погреба, через окно перелезли наружу, и тут встал вопрос, как преодолеть забор. Коля, не потерявший способность думать и принимать решения, взял меня за руку, и мы побежали к забору. Остановившись, он разбежался и прыгнул, чтобы достать руками верхний край, но с первой попытки ему это не удалось. Только с четвёртой Коля зацепился, а сил подтянуться не хватало – его мышцы ещё не полностью восстановились. Я, подталкивая, помогла ему. Коля сел верхом на край забора и подал мне руку. Ему тяжело было поднимать меня, хотя я считала себя лёгкой девушкой. Наконец, я зацепилась одной рукой за край забора, и дело пошло быстрее. Взобравшись на забор, я оглянулась вокруг и увидела мчавшуюся к участку на бешеной скорости машину. Она была очень похожа на ту, на которой Фикса привёз меня к Фоме Фомичу. Страх перед высотой сразу улетучился, и я мгновенно оказалась на земле, а за мной спрыгнул и Коля. Не теряя времени, мы побежали в спасительный лес.
У реки мы остановились. Куда бежать дальше, я не знала и с надеждой посмотрела на Колю. Он – мужчина. Ему и решать. Коля сказал, что на противоположном берегу реки вниз по течению есть деревня, которая ему известна. В прошлом году ему довелось побывать там по своей работе. Одной семье своим расследованием он помог отвести нависшую над нею беду, а потому мы можем обратиться к ним за помощью. Конечно, мы могли бы выйти на трассу и поймать попутку, но Коля опасался, что те, кто нас ищет, подумают то же и будут нас поджидать. Я не соглашалась с ним. Они же обыкновенные бандиты, говорила я Коле, а не какие-нибудь шпионы, чтобы всё предусмотреть. Им нужны мы. Надо отдать должное Андрею Семёновичу, что он быстро сообразил, где нас искать. На большее у них ума не хватает. Коля спросил, кто такой Андрей Семёнович, но я ответила, что расскажу потом, а сейчас нам надо срочно принимать решение, как поступить дальше. Коля настаивал на своём плане, и я не стала переубеждать его, а подчинилась, и мы побежали по берегу вниз по течению. Коля сказал, что в деревне через реку есть мост, по которому мы переберёмся на противоположный берег. Он предупредил, что мост навесной, хлипкий, но перейти по нему реку можно. Вскоре показались деревня и мост. То, что он хлипкий – это ещё хорошо сказано. На самом деле он совсем прогнил и вызывал недоверие. Когда я переходила по нему, держась изо всех сил за поручень из толстой верёвки, рисковала свалиться в воду. Я умею плавать, но в одежде никогда не пробовала, а потому боялась, что, оказавшись в воде, не справлюсь с весом намокшей одежды. Однако, не спеша, кое-как мы перебрались на противоположный берег, и Коля повёл меня по деревенской улице через всю деревню.
Когда-то эта деревня была большой, богатой с многочисленными семьями сельских тружеников. Видимо, в деревне жило много молодёжи, потому что я видела школу, от которой остались одни лишь стены и пустые глазницы окон. Даже крыша была разобрана. Напротив школы стоял деревянный клуб, весь почерневший от времени и отсутствия должного ремонта, хотя окна застеклены, а дверь полуоткрыта, как бы приглашала нас в гости. Тут же находились здания двух магазинов, сбербанка и почты, закрытые на замок. В отдалении стоял обыкновенный деревенский дом с государственным флагом на крыше. Похоже, что в нём располагалась администрация деревни, но дом тоже был на замке. И ни души. Я бросала взгляд во дворы домов, но они были пустыми. Создавалось впечатление, что деревня вымерла, хотя рядом с некоторыми дворами стояли легковые автомобили. Значит, кто-то живёт тут. В центре высилось большое здание местной церкви, огороженной погнутым металлическим забором. Сама церковь приобрела тёмный цвет, хотя была выстроена из красного кирпича. Штукатурка со стен практически вся осыпалась. Даже купол проржавел. Вид деревни оставлял грустное впечатление.
Мы прошли центральную часть деревни и завернули на одну из грязных улочек. Чем дальше мы уходили от центра, тем плачевнее выглядели полусгнившие дома, в которых когда-то жили люди, а теперь дома осиротели и умирают от тоски, а дворы и бывшие огороды заросли травой.
Я поинтересовалась, далеко ли идти. Коля ответил, что та семья живёт за холмом. У них своя ферма и два десятка коров. В прошлом году он приезжал, чтобы написать статью о фермерах, которых у нас очень мало, об их тяжёлом труде, о том, как местные власти не дают им спокойно жить и работать. Даже подожгли коровник, и половина стада погибло. Поймали виновных из числа двух бродяг, которых за две бутылки водки подговорили пойти на преступление. Разумеется, заказчиков не выявили. Это был только один эпизод из трудной и полной опасности жизни фермеров. Мы вышли на пригорок. Впереди показался добротный дом, вокруг которого росла ухоженная зелёная трава, поодаль от дома по кругу стояли ещё несколько небольших построек. Мне показалось странным, что во дворе не было ни хозяев, ни детей, которых, по рассказу Коли, должно быть четверо. Создавалось впечатление, что хозяева вместе с детьми неожиданно покинули своё жилище.
Мы поднялись на крыльцо. Дверь была открыта. Ничего не понимая, мы вошли, и послышался до ужаса знакомый голос:
– Заходите, гости дорогие. Мы вас заждались…
Это был голос Андрея Семёновича.
В кухне, с чего начинается планировка обычного деревенского дома, за столом сидел Андрей Семёнович с ехидной улыбкой. В углу справа от него – хозяйка дома с прижавшимися к ней двумя малолетними сыном и дочерью, справа от них – один из работников хозяйственного отдела нашей компании мордоворот Сергей с пистолетом в руке, а позади нас каким-то чудом оказался тоже один из работников хозотдела не менее накаченный Виктор. У него в руке тоже был пистолет, которым он угрожал нам.
– Дарья Ильинична, голубушка, я восхищён вашей сообразительностью! Как, скажите нам на милость, в вашу глупую голову пришла догадка, где искать этого журналистишку? Однако, милая моя, вы доставляете нам слишком много хлопот. Слишком много.
И Андрей Семёнович разразился нескончаемой тирадой. Мне показалось, что он слушал самого себя и самим собой восхищался. Когда он закончил, Коля спросил у хозяйки, где Василий. Она ответила, что с утра он уехал в город и скоро должен вернуться.
– Вот, что, Сергей, – обратился Андрей Семёнович к своему работнику, или подельнику, не знаю, как в данном случае назвать, – отведи-ка с Виктором эту сладкую парочку в сарай. Да, свяжите, как следует, чтобы снова не сбежали.
– Семёныч, может, сразу покончить с этим делом? – спросил Сергей.
– Нет. Надо дождаться Кирилла Павловича. Что он скажет. Никак, чёрт, не могу дозвониться! Что за связь!? За бабой и её детьми я присмотрю. Идите. – Приказал Андрей Семёнович, и Сергей с Виктором, угрожая оружием, отвели нас в стоявший во дворе сарай, который наполовину был набит сеном и прочим кормом для коров.
Они привязали нас к столбам, стоявшим в десяти шагах друг от друга, и возвратились в дом. Мы с Колей остались одни. Я спросила, что они собираются с нами сделать. Коля ответил, что мы представляем для них большую опасность, а потому, наверно, самое выгодное для них, чтобы мы… Он не договорил. Было и так понятно. Как жаль, умирать в таком молодом возрасте, когда мысли о смерти вызывают ужас, а то, что тебя вдруг не станет, казалось бессмыслицей. Это же невозможно! Нет, я не хотела умирать! Паника овладела мной лишь на минуту. Я смотрела на Колю и только сейчас обратила внимание, насколько он слаб. Его лицо оставалось таким же бледным и осунувшимся, каким я видела его связанным в подвале. Двое суток без воды и еды, без движений сыграли свою роль. Прошло слишком мало времени для восстановления, его и вовсе не было. Ничего, думала я, мы пробьёмся! Я улыбнулась Коле, он в ответ улыбнулся мне. Его болезненная улыбка вселила в меня уверенность, и я попыталась двигать связанными за спиной к столбу руками. Туго натянутая верёвка резала мои руки, было больно, но я старалась, сколько было возможно, ослабить верёвку движениями. Удача сопутствовала мне. Сначала освободилась кисть правой руки. Одухотворённая успехом, я продолжала освобождаться и говорила Коле, чтобы он не падал духом, что скоро освобожусь и помогу ему. Только бы хватило времени! Через полчаса мне удалось освободить руку, и дело пошло быстрее. Верёвка ослабла настолько, что освободилась и вторая рука. Вскоре я выпуталась, подбежала к Коле и попыталась развязать узел на его верёвке, но не тут-то было. Узел не поддавался даже зубам, заболевшим от напряжения. Тогда я оглянулась в поисках чего-то острого. Увидела стеклянную бутылку с какой-то тёмной жидкостью, схватила её и ударила по камню, валявшемуся тут, в сарае. Бутылка раскололась, и я осколком перерезала Колину верёвку. Освободившись, Коля потёр руки и сказал, что надо бежать навстречу Василию и предупредить о том, что в доме бандиты и его семье угрожает опасность.
Мы не стали пользоваться дверью, чтобы нас не обнаружили, а вылезли из сарая через небольшое окошко в стене, что была с противоположной от дома стороны. Скрываясь за постройками, мы покинули двор и ползком добрались до оврага. Только там мы встали на ноги и побежали к просёлочной дороге, что скрывалась в лесу. Там мы обнаружили машину, на которой приехал завхоз со своими янычарами. Вот, почему мы так опростоволосились. Если бы они оставили машину рядом с двором, мы поняли, какая грозит нам опасность и ни за что не попались бы в лапы бандитам.
Коля попробовал открыть дверцу машины, но она была на замке. Только со стороны пассажира стекло было чуть опущено. Видать, наши преследователи в спешке не обратили на это внимание. Коля попробовал через щель открыть дверцу изнутри, но не мог дотянуться до замка. Тогда он отломил достаточно прочную ветку у дерева, с помощью её полностью опустил стекло и залез внутрь машины. Он объяснил мне, что открывать дверцу нельзя, иначе сработает охранная сигнализация. Я спросила Колю, как без ключа мы заведём машину? Но для Коли это оказалось проще простого. Он снял под панелью крышку и выбросил её из машины. Потом поковырялся в каких-то детальках и проводах, отключил охранную сигнализацию и только потом завёл мотор. Я села на переднее сиденье рядом с Колей, а Коля нажал на педаль газа, крутанул рулём, развернулся, и машина выехала на просёлочную дорогу.
Вскоре нам повстречалась машина Василия. Мы остановились, и Коля объяснил Василию, что произошло на его ферме. Василий открыл багажник и вытащил ружьё, с помощью нецензурной лексики сообщив нам, что сейчас разберётся с бандитами, но Коля стал успокаивать его и призывать к разуму. Он сказал Василию, что тот не спасёт свою семью, а только сам погибнет и семье навредит. Лучше будет, если не вмешиваться, а проследить за домом. В это время мы предупредим полицию.
Я не буду подробно описывать ход полицейской операции по освобождению семьи Василия и аресту завхоза и его подельников. Операция прошла быстро. Уже через час дом был окружён, а ещё быстрее бандиты сдались. Семья Василия, слава богу, не пострадала. Коля ни за что не хотел возвращаться домой, а оставался на месте до конца полицейской операции. Я не могла бросить Колю и вместе с ним наблюдала за происходившими событиями, явившимися итогом целой цепочки преступлений и событий, в которые, помимо моей воли, я была втянута. Уже давно мой шеф подозревал завхоза в неблаговидных делах. Он внимательно следил за ним и его действиями, привлекая к слежке верных ему людей, и однажды выяснилось, что завхоз и Кирилл Павлович, один из членов совета директоров группы компаний, в которую входила и наше предприятие, мошенническим способом присвоили блокирующий пакет акций. Кроме того, завхоз в сговоре с верными ему работниками, Сергеем и Виктором, занимались откровенным воровством. Когда же над ними нависла угроза разоблачения, они решили убить шефа, пообещавшим завхозу разгласить о его махинациях и воровстве, а также о тех, кто был в этом замешан. Чтобы отвести от себя подозрения, Андрей Семёнович отыскал бывшую секретаршу, работавшую до меня и пострадавшую от домогательств шефа. Потому её увольнение сопровождалось скандалом, который шефу еле удалось уладить. Андрей Семёнович уговорил девушку отомстить обидчику, подбросив яд в вино. Как она могла поддаться на уговоры завхоза, не понятно, но, видимо, обида на шефа оказалась столь глубокой, что, не чураясь откровенным преступлением, готова была отомстить. Она получила яд и в тот вечер, когда шеф звонил мне, отравила его. Злоумышленники не ошиблись, сделав ставку на обиженную девушку и на безудержную похоть шефа. Однако Андрей Семёнович не учёл того, что девушка, осознав, что натворила, решила пойти в полицию с повинной. Такой поворот событий преступную группу не устраивал, а потому они избавились от неё, оставив тело на пустыре, чтобы дать понять следствию, что девушка каким-то образом ночью оказалась одна в безлюдном месте и подверглась нападению неизвестными лицами. Чтобы более убедительным был мотив убийства, они собрали все её вещи, только в спешке обронили золотую цепочку с брелоком в виде двух рыбок. Во время осмотра места преступления эту цепочку и брелок обнаружил полицейский, стоявший в оцеплении, и спрятал в кармане своего кителя. За это он был уволен со службы.
Вот и вся история. Обыкновенное преступление, или цепочка преступлений. Стоит только раз преступить черту, как уже невозможно остановиться.
В тот день, когда освободили семью Василия и арестовали завхоза с его подельниками, Пётр Николаевич попросил меня вместе с ним поехать в полицию, чтобы я дала показания и ответила на интересующие его вопросы. Коля не бросил меня, а вместе со мной присутствовал на допросе. Допрос длился долго и закончился, когда уже на улице было темно. Пётр Николаевич вынес постановление о прекращении уголовного преследования в отношении меня. Он только попросил никуда не уезжать, потому что я могла ещё понадобиться для уточнения каких-нибудь деталей. Когда мы с Колей выходили из кабинета, Пётр Николаевич попросил меня задержаться и, достав из сейфа конверт, отдал мне.
– К следствию его содержимое не имеет отношения. – Сказал Пётр Николаевич.
Я бросила конверт в сумочку и, попрощавшись, покинула кабинет.
Проснулась я, когда начался рассвет. Машинально потянулась рукой к телефону, чтобы узнать, который час, но вспомнила, что его забрал Фома Фомич. Коля спал, уткнувшись в моё плечо, а я лежала с открытыми глазами и не могла уснуть. Чтобы не разбудить Колю, я медленно встала, накинула халат и вышла из спальней. Придя в кухню, вскипятила в чайнике воду, заварила некрепкий чай, уселась на стул и смотрела в окно.
Город спал. Иногда проезжали машины, шурша колёсами по асфальту, проехал какой-то гонщик на громко тарахтевшем мотоцикле, проходили запоздавшие парочки. Светало. На прояснявшемся небе медленно плыли серо-белые облака, а я маленькими глотками пила чай и вспоминала события последних дней. Все волнения и тревоги казались мелкими и несущественными – рядом мой Коля.
Вчера после допроса он проводил меня. Мы стояли у двери квартиры и прощались. Вид Коли был крайне уставшим, лицо осунувшимся, глаза мутные, язык заплетался. Я предложила ему переночевать у меня, но Коля отказывался. Но, как я могла отпустить его в ночь одного в таком состоянии!? Чтобы его снова похитили, а мне опять спасать? Ну, нет! Довольно!
Я втащила его в квартиру и усадила в гостиной в кресло. Приготовила в ванной свежее полотенце, халат самый длинный, какой у меня был, и станок для бритья. Когда я вернулась в гостиную, Коля сидел в кресле с опущенной на грудь головой. Он спал. Было жаль будить его, но спать в кресле очень неудобно, и я погладила его заросшую щетиной щёку. Коля открыл глаза и слабо улыбнулся, как бы извиняясь за сон. Я сказала, чтобы он шёл в ванную, но он только кивнул головой. Как-то одна из моих подруг рассказывала о своём парне, который заявился к ней пьяным в стельку. Она применила словосочетание: он был никакой. Так и Коля в тот момент был – никакой. Я предложила помыть его, но Колины глаза вдруг расширились и стали круглыми. Я поняла, что сморозила глупость. Правда, в моём предложении не было никакого потайного смысла. Просто хотелось за ним поухаживать. Я шлёпнула его по плечу и сказала, чтобы он шёл в ванную. Только нет пены для бритья, но Коля сказал, что использует мыло. Никогда не думала, что мыло может заменить пену.
Пока Коля принимал душ, я застелила кровать свежим бельём, потом приняла душ сама, попила заваренную ромашку и пошла в спальню. Коля уже спал. Я переоделась в ночнушку, осторожно откинула одеяло и легла на край кровати. Только закрыла глаза, как стала проваливаться в сон, но Коля вдруг проснулся. И откуда у него взялись силы для любви!? Правда, потом он сразу уснул. Но я не обижаюсь. Последние дни были для него трудными. Он очень устал.
Забрезжили первые лучи, окрашивая небо в голубой цвет, облака сбрасывали с себя серый оттенок и становились белыми, какими им положено быть. Я вспомнила о конверте, который до сих пор покоился в сумочке. Поставила на стол кружку с чаем, нашла сумочку, вытащила конверт, разорвала на мелкие кусочки фотографии и выбросила их в ведро для мусора. Та же судьба постигла конверт, в котором хранились фотографии.
С прежней жизнью я покончила. Началась новая.
Девушка в трамвае
© Copyright: Алексей Шубин, 2019
Свидетельство о публикации №219061601496
Свидетельство о публикации №219061601496
Рецензии