Светлана Крючкова. Самая большая актриса

      В который раз я оказался перед необходимостью найти героиню для «Портрета актрисы». И, как всегда, выручила дружба. В свое время мы много снимали ее в своих программах, вместе выходили на сцену на всяких юбилеях, перекидывались шутками и анекдотами. Я позвонил. Светлана Крючкова сказала: «Да!», и вот уже «Красная стрела» уносит меня в родной Питер. Домой - в командировку. Бывает и так…
     Я накидывал в блокнот вопросы и вспоминал недавний разговор с этой удивительной актрисой. Мы обсуждали чьи-то мемуары, и она высказалась недвусмысленно: «Я считаю, что люди, которые пишут книги, это принципиально, не имеют права писать фамилии. Ну, живы же эти женщины, живы их дети, зачем называть их фамилии? Опишите, как некую историю. Я против этого, мне кажется, что это неправильно - называть фамилии. Да, случай - да. Но фамилии конкретные не надо. Я принципиально против этого, я не читаю такую литературу, вот сейчас там какие-то воспоминания, кто-то с кем-то жил, чего-то пишет, мне это неинтересно!» Сконструировать книгу из своих передач я тогда и не помышлял, но эти слова засели в голове. И вот я еду к ней. Как построить разговор, чтобы никого не обидеть? Ну, попробуем…  Попробуем говорить только о самой Крючковой.
Светлана Николаевна в шутку называет себя самой большой артисткой театра БДТ в Санкт-Петербурге. Говорят, большое видится на расстоянии. А что, если подойти к ней как можно ближе и узнать, какая она на самом деле?
     И вот он, Питер! Конечно, мы снимали у нее дома. У актрисы, в отличие от многих ее московских коллег, и в мыслях не было давать мне интервью где-то в другом месте…  Я вошел в полумрак ее квартиры, мы выбрали подходящее для интервью кресло, порывшись в шкафу, достали ярко-красный пиджак, и прозвучала команда: «Мотор!»

С. Крючкова: Я очень застенчивый человек. И, может быть, для того, чтобы перебороть эту робость, застенчивость, я и пошла в артистки. Я очень долго перебарывала себя для того, чтобы выходить на сцену. И до сих пор для меня каждый выход - это стресс.

     История повторяется. Как и ее многим ныне прославленным коллегам, Светлане Крючковой и в голову не приходило сделаться актрисой. Просто приехала в Москву, гуляла, зашла в театральное, попала на вступительные и провалилась. И вот тут проснулся характер. Москва слезам не верит. Она поступила…

С. Крючкова: В Москве была страшная жизнь, конечно. У меня вещи лежали в камере хранения, если мне надо было переодеться, я шла в камеру хранения, потом заходила в общественный туалет, там переодевалась, складывала обратно все в чемодан. Я голодала сутками, неделями. Я помню рыбные котлеты по пять копеек, на всю жизнь их запомнила. Булочка была за семь копеек. Это было счастье. Я ходила и смотрела на витрины, а если меня случайно звали в гости в чей-то дом, то я сидела и думала только об одном: дадут сейчас чаю или не дадут. А когда давали чай, у меня была вторая мысль: а хлеба положат кусочек? Я уже не говорю о печенье, просто кусочек хлеба.

     Молодая, умная, красивая, талантливая. Мужчины такую женщину не пропускают. Светлана Крючкова вышла замуж за москвича, за старшекурсника.

С. Крючкова: Считалась, что Миша у нас гениальный, а Света так себе. Ну, то есть, постольку поскольку. И он даже говорил:  «Не надо тебе учиться, ты дома сиди, гладь рубашки, подавай чай». А себя он считал выдающимся писателем, или, по крайней мере, подающим надежды на гениальность. И это несовпадение наше сыграло свою роль. Мы прожили четыре года, достаточно сложно, и правильно, что мы разошлись. Но он тоже научил меня многому.

М. Грушевский: Насколько я знаю, ведь не без участия Вашего первого мужа Вы оказались в фильме «Большая перемена».

С. Крючкова: Абсолютно верно. Он вообще был безумно похож на Андрея Миронова. Но он был выше ростом. Он играл на гитаре, он танцевал, он пел, и ему предложили роль Ганжи в фильме «Большая перемена», потому что Ганжа должен был петь. И все песни, вся музыка в «Большой перемене» была запланирована только для этого персонажа. А поскольку я у него была такая девочка на побегушках, он мне всегда еще говорил: «Ты страшная, как печка, кому ты нужна?» - он мне это тоже внушал. Он в меня вселил массу комплексов. И поскольку я на побегушках, он сказал: «Ну, я тут очень занят», он все писал, писал, - «А ты пойди и отнеси сценарий!» Ну, я и пошла. Отнесла и в дверях столкнулась с режиссером. И он меня попросил прийти вечером на репетицию. Я и пришла.

М. Грушевский: Вы помните эту замечательную песню?

С. Крючкова: Конечно (поет).

     Вы, конечно, тоже помните эту песню. «Часто простое кажется вздорным, черное – белым, белое – черным…» Крутые виражи в судьбе актрисы только начинались. Режиссер Виталий Мельников пригласил ее на «Ленфильм». Там начинались пробы к «Старшему сыну».

С. Крючкова: Это был судьбоносный фильм в моей жизни, это был 75-й год, и меня позвали на пробы. Кто-то из моих московских друзей меня отговаривал ехать, потому что уже было известно, что на эту роль Мельников хотел пробовать Зайцеву и Терехову. А я решила, что раз я никогда не была в Ленинграде, я просто поеду и посмотрю город. Это был мой первый приезд в Петербург, тогда Ленинград. Был май 75-го года. И я приехала, я вошла в гримерную, а следом за мной вошел оператор. Меньше меня ростом, рыжий весь тогда был, сел на стул, я на него посмотрела и все. Бывает такое. И с первого же дня, с первой пробы уже никого не стали искать, Мельников вышел из павильона и сказал Юре: «Она будет играть эту роль!» А я влюбилась насмерть. И поэтому я тут и оказалась. У нас вообще был замечательный фильм, он был уникальный. У нас было четыре свадьбы на фильме: женился Коля Караченцев, женился Миша Боярский, я стала жить с Юрой Векслером и женился еще Коля Никольский, который играл летчика. И у нас был фильм, где все были влюблены.
     И я позвонила в сентябре, когда открылся сезон, Олегу Николаевичу Ефремову, и сказала: «Олег Николаевич, я ухожу из театра. Я уезжаю из Москвы». А он мне: «Ты что, с ума сошла». Я говорю: «Я выхожу замуж». «За кого?» - он меня спросил так. Я говорю: «За Векслера» робко. Пауза. Он говорит: «За Векслера? Выходи». Я же помню реакцию каждого, я помню реакцию Вали Гафта, когда я уезжала из Москвы, он мне говорил: «Дура, куда ты едешь. Это же провинция!» И я помню, как он плакал у меня на плече после спектакля «Фантазии Фарятьева» на московских гастролях и говорил только одно слово: «Милая, милая, милая».  И больше ничего не мог сказать.

     Личная жизнь актрисы. Как правило, она наполнена любовью, сомнениями, разочарованиями, и она никого не касается. Это личная жизнь. Но иногда, чтобы лучше понять человека,  приходится задавать вопросы.

С.Крючкова: Я очень не люблю оформлять с мужчинами официальных отношений.
;М. Грушевский: Почему? Все женщины к этому стремятся. 
 
С. Крючкова: Нет, я не люблю. Я считаю, что это их портит, а самое главное, это портит меня. Я себе не нравлюсь, когда у меня штамп в паспорте стоит, я неправильно себя веду.
Лилина и Станиславский не были расписаны. И Таиров и Коонен - у них тоже не было штампа в паспорте. Муж - это перед богом муж, а не перед загсом. Что такое загс вообще? На самом деле это же смешно. До вчера ты не муж, вчера ты не можешь спать, а сегодня ты можешь спать с человеком. Ерунда, чепуха получается. И если люди живут вместе, они и есть муж и жена. Я это не люблю очень. Единственное сожаление в моей жизни, которое у меня есть, это за ту меня, какой я была молодая. У Вероники Долиной, которую я люблю, есть такая фраза. Она говорит: «Господи, прости меня молодую. У меня столько грехов, я так могла невольно обидеть людей. Я бы с удовольствием, если бы я могла, просто попросила бы прощения у них у всех». Теперь я веду себя по отношения к людям иначе. Но для этого надо было прожить жизнь, мне уже шестой десяток лет.

М. Грушевский: Не может быть.

С. Крючкова: Клянусь.

     У нее сложились замечательные отношения с Ленинградом. И с лучшим театром этого города получилось. Светлана Крючкова пошла к Георгию Товстоногову.

С. Крючкова: Меня пригласили, что по тем временам было неслыханно, это сейчас контракт, а тогда брали в труппу - либо не брали. А Товстоногов меня вызвал и сказал: «Мы с Вами заключим договор только на три месяца. Если Вы не сыграете эту роль, если Вы нам не подойдете, мы расстанемся друзьями». Так было. И он меня позвал в спектакль, который Юрский экспериментально ставил тогда на малой сцене. И я играла шестнадцатилетнюю девочку. Если бы я сыграла плохо, меня б никто не взял. А дальше пошла работа за работой. Георгий Александрович всегда давал мне работу. Когда я собралась рожать, очень смешная у него была реакция. Он говорит: «Светлана, что я узнал. Вы беременны?» Я говорю: «Да». «Я ужасно огорчен». А я говорю: «А я счастлива, Георгий Александрович». Он говорит: «Вы эгоистка». Я: «А вы?». Это было очень смешно. Потом у него была фраза сакраментальная, он говорил: «Эта Крючкова завела в театре моду рожать». И мне все говорили: «Ты потеряешь все роли». Но я не думала об этом, и я действительно шла сознательно на это в своей карьере. Так получилось, что в мой организм было гормональное вмешательство, я внезапно приобрела совершенно другие формы, но Товстоногов продолжал давать мне главные роли, но другие уже. Я помню реакцию Валеры Плотникова, известного фотографа, который, приехав на спектакль «На всякого мудреца довольно простоты» сказал мне: «Ну что, ты уже перешла на возрастные роли?»  А однажды мне сказала одна артистка: «Ой, Света, тебе худеть надо. Ты такая толстая». Иногда надо мысль озвучить для того, чтобы понять. Произнесешь мысль и вдруг ты понимаешь, что сказал абсолютную правду. Я повернулась и сказала: «Девочки, Вы должны ходить в церковь и ставить свечки, чтобы я не похудела, потому что Вы тогда останетесь без ролей. Если я буду худая, то я уже всем перекрою дорогу. А я занимаю свою нишу, я никого не трогаю».

     У каждой актрисы, как ни крути, есть амплуа. И постоянное желание вырваться за пределы, им обозначенные. Такова и Светлана Николаевна: «Что все предлагают мне каких-то танков играть? Вот же Агафья Тихоновна, я же это играла. Женщина слабая, зависимая, неспособная принять никакого решения сама. И я на этой роли отдыхала, получала внутреннее удовольствие. Потому что это вот ближе всего…» 

М. Грушевский: А Вы готовы через энное количество лет играть старух?

С. Крючкова: А я уже играю. Лени Рифеншталь девяносто лет по пьесе. Я этого не боюсь абсолютно. Не надо быть смешным. У меня есть одно зеркало, а вообще у меня зеркал нет. Оно там у порога, чтобы, не дай бог, не уйти из дома одетой задом наперед. А в остальное время я не смотрюсь в зеркало. Только, если вот на работу. Вот надо сняться – я накрашусь, не надо – я не крашусь. Надо смотреть реально на себя. Ведь очень много бед на театре оттого, что актрисы не осознают своего возраста. И надо сказать, что я всегда объясняю актрисам одну вещь: старуха бывает толстая, а бывает худая, но она все равно старуха. Они думаю, что если они стройные, они могут играть девочек. Неправда. Гормонально голос меняется, опыт чувствуется. «Я люблю тебя» в восемнадцать лет говорится так, а в шестьдесят совершенно иначе. И зрителя не обмануть, сколько тебе лет. Надо играть то, что соответствует твоему возрасту. И тогда не будет проблемы молодежи в театре. Каждый должен играть  приблизительно то, что он прожил, ведь возраст - это не просто состояние. Зачем все эти ненормальные похудения, подтяжки, это уже патологией попахивает. Почти до смертельного исхода уже некоторые худеют. Разве это можно делать? Ну, зачем? Ведь возраст он все равно есть. Возраст чувствуется во взгляде, он чувствуется в голосе, в произнесении, в реакции на окружающую действительность, понимаете? Реакция на смерть у восемнадцатилетнего человека или тридцатилетнего, или тридцатипятилетнего отличается от реакции на потерю пятидесятипятилетнего. Вот это надо помнить и не надо быть смешным. Я не хочу быть смешной в этом смысле. Хотя обожаю, когда я плачу на сцене, а зал смеется. Но он должен плакать от психологического хода, а не от трюка и кривляний. Вот ни этой драматургии, ни взаимоотношений с залом мне не надо.

     Великолепная рассказчица анекдотов, Крючкова в то же время потрясающе читает стихи. Михаил Глузский как-то удивлялся: «Света», - говорил он, «я не могу понять, как в тебе совмещаются такой чудовищный мат и такие волшебные стихи».

С. Крючкова: Так это и есть диапазон. Я могу рассказывать анекдоты, но русский анекдот - он с неформальной лексикой всегда, я их и рассказываю. А могу читать стихи. Я очень люблю публику, которая приходит на поэтические вечера. Это упоение. Это совершенно особые люди, особые лица и особая атмосфера. Это тоже часть моей жизни. И практически это бесплатно всегда происходит или за чисто символические деньги, но я делаю это. И меня это возрождает к жизни. Мне предложили за двадцать тысяч долларов записать анекдот на кассету, на видеокассету. Я сказала: «Мне нужны деньги, но не до такой степени».

     Так и быть, отвлечемся от карьеры, от личности, поговорим о том, что интересует всех. Условия жизни Крючковой. О ртутной квартире, в которой жила Светлана Николаевна, много писали в прессе.

С. Крючкова: Даже не могу больше говорить об этом, вот я не могу двигать пальцем, потому что до сих пор последствия. Много лет мы жили в квартире, под которой была разлита ртуть - 400 грамм в запертой комнате, и все пары шли к нам. Да история не так страшна. Ну ладно, это случилось. Бывает все в этой жизни. Страшна реакция этого города, который я люблю. Кроме фонда русской поэзии, мне в этом городе не помог никто. Мне помогла Москва, потому что меня обратно хотели запихать в ту же ртутную квартиру, дети были сильно заражены, и все это представлялось как мой каприз и моя фантазия, но могу Вам сказать по секрету, что до сих пор в эту квартиру не хочет ехать никто. Там была, есть и будет ртуть, она гуляет по межэтажным перекрытиям. Ее то больше, то меньше. У нас было превышение содержания ртути в квартире в 35 раз.

М. Грушевский: Это как-то сказалось и на Вашем здоровье?

С. Крючкова: А как же?

М. Грушевский: Каким образом?

С. Крючкова: Слабая, болею, при мне нельзя чихать, я не езжу в метро, в троллейбусе. Я нахально перед спектаклем ем лук, чеснок, потому что я боюсь заболеть. Иммунитет ослабляется, зрение, почки. Это все серьезно. У меня был инсульт глаза. И опять меня лечили гормонами, и опять я стала круглая. А потом думаю, зачем с этим бороться? Вот я четыре дня не ем. Вы это видите? Нет? И никто не видит.

М. Грушевский: Я Вас не видел четыре дня назад.

С. Крючкова: Да вот такая же абсолютно.

     У больших творческих личностей и отношения часто непростые. Когда-то Эльдар Рязанов пригласил Светлану Крючкову на одну из ролей в фильме «О бедном гусаре замолвите слово». Крючкова отказалась и эту роль с блеском исполнила Наталья Гундарева. А что же Рязанов?

С. Крючкова: Он на меня обиделся.

М. Грушевский: Обиделся?

С. Крючкова: Ужасно.

М. Грушевский: Почему?

С. Крючкова: Он вообще как ребенок, он непосредственный, он обиделся: «Вот еще, тоже мне народная артистка нашлась». А я была никакая тогда, ни народная, ни заслуженная, ничего. И очень он долго на меня хмурился и проходил мимо меня в коридорах «Мосфильма», как будто бы не замечая. А потом у нас получилась замечательная история, когда меня позвали на «Старые клячи», опять-таки потому, что Наташа Гундарева не могла сниматься. Это тоже была ее роль, предназначалась ей, а я оказалась свободна в этот момент. Вот так вот. Нет худа без добра. Я оказалась в этой ртутной квартире, из-за переезда и этой драматичной ситуации я взяла академотпуск в театре и таким образом, у меня оказалось три свободных месяца, которые нужны были Рязанову. И мы с ним сошлись, шли с опаской друг к другу, но как только я вошла и завела речь о  том, на чьи стихи написаны песни, и мне произнесли это магическое слово, которое на меня действует как «Сезам, откройся» - Мария Сергеевна Петровых. Вот тут я уже загорелась, он просил меня читать, я читала, потом читал он, потом читала я, в общем, мы с ним слились на почве русской поэзии в экстазе.

М. Грушевский: Как Вы считаете, Вы сами портрет актрисы Светланы Крючковой уже закончили?

С. Крючкова: Нет, что Вы. Нет. Еще есть какие-то вещи, которые я не знаю про себя. И слава богу. Я, например, не знаю, какая я буду бабушка, я не знаю, какая я буду Лени Рифеншталь, я не знаю, как решится судьба моего сына и может быть это будет связано с тем, что огромная реалия в моей жизни перейдет вообще на другую страну, на другой язык. Это уже очень серьезно. Какие-то вещи в этой жизни я только начинаю. У меня сейчас так работы много, у меня проблема в другом: время где найти, у меня нет времени. Я беру трубку и говорю: «Говорите, пожалуйста, быстро». Вот так, я снимаю трубку: «Пожалуйста, быстро говорите». И сейчас в Москве в январе мы начнем репетировать спектакль, который в начале марта должны выпустить в театре Гоголя с режиссером Сергеем Ивановичем Яшиным, который ставил в БДТ «Мамаша кураж» и тема какая – это космос! Это спектакль на двоих: Марлен Дитрих и Лени Рифеншталь. У меня такая интересная роль! Я сейчас еду в Германию на гастроли и мне уже оттуда позвонили, а я попросила купить ее фильмы  «Триумф воли» и «Олимпия», фильм про нее, книгу про нее, фильмы, где она была актрисой. Я сейчас узнаю много нового. Видите, и в нашем возрасте есть что узнавать, есть в чем копаться, есть куда углубляться, мир настолько разнообразен…

       2000, 2005