Кража. Фантастический роман. Глава 28
— Куда лезете? Автобус уже полнехонек. Следующий подождите. Минут через пятнадцать будет. Дальше некуда. Как селедок в бочке, — пробасил в с трудом открывшуюся дверь потный толстячок.
— Подвинься, — коротко сказала Настя. Хотя, нет, не сказала, а, скорее, приказала. И добавила, — не то выброшу на асфальт!
На удивление, потный толстячок ничего не ответил Насте и, поднатужившись, попытался продвинуться от двери внутрь салона. Это у него получилось, и экспериментаторы вместе с Настей и Караваевым «продрались» через дверь в автобус, который тут же двинулся с места.
Внутри автобуса, на превеликое удивление Караваева, было просторно и абсолютно не то, что виделось в окна снаружи: не было тесноты, да и привычно протискивающего между стеной людей кондуктора с сумкой через плечо и несколькими лентами билетов на пальцах левой руки. За исключением полного мужичка и еще двух девушек да вошедших с Караваевым, стоячих внутри не было больше никого. А снаружи… Снаружи казалось, что внутри автобуса — дурдом… Не было в этом автобусе и… водителя. Автобус не торопясь, катился по дороге сам по себе, сигналил на перекрестках, и на остановках больше не останавливался.
«Высвободившись» из цепких «лап» города, автобус вдруг ускорил свое движение, и вскоре за окнами не стало видно даже проносящихся деревьев.
Уже едучи в автобусе, как казалось снаружи, набитом почти донельзя, а на самом деле полупустом, Караваев думал о том, что возможно всё это некая цифровая, или некая иная высококачественная запись, что ли. И всё, что он видел это в… записи. «А, может, и я сам нахожусь в «записи»? Взяли, очень грамотно отцифровали каждую мою клетку, каждый атом, а затем умело «склеили» — и вот я здесь, новенький, как с иголочки. Ну, то есть, украли меня для себя. Ну, это тогда не что иное, как кража века. Это похоже на знакомство, к тому же, принудительное. Разве непонятно всё это?»
Тряски в этом допотопном автобусе, несмотря на сверхкорявую дорогу, практически не было. Так, чуть покачивало из стороны в сторону, словно мать качает в колыбели своего уснувшего ребенка.
Караваева так тянуло на сон, что ему казалось, еще чуть-чуть, и он уснет на самом деле. Федор повернул голову направо, взглянул на дремлющую, да нет, скорее сладко спящую и чему-то, видимо приятному, улыбающуюся Настю. Слева и прямо перед ними спали в автобусе без водителя все.
«А чего бы и мне не вздремнуть? Довезут — разбудят», — подумал Караваев. Веки тут же сами собой сомкнулись, и он практически провалился нет, не в дрему, а, как он сообразил, в иную явь.
* * *
Из мерзкой жижи болота опять шла непередаваемая вонь. То тут, то там взрывались и лопались огромные грязно-серые пузыри, обдавая всё пространство вокруг такой вонью, что словами не передать… Желудок Караваева всё время норовил вывернуться наружу. Он не знал, что ему сделать?
«Пора пораскинуть мозгами, господин Караваев Федор Иванович, следует только напрячь свои извилины, но и покрутиться, как вошь между плотными зубчиками расчески. Короче, Караваев, не пеняй на свою рожу — такой уродился… Понятное дело, если бы у меня была с собой четушечка водочки, я бы тотчас отхлебнул пару коротеньких глотков, чтобы хоть как-то подстегнуть ход мыслей. Но у меня ее не было. Поэтому видимо придется использовать для этой цели другой аутотренинг…»
Караваев запсиховал. Подобный «ход конем» ему иногда неплохо помогал. Хотя иногда...
«Татьяна осталась дома, а я снова поперся за фиг его знает чем?»
Буквально сразу же он представил, что напился до чертиков, что с ним никогда не было. Но самое паршивое, что с годами он словно снова почти стал впадать если не в детство, то в бесшабашную юность, уж точно. Ну, то есть, не поумнеем, а, скорее, поглупел…
Жижа пузырилась, почмокивала, попыхивала на него своей вонью несусветной. Хотя на Караваева не нападала.
— Ну, чего рассвирепела? — пробормотал он и присел на сухую траву, несмотря на вонь, почти у ее оконечности. — Что, досталось тебе, бедняжка, от хозяев? Будешь знать, как чужих пускать в неположенное для них место.
Как показалось Федору, жижа чмокнула недовольно и чуть плеснула на его ботинки.
— Ладно, ладно, я так, чтобы хоть что-то сказать. Понимаю, виноват, прости…
Жижа даже вонять перестала. Вот что может ласковое слово сделать, если перед тобой нечто, пускай и хоть чуть-чуть смышленое… Хотя передо мной простое вонючее болото. А, может, и нет?
— Ну, что, мне, знаешь, пора. — Караваев приподнялся с травы, отряхнул брюки, ботинки, немного заляпанные хищным, а хищным ли «языком» жижи, отер о траву. — Татьяна меня, поди, заждалась… А ты… Знал бы, чего тебе надо, достал бы, привез… Так не скажешь, только пузыри пускаешь, да кой чего еще, мне неприятное…
Понятное дело жижа, Караваеву скорее всего, четырьмя смачными, но не вонючими пузырями, ответила. Что он не разгадал. Ее потуги с «говорящими пузырями» для Федора были неприступными. Буквально в метре от него опять вздулось сразу три, но теперь огромные пузыря. Спустя пару секунд они лопнули. Караваев приготовился задержать дыхание, но на удивление и от этих лопнувших пузырей вони не вышло, а вокруг запахло чем-то приятным, как показалось Караваеву, цветущим жасмином.
— Ладно, ладно, и на том спасибо, — сказал Караваев, чтобы хоть что-то сказать. — Знаю, что ты можешь с любым справиться, поставить, так сказать, его на место, как следует поугрожать. Но ты же видишь, на этот раз я — чист. Ничего даже и не собираюсь отсюда тащить… Есть у нас на земле выражение «хорошего понемногу». Главное, вовремя остановиться…
— Вот и хорошо, и правильно, — неожиданно у Караваева за спиной раздался знакомый голос… судьи.
От неожиданности Караваев вздрогнул. Затем резко повернулся на голос и… увидел на фоне битой ветрами, дождями и морозами неизвестно какого возраста полуразвалившейся хатенки, вернее, халупки, его — небольшого росточка, почти полностью седого мужчину в приличном костюме, белой рубашке, при галстуке, но и в видавших виды кроссовках.
— Я одобряю твое решение, Караваев, — проговорил судья, медленно подходя от хатенки к нему. — Мы даже не рассчитывали на такое твое решение, хотя… — Судья присел рядом с Караваевым на траву.
— Вы… Как вы здесь появились? — прелепетал Караваев.
Судья улыбнулся:
— Освободился один из межвременных тоннелей, которым я имею право пользоваться… А ты, Караваев, вижу, сильно нервничаешь? — то ли спросил, то ли подтвердил судья.
«Уще бы мне не нервничать, — мелькнула мысль у Караваева. — Да я вообще не знал, на каком я месте? Внезапное появление судьи. Что он скажет нового? Уж очень мирным кажется. На суде, если он действительно был там судьей, он таким не был. А нынче — само умиление…»
— Почему молчишь, Караваев?
— А что говорить? — Федор поддернул плечами.
— Как я понял из предыдущей нашей встречи на суде…
— Разве мы с вами встречались? — время пришло удивляться Караваеву.
— Возможно я не так выразился, но ты, Федор Иванович, случайно похитил из Всегалактического хранилища книги и картины, восстановить которые нам очень и очень сложно, да и затратно… Или, может я ошибаюсь?
— Да нет, не ошибаетесь, — ответил Караваев. Само мобой его так и порывало спросить, какого, мол, рожна судья появился здесь, и Караваев спросил:
— Вы здесь, у этой халупки, извините, вашего Межгалактического хранилища, в качестве кого? В качестве судьи, или… сторожа вместо вашей жижи?
— Я, — как показалось Караваеву, что бывший, или теперешний судья несколько стушевался. — Я прибыл на вашу Землю в этот раз не в качестве судьми, а по собственной инициативе. Ты, Федор Иванович, надеюсь, наблюдал, как поступили с твоей Защитницей?
— Так это было на самом деле, и она… умерла? — у Караваева язык присох к нёбу.
— Она на самом деле умерла, но только в иной параллели. В твоей параллели она жива-живёхонька, и я скоро представлю ее тебе.
— Интересно, — пробормотал Караваев, поймав себя на том, что ему следует хорошенько подумать над тем, что он совершил.
«Понятно, я не безупречный человек, но и не убийца, чтобы судить меня, как говорят у нас «по всей строгости закона». Это Караваев и выдал судье.
— Я по-вашему, прилетел по собственной инициативе, чтобы забрать тебя, Караваев, в наши параллели.
— Это еще зачем? — Караваев вскочил на ноги. — А вот этого не надо. Не надо потому, что я не хочу никуда лететь, не хочу жить или прозябать у вас… Мне ближе и роднее дома, а не в гостях…
Караваев хотел тут же ретироваться с этого непонятного места, оставить рядом с притихшей, словно слушающей их разговор, жижей судью, пускай он с нею разбирается, но жижа взволновалась и неожиданно, как показалось Караваеву, не только для него, но и для судьи, вдруг, чтобы привлечь в себе внимание, вспенившись, расплескалась вокруг них — не перейти, не перепрыгнуть…
Недалеко, метрах в пятиста отсюда сиротой стоял «жигуленок» Караваева, но добраться к нему он не мог.
— Ну и что ты решил делать, Федор Иванович, — спросил судья, тоже приподнявшись с травы.
— Да ничего. Хотел уехать восвояси, но жижа…
— Думаю, что с, как ты говоришь, жижей, мы вдвоем справимся, или даже ты один справишься, но дальше тебя ждут такие неприятности, о которых ты даже не подозреваешь.
— Это еще какие такие неприятности? — Караваев напострил уши.
Судья хмыкнул, затем пробормотал несколько слов на какой-то тарабарщине, и снова перешел не понятный Федору язык:
— Похоже, что ты, господин Караваев Федор Иванович, напрочь забыл, что у тебя будет встреча с Защитницей, хотя, — вдруг судья встрепенулся, — нет, не сейчас. Ее отменили, — через минуту добавил.
Как показалось Караваеву, судья скорее всего кого-то внимательно слушал. Понятно, не с трубкой у уха, не с мобильным телефоном, но то, что он практически полностью отключился, говорило об этом. Хотя, может он просто «подзаряжался»?
— Ты встретишься с Защитницей позже. Сначала будет встреча с Наблюдателем и Проводником. Да и я отбываю в свою систему.
Караваев с удивлением взглянул на судью: стоило ли ему переться неизвестно откуда, чтобы посидеть с Караваевым у жижи и ничего не решить?
Свидетельство о публикации №219061601780