Две сестры
Но однажды оглянулась Цивилизация по сторонам – завоевывать да исправлять уже нечего и некого. Закручинилась, запечалилась, горькие слезы-вопли полились, покатились по холмам и долинам к самым крайним границам владений её. И стала она как прежде воевать сама с собою, вредить и наносить раны глубокие, веками не заживающие. И от шрамов тех обезобразила навсегда себя. Превратилась в старуху мерзкую: гнилые зубы безобразили рот её и дыхание, редкие волосы колобродили по морщинистому черепу – грязная, вся в обносках и лохмотьях множила чуму повсюду, кострами, душу освобождающими, прижигала раны, загнивающие по телу всему. Поросли владения её бурьяном заблуждений и мракобесия. Там, где ранее правила чистая религия – вернулась, овладела всем язычество, суеверие.
Много дней и ночей молила Цивилизация своих идолов-повелителей. Много обрядов и жертв принесла им. Но не слышали, не хотели слышать её идолы. Не внимали её мольбам и просьбам. Невдомек ей было, что начать нужно с себя, и кому бы не поклонялась она сейчас, а противна она и её подношения.
Так прошло какое-то время. Сжалились над Цивилизацией идолы коварные, но не явились во снах вещих её: лишь указали путь, обозначенный знаками.
Путь этот вел Цивилизацию, через моря многие, земли широкие, туда, где жила в гармонии с целым миром да с сбой в ладу, сестра родная, Культура. Ныне солнце Землю урожайную ту ласково обласкало, щебетанье птичье звонкое наградило пением, руки нежные да умелые возделали и засеяли: вот стоит колосок зернистый, а вот подсолнечник лучистый, небу ясному улыбается, да на волнах ветров мягких колышется. Не знал и не догадывался край этот о грядущей напасти, язве скорой.
Мглою сизою, словно золой печной, вокруг все окутано, ветрами рвущимися, прохладными обветрило. К земле шагом строевым колосок тот придавлен, взмахом штыка наточенного стебелек подсолнечника срезан. Удивляется Цивилизация свету новому, башмаками не топтаному. Еще больше поражена была приветливостью да гостеприимностью Культуры, сестры своей: предложила ей та отведать за столом своим трапезу совместную.
Заняла цивилизация место за столом центральное, Культурой ласково предложенное. Стала пир вести, распоряжаться им как в краю родном, как своим.
- Что же ты, - говорит, - сестрица Культура в стороне стоишь, не присаживаешься? Может места для тебя за столом новым не отыскалось?
- Для меня, сестрица, место в мире всегда отыщется, даже в самом темном углу найду себя, в самое темное время.
Про себя же Культура размышляет: “Не обойтись без жертв скорых на пиру этом”, - всеми силами стала усмирять гнев Цивилизации, сестрицы своей строптивой.
Не устроил ответ тот Цивилизацию.
“Во всякое время, говоришь. В самом темном углу, приговариваешь”. – Стала пуще гневаться. – “Не впервой мне, Цивилизации, чужую кровь проливать”. И пришло время жестокости в новый свет, время общего покорения и разграбления. Не щадит
Цивилизация чужой народ, приторговывает им со всем размахом. Подчинила себе все земли вокруг: широкие реки, густые леса, скалистые горы, лазурные берега. Там же где ей это не удавалось – все уничтожению подвергалось, как самое вредное и опасное. Пришел упадок на мир прежний с Цивилизацией, тьма и беззаконие поглотили его. Подменила истину прежнюю истиной новой: “До меня тут была цивилизация старая, темная. И не было вовсе культуры в этих местах. Ложь все. Наведу порядки – станет лучше прежнего”.
Сегодня, как и прежде, нет закона и порядка в новом свете.
Свидетельство о публикации №219061601840