Кофе и зеркало. Первые шесть глав

Кофе и зеркало.


1.
Промокнуть в снегу — милое дело, когда ботинкам семь лет, пальто куплено в секонд-хенде, а вместо шапки на голове — собственная шевелюра. Но еще милее в таком непрезентабельном виде, не стесняясь, зайти в первое попавшееся кафе на самой дорогой улице Москвы. И сидеть у окна, выходящего сразу на две улочки — на улицу Министров и улицу их любовниц. Заказать кофе, вспомнить театральную студию и «быть в роли». Ну, скажем, в роли всемирно неизвестного писателя!
Вытаскивай перьевую ручку, самодельный блокнот, электронную — черт бы побрал ваши законы! — сигарету и разваливайся в удобном кресле. А когда пальцы на ногах отойдут от холода — тайком стяни ботинки под столиком, вытяни ступни поближе к батарее и грейся. И обязательно — строчи в блокнот, вырывай с громким треском листочки, комкай, заполняй ими краешек стола, отодвинь свечку, салфетницу, солонку, и пиши что-нибудь веселое, в стихах или прозе.
Официант не тронет ни тебя, ни твоего бардака. Принесут кофе, отодвинешь блокнот, сунешь ручку за ухо (только обязательно надень колпачок, а то чернила окажутся на виске, а струйка писательской чернильной крови тебя не украсит, да и отмывать придется с пемзой) — и почувствуй себя Джоанн Роулинг!
Так бы и текла моя жизнь в семилетних ботинках, с ручкой и самодельным блокнотом, в странном городе Москва, если бы не веселый декабрь, когда рубль расшибся, нефть стала дешевле водки, а водку заменили на вискарь.
Кафе было закрыто, ноги — мокрые, а ботинкам в грядущем феврале будет восемь лет. Что же, пришлось ткнуться лбом в любимое окно, закрыть глаза и собраться с силами.
Окно было грязным, фонарики горели только в спину, а стекло — по дурацкой своей привычке стало зеркальным. И отразило одновременно — улицу Министров и улицу их любовниц. Собрались, развернулись, открыли глаза — пошли!
 
Треснуло, грохнуло и вцепилось в плечи. Стоим — два идиота. Держусь за лоб. Держится за очки, которые — это больно, знаю! — впечатались от удара в переносицу. Как он ухитрился при своем росте?
- Sorry! — вырывается непроизвольно. Не потому, что англичанка, а потому что это мой психический изъян — когда напортачу, то притворяюсь, что нерусская.
- Sorry! — отвечают мне почти два метра незнакомого дядьки. Судя по произношению, он явно англичанкин сын.
- Но как вы умудрились впечататься? Вы же выше!
Он улыбается в тридцать два роскошных зуба и понимает. Эти серые глазища врать не могут — понимает!
Комочек московского снега — мне на лоб. Комочек московского — ему на нос. Стоим, остываем. Два метра и порода не наша. И пальто слишком у него легкое, и ботиночки слишком чистые, и шапки нет, и…кудряшки, кудряшки, кудряшки!!! Глаза зеленые! Нет, голубые! Нет, зеленые, а, стоп, стоп, стоп, эх, поздно…
- Наклонился узнать, может, тебе плохо стало? - я его понимаю, говорит он по-русски! И голос приятный, и глаза добрые. Пропаду я, прямо сейчас.
- Спасибо, конечно, но теперь обоим плохо. Больно?
- Нет. - Врет джентльмен.
Почему я сразу решила, что он англичанин? Англичан я хорошо знаю – года два на британских сериалах. Одно «Аббатство Даунтон» чего стоит, там даже кофейники породистые, не то что персонажи. Вот куда меня несет? А вдруг он из Киргизии приехал, на практику? Или с Караганды? Или из Обнинска?
- Знаю, что больно, сама очки носила. Пойдемте, кофейком угощу. Правда, именно здесь и была кофейня — но сами видите, дурдом творится. Кризис у нас.
И мы побрели по самой дорогой улочке Москвы. Бросили подтаявшие снежки, подтянули сумки/рюкзаки.

Смешной оказался Потеряшка — и не высокий, как показалось. И не сильно иностранный, видала таких персонажей — худ, красив, умеет одеваться, следит за собой — катастрофа для сослуживиц, фатально женат и никакого удовольствия, кроме созерцания этих неполных двух метров, грез в подушку…стоп, понесли лихие кони!
- Как долетели?
- Куда?
- В кэпитол оф Грейт Бриттн! В Москву, конечно.
- В какую Москву?
- В нашу.
И тогда он встал посреди улицы, снял очки, моргнул пару раз и ему стало нехорошо. Зашатался. Пришлось вцепиться в его рукав, подтащить к лавочке и даже похлопать по аккуратно выбритым щекам.
- Я в Москве? — изумленно спросил он.
- Нет, блин, в Лондоне!
- Но я только что был в Лондоне!

Что же мне с тобой делать, англичанкин сын? Стоишь, моргаешь огромными серыми глазищами, прижимаешь к переносице очередной снежок - болит, конечно, когда очки впечатались от удара в косточку. Для начала - одет он не по-нашему.  Заматываю шарф потуже, застегиваю тонкое пальтишко на все пуговицы. И беру за руку. Как ребенка.
- Послушайте. Сейчас мы пойдем греться. Попьем кофе. Подумаем.
Он кивает, снежок тает и течет по его симпатичным морщинкам. Оглядываю снег вокруг - вдруг что забыли? Точно, лежит на снегу перчатка. Кожаная, синяя. Наверное, из кармана выпала. Подобрали, взяли за руку Потеряшку и пошли. Вверх-вниз, наискосок и на Кузнецкий мост. У затянувшейся стройки-перестройки «Детского мира» - кафешка.
Выглядит не ахти, зато здесь тепло и есть кофе. Для начала веду своего раненого в туалет. Он здесь общий, узкая берлога, раковина под зеркалом. Включаю воду, смываю с пострадавшего не очень полезную воду московского снега. Нос чуть припух, переносица вроде цела. Но мой раненый слегка гундит - все-таки сильно ударились.
- Я сейчас выйду. Жду наверху. - указываю на дверь кабинки. Он кивает.

У стойки беру два больших кофе. И сахара побольше, благо, тут можно. Длинный мой лондонец появляется, видит меня и шагает напрямик. Наступает кому-то на ногу. Получает крепкий русский сленг. Вздрагивает и быстрее спешит к нашему столику. Ну, не совсем столику. Свободна была только угловая композиция - подоконник и креслице. На подоконнике сижу я, рядом стоят две дымящихся кружки. В креслице падает Потеряшка.
Кофе ему нравится. Пьет, розовеет и явно отогревается. Наконец, можно перевести дух.

- Давайте по порядку. Как вас зовут?
- Джованни Капуцин.
- Очень приятно. А меня - Северка.
- Северка? Как красиво!
- Речка такая. В честь речки назвали.
- Речка! И это красиво!
Улыбается в тридцать зубов. Нос болит, наверное, зверски, а он улыбается!
- Ну, теперь давай разбираться. Где ты был до того, как я тебе в нос попала?
Он прыскает. И я тоже. Потому что звучит по-идиотски.
- Я в Лондоне был. По делам приехал, шел к остановке. Увидел, что девочка к стенке привалилась, решил помочь. Наклонился - и мы столкнулись. И оказался в Москве.
- Понятно. Что ничего не понятно. А там, где ты в Лондоне был, - там тоже перекресток был?
- Да. Витрина.
- Забавно.
- Что забавного?
- Мы понимаем друг друга.
- А что тут забавного?
- За всю жизнь так и не умудрилась выучить английский. Дальше “кэпитол” дело не пошло. -
- Мы что - говорим по-русски?
- Да. Мы в России, а это - Москва. Кремль видел?
- Нет.
- Покажу, если будешь хорошо себя вести.
Капуцин замолк. Допил кофе, полез за бумажником. Вытащил фунты. Вздохнул. Вытащил телефон. Вздохнул. Вытащил документы. Вздохнул и протянул мне:
- И как мне объяснить в посольстве, что я без визы?
- Поверь, это последнее, о чем ты должен думать. Как тебя обратно вернуть?
- Не знаю. У меня там работа, запись к стилисту, стоматолог через неделю, а еще…
- Давай решать проблемы постепенно. Ты согрелся?
- Не очень.
- Тогда сидим, греемся, думаем. Эх, англичанин…
- Я наполовину итальянец, на четверть валлиец, на четверть шотландец!
- Понятно. Вот откуда такие кудряшки.
- Кудряшки. Какое чудесное слово!
- Как же мы все-таки говорим на одном языке?

Через двадцать минут мы друг другу понравились окончательно. Джованни оказался милым мужчиной, неопределенных лет и определенного интеллектуального уровня. Моего любимого интеллектуального уровня – когда и сериалы смотришь, и книги читаешь, и Коэльо не ругаешь, и дешевый алкоголь не пьешь. Я-то совсем не пью, денег нет. Но бывает, перепадает в магазинах и моллах на всяких презентациях…

Что ж, надо брать моего шотландита-итальянца-валлийца и тащить домой. Кормить, поить, спать укладывать - русские сказки инструктировали насчет того, что делать с добрыми молодцами в первую очередь. И во вторую тоже. Вот только кто же знал, что мой добрый молодец будет таким? И куда я положу эти пять футов с дюймами, если мой дом - два метра в самом широком месте? Ладно, разберемся.
Метро. Турникет. Два метра улыбки, изумление и тычки в бок - отойди от двери, снесут же! Сносили. Приходилось нырять, цеплять мою версту британскую и вытаскивать на кольцевую, на радиальную, из метро. Он так устал от впечатлений, что даже не удивился, когда мы остановились у спуска в подвал.
- Дом?
- Дом, милый дом. Береги голову, там низко.

Так получилось. Я живу в подвале. Числюсь сторожем бомбоубежища. Правда, попасть в него сложновато. Да и забито оно с лихих времен досками, железными листами и парочкой рельс. Но зато там есть каморка. Моя тайная комната. Без василиска, но с Гарри Поттером в полном комплекте благословенного Росмэна. Потеряшка прошел во всех проблемных местах без труда - то ли видит в темноте, то ли понял, что не в сказку попал.
В каморке - тихо. Шум сюда не долетает, на подвальном входе - крепкая советская дверь с засовом изнутри. Ключ только у меня, а выше – первый этаж жилого дома, подъезд на другую сторону выходит.
- Вэлком.
- Вэлком. А что это значит?
- Ну, ваше, английское - добро пожаловать.
- Наше как-то не предполагает…
- Ой, да замолчи ты! Наше - все предполагает!

Зажигается сухой спирт, в дырке в стене - очаг. Там есть глубокая дырка, и из нее иногда дует. Но чаще - вытягивает. Таблетка разгорается, сверху ставится специальная железная конструкция, на конструкцию - ковшик с водой. Накрывается куском доски. Сейчас будет чай. Зажигаю по уголкам свечки. Вдоль стены когда-то шли провода, теперь остались только крюки и опоры. На них я положила куски пластикового ламината - получились сносные полки.
Джованни сидит на топчане. Не спрашивайте, как я сделала топчан.
- Ты живешь здесь?
- Временно. Работаю здесь сторожем, знакомые помогли.
- Учишься?
- Училась. Прошлым летом получила - киваю на запаянный в пластиковый пакет диплом, что висит на одном из крюков.
- И живешь здесь? С дипломом?
- Такие дипломы никому не нужны.
- Странно.
- Так. Давай по порядку. Мы оказались в Москве. Из Лондона. Говорим на одном языке. Понимаем сленг. При том, что ни я английского, ни ты русского не знаем.
- Я русский знаю.
- Вот как?
- Я изучал в колледже Восточную Европу. Учил русский. Правда, не пользовался им. Так, пару раз переводил документы для бизнесменов.
- Знаю я ваш русский! Ни спряжений, ни склонений. Тут что-то другое.

В ковшике бурлит. Снимаем с огня ковшик, ставим на огонь кастрюльку со вчерашним обедом.
Кружку он держит обеими руками. Голодный и очень грустный англичанин в русской берлоге. Сейчас чайку, потом супчику, потом еще чайку и шоколадка «Вдохновение» на десерт.
- Давай так. Сегодня переночуешь, завтра пойдем в посольство.
- Окей.
- Кстати, узнать бы, где оно. – Достаю из рюкзака ноутбук, включаю в единственную розетку. Подсоединяю хитрый хвост юсб, торчащий из стенки. Вуаля, мы в сети.
Джованни спрашивает:
- Но откуда здесь интернет?
- Сверху. В квартире сверху есть интернет. А у меня антенна хитрая.
Антенну я придумала сама - просто приемник wi-fi на юсб-хвосте затолкала по вентиляционной шахте наверх. Длинный провод, три метра. Хватило. Сосед о воровстве интернета не ведает - у него безлимитка, для компьютерных игрищ и порнухи, а у меня – раз в день почту получить, книжки скачать.
Посольство оказывается далековато от моего убежища. Но ничего, завтра доберемся.
Англичанкин сын грустит. Смотрит на экран, понимает русский текст и грустит.
- Куришь?
- Немного.
- Пошли, покурим.
Выбираемся наружу. Уже стемнело. Распахиваю подвальную дверь, чтоб получше проветрилось. Отходим чуть дальше. Сигареты, зажигалка. Джованни затягивается, грустит и, наконец, произносит:
- Фантастический роман. Я попал в фантастический роман.
- А что у тебя за дело было в Лондоне?
- Я на пробы приезжал. На ТВ.
- И как?
- Наверное, не прошел. Я всегда проигрываю.
- Ну, а по жизни чем занят?
- Я профессор.
- Кислых щей?
- Нет. А у вас такие есть?
- До морковкиного заговенья. Ааа, не спрашивай!
- В общем, не очень я удачник.
- Нет такого слова. В русском. Есть аналоги, но на вашем слове основано. Лузеры. ТЫ понимаешь.
Потеряшка кивает. Ему совсем грустно. И стало бы и мне совсем грустно, если б не толкнуло в спину, повалило и не наступило темно. Тут было не грустно. Тут было никак.

Камера? Тюрьма? КПЗ? Под носом подушка. На подушке - наволочка. На наволочке - синий штамп - 77/321. Вскакиваю, проверяю одежку. Все на мне. В кармане даже пачка сигарет. А вокруг - камера. Правда, не с решетками, а с дверцей. Но хрен редьки не слаще.
Дверца отворяется, на пороге стоит хмурый дядя лет пятидесяти. Костюмчик дороговат для милиционера. Да и лицо для милиционера неподходящее.
Не волнуйтесь, - говорит вошедший и подходит поближе. Меряет пульс. Руки у него сильные, а пальцы холодные. Знаю я, у кого холодные руки!
- А где мой англичанкин сын?
- В соседней палате.
- Я в психиатрии?
- Вы в гостях. Будем это так называть.
- И чем обязана?
- Вы встретили англичанина на улице?
- Да. Мы друг в друга врезались.
- Почему же вы сразу не обратились в посольство?
- Он в шоке был. Из Лондона…
- Понимаю.
- Я его в кафе отвела, горячим напоила. Потом ко мне поехали, адрес посольства узнать. У меня ж не смартфон, у меня кнопочный. Нашли адрес, а у меня как раз деньги на телефоне…
- Ой, не надо про деньги на телефоне. Сто пятнадцать рублей. Wi-Fi воруете. Живете в подвале.
- Ну, вы все знаете, чего мне рассказывать. Может, я поеду домой?
- Не сразу. Есть несколько вопросов…
- Вы знаете, про телепортацию! — вот я тугодум! Конечно, знает! Кому бы мы с Джованни понадобились в забытом богом бомбоубежище, если б не мистика и межконтинентальные перемещения!
- Знаем. И про тебя, и про него, и про бомбоубежище, и про то, как и где ты wi-fi хакнула.
- Ой, да ладно! За это не сажают!
- За это - нет. А вот за все остальное - да.
- Годик не тот, чтоб за иностранца в хате сажать.
- Но-но! Годик мы сами назначаем.
- Главное, чтоб кормили.
- Да, филологию у нас прекрасно преподают. Подстраиваешься под стиль речи мгновенно? Похвально.
Молчали мы минут десять. Потом я попросила воды. Он ушел.

Что это может быть? ФСБ? Не их профиль. СБ? Тогда - чье? Милиция отпадает. ГРУ тоже. Какая служба может заниматься чертовщиной? Дяденька вернулся с бутылкой воды.
- Есть мысли насчет случившегося?
- Есть. Вы секретная правительственная служба, которая как-то с этим всем связана.
- Мы - секретная служба. 
- Меня арестовали?
- За что?
- Всегда найдется. Сами сказали.
И тут он улыбнулся. Лучше б не улыбался.
- Не волнуйтесь. Завтра мы вас отпустим. Но сами понимаете…
- Понимаю. Не было ничего.
- Отдыхайте. Завтра вас отвезут домой. Подпишете документы. Сами понимаете.

Завтра наступило не сразу. В комнате погас свет после того, как ушел этот странный тип. А я осталась на удобной койке, думать и ждать утра. Поспать удалось. И ничего мне не снилось.
Утром ранним меня доставили к бомбоубежищу, выдали бумагу на подпись, ручку и подождали, пока я не поставлю свою закорючку под «неразглашением государственной тайны». Ждали так, что выбора не было. Джованни я так и не увидела. Надеюсь, они отправили его домой.


2.
Прошел грустный и не очень удачный год. Удалось снять комнату на пару со смешливой девчонкой, студенткой юридического факультета. Потому что бомбоубежище, где я жила, затопило однажды ночью - бурно и полностью. Две работы, на которых я побывала, не дали ничего сердцу и уму, зато прибавили много проблем. Квартирный вопрос был решен, но дальше карьера словно натолкнулась на невидимую стену. При наличии диплома, опыта и желания - все собеседования проходили по странно знакомой схеме: здравствуйте, вот вам тестовое задание, вы нам подходите - а дальше - звонок «извините, кризис, мест нет, мы закрываемся и т.п.». Заколдованный круг. Было много всякого. Новые знакомые. Новые книги. А вот Потеряшки из Лондона в моей жизни - не было. И это, пожалуй, было самое грустное.

В московском метро запустили новый поезд. Все вагоны в нем были соединены, так что поезд можно было пройти от первого до последнего вагона. И когда ты проходил от первого до последнего вагона - то чувствовал все повороты и изгибы подземного тоннеля. И это было здорово! В один из вечеров, возвращаясь из библиотеки, я накинула рюкзак на плечи и пошла от первого до последнего вагона. Поезд мчал по тоннелю. А я топала по бесконечному поезду. И где-то в середине состава - поняла, что жить так больше нельзя. Надо уехать отсюда. Уехать к северному морю или южному, умотать на вахту в самый забытый поселок или наняться смотрителем в южную оранжерею. Но только надо уехать из этого города, который мне больше не нужен...

Вагон тряхнуло, мигнул и погас свет, меня шатнуло к поручню. Рука метнулась к железной трубе, а наткнулась на чью-то худую и костлявую лапу. Только «поручень» почему-то в ответ схватил меня за шкирку. И включился свет. И поезд понесся дальше.
Тот, кого я протаранила в темноте – начал орать непонятные слова и лапать. Ну, ладно, орать можно, но лапать-то зачем? Пришлось поднять голову и нанести женский упредительный. Хвала всем богам, что я не попала.
- Черт, черт, черт! - вопило серое пальто, над которым горбились серые же кудряшки и торчал этот незабываемый римский нос. - Черт побери, черт побери, черт побери!!!
- ;Англичанкин!!! - и я заплакала. А он обнимал меня всем своим пальто и суповым набором косточек и ругался. На двух языках сразу – и в совершенстве. Действительно, профессор!
Когда удалось оторваться и оглядеться? Наверное, после того как мой Потеряшка залопотал на сильно нечистом английском с дикой скоростью и акцентом. Понять его было нереально. Поэтому я оторвалась от него и оглянулась.

Это был другой вагон. И другой поезд. И судя по всему - совсем другое метро.
Знали бы вы, как трудно было вспомнить в этот момент школьный инглиш и спросить:
- Где я?
- ;В Грэйт Бриттн!!! - завопил мой дорогой Джованни на чистом русском.
- В кэпитол оф этот самый Бриттн???
- ;И в Кэпитол, и в андеграунд, епэрэсэтэ!!! - завопил Англичанкин  сын. Смешение наречий ему шло. Виртуозно он языки смешивал. Или репетировал, или диссертацию готовил.
- ;Но как ты на русском разговариваешь?
- ;Какая разница, жареный блин!
- Да, идиомы и сленг выучил. Что, весь год учил?
И только тогда до меня дошло... Осмотреться еще раз – и точно, под ногами валялась синяя перчатка. Кожаная. На другую руку. Я подобрала ее, сунула в рюкзак, и мы поспешили прочь из поезда.

Это был Лондон с картинки в учебнике. Из сериалов. Неповторимый и без смога. Огромный и в то же время уютный.
Джованни Капуцин выволок меня на улицу, в самый разгар весны и какого-то праздника зеленого цвета. Протащил через толпу, почти донес до кофейни и забрался в самый уголок, где мягкие кресла, синие шторки и горка крекеров в вазочке на столике. Обниматься перестал – надо было меню взять. А до этого – выпустить меня не мог.

Принесли две чашки капучино размером с ведро. Моя прелесть британского производства наконец успокоилась. Порывалась обнять меня через столик, но даже с его длиннющими руками не получилось.
- Ты ехал в метро? Я ехала в метро. – Прошептала я так, чтоб слышал только он, - Нас опять притянуло друг к другу. И сейчас заявятся эти персонажи, отправят по домам и дадут подписать бумаги о неразглашении.
- ;Нет! У нас все по-другому! У нас все иначе!
- ;Надеюсь. Очень надеюсь.

Кофе и печеньки. Кудряшки и бешеные глаза моего Потеряшки. На переносице - царапина. Там же. Но главное не это. Он не отпускал мою руку, и оказалось, что это самое важное в жизни. Эти пальцы-палочки, с прожилками и ссадиной на костяшке указательного пальца. И на запястье - намотана тоненькая, серебряная цепочка.
- Ах ты, воришка! - тихо ругнулась я.
- ;Что?
- ;Это же моя цепочка! Я ее полгода искала!
- ;Это все, что у меня осталось от тебя. Я ее стащил. Сказал, что моя, когда обыскивали. Они мне угрожали!
- ;Еще бы. Скажи спасибо, что не убили. Клептоман ты у нас, значит?
- Нет. Просто я…почувствовал, что не надо нам выходить. Но курить хотелось. Тебе вернуть?
- ;Не надо. Пусть будет твоей.
- ;Но теперь у меня есть вся ты!
- ;Боюсь, теперь история обратная. Только вот все документы со мной. И вещи. И даже ноутбук. Так что я подготовлена лучше тебя.
- ;Ты знала, что попадешь ко мне?
- ;Нет. Просто я всегда ношу с собой документы и комп. И загран. И медкнижку. И диплом. И аптечку. И фотографию того персонажа, что ты видел в первый раз.
- ;Я помню, что тебя зовут Северка.
- ;А я помню, что ты Джованни.
И он снова полез обниматься! Ну, как ему можно было отказать?

Два ведра капучино, два бутерброда, два часа тихих разговоров на смеси двух языков. И две синих кожаных перчатки у меня в рюкзаке. Комплект.

Джованни за этот год поднялся по службе своей, профессорской, взял кредит на хаус. Нос ему оцарапали случайно, а очки он больше не носит.
Он такой нерусский, что мне даже страшно. А я такая русская, что страшно ему.
- Так. Сейчас мы поедем ко мне.
- ;На такси?
- ;На такси! - чему он так обрадовался?

Через полчаса я поняла - чему. Когда такси выскочило из города. На такси до его колледжа – это был шанс показать, что денег не жалко. Где он вычитал, что перед русской девушкой надо деньгами разбрасываться? Знала бы – поехали бы на поезде, как все. Но Джованни рассказывал о колледже, не отпускал мою руку и смеялся.

Мы проехали не больше десятка миль. Машина остановилась в парковочном кармане. Водитель обернулся, постучал в окошко в салонной перегородке. И четко произнес пару фраз. Джованни вымученно улыбнулся и перевел для меня:
- Просит спокойно выйти. И руки не прятать в карманы.
- ;Грабит?
- ;Хуже.
- Засекли нас?
- Да. - Капуцин вылез первым. А я натянула обе синих перчатки, не торопясь вышла наружу.
- Ты переводи, Джованни. Все переводи. И не бойся.

Таксист оказался точной копией наших «добрых молодцев». Только пахло от него одеколоном подороже, а от наших совсем не пахло. Он попросил положить все вещи из карманов на асфальт, благо, нас скрывал автомобиль. Потом попросил снять шарфики, расстегнуть курточки и не шевелиться, пока...
Мне надоело это пока. И когда Капуцин вытащил из кармана портмоне, чуть присел и положил его перед «приятным джентльменом», я положила обе ладони ему на плечи. И пожелала оказаться нам обоим как можно дальше отсюда. Как можно дальше от острова. Как можно дальше от любых спецслужб.
Не знаю, что говорил опергруппе наш таксист. Портмоне ему осталось. А вот меня, двухметрового Потеряшку и офигевшую от счастья ворону, что в тот миг пролетала над нами - вышвырнуло на синем-синем полюсе.
- ?!?!+;'%&;;! - подумала я, а потом так подумал, но уже вслух и по-английски мой друг. Ворона каркнула и решила с нами не дружить. Мне было жаль птичку, но не до нее было.
- ;Надень! - я стянула одну перчатку и сунула Капуцину. - Немедленно!
Слава богам, он послушался. Осталось только схватить его ладонь в перчатке своей, тоже в перчатке, и крикнуть:
- Подумай о своем доме! О самом безопасном месте в мире! Мой дом – моя крепость и в таком духе! Давай!
Грохнуло так, что услышали все обитатели кампуса. Потому что мы очутились в стенном шкафу. Или в чем-то похожем.
- Вы что, реально от всего в шкафу прячетесь?
- ;Что. Это. Было?
- ;Кажется, я знаю, как нам удается это.
- ;Что — это? - спросил вежливый и донельзя противный голос, створки распахнулись, и на нас уставились трое джеймс-бондовских типажей.

Капуцин вышел из шкафа, стянул перчатку и протянул ее агентам:
- Вот. Возьмите. И оставьте нас в покое. Северка, давай, отдай им это. И они оставят нас в покое.
- ;Вас - да. А мисс придется пройти с нами.

Волокли меня по лесенке громко. Сопротивлялась я, как и положено – кусаясь и матерясь. И в машину запихнули тоже громко. А мой костлявый шотландит-валлиец дернулся, конечно, но тут же был повязан, уколот и уложен на диванчик у себя дома.
Перчатки изъяли, спасибо, что за мое русско-базарное поведение морду не набили. Хотя, после того как я цапнула двух из трех агентов - могли. Сильно цапнула, даже челюсти свело. Но стерпели и только постарались зажать меня в уголке своими весьма накачанными телами. Так, прижатая качками, я и доехала до места назначения. А там меня втолкнули в камеру, которая была лучше предыдущей в разы и оставили созерцать нештемпелеванную подушку. Когда дверь закрывалась, услышала:
- Укол надо делать?
- ;Не знаю. А вдруг она бешеная?
- ;Бешеная, бешеная! - крикнула я им вслед и села у стены. И решила больше никогда не плакать. И решила подумать хорошенько. А это я умела.
«Как можно дальше» представляло из себя что-то вроде Кольского побережья со стороны полюса. Это в моем сознании - край света. Повезло, потому что сейчас я крайне интересовалась МКС и полетом шустрого Куриосити к Марсу. А, может, надо было на Марс? Но то, что в представлении Джованни дом — это шкаф, меня повеселило. Детство какое! Надо было мне рулить. Да чего уж там, сейчас будет то же самое: подписка о неразглашении, самолет, вокзал, аптека – спирт Феррейновский и тьма.
Бритиши оказались еще жестче. Потому что через двадцать часов в камеру вошел мой русский «работник секретной организации», тот, что нашел нас в первый раз. Увидел меня, возмутился и ляпнул:
- Ты-то почему второй раз?
- ;Случайно, начальник. Само вышло.

Он помолчал, сел на стул (удобные у них тут стулья!) и стал думать. Камера, что ли располагает к этому занятию?
- Первое. Дважды в одну воронку проходец не падает. Ты - исключение. Второе. Зачем ты покусала джеймс-бондов? Третье. Летим домой. Но я тебя сажаю на 15 суток за хулиганство...на территории посольства. Не могу ж я в рапорте написать, что ты в Оксфорде буянила. Не поймут.
- ;Кафе у нас такое есть, Оксфорд. В центре. Там только хулиганить и можно. Напишете, что на Покровке буянила.
- ;Не дерзи! Второй раз и снова ты! Я тогда так тебя пожалел, решил, что случайно ты попала под наш эксперимент, машину обесточил, запретил в городе вести разработки.
- ;А вы перчатки мои у них заберете? Синенькие. Кожаные. На две зарплаты купила!
- ;Перчатки? Синенькие? Так. Кто учил, где выпуск?  Специализация?
- ;Пед. Затрехреченский институт. Училка колхозная.
- ;Последнее предупреждение. Кто учил держаться против НЛП? Тебе не интересно, что за машина такая?
- ;Ой, начальник, да ты бы в 90-х на рынке джинсы с мамой покупал! Не такому научишься, стоя на картонке в 30 градусов мороза с голой ж...
- ;Ясно. Поедешь домой. Сядешь к нам. И на этот раз 15 суток не дам. Пожизненно законопачу. Кто учил держаться против НЛП?
- ;Ну вот, и кто тут НЛП? Вы же мой стиль речи переняли за пару фраз. - смеялась я. И смеялась до самого Хитроу. И только в сером весеннем небе Лондона - поняла, что никогда мы больше с моим шотландитом в пальтишке на голую душу не увидимся. У него есть моя цепочка. А у меня - только его улыбка в памяти. И никому я ее не отдам.

В Домодедово нас погрузили в джипчик китайской сборки, потому что на съезде в лесополосу он застрял, и один из «добрых молодцев» побежал за трактором. Я стрельнула сигарету у «начальника», села на бревнышке у обочины и задымила.
«Начальник» подошел и присел рядом.
- Перчатки не отдали, говоришь? Я тебе новые куплю. Или компенсацию...
- ;Эх, начальничек. Ведь в этих перчатках и была сила телепортации.
- ;Что?
- ;Я одну нашла, когда зимой мы на Никольской нарисовались. А вторую - в вагоне лондонской подземки. Одна его, одна моя. Вместе и по отдельности - они работают, как телепорт. Но почему-то выпали нам с этим англичанином.
- ;Парные ключи? Интересно...
- ;Ключи?
- ;Да чего уж там... Вы, ты и англичанин твой, проходцы. Редчайший геном. Уникальный. На всю Россию их было сорок. За всю историю. И только два - в 20-м веке. Проходец - может перемещаться в пространстве. Но для активизации дара - он должен обрести ключ. Первый проход, первая вещь, что будет рядом. Если ключа не найдет – домой не вернется. И дар пропадет. Тебе повезло, ты сразу заметила. Был случай - семнадцать лет проходец ключ искал. А другому еще больше повезло - всю жизнь с оглоблями прыгал. Представляешь, дворец Борджиа, коронация, а он - с оглоблями...
- Чего это вы мне карты сдаете? Убьете за леском?
- ;Зачем? Ты проходец, только без ключа теперь. У нас для таких есть место.
- ;Психушка?
- ;База. Все расскажешь, потом сделаем тебе жизнь нормальную. Мужика найдешь, детей родишь. Жить будешь нормально. И работу найдешь. А то, видишь, как пришлось тебя подгонять. Чтобы ты на правильный лад настроилась. У проходцев только в критические минуты дар может открыться – если, например, его «до ручки» довести.
- ;Ах, вы, сволочи!
- ;Ну, извини. Проходец прыгает только от безысходности.
- ;А от радости у вас никто не прыгал?
- ;Нет. С перепоя было, один раз. Мужчина с корабля на бал прыгнул. Ну, и сама понимаешь, пошла пословица по России-матушке.
- ;Начальник, вы стиль бы оставили, а то подчиненные с ума сойдут. Я ж глумилась.
- ;Да понял я уже. И меня Алексей Иванович зовут.
- ;Будем знакомы. Северка.
- ;Северка? Кто же так ребенка называет?
- ;Никто. Сама так зовусь. А вы что, не нашли моих данных?
- ;Нет. В подвале документы на имя Анны Савельевны Сапегиной были.
- ;Так это я на улице студенческий нашла. По нему проезд со скидкой. А фотография там на мою похожа. Девочке новый выдали, я в институте интересовалась, чтоб ей проблем не было. А в метро - не проверяли.
- ;Занятный ты человек. Вроде и не москвичка ничуть.
- ;Лимита я понаехавшая. Из Затрехреченска.
- ;А что там, плохо жилось?
- ;Нет. Хорошо. Но душа просила приключений.
- ;Может, к нам пойдешь?
- ;Только консультантом. По типографским ресурсам. У меня английский никакой, физподготовки нет, и я стрелять не могу. Пробовала - чуть белочку в парке не убила.
- ;Белочку! Ты этих бритишей так покусала, что они на больничном.
- ;За дело. Только без толку. Я тут. Джованни там.
- ;Понравился паренек?
- ;Понравился. Только что теперь вздыхать. Мне надо в город. Вещи с квартиры забрать. У меня как раз последняя неделя проживания. Денег нет. Работы нет. Сижу с вами в лесочке у аэропорта.
- ;Куда же ты теперь?
- ;Отпустите меня, Алексей Иваныч. Ключ я потеряла. Работы нет. Денег нет. Ноутбук у этих джентльменов остался. Сильно они удивятся, когда смотреть начнут.
- А что там?
- ;А я его на продажу везла. В нем информации нет. Все в облачных системах. Там только крякнутый виндоус и игрушка компьютерная стоит. Тоже крякнутая.
- ; Что за игрушка?
- ;Герои меча и магии, естественно!
- ;Любишь фэнтэзи?
- ;Люблю. И книжки люблю. И кино. И Родину люблю.
- ;Про Родину — это ты вовремя заметила. Родина тебя призывает. Пойдешь служить в "Лабораторию НИИПАЛОВО"?
- ;Какую???
- ;Научно-исследовательский институт паранормального, атипичного, левитационного и общевойсковых объединений".
- ;Издеваетесь, да?
- ;Да. Никак мы не зовемся. Лаборатория 77/321 - только порядковый номер у нас. Проходцы, аномалии. В основном - фиксируем. Если запереть нельзя - вербуем. Засылаем, замораживаем, консервируем. Дезактивируем, если есть возможность.
- ;А меня - как хотели дезактивировать?
- ;Как и всех. – Понял, что проговорился.
- ;Что-то в этом духе я и ожидала. Нет, Алексей Иваныч. Спасибо. - Я боялась, что не получится. Но получилось. Сосредоточиться и пройти дальше.

Алексей Иваныч выронил сигарету. Потому что задержанный - бросил бычок и исчез.
- Без ключа! Без ключа! - закричал «начальник» и рванул к джипу. К рации и ноутбуку.


Сейчас я сижу на крыше девятиэтажки в моем Затрехреченске. Мое любимое место в юности, высоко и тихо. На ладони – родинка свежая. В перчатке, на подкладке - была какая-то железка. Когда бритиши с меня ее сдирали, железка раскалилась и обожгла ладонь. Ожога не было, а вот родинка – появилась. В форме маленькой звездочки.  Наверное, у Джованни тоже.
Родинка в полсантиметра, четырехконечная черная звездочка. Ключ – не предмет. Ключ на кожу наносится порталом.
Ветер меня причесывает на такой высоте. Смеркается. Городок засыпает. Я хочу посидеть здесь еще. Вряд ли они смогут отследить меня. В первый раз, в Москве - нас засекли по камерам. Второй раз - в вагоне тоже были камеры. И после полюса - обыскивали жилье Капуцина, потому что сразу выяснили по записи его лицо, а он в базе, наверняка - профессор, все-таки.
Как его найти, как подать знак и уехать отсюда? Я еще не знаю. Но обязательно придумаю. Но сейчас, я просто посижу на крыше до звезд. Слишком много всего свалилось.
Это не случайность. Это не просто чудеса. Я - проходец. Алексей Иваныч вез меня не в психушку. Вербовал - для спокойствия. Знал ведь, что я очень не люблю «людей в штатском». Анкета моя для госслужбы – лежит на серверах, много лет. Был грех в юности, хотела работать в издательстве государственном. Много я там понаписала в молодом запале. И про спецслужбы решительно написала. И про «людей в штатском». Вот как оно аукнулось.
Как все это смешно и по-русски горько. Над Затрехреченском загораются звезды. Любимое созвездие Ориона висит над горизонтом, ровно указывая путь домой.
Вот только «люди в штатском» не смогли отыскать ни моего настоящего имени, ни моей фотографии. Даже анкета ко мне привязана именем «Северка».
Неужели никто из проходцев не уцелел? Значит, мне надо найти тех, кого Алексей Иваныч не смог уничтожить или завербовать. Я не могу быть одна такая, просто не могу. Если Алексей Иваныч так быстро понял, что со мной делать – значит, у него уже есть опыт общения с такими же, как я. Где они? Кто они? Проходцы, телепортирующиеся люди. И как только эта мысль оформилась окончательно - что-то произошло. Воздух зазвенел, и по крыше прошла теплая волна. Я вскочила, отступила к лифтовой будке. И увидела троих, что возникли из ниоткуда. Они не нападали, не двигались. Просто стояли и молчали.

- Вы - такие же, как я? Проходцы?
- Да. Покажи руку. – Протянули мне свои ладони. У каждого был свой символ – у кого-то крест, у кого-то треугольник, а у самого старшего – цифра, 1. Я протянула свою ладонь – и они улыбнулись.
- Думаешь, представляешь точно до волоса, прыгаешь. Но сейчас глаза закрой. Поведу я – Тот, с номером, положил руки на мои плечи.
И мы прыгнули!
 

3.
Он спал, как ребенок, подложив ладошку под щеку. Волосы давно не расчесывали, лицо бледное и осунувшееся. А еще у кровати стояла бутылка. И это мне не нравилось.
Я обошла кровать, стащила кроссовки и забралась в постель. Села к спинке кровати, достала расческу из поясной сумочки и стала осторожно причесывать спящего неряху. Да, для начала не помешало бы его хорошенько помыть. С мылом и мочалкой.
Он повернулся, не открывая глаз, протянул руки и сгреб меня в охапку. И не просыпаясь, пробормотал:
- Пожалуйста, дай мне поспать.
- Конечно, англичанкин ты мой, конечно. - Ответила я по-русски.
Секунд пять Капуцин не шевелился. А потом - глаза распахнулись, он дернулся и отпрянул. И свалился с кровати. Зазвенела бутылка, Джованни появился из-за бортика и промычал:
- Не надо, пожалуйста! Я хочу проснуться!
- Просыпайся.
Он влез обратно. Протянул руку и тронул меня за плечо. А потом сгреб меня в охапку и заплакал. Как ребенок, всхлипывая и подвывая.
- Ну, Джованни, ну, что ты...что же ты!
А он плакал и не мог успокоиться. Пришлось отстранить его, укрыть одеялом. Я гладила его лохматую голову и тихо шептала смешную детскую присказку: «У рыбки не боли, у собачки не боли...»
Целовала его, а он все не успокаивался.
- Сейчас они заявятся, заберут тебя, и мне снова не дадут визу. - наконец, произнес он. - Или я проснусь.
- Не заявятся. Успокойся. И ты не спишь.
- Почему? Они следят за такими происшествиями. Это их работа. Тебя не может быть здесь. Они так и сказали. Тебя не может быть. Мне снова надо лечиться, снова в клинику! Они упекут меня в клинику!
- Джованни. Ты пьешь? У тебя там бутылка стоит.
- Немножко.
- Сколько мы не виделись с тобой?
- Год и семь месяцев и три дня.
Теперь я его сгребла в охапку. И он уже не плакал. Просто гладил меня, целовал и упрашивал не плакать. Он все не мог поверить, что это я. А я все не могла поверить, что он ждал.
- Они приезжали ко мне. Говорили, что это происки разведки, что таким образом русские проникают повсюду. А я рассказал им половину сборника "Нецензурная лексика русского языка". Потом они упекли меня в клинику. Месяц лечили. Потом я потерял работу. Потом они снова приходили и спрашивали. Но в клинике я понял, как себя вести. И наконец, они оставили меня в покое. И я пытался получить визу в твою страну. Я хотел найти это место, в Москве, где мы первый раз встретились. Но визу не давали, я подрабатывал в музее, в библиотеке, в галереях.
- Джованни. Я здесь. Я нашла таких людей. Тех, кто может проходить.
- Так долго! Я ждал тебя. Каждый день ждал!
- У тебя есть планы на сегодня?
- У меня психотерапевт.
- Надевай штаны и свитер. Отныне у тебя другой психотерапевт.
Он натянул одежду, сбегал в ванную. Я начертила на косяке входной двери свой символ и обернулась к англичанкиному сыну:
- Ботинки надень. Это мне можно босиком, а ты у нас - нежный.
- Я не нежн...

Он здорово смотрелся в одном ботинке на вершине пирамиды. Второй он так и держал в руках. Я рассмеялась и схватила его за шкирку. Ветерок тут, наверху, гулял сильный.
- Завязывай.
Джованни присел, стал шнуровать ботинки и вдруг закричал:
- Я стою на вершине пирамиды и завязываю шнурки! Я идиот!
Над пустыней вставало солнце. Джованни распрямился, поежился от ветра. Я развернула его за плечи в другую сторону.
Золото растекалось в воздухе - ощутимое, тончайшее марево солнечного света, всепобеждающее золото.
Капуцин даже дышать позабыл, только стоял, как неизвестный маленький божок на вершине пирамиды, в одном зашнурованном ботинке.
У него были зеленые глаза в этот миг - солнце играло на ресницах и кудряшках, в его раннем серебре волос. И еще - он плакал. Но теперь это было правильно.
Мы стояли там, в начале геометрии этого мира, на вершине пирамиды. Джованни смотрел вдаль, забыв и про свитер, и про ботинки, и про все на свете.
Он был такой худой и такой измученный в этот миг. Я поднырнула ему под руку, обвила руками и прижалась к этим ребрышкам, которые можно было пересчитать под тонким свитерком.
- Я всегда мечтал здесь побывать, - наконец, очнулся мой англичанкин. – Именно на рассвете. Правда, я не знал, что здесь так...так неровно. - он опустил голову - шнурок ему я уже завязала.
- А где еще ты мечтал побывать?
- В Риме.
- Ну, в таком виде можно. - и мы прыгнули.

Проходец прыгает по зрительному образу. В моей памяти Рим ассоциировался с одной картинкой - площадью Святого Марка. И там мы оказались в гуще толпы. Капуцин испуганно озирался, крутился, как волчок. Я схватила его за руку и потянула в сторону переулка. Там мы с трудом отдышались.
- Давай домой. - попросил Капуцин.
- Домой?
- Ко мне.
- Там может быть небезопасно.
- Тогда куда-нибудь, где нет людей.
И мы оказались на берегу речки. Джованни сел прямо на траву и сказал:
- И ты можешь так в любой момент?
- Да. Ограничений нет.
- Надо готовиться к каждому прыжку, да?
- Нет, не надо. Понимаешь, это - свойство организма.
- Телепортация, да?
- Нет. Понимаешь, мы - проходцы.
- Мы?
- Да. Нас не так много, но мы есть. И я нашла таких людей. Вернее, они нашли меня.
- А те, другие?
- Агенты? Теперь это не проблема.

Мы прошли обратно в его квартиру.
- Собирай свои вещи. Только самое ценное. Сюда ты уже не вернешься.
- А куда мы пойдем?
- Во Дворец.
- Букингемский?
- Почти. Надо представить тебя Совету Проходцев. А потом найдем домик в любой стране мира. И будем жить.

Он рылся в тумбочках и шкафах. А я сидела на подоконнике. И думала о том, что он понравится Анимару. И надо будет рассказать ему о войне…
Джованни взвизгнул где-то в ванной.
- Пардон! - раздалось в ответ. - Испугал.
- В комнату ввалился Анимар, слегка смущенный:
- Твой цыпленок там порезался. Пойдешь зашивать?
- Сильно?
- Не очень. Почему он такой дерганый?
- Агенты. Психушка.
- Я беспокоился, ты не позвонила.
- Да замотались что-то. - И мы оба захохотали.
Капуцин сгреб свое барахло в три сумки. Анимар подхватил их и исчез.
- А... а он мои вещи унес. - Джованни был близок к истерике.
- Это наши. Помочь решили. Обними меня. И попрощайся со своей прошлой жизнью.
- Не с чем прощаться, разве это жизнь?
- Тогда пойдем.
И мы прыгнули.


4.
Анимар оставил сумки в моем номере. И деликатно удалился. Капуцина пришлось усадить в кресло у окна, налить коньяка и заставить выпить.
- Это мой номер. Апартаменты. Хауз.
- Дворец?
- Дворец. Мы его, правда, во время войны разрушили. Но ничего, восстановили.
- Войны?
- Да. Нас очень не хотели видеть на Земле.
- И вы победили?
- Скажем так, заключили перемирие. Они нас не убивают, мы их не достаем.
- А я думал, тебя держат в России в лаборатории. Или в этом, ФСБ.
- ФСБ делом занимается. Ваши тоже. Мы по другому ведомству числились. Но вот, смогли договориться.
- И здесь мы будем жить?
- Да. Если захочешь. Или где-нибудь еще.
- А меня с работы выгнали. Еще после первого случая.
- Еще лучше. Начнешь новую жизнь здесь.
- Мы в Москве?
- В Москве.
- Мне же виза нужна.
- Не нужна. За тебя уже все решили. Будешь английский преподавать, переводами заниматься. Книжки писать.
- Я рисовать люблю.
- И рисовать. Что хочешь - то и делай. Только не теряйся. Захочешь - мы тебя женим.
- Надеюсь, ты не гомо? У нас тут к ним не очень.
- Нет, я натуральный.
- Йогурт, блин! - На антресоли появился Анимар. - Вы еще не наворковались?
- Я тебя стукну, сэр. - пригрозила я крестоносцу, - подслушивал?
- Нет. Слушал.
- Я же просила!
- Имею право. Я твой командир.
- Кто это? —шепотом спросил Джованни.
- Анимар. У нас тут логины вместо имен.
- Он в ванной за мной подглядывал!
- Не подглядывал, а случайно промахнулся. Что за тобой подглядывать, кожа да кости!
- Что-то случилось? Моя помощь нужна? - балаган мог длиться бесконечно, пришлось вмешаться.
- Тебя Иржи ищет. У вас там шефский концерт или что-то в этом роде.
- Хорошо. Капуцин. Слева - ванная. Бросай вещи, приведи себя в порядок, одень что-нибудь приличное. Пойдем работать.
- Работать! - мой англичанин улыбнулся и кажется, пришел в норму. Мягко подтолкнуть к ванной и услышать yes, yes.

Анимар сидел на моей кровати.  Скинуть вещи, достать из шкафа костюм - минутное дело. Только с корсетом и пластырем крестоносец помог.
- Ты ему все рассказала?
- Не успела. Сводила к пирамидам и в Рим. Потом сюда пришли.
- Не спеши. Дай ему время. Он у тебя медленный.
- Зато ты быстрый.

Анимар усадил меня рядом:
- Он ведь никогда не сможет понять.
- Не нужно ему это.
- Мне нужно. Я знаю. Я был с тобой рядом.
- Ты никуда не денешься. Он - друг, и я за него в ответе. Он не соперник тебе, Анима.
- Спасибо, что успокоила.
- Поезжайте с Иржи. Я сегодня загляну к Алексею Иванычу в лабораторию. Там какие-то новые архивы подняли, нашли массу документов времен Николая I. Сними мне копии.
- Конечно.
Крестоносец поцеловал мне руку и ушел.

Как рассказать моему смешному английскому потеряшке, что произошло за этот год? Показать колумбарий в подвале? Тронный зал, где больше никогда не будет короля? Разбитое окно на седьмом этаже, где был заключен Союз Проходцев, Миротворца и Ордена?
Или начать все с того дня, когда я сидела на крыше панельной девятиэтажки и думала, что никогда его больше не увижу…
В тот вечер на мой зов пришли Иржи, Сантьяго и Анимар. Первые проходцы, с кем свела меня судьба. Три человека, что умели, как и я, находить сердце Города.


5.
Год и семь месяцев и три дня назад.

Меня распластало на каких-то битых кирпичах.
- Не трогать! - крикнул кто-то над ухом.
- Спасибо...
В голове шумело, на щеках - кирпичная крошка. На лбу вспухал желвак.
- Я сама на кирпичи еще не приземлялась.
- Кто наводил? - тихо спросил тот, что с короной на ладони.
- Сантьяго.
- Извинись.
Молодой и кучерявый подошел, смущенно пряча взгляд:
- Я случайно. Не рассчитал площадку. Извини.
- Тебе урок на будущее. И ей. Идем.

Битые кирпичи устилали изрядный кусок площади. Бывший военный городок. Но площадка, где остальные приземлились, была расчищена. Все остальное - локация для боевика. Где все взорвали, а потом пошли лесом. В лесу виднелась широкая просека. И никаких проводов кругом. Городок мертвый.
- Где это мы? - на каждый их шаг приходится два моих, потому запыхалась я уже на первых ста метрах.
- Военный городок. Здесь нас когда-то изучали. Попутно препарировали. Под землей - ярус лабораторий.
- И?
- И мы здесь живем.
- Под землей?
- Под землей.
- Как в кино?
- Как в плохом кино.
- А почему не в городе?
- Потому что в городе нас легко засечь. А камеры наблюдения теперь вообще покоя не дают. Тебя по ним вычислили.
- Хорошо. А разве бывшие хозяева лаборатории сюда не заглядывают?
- Не заглядывают. За этим городком - полигон. Фонит так, что никто не заглядывает. Перестарались.
- Жаритесь, но не сдаетесь?
- Дорогая, а что ты предлагаешь? - огрызнулся тот, что с крестом.
- Предлагаю свалить в глухую деревню и не жариться на бывшем полигоне.
- Пробовали. Вычисляют. Деревенские нас не приняли.
- Так вы бы с ними пили, они б и приняли!
- Дело говорит! - встал на мою сторону "крестоносец". - Иржи, как мы без нее жили?
- Как жили, так и будем жить. Обучай тогда сам, раз она тебе нравится!
- И обучу. И в деревню уеду!
- Балагуры?
- Балагуры.
Так нас и прозвали впоследствии. Когда мы разгадали, как скрыться от камер и как пить с деревенскими. И много чего еще придумали.

В овраге за развалинами городка подмыло склон - там и был проход в подземный ярус. Иржи показал часовому свой медальон - корона, выбитая на солдатском жетоне.
У всех были жетоны на толстых цепочках.
- Жетоны?
- Просто. Не портятся. Но некрасивые. Меня Анимар зовут. – «Крестоносец» помогал мне подниматься по размокшей глине к воротам.
- От anime?
- От anime.
- А что вы, как Алексей Иваныч, стиль перенимаете, сэр?
- Защитные меры. Да я нормальный, остальные всё в войнушку не наиграются. Иржи в Афганистане воевал, вот и не может успокоиться. Да и Алексей Иваныч с его лабораторией много напакостил нашему брату.
- Анимар. А еда у вас есть?
- Есть. Все есть. Иржи, я отведу ее в столовую?
- Норму знаешь. Потом на совещание.
- Хорошо. Идем. - И большая ладонь опустилась мне на загривок. Ласково.

Переходы, камеры по бокам, а в конце - большой зал. Столовая. Он же совещательная. Он же тронный зал. Потому что подобие трона в углу стояло.
- Абсолютизм?
- Просвещенная монархия. С элементами идиотизма.
- Давно ты с ними?
- Лет десять. Привык. Лучше б один был. Тараканов в головах - как семечек в арбузе. Но Иржи тут главный бахчевод.
- Анимар. У вас у всех - клички?
- Имена. Тебе ведь твое приснилось однажды?
- Приснилось. В десять лет.
- Вот и мне приснилось. В сорок.
- А кем ты до того был?
- На заводе работал. А в 90-е кем только не был. Садись.

Стол железный. Банка консервов. Вилка. Ножик. Кружка алюминиевая. Зато еда. Анимар принес мне чай в стакане. Железнодорожный подстаканник, ложечка, кусок сахара.
- Суровые вы ребята.
- Суровая дисциплина, все равны, коммунизм в одном подвале.
- Попробую поверить.
- Допивай, пойду твой номер показывать.

Номер 22 был похож на тюремную камеру. Пять шагов от стенки до стенки. Койка, одеяло, полотенце, тазик с кувшином. Водичка в кувшине.
- Душ через две двери слева. Туалет тоже там. - Анимар прислонился к косяку и ждал моей реакции.
- А можно я наверху поживу?
- Нельзя. Там радиация.
- Зачем вы живете так? Разве нет никакого другого места на планете?
- Война у нас. Давняя. С Алексеем Иванычем и его ребятами.
- Давняя - с 90-х?
- С 90-х. Иржи слово дал - пока не решит эту проблему, наверх свой клан не выведет.
- Думаю, ты не сильно с ним соглашаешься.
- Сильно не соглашаюсь.
- Анимар, а чему ты хочешь меня учить?
- Всему. Ты же первопроходец. Первые разы прыгаешь. У тебя даже карта еще не проявлена.
- Слушай. А если мы отсюда удерем в нормальное место?
- В какое?
- В любое. Где не фонит, нет этой романтики на нарах и просвещенного военного идиотизма.
- Хоть недельку поживи. Тебе же возвращаться некуда.
- Некуда. Не в свое же затрехреченское прошлое...
- Иди сюда. У тебя на лице такой бланш, что мне не по себе.

Он усадил меня на койку, смочил полотенце в кувшине с водой и стал вытирать мою физиономию. Долго пыхтел, пытаясь оттереть родимое пятнышко.
- Это – родимое пятно!
- Правда? Вот уж никогда не думал, что они тут бывают.
- Бывают. У меня.
- Забавно. У меня здесь - и указал на правое плечо.
- Анимар. Ты меня уже отполировал или сказать что хочешь?
- Сказать хочу. Ты первая, кого мы нашли за последние 10 лет. Живой.
- Спасибо, что нашли. Теперь понять бы всю игру.
- Это не игра. Иржи затеял войну. И мы воюем.
- Почему ты живешь здесь?
- Некуда мне идти.
- То есть, что мы можем прыгать в Европу, ты не знаешь?
- Не можем. Раньше могли, а теперь навык утрачен.
- В голове твоей навык утрачен! Я была в лондонском метро. Была в самом "грэйт кэпитол" на улице. Правда, нас повязали и опять разлучили.
- Нас?
- Того, с кем я первым столкнулась. Джованни.
- Итальянец?
- Не знаю. Зовут так. Живет в Лондоне. Бритиш до последней пуговки. Но забавный.
- Влюбилась?
- Не знаю.

Анимар развесил мокрое полотенце на спинке койки. Выудил из кармана йод-карандаш и старательно заштриховал мне ссадины, шишку на лбу и зачем-то старый шрам на запястье.
- Может, поспать хочешь? Денек был тяжелый.
- Нет. Пошли, покажешь мне совещание.
- Тебе нельзя.
- Считай, что можно. У меня нет времени на сон. Выучусь у вас и пойду дальше.

В тронной/совещательной было людно. Человек десять сидели вокруг трона. На троне (кстати, сколоченном из березовых поленьев, почему-то) восседал Иржи. Спасибо, что без короны.
- Анимар. Хорошо, что ты ее привел. Добро пожаловать, Северка. Первопроходец. Пожелаем ей побыстрее проявить свою карту.
Анимар прошел в первый ряд, подвинул Сантьяго и усадил меня перед королем.

Иржи был в куртке с нашивками. Каждая нашивка - почему-то изображала перечеркнутую маску. Король говорил о лаборатории 77/321. Об Алексее Иваныче. О том, что он отследил меня, мешал мне целый год, не объясняя ничего, не пытаясь завербовать и не убивая. На последнее он особенно указывал в своей речи.

- Мы пытались жить с ними мирно. Но они постоянно охотятся. Двоих уже убили. Троих искалечили. Мы отомстили, но этого мало. Я предлагаю - поход. Мы должны устроить засаду. И перебить их наконец. Кто со мной?
- Мы все с тобой. - Раздалось вокруг.

Анимар и Сантьяго смолчали. Иржи посмотрел на них, но ничего не сказал.
- Северка будет жить с нами. Анимар ее обучит. Я надеюсь, в наших рядах станет на одного бойца больше.
- Не надейтесь. - Честно и громко призналась я. - Воевать не буду. И вам не советую.
- Мы знаем твою позицию. Но просто ты еще ничего о нас не знаешь.
- Как и вы обо мне. - слушать этот цирк надоело, я встала и ушла к воротам.

Часовой открыл их без вопросов. На склоне было холодно, мокро и темно. На той стороне оврага шумели деревья. А в небе - бежали рваные тучки, проблескивали звезды.


6.
Курить хотелось до одурения. Но сигарет не было. Словно прочитав мои мысли, рядом кашлянули и протянули мне пачку "Примы".
- Извини, что есть.
- Спасибо, Анимар. – я узнала его по голосу.
- Послушала?
- Послушала. Бред.
- Бред. Он и сам знает. Просто надо марку держать. Половина - верит. Половина идет за ним по привычке. Проходцев мало.
- Но ты-то - умный! Ты понимаешь, что против системы идти не нужно? Не трогайте эту 77/321, и она вас оставит в покое. Не показывайтесь им и все.
- Не оставит. Они ведь со времен СССР о нас знали.
- Скажи мне - что это? Почему мы перемещаемся между городами? Кто дал нам такие способности? Мутация? Спящие гены просыпаются от ГМО? Дар?
- Иржи говорит, что облучение и гены. А я думаю, что дар. Неясно только, чей...
- Покурим и покажешь мне все.
- Хорошо.
- Анимар. Неужели у тебя нет семьи? Нет детей, ремесла, хобби?
- Стихи люблю. Книги. Эзотерику. Театр. Музыку. Семья у меня не сложилась. Где-то есть дети, но мамашка им сказала, что я умер. Взрослые уже, наверное.
- Они знали? Знали, что у тебя есть дар?
- Нет.

Мы вернулись в мрачное подземелье. "Крестоносец" провел меня в совещательную, открыл дальнюю дверь и щелкнул выключателем.
Это действительно была лаборатория. Клетки вдоль стен. Столы. Мониторы допотопных ЭВМ. Шкафы. Химическая лаборатория в дальнем углу. И кости в клетках.
- Они узнали о нас случайно. В конце 30-х годов особо умные особисты добрались до архива католической миссии в Петербурге. Долго искали списки, имена, адреса. И нашли одну забавную книгу. В ней был листочек с копией письма кардинала. Не знаю подробностей, но перед самой революцией один из священников описал своему патрону случай перемещения. Патрон запросил Ватикан. Ватикан прислал инструкцию, что делать с проходцем.
- Отдать иезуитам?
- Откуда ты знаешь?
- Пошутила я.
- Это были не шутки. Почитав письмо кардинала, особисты допросили иезуитов, что были у них в тюрьмах. Иезуиты ничего не выдали. А письмо кардинала содержало точное описание проходца и его возможностей. И тогда возникла та самая 77/321. Они искали любые данные, поднимали архивы, рылись в бумагах, допрашивали и пытали тех, кто случайно стал свидетелем прохода или прыжка, как зовем его мы. К нашим дням знают они немало.
- Большую часть знаете вы?
- Да. Иржи общался с западным проходцем. Редчайший случай.
- Подожди. Расскажи, что с Ватиканом? Неужели Советы им не написали?
- Они прислали официальное опровержение того письма. Мол, это все больной разум, бред, галлюцинация и тому подобное. Тем более, иезуиты ничего не сказали.
- Значит, о нас знает Рим?
- Знает. Мы появились в Средние века. И церковники поначалу нас не очень любили. Сжигали, если удавалось. А потом появился орден иезуитов. И почему-то все переменилось. Нас взяли под охрану, стали помогать во всем. И делали все, чтобы проходцы соблюдали нейтралитет. Это было их требование - проходцы не лезут в политику, тогда их защищают и опекают. И обе стороны приняли это условие. Так что человеческая история развивалась без нашей помощи.
- Анимар. До революции в России были проходцы?
- Мы были всегда. Иржи ведь не просто так воюет за нас. С советского времени, ведь некому было нас защищать. Церковь в СССР не очень любили. Один Иржи и был на весь Союз.
- Так он с какой войны в Афганистане успокоиться не может? С той, что до англо-бурской???
- Да. Иржи около двухсот лет.
- Понятно. А тебе?
- Поменьше. Сильно поменьше.
- Радует. И что же, мы не стареем?
- Проходец останавливается в том возрасте, в котором открылся дар. Сантьяго прыгнул в 17. Ему 17 столько лет, сколько я здесь. Мне не так повезло, когда меня от станка унесло в Испанию, мне было побольше.
- И долго тебя по Испании носило?
- Долго. Дня три. Пока меня не сдали в посольство. А тут уж приняли. Ну, я уже понял, что прыгнуть можно. И упрыгал за Урал. А тут меня Иржи нашел.

Кости в клетках. Человеческие. Некоторые - без левой кисти.
- Они изучали, какой клеткой можно сдержать. Нашли сплав, который может затруднить прыжок. Проходец пытается прыгнуть, но его заносит, и он оказывается в паре метров от старта. Пробовали отрубать руки. Вырезали карту. Травили ядами и радиацией. Стреляли из пушек. В этом городке над нами проходцы сидели на цепях из сплава. По ним стреляли. Домики не просто так разрушены.
- И долго нас изучали?
- С конца войны до 90-х. Сейчас лаборатория 77/321 - единственное место, что еще занимается нашей проблемой.
- Во всем мире?
- Наверное, да. С тех пор, как мы перестали перемещаться по миру. Только в пределах России. И то - не всегда. На небольшие расстояния кто-то прыгал в Белоруссию и Прибалтику.   
- И что давало отрубание руки?
- Проходец не мог контролировать место приземления.
- А карта, о которой вы уже несколько раз говорили?
- У тебя на ладони знак. Его тебе выжег твой ключ, вещь, что активизировала твои способности к проходу. Теперь на твоей коже будут меняться родинки. Они появятся, сложатся в такое - Анимар снял куртку, стянул футболку и повернулся ко мне спиной, развел руки в стороны.

На его спине и руках от родинки до родинки были тончайшие штрихи. И они складывались в нечто непонятное на первый взгляд. А потом глаз уловил связи, систему, и я поняла.
 - Это карта! Родинки складываются в карту! А линии нарисовали маркером?
 - Да. Иржи говорил, что определять карту его научил западный проходец. Это места, куда ты прыгала. Новое место - новая родинка, новая точка на карте. На твоей коже проявляется карта путешествий.
 - Это точно не рак кожи или пигментация?
 - Точно. Советские лаборанты проверили. Здесь уцелели рабочие журналы, мы все их читали. Они нашли связь. Вырезали кожу. Выжигали родинки.
- Я думаю, они умирали от болевого шока.
 - Я тоже так думаю. Но Иржи учил, что если как-то карту удалить, то проходец умирает.
 - Неужели ты никогда не хотел понять, почему это так?
 - Хотел. Но было некогда.
 - Что еще ты можешь рассказать?
 - Ты третья, кого я буду учить. Историю я тебе рассказал. Теорию - завтра. А практика у нас простая - рукопашный, оружие, разведка - стандарт.
 - В охране работал?
 - Служил. Недолго, но хватило. Пригодилось.
 - А отсюда можно прыгнуть?
 - Нет. Тут следы того сплава. Мы можем прыгать только с Иржи. Он - самый сильный из нас, может пронести даже троих сразу. Поэтому он и король.
 - Ладушки. Тогда как вы меня нашли?
 - Иржи почуял год назад, что кто-то новый появился. И ждал, когда ты прыгнешь второй раз – тогда он просто начинает видеть лица. А когда ты додумалась, что можешь быть такая не одна - он увидел, где ты. И мы прыгнули. Как только проходец осознает свой дар перемещения, как только он понимает, что могут быть и другие - он словно проявляется в разуме короля. И тогда король приходит за ним. Но только если проходец хочет найти других и зовет их мысленно. Ты позвала - мы пришли.
 - Меня сейчас на слезу пробьет.
 - Но это так.
 - Скажи мне - единороги у вас тут не водятся?
 - Нет.
 - А магия?
 - Нет.
 - Жаль. Всегда хотела волшебное колечко - повернул и пять килограмм рахат-лукума в руках.
 
Анимар натянул футболку, набросил куртку на плечи. Я подошла близко-близко, обняла его и заплакала. Надо было поплакать. О тех несчастных, что лежали в клетках вокруг нас. О сумасшедшем короле Иржи, что воюет уже сто лет. О том Анимаре, что когда-то телепортировался от станка в Испанию. О той девушке, что чуть не прыгнула с крыши в Затрехреченске. И о страшном подобии жизни, что ждала меня в этом бункере/лаборатории/убежище.
Анимар ничего не говорил. Взял меня на руки, понес назад, в камеру 22. Осторожно опустил на койку, укрыл одеялом. И был рядом до тех пор, пока я не уснула.
Мне снились клетки и проходцы. Браслеты, наручники, цепи. Пытки. Эксперименты. Содранная кожа. Толстые тетради под грифом "секретно". Тонкие иглы и скальпели. И лица людей, что были здесь замучены. До рассвета я увидела их всех. Запомнила на всю жизнь. И поклялась, что не буду воевать. Потому что мертвые проходцы не просили отомстить, но просили помочь королю. И под самое утро в моем сне вдруг нашлось место для песенки:

Не сдавайте города без боя,
Не бросайте их на произвол.

Проснулась я от сигнала побудки. И поклялась, что больше не буду просыпаться под этот звук. Анимар сидел у моей койки на стуле. Он не уходил вообще?
- Доброе утро.
- Доброе утро. А ты помнишь свое настоящее имя?
- Не помню, я все забыл.
- Меня зовут Северка. И я не останусь здесь ни дня. Ты пойдешь со мной?
Он улыбался. Глаза усталые после бессонной ночи. Но он не раздумывал, ответил сразу:
- Хорошо. Только соберу вещи.
Мой рюкзак стоял у койки. Одежду я не снимала. Умылась ледяной водой из кувшина, причесала волосы, затянула хвостик. Зеркала в камере не было.
Спасибо, король Иржи. Но я уже обитала в подвале. И сказки, которым верят твои подданные - слишком смахивают на дешевый роман в мягкой обложке. Невозможно поверить, что со Средневековья до наших дней никто не разгадал, что мы такое. Если не знаешь ответов ты, если загнал свой народ в то место, где его истребляли, то ты не король.

У ворот нас ждали трое. С автоматами. И его величество. С пистолетом.
- Анимар, отойди от нее.
- Иржи, не надо.
- Северка, я не могу тебя отпустить. Ты ничего не умеешь, ничего не знаешь и...
- Опасна для тебя.
- Ты первая, кто появился за последние годы! Я не могу тебя отпустить! Ты - наша надежда!
- Палпатин, сладки твои речи, но слушать их я не буду. Этот дар - не для войны, что ты ведешь. У меня дела, ищи другую надежду.
- Анимар, задержи ее.
- Иржи, иди ты...
Трое вскинули автоматы. Я обернулась и увидела, что Сантьяго бежал к нам по коридору.
- По-хорошему не получится? - спросила я грустно.
- Не получится.
- Прикуешь в лаборатории?
- Если придется. - Иржи поднял пистолет и прицелился.
- Предохранитель сними, - криво улыбнулся Анимар, заслоняя меня собой.
- Иржи! Не надо! - кричал Сантьяго, уже переходя на бег.

Все замедлилось. Парни с автоматами нажали на курки. Иржи потянул предохранитель. А я просто представила Красную площадь, мой любимый знак Нулевого Километра и пожелала там оказаться. И не одна. И желательно без огнестрельных ранений.
Громыхнуло так, что уши заложило.
Сантьяго стоял на брусчатке и недоуменно смотрел, как на его правой штанине растет пятно крови. Анимар очнулся первым, сгреб парня в охапку и потащил в сторону Охотного ряда. Я успела увидеть, как осыпаются пули на знак со звездой Нулевого Километра. И поспешила за моим новым другом.
Мы продрались в Манеж, запетляли по переходам и вывалились к ресторанному дворику. Где-то здесь есть туалеты.
Анимар метался, не отпуская Сантьяго из рук.
- Туда! - прорычала я ему, обнаружив заветный знак WC.

Мы вломились в мужской туалет, спугнули странного подростка и усадили нашего раненого на пол.
- Он в меня выстрелил...
- Анимар, сам цел? - спросила я уже спокойнее.
- Да. Потом. Сейчас я его...- и вытащил карцанг из кармана своей куртки.
- У тебя там что, полны полевой госпиталь?
- Привычка! Я ж за лекаря!
- Вытаскивай, зашивай, бинтуй. - Тихо промычал Сантьяго. - Сейчас явятся.
- Не явятся. - уверенно произнесла я. - Если уж браслет не сработал, то и тут повезет.
- Какой браслет? - удивился Анимар.
- Этот. - Я бросила на пол оплавленную железку. - Когда мы из моего Затрехреченска прыгали, что-то мне в руку вцепилось. Иржи меня за руку схватил перед прыжком. Я все это время думала, что это такое. А когда ты рассказал о сплаве - поняла. У вас такие тоже есть.
- Есть. Иржи говорил, что они появляются...ах, я старый дурак! - Анимар сорвал браслет и жетон, бросил их в унитаз. - Санти, тоже снимай. И браслет снимай.
- Нам надо переодеться. Полностью все выкинуть. Он мог вам что-то под кожу зашить?
- Да вроде нет, никого не оперировали. - парень был нежного зеленоватого оттенка. Но Анимар уже вытащил спирт в бутылочке, лил на рану. Позже бинтовали вдвоем, не сговариваясь. Анимар только на мои руки поглядел, языком щелкнул и в макушку меня чмокнул, когда сумел.

- Куда теперь?
Пол был немножко испачкан, Сантьяго держался из последних сил.
- Берите меня за плечи. Поведу.

- Какие люди!!! - пьяный мой знакомец стоял посреди кабинета, почти в чем мать родила, но со стаканом в руке.
- Не спрашивай. Помощь нужна.
- А как ты вошла? Мне Ирочка не говорила, что ты на ресепшене.
- Витя. Потом. Видишь, у нас пулевое.
- Вижу. Клади его. Да на диван клади, он не развалится! В травме были? Менты знают?
- Нет. И еще раз нет. - Я бухнулась прямо на ковер под ногами доброго Вити, главврача больницы, где однажды поставила на уши весь травмпункт.
- Витя. Будь другом. Нужно ему крови немного и штаны. И мы уедем, исчезнем.
- Не спрашиваю. Группа какая?
- Первая. Я верну. Я потом приду и сдам. - Сантьяго еле шевелил языком.
- И укольчик. - добавил Анимар. - Пожалуйста.