Глава 13. Командировка за решетку

(Повесть "Шаг до трибунала"

Новость особиста порадовала. Вина старшего лейтенанта Москалева и старшего прапорщика Виденеева в смерти солдат не подтвердилась. Прокуратура закончила расследование. Как оказалось, старший прапорщик Виденеев свой пистолет брал на Чарикарскую операцию, когда душманы напали на автоколонну с горюче-смазочными материалами. Но, пуля, тяжело ранившая его солдата, была выпущена не из пистолета Макарова, как в начале расследования предположили в прокуратуре, а парабеллума, которого ни у кого из его взвода не было. А состояние механизмов пистолета, пристреленность его мушки, говорило о том, что у него был хороший хозяин. А действия Москалева, благодаря своим военным хитростям, наоборот помогли быстрому завершению этой операции.

- Но это все копейки, по сравнению с тем, что ты натворил сегодня, - губы майора, касаясь края уха Федора, сидевшего на стуле, были сухими. – Объясняй.

- Сам виноват, - с трудом глотнув слюну, прошептал старший лейтенант. – Решил солдатам устроить фруктовый ужин. Здесь рядом с аэропортом афганский рынок. Взяли три тысячи афгани и…

- И помощник оперативного дежурного лейтенант Беляев, - каждое слово майора вгрызалось в ушную раковину  Москалева. – Дальше.

- Товарищ майор, - хотел было встать старший лейтенант, но тяжелая рука Звягина буквально вдавила его назад.

Москалев снова попытался глотнуть неподдающуюся слюну.

- А можно по-другому? – спросил он.

- Сначала, как было, - и, пройдя вперед сел напротив Москалева на стул.
Федор понял, что сейчас сказанная им хоть какая-то маленькая неправда,  только ухудшит его и без того нелегкое положение, и поэтому собравшись с мыслями, начал… Но не с того, что просьбу солдат купить арбузы он принял как вызов. А якобы подумал об этом, когда  увидел проезжающую мимо него машину оперативного дежурного, в лице которого был его однокурсник.

- Остановил его, поговорили, вспомнили училищные годы. И когда узнал, что машина Беляева перед поездкой в Кабул, то есть в комендатуру, должна заправиться, этим и решил воспользоваться. Я взял с собою двух своих солдат таджиков…
Майор улыбнулся и покачал головой.

- Больше повторять не буду, товарищ старший лейтенант, - прищурился майор. – Еще хоть раз, скажете неправду, я вас оставлю один на один с вашей правдой…

- Что это так серьезно? – с трудом проглотил неподдающуюся слюну Федор.

- Боюсь, что да…

И Федор без запинки стал рассказывать все до мелочей.

На описании  вызвавших подозрение у него афганцев, стоявших у пикапа, майор остановил старшего лейтенанта, задав несколько дополнительных вопросов.
Создавалось такое впечатление, что особист знает этих людей, о которых рассказывал Москалев, или про себя как художник пытается воссоздать их портреты. Да, тогда у него вызвала удивление сначала их одежда, а потом еще что-то. Что? Цепкость взглядов? Вот именно. Словно крючками, обхватывают каждого проходившего мимо них человека, чтобы в любую секунду, если он поведет себя не так, схватить его и…

- А почему вы не поверили, что они царандоевцы?

- По качеству материи, из которой сшита их одежда.

- И когда мальчишка выхватил из кузова пикапа арбуз и побежал в мою сторону, то он его ловко подсек. Ну, как самбист, очень профессионально, носком под пятку. И когда бача падал, я невольно поймал арбуз и поднес его к кузову.

- Если говорить тот моджахед подсек мальчика очень профессионально, то, как же он вас, Федор Иванович, пропустил к пикапу?

- Не знаю, товарищ майор. Там внизу, лежала плотная ткань, но не подстилка. Она что-то объемное скрывала под собой, а когда увидел перья от мин на их концевиках, то потом в сознании уже представил, что она могла скрывать – миномет.

А, что делать дальше? Присели с солдатами у чайханы, что располагалась рядом. Нужно было уйти от этих моджахедов, но меня как-то всего начало трясти.

- Вспомнили…

- Да, да, как полгода назад обстреляли вот из таких же минометов нашу часть.

- А потом Тохир мне сказал, что тот мужик, у которого пацаненок просил арбуз, знаком ему.

По заискрившимся глазам майора, он понял, что дошел до того места, которое вызвало у него интерес.

- И знаете, откуда? – повысил голос Москалев. – Мы его видели на предпоследней моей операции в Пагмане. Когда мы возвращались по арыку, он стоял среди душман, около верблюдов. А запомнил его лицо Ниязов по бородке, по краям которой белое оперение, как седина и верхняя губа порвана.

- Глазастый, - покачал головой особист.

- Извините, товарищ майор, я ни как не могу привыкнуть к лицам афганцев. Сначала мне казалось, что все они на одно лицо. Потом, чуть позже начал их разделять на несколько образцов.

- Не отвлекайся.

И Федор продолжил. Остановился на том, почему решил у этих пикапов остановить проезжающий мимо ГАЗ-66 с Беляевым. Причиной этому стал взвод царандоевцев, остановившийся рядом с ними.

- Другого выхода я не нашел.

- Все красиво получилось у вас, Москалев. Прямо герой, спаситель. А вот ты подумал, что благодаря вот этому поступку надел на свою шею два тяжеленных якоря, и где? Посередине океана, когда у тебя ни спасательной лодки нет, ни чьей-то помощи. А так, болтаешься в воде, пока сил хватит, держишься на ее поверхности. Но силы-то на исходе. Как долго выдержишь, не знаю.

- Якорь – это самоволка? – теперь, буквально вгрызся глазами в майора Москалев.

- Это когда курсантом ты был в училище, там называлось это самоволкой, старший лейтенант. А здесь – это дезертирство. Второй якорь – валюта. Ты где ее взял?

- В смысле? – напрягся Федор.

- Афгани, Федор Иванович, это валюта. Ты понимаешь, что натворил?

- Так у меня ее не было, товарищ майор. И у бойцов, их же не взяли, так как они не были задержаны.

- А кто тебе сказал, что у тебя ее не было?

- Так…

- А они ее взяли у тебя.

- Подстава. Товарищ майор, - Федор осел, и казалось, вот-вот сейчас начнет осыпаться, как высохшая под лучами солнца песчаная статуя.

- Нет, не выдержишь этих якорей, - прищурился особист. – Брось это, будь бойцом до конца. Нюни разведешь, утонешь, и многих невинных еще за собой прихватишь. Понял?

- Да, да, - встрепенулся Федор и поднял глаза на особиста.

- Держись парень. Боюсь, что меня на это время могут отстранить от дел, это в лучшем случае. А заниматься тобой будут, серьезные органы. Хорошо, если мы. Если выдержишь, то еще ничего не потеряно, заберу тебя к себе. Я уверен, что с такими способностями, какими обладаешь ты - смекалкой, рискованностью, умением быстро анализировать сложившуюся ситуацию, ты нам больше пользы принесешь, чем этой пехоте.

Короче, слушай и запоминай. Я тебе по рации дал команду выдвинуться с ребятами, знающими дари, пушту на рынок у аэропорта и проверить, точной ли я обладаю информацией о встрече двух афганских командиров в чайхане. Ну, а ты, вместо того, чтобы вернуться в часть и доложить мне об этом, благодаря тем бачатам, узнал о том, что в их пикапах, спрятаны минометы со снарядами. И ты понял, что они могут их применить для уничтожения людей, к примеру, в аэропорту и принял неординарное решение их задержать с помощью царандоевцев, остановившихся на своих бронетранспортерах около этих пикапов. И решил использовать для этого русскую военную машину, чтобы они не открыли по тебе огонь. А русского офицера потащил к тем пикапам, чтобы указать афганским милиционерам, где находятся минометы. Так? – майор не спускал взгляда с глаз Москалева. - А кто у тебя радист?

- Каплин.

- Он же пулеметчик? – удивился майор.

- Так радист в госпитале.

- Ладно, все было не так, - майор застучал пальцем по столу, о чем-то думая. – Ты был у меня, и я тебе дал приказ  все это сделать. Нет, нет, - после некоторых раздумываний, покачал головой Звягин. - Боюсь, что кто-нибудь из твоих бойцов проколется. Кто из них камень?

- Тохир.

- Значит так, я встретил его и приказал срочно вызвать тебя к себе. Предупреди его, мол, он ходил за письмами в роту, или в чепок (кафе, магазин в воинской части) за водой, сигаретами. Ты пришел и я тебе дал команду, что бы ты со своими таджиками проверил поступившую ко мне информацию. Все, иди.

- 2 –

Утро было спокойным. После завтрака, когда взвод Москалева приступил на спортгородке к отработке приемов рукопашного боя, его вызвал к себе начальник разведки.

- Что-то неспокойно на душе, - сказал он. – Вечно, Федя, ты куда-то да влезешь. Толковейший же офицер(!), но рядом с тобой, смотрю, ходит не только удача, а и неудача. И вечно они между собой перетягивают тебя к себе, как канат на свою сторону: кто сильнее.

Ладно, дай Бог удачи, чтобы о вчерашней твоей вылазке не донесли куда нужно. Зачем вызвал тебя, слушай.
Командир рассмотрел рапорт о награждение бойцов, участвовавших на Чарикаре, когда душманы напали на колонну с автоцистернами. И передал мне устно, чтобы представили к наградам только имена погибших и раненых солдат. Возьми их наградные у Виденеева, и отнеси в отдел кадров.

- А по мне что? – спросил Москалев.

- Грозится, разобрать все твои проступки на офицерском собрании. Вот так вот, Феденька, - легонько ударил по столу рукой подполковник. – Ладно, будем надеяться, что все обойдется.

Когда старший лейтенант Москалев зашел к начальнику отдела кадров, Иванов, взяв наградные листы, с прищуром посмотрел на Москалева.

- Товарищ подполковник, - обратился к нему старший лейтенант, - что по мне будет? Несоответствие? Увольнение? Трибунал?

- Не знаю, - покачал тот головой, - командир мне об этом не докладывал. Может быть и трибунал.

Почувствовав дрожь в ногах, Федор уперся правой рукой о стол.

- Вы, подождите, присядьте, я сейчас, - и подполковник вышел из кабинета.
Через минуту дверь открылась, и с Ивановым зашел в кабинет незнакомый майор. Он встал перед Москалевым:

- Старший лейтенант Федор Иванович Москалев, вы задержаны… Прошу вас идти за мною.

Федор, плохо понимая, почему у него не хватает физических сил, с трудом, упершись обеими руками в столешницу, встал. Майор, поддерживая его за локоть, вышел с ним в коридор, где их ждали два солдата с автоматами.

- Товарищ старший лейтенант, прошу к выходу,  - сказал майор.

- Вот так пироги печенные! – с трудом открывая ссохшиеся губы, прошептал Федор и пошел вперед.

- 3 –

Рекорд Федора находиться почти без движения около полутора суток в засаде, он, кажется, уже побил на несколько часов. На сколько часов точно, определить нетрудно. Время он умел считать без помощи солнца, часов и окна, как здесь. К этому он приучил себя в свои десять лет, когда младший братишка заболел стоматитом, и он через каждый час должен был ему смазывать язык каким-то лечебным кремом.

Потом, это пригодилось, когда собирался с друзьями на рассвете на рыбалку. Жили в небольшой полуторакомнатной квартире, и отец запрещал ему заводить будильник, который должен был разбудить его в три часа утра. А ходили рыбачить через день, карась в июле и августе клевал хорошо именно на утренней зорьке, когда вода на озере немножко охлаждалась от жаркого солнца.

В военном училище это умение он продолжал развивать. Особенно когда его взвод заступал в караульную службу, или на кухню. На первом курсе желторотиков учили жизни ветераны, поступившие в училище из войсковых частей и старшекурсники. Но Федор научился выкраивать свободные минуты для сна: десять, двенадцать, семнадцать минут. Спал глубоко, и в конце отпущенного времени организм сам просыпался.

Сначала полуоткрывался рот,  за ним глотка, и происходил глубокий вдох. Воздух, попадавший в носоглотку, разделялся на две части. Одна через бронхи поступала в легкие, другая - в мозг. Он освежал сознание. И после второго-третьего вдоха, подключался к работе нос, и Федор просыпался. А те мысли, с которыми засыпал, они не терялись. Это помогало хорошо запоминать учебные материалы, и, что не менее важно, после короткого отдыха он легко мог проанализировать сложный вопрос, и найти на него ответ.

В Афганистане он обучал этому и своих солдат. Что-то получалось, но добиться тех результатов, к которым пришел Москалев, им нужны были годы. То есть, спать с открытыми глазами, делая вид, что слушает, что-то отвечает, а у самого часть мозга просто отдыхает. Потом, в нужный момент, она включается, и Федор мог приступить к серьезному разговору.

Хотя, может, такого и не было, а ему, Москалеву, это просто казалось. Но это ему нравилось, и он вбивал себе в голову данную мысль, осознавая, что она заставит его мозг приучить к этому сознание.

Вот и сейчас, по его расчетам, после каждого допроса ему отпущено на отдых двенадцать минут. Это роскошное время, можно спать целых десять минут. Целых десять минут стоя, повернувшись к глазку в двери спиною. Это часового не возбуждало ругаться, бить прикладом автомата в дверь.

И вот они закончились, очередные десять минут. И он, еще не слыша, чувствовал, что тот следователь, который должен приступить к его очередному допросу, посматривая на часы, уже вставал и быстро шел к двери своего кабинета. Открывал ее и направлялся по коридору к комнате, в которой держали Москалева.

Добрый следователь свою работу закончил одиннадцать минут назад, теперь к нему шел нервный человек, любящий катать по столу свою пятикопеечную монету, иногда неожиданно толкающий ее, как колесико, в руку Федора. Это он делал, чтобы его, так сказать, возбудить, встряхнуть и, потом, стуча по столу, орать на допрашиваемого. Именно орать, выпучив свои красные глаза, и плюясь изо рта вонючей, смешанной с никотиновой смолой, слюной.
Дверь открылась.

- Ну, что, Федор Иванович, мои предположения оправдались, вы у аэропорта продали местным афганцам три автомата, пистолет и две гранаты. Какие? – спросил он, потихонечку продвигаясь вперед, и резко оборачивается лицом к Москалеву.

- Какие, - у Федора вымученное лицо, глаза красные.

А у отдохнувшего следователя они еще обычные. Но это ненадолго, минут через пять, если Москалев продолжит свою игру, они покраснеют, потом еще через несколько минут выпучатся. Но лучше в этот раз немножко поддаться, тогда он, как в прошлый раз, разрешит ему сесть за стол, и присядет напротив него.

- Я, товарищ…

- Теперь я для вас гражданин следователь. Вы это понимаете? Теперь вы не только будете разжалованы, но и сядете в тюрьму, а на сколько, это зависит от меня! - и его лицо, как змеиная голова, приближается к нему, и создается такое впечатление, что у него и язык, как у змеи, выскакивает изо рта с огромной скоростью, и клыки оголяются…

Видно он ко всему обладает еще и гипнозом. И Федор поддался ему:

- А какие гранаты? - с дрожью в губах спросил Москалев. – Ф-1 или…

- Вот, начинаете думать. Садитесь, - голос следователя стал тише.
Федор, покачиваясь, движется к столу, ухватился за его край и, расставляя непослушные ноги, садится на прикрученную к полу железную табуретку. 

- Воды хотите? – следователь жмет на кнопку, находящуюся у края стола и дверь в камеру сразу же открывается. - Кружку воды, - командует он часовому.
А у того она уже в руке. Подает ее следователю. Вода в зеленой железной кружке мутная и вонючая. Но Федор, закрыв нос, делает несколько глотков, и, смачивая глотку, отправляет ее под язык, где она потихонечку исчезает. Глотнул.

- Еще? – смотрит в глаза Москалеву этот нервозник.
Но у Федора сознание уже почти не работает, и он не может понять вопроса следователя.

- А автоматы АК-74, - подталкивает тот новую порцию наживки и внимательно смотрит, как на нее отреагирует арестант.

Неожиданно дверь в камеру открывается, и громкий голос часового отвлекает следователя:

- В соседней камере арестованный потерял сознание.

- Сходи за медиком, пусть его посмотрит. Если что, отнесите его в медсанчасть. Он мне уже не нужен. Пусть сутки отлежится.

- Есть! – и дверь закрылась.

По шагам за дверью слышно, как часовой не торопясь пошел по длинному коридору модуля.

Федор, отмечая, что следователь начал копаться в папке, ища нужный ему лист бумаги, потихонечку начал сползать на пол. Тот, сделал вид, что этого не заметил, но потом, когда старший лейтенант, заваливаясь на бок, уже коснулся ладонью пола, встал и двинулся к нему.

Тычок средним пальцем ему под сердце, отключил сознание следователя, и, теряя равновесие, он завалился телом на Федора. Подхватив следователя под локти, Федор усадил его на стул, упер его локти под ребра, выставив правую ладонь под челюсть, в которую она уперлась. И все получилось, как хотел: следователь, сидел за столом, смотря закрытыми глазами на пустой лист. Вытащив из его папки ручку, Федор наделал ее стержнем много черточек на листе, и вставил ее между его большим, указательным и средним пальцами следователя.

«Теперь можно отдохнуть минут десять».

Это время закончилось. Слышно, как застучали ноги по деревянному полу коридора, как с шумом открылась дверь соседней камеры, громкие мужские голоса, как волоком потащили, матерясь, босые ноги человека по коридору… Но следователь еще должен был находиться в отключке около двух-трех минут. Пора приступать к неосознанному повторению какой-нибудь фразы типа: «Я выполнял приказ старшего по званию». Ведь майор обещал через три дня вернуться из своей командировки, это значит через пять-шесть часов. И теперь можно подключаться к раскрытию легенды, о которой с ним договорился.

- Я выполнял приказ старшего по званию. Я выполнял приказ старшего по званию. Я выполнял приказ старшего по званию, - бубнил одну и ту же фразу Федор, постоянно двигая вперед и назад головой, как дятел. - Я выполнял приказ старшего по званию. Я выполнял приказ старшего по званию.

- Это я уже слышал, - сильно стукнул по столу, пришедший в себя следователь.

- Я выполнял приказ старшего по званию. Я выполнял приказ старшего по званию.

- Это я уже слышал, прекратите паясничать! – еще сильнее ударил по столу кулаком следователь.

- Извините, - дверь отворилась, - товарищ следователь, он того, - дрожащим голосом говорил знакомый голос часового.

- Кто? – визжащим голосом вскрикнул, допрашивающий Федора офицер.

- С соседней камеры тот офицер, который это. Ну, сознание потерял. Его нужно в госпиталь везти.

- А я здесь причем? Идите отсюда! – снова с силой ударил кулаком по столу следователь. – Вон!

Дверь закрылась.

- Встать! – заорал на Федора офицер. – Сесть!

- Я выполнял приказ старшего по званию, - продолжил повторять свою фразу Федор.

- Встать! Сесть!    

- Я выполнял приказ старшего по званию.

Сильная пощечина встряхнула лицо Федора, и он испуганно смотрел на следователя.
Тот тоже нервничал, достал свою любимую пятикопеечную монету и стал катать ее со стороны в сторону.

- Так кто этот старший офицер? – спросил он.

- Он мне не давал разрешения об этом говорить, - ответил Федор, чуть-чуть опуская глаза с переносицы следователя, до его подбородка.

- Да? – удивился офицер. – А вы понимаете, где находитесь.

- Он сам вам об этом доложит, - ответил Москалев.

- А у меня времени ждать уже нет, когда он об этом доложит, - и резко катнул монету в руку Федора.   

И тот ухватил ее.

- Имя его? – повысил голос допрашивающий.

- Он сам вам об этом доложит.

- Я последний раз спрашиваю, имя его!

- Он сам вам об этом доложит.

Следователь выхватил из пальцев Москалева свою монету и с удивлением, замолчав, смотрел на нее. Она была согнута, чего не ожидал не только он, но и сам Федор.

- Это ты что, ты что! – заорал следователь. – Ты что, - с дрожащим голосом, больше напоминающим хрюканье дикого кабана, он смотрел то на согнутую монету, то на Федора.

Дверь отворилась, и следователь, увидев вошедших, вскочил на ноги и замер.
Кто это был, Федор не видел.

- За мной, - услышал он спокойный, бархатный мужской голос.

Но эти слова были обращены не к Москалеву, а к следователю, который тут же, повторяя одно и то же слово: «Да-да, да-да», - вышел из камеры.

 Дверь за ним тихонечко затворилась.