Фифа

      Она была фифа,  просто фифа. Фифу   звали  Ната. У неё была мама, которую она очень любила,  и отчим, которого тоже любила,  но как-то по-другому, как своих друзей. И это было, что-то  иное.  Пёсик, которого Ната   звала Веней, или чаще Венечкой, был для неё светом в окошке, такой отдушиной, на самом деле,  она просто   души в нём не чаяла.

 Венечку,   когда   она  брала себе,  хозяева  выдали  его   за годовалого померанца,  точнее, сказали, что ему  один  год и два месяца, хотя он был и тогда уже  великоват. Но вырос он с тех пор почти вдвое, и Ната  с ветеринаром потом прикинули, что,   скорее всего, было ему тогда, когда он у неё оказался,  максимум месяцев 7, ну или   9.  К чему была эта путаница в возрасте, она так и  не поняла,  продавали пёсика  за копейки, ведь  хорошую помесь шпица, за такие деньги и  не купишь.

 Фифа  думала, что  он, её Венечка, хотя бы  на половину дворянин,   что её  вполне бы  устроило, иммунитет лучше и всё такое.  Но никаких отклонений от породы в собаке не обнаружилось, он  даже до среднего шпица не дорос. Короче, её запросы на наличие у себя  породистого пса были удовлетворены по всем статьям. Правда, она всё сомневалась, всё думала, что обманули   не только с возрастом,  опасаясь,  что  с прививками  проблемы будут и с  не правильным подбором корма, она ведь всегда и во всём  в жизни     действовала только по инструкции, хоть и скрывала это от окружающих, боясь осуждения за чрезмерную заботу о себе и о своём Венечке.  Да, и вообще, мало ли что о ней скажут или   подумают    её подружки, у которых тоже были породистые домашние животные.  Но вроде всё  обошлось, и как она говорила потом, имея в виду Венечку, не себя, конечно же,  «Здоровье и аппетит у нас отменные…»

    Когда  первый раз,    собирались   они     на стрижку   к  личному грумеру  померанца,  то   сначала Фифа   так   сильно   расстроилась, накануне  позвонили, и визит к парикмахеру отложился,  так что пошли они только на следующий день,   где-то в час дня.  Пёсик страшно волновался,  такое событие, как поход к личному имиджмейкеру,   было же  впервые  в его жизни.

 «Мы  волнуемся» —   Всё щебетала в трубку Фифа своей подруге Свете,   у той, конечно же, тоже было что-то из породистых, то ли собака,  то ли кот.  —   «Парень у меня с  характером, чужих не приемлет.   Даже продавцы удивились,  тому, что он меня выбрал и принял сразу». —   Всё продолжала делиться   с   подругой   особенностями    своего  Вени  Ната, забыв, что вроде покупала   собачку у хозяев,  а  не  в зоомагазине, тем не менее,  она  всегда с гордостью добавляла:

       «У нас  взаимная любовь с первого взгляда…»
Вот и в этот раз не забыла повторить о том, что у них с собакой за любовь, добавив:

         —    Нам повезло с грумером, —  снова   делилась она  со   Светой, уже  после того, как всё  состоялось  и Веня  был острижен по всем правилам собачьей  модной  жизни.  —  Знаешь,   хотя экзекуция     длилась  два с половиной  часа,  но,   Светка!   Результат того  стоил, ты даже не представляешь,   как же  он стал хорош?!

И Ната  тут же посмотрела на собачку, с уставшим измученным видом, лежавшую у её ног, с тоской во взгляде, а вовсе не с любовью, глядевшего на неё снизу вверх, и ещё больше умилившись от такого его взгляда, добавила:


                —    К  нашей мимимишности прибавилось не только несколько ми,  но и освободило от ненужности.

В общем, она хотела ещё сфотографировать бедного Венечку, чтобы похвастаться   перед всеми своими подругами, не только   сообщить  Свете  про все  их   собачьи мимишности,   но по всему было видно, что  фотомодель находилась  не в духе, «Да, и  пока он  шёл домой, то просто уже  устал от комплиментов…»  -  подумалось ей и  она  даже успокоилась, но тут же вспомнив,  что-то ещё, не удержалась  и  присовокупила ка    уже сказанному, всё придирчиво оглядывая пса со всех сторон:

                —      Впрочем,  попа явно, всё ж  великовата!

На следующий день она уже снова щебетала, болтая с другой своей приятельницей, такой же фифой, как и она сама, не будучи   всё  в состоянии   успокоиться, про венечкины   новые мимишки, и   всё тараторя и тараторя, и  снова и снова рассказывая знакомую историю теперь Нине  про то, как Венечка оказался у неё.


             —     Нееее, мы преданные. —  Уже безо   всякого сомнения,  всё   качала головой Ната. И продолжала начатое по десятому разу  повествование:

             —    Долго таяло   собачье сердце.   Что-то было в детстве, и ветеринар, и соседи, и даже грумер сегодня заметила.

 Произнеся иностранное словечко, так ласкавшее её слух, она тут же  снова  заговорила  про модную  стрижку, растроганно   прощебетав:

         —    Такой испуг, то   ли от  предательства, то ли из-за  жестокости,  даже не знаю.  Он, Нина, представляешь,   к родителям, в гости-то   шёл с удовольствием, а погладить себя   не разрешил.  Представляешь? —     Снова в удивлении переспросила подругу  Ната.


           —   Я даже  пошутила, что он аутист, —   продолжила она, почти не останавливаясь. -   Или, сказала я им, хозяин должен быть один, когда папа с мамой чуть обиделись.

            —   Вот таким я его взяла…


 Снова сделала  она старое резюме, будто поставила точку в этой истории и жизнь Венечки уже закончилась.      И тут же,  опять почти не переводя дыхания,  то ли просто так, то ли вновь  вспомнив   о своей с Венечкой  взаимной   любви  с первого взгляда, она  продолжила свои рассуждения, желая выглядеть перед  подругой как можно лучше:

               —    Да и как их не любить - то? Они и в  плохих проявлениях такие    искренние.

     И тут уже любвеобильная Фифа   вспомнила   про кошку Марусю, что жила у родителей,  которой было  шесть с половиной  лет, и    о том,  что она вообще,  уникальный экземпляр.  На этом месте её, как Остапа понесло, потому что она уже без остановки, всё так же,  не  переводя дыхания,    ещё раз проговорила слово в слово  всю историю с  подменой возраста Венечки,  потом    про то, что он всё же дворянином оказался и потом, конечно же,  всё остальное, не забыв   добавить где-то слышанное, о том,  что да,  собакам после трёх лет нормальные хозяева  прививки не делают.
 
            —     Конечно, много выкачивания денег в  платных клиниках,  —  уже чувствуя себя философом, продолжила рассуждать на темы жития-бытия Ната. —    Но   мы своего ветеринара  знаем более двадцати лет, она ещё студенткой животных лечила.  —   Уточнила  она  и для верности прибавила с ноткой   гордости в голосе, не совсем,  правда, понятно  за кого, за себя или за благородную   студентку:

        —  Она стольких   на лапы поставила. Лишнего не сделает,  плохого не посоветует, здесь у меня доверие полное.

  Потом ещё,  что-то про корма,   про  то, что  кошка у них, сказав своё  « у нас»,      кроме влажного корма ничего не ест, что её, Нату-Фифу   сильно  огорчает, но она, Маруська, жуткая  привереда, пользует родителей, а  те  ей потакают.

И    на этих словах  Фифа    с досадой покачала  хорошенькой головкой,  и прибавила:

        —    Все мои аргументы бессильны. А Венечка, практически не ест сухой, он у него в качестве снеков или чипсов, сначала поест, а потом хрустит.   Всё, Нинок,   пора бежать, потом созвонимся.  Но он такой мимимишка стал… уй… Я  так его обожаю! Уй…

          Впрочем, она и в самом деле обожала своего Венечку,  всегда говоря, что только любовью и взаимным уважением  можно  сгладить шероховатости и вредности его характера.

      Но вот   с любовью к людям у неё было всё совсем иначе.


               
                ***


                Зная, что  животные,   по идее,   не отдают отчёт своим поступкам, а люди,  зачастую,  не только не работают  над своими недостатками, но и  кичатся  ими, превознося их в ранг своих достоинств,  когда порою говорят,  вот такое я дерьмо! —  не зная ответа на свой вопрос,  что это глупость, тщеславие или  деградация личности, с удовольствием  говорила о  своём неумении любить.

Она так считала, что любить не умеет. И потому с сознанием дела рассуждала на темы понимания  собственной правоты и непогрешимости, имеющейся в каждом человеке, считая, что такое свойственно только людям не развитым и не далёким. Сама же себя к таким не относила, считая,  что образованна,  не только  умна, работая бухгалтером в какой-то мелкой фирмочке, не сумев закончить филологический факультет, отучась немного  в вузе, но успев нахвататься разных имён, и терминов,  чтобы можно было бравировать якобы  имеющими   знаниями.

Там же в Питере   вышла замуж за человека актёрской профессии, столкнулась   с тем, что любить не умеет, сказать, что не хочет, не смогла, сказала только, что не дано. Не дано ей   умение любить людей, вот только собак может, своего Венечку, к примеру, ну, чуть-чуть родительскую кошку Маруську. Чтобы любить, надо  быть талантливым, всё не уставала повторять она, тем самым поясняя, почему не захотела детей, всё рассуждая философски на темы общественного мнения…
Говорила о том, что людям зрелым, в противовес тем, не развитым и  не далёким, свойственно самокопание и самоанализ.

                —  Но не мне тебе,   рассказывать, что такое общественное мнение. —   Всё вела беседы Фифа, сидя   с очередной своей приятельницей   в кафе, после длительного  марафона по магазинам.

            —   Ведь если женщина признаётся в своём осознанном нежелании  иметь ребёнка, —   думая в этот момент о себе, продолжила  она,  —  то в глазах обывателей, она становится монстром, нравственным уродом. А когда ты начинаешь аргументировать свой выбор,  доброжелатели  скажут :  но ты же воспитаешь по- другому,  лучше.    И тогда легче придумать, какую- нибудь сказку,  чтобы избежать не нужных советов.

             —    Впрочем,  это я о себе. Я   сделала  свой выбор.  —  С  гордостью за сделанный выбор добавила она и вспомнила все свои разговоры с бывшим мужем на эти темы. Когда так и не смогла полюбить, говоря вечно о каком-то уважении к мужчинам, и о том, что они –то всё   ждали от неё чего-то большего.

      А  на  самом деле, этим мужчинам хотелось просто  любви.  Уважать их могли и сотрудники на службе.  И потому к годам сорока, Ната признавалась,  с усмешкой в голосе  говоря, что у неё даже ни одной душещипательной истории нет, чтобы рассказать.   Тем не менее, Фифа была горда за себя,  что сумела в этом,  в своём  неумении  любить, в отсутствии какого-то там таланта,  признаться не только самой   себе,  а сделать  открытое признание, не скрываясь за маской лицемерия и не придумывая каких-то сказок, почему  не захотела, и почему  рассталась  в  итоге  с мужем, вернувшись обратно в свою родную Тулу.

           —   А сколько людей, которые  боятся сделать то же самое,   им кажется это уродством, аномалией, опять же отталкиваясь от общественного мнения, так называемых норм и отсутствия  нормального примера.  —   Почти с осуждением говаривала она тоже на публику.

Впрочем, чего ей было стесняться, она же почти каминг  аут совершила   в том, что не способна любить и дарить свою любовь людям, если  только собакам, и может быть, котам.

«Отсюда и исковерканные судьбы…»  —    Заканчивала, она,    как правило,   одной и той же фразой эти свои пространные рассуждения на темы любви и дружбы.


         Тем временем её мать, Виктория Евдокимовна, была даже два раза за мужем, и очень любила своего второго мужа, отчима своей  взрослой уже дочери. Он был, как и бывший супруг Фифы,   актёром, играл вроде ведущие роли в местечковом театре. Занимался тем, что пописывал  небольшие рассказики   о своём детстве. Его друг, тоже актер, пытался даже  продвигать  их каким –то образом,  но в 90-х   такая литература, вообще-то,  не имела спроса. Позже,  он  уже стал писать  только в периоды   кризиса и  в алкогольном забытьи, разумеется, эти опусы  пожилого уже человека к литературе  имели весьма  сомнительное   отношение. Скорее это, всё был единый   манифест    из его рассказов,   или из   стенаний   по потерянной   России и про   её пророков. Правда, мысли при этом, порою  проскальзывали  у него    глубокие и искренние, но снабжённые большой долей   пафоса.  В общем,   соавторство с беленькой водочкой, явно  дало  о себе знать, но мать Фифы  продолжала любить его, не смотря на то, что  уверенными шагами наступала  деградация  на его седую  голову, и он так и оставался,  по сути, никому не известным актёром, с зарплатой  в 25 тысяч рублей, хотя Ната,  говоря об  отчиме, всегда отказывалась долго рассуждать на темы признания и самообразования творческих людей, считая, что отчима незаслуженно обидели, те самые  люди, которые возомнили себя  мерилами мироздания и которым уж точно не надо высшего образования, они и так всё знают, каждый раз забывая при этом о том,  что и сама  этого высшего образования не имела, работая бухгалтером в мелкой фирмочке.

 Но это не мешало ей, выносить безапелляционные суждения  о других людях, путаясь в своих же собственных высказываниях и рассуждениях, думая при этом, что окружающие этого не замечают, называя, почему-то  её  только Фифой и никак иначе.




      —     Никогда не любила Москву, да и толком там не бывала, всё  проездом и наездом. Мне ближе Питер.  —     Делилась своими противоречивыми впечатлениями от жизни  Фифа.


    —     А Ригу и Юрмалу люблю, хотя бывала мало. В детстве и пару раз относительно недавно.


             —    Про невнимательность, это про меня. Зрение плохое, а в очках по улице ходить не могу.  Лица не запоминаю вообще, для меня что африканец, что китаец, что славяне, все на одно лицо,  не страдая расизмом  хотя бы  на глазок, —  прикидывала  она,  упражняясь дальше в словоблудии.


  — Плохое зрение, моя отговорка. —  Продолжала  изощряться она  в своих  суждениях обо всё и  о   себе в том  числе.


        —     Невнимательность характерна для интровертов, людей творческих, погруженных в свой мир, «бытовуха» им не интересна. —  С уверенностью убеждала она   опять   кого-то там,   в очередной раз строя из себя Фифу.


     —   Но каким боком тогда я?


 Пиком моей невнимательности было…  Я   не заметила сгоревший соседний дом. – Кокетливо и одновременно в   ужасе закатив к небу глаза,  вдруг  вспомнила она.


—  Стереотипы наоборот не люблю,  —   говоря только  что об особенностях интровертов, продолжала она. —   Я реалист и если и "творец ", то только от слова  « вытворяю»

      И она  вытворяла,   умудрялась в поездке потерять свой багаж,  не запоминала лица людей, только их одежду, учитывая  не только тот свой  марафон по  бутикам.   Говоря о том, что запоминает ландшафты и архитектурные ансамбли, могла запросто не найти дорогу от своего дома к родительскому, называя всё это топографическим кретинизмом или прозопагнозией   к невнимательности и зачастую к равнодушию.

И  если Льюис Кэрролл в своей  «Алисе в Зазеркалье»  описал такое явление,  как невозможность распознавания  лиц, когда герой  этой сказки Шалтай-Болтай  предупреждает Алису о том,    что при следующей встрече  он   не узнает её, так как не может отличить её лица от лиц других людей, то Фифа,  употребляя этот же термин  применительно к людским   качествам, считала, что не только не способна любить, но и не способна распознать  человеческое равнодушие с невнимательностью.
Говорила     о любви, как об эгоизме, и о   её    разных формах, как   о любви к самой любви или к самому этому чувству,  и в тоже время,  любила    в этой жизни только  себя и свою собаку, дворянина померанца, и потому   получалось, что была эгоисткой  по отношению к  самой себе и к  своему Венечке, осуждая такое проявление   любви.

Знала, успев пройтись по верхам  психологии и философии, учась в вузе, о том, что в мире     слишком много говорят о любви, и очень мало умеют любить,  сами того не осознавая. И снова о том, что  любовь это талант, это  дар и что   даётся он только   избранным.

Сама себя к этим избранным,  конечно же, не относила, чувствовала, что холодна и не способна   на какие-то великие   чувства к кому-нибудь, кроме как к  самой себе  и к  своему  померанцу   Венечке, иногда в таких ситуациях   вспоминала о матери и отчиме, иногда о друзьях, но всегда при этом оставалась Фифой. Фифой, которую звали Ната.

    Она и с лица была такая равнодушная белая акула,  с ничего не выражающими глазами, за которыми скрывалось та  самая   прозопагнозия ко всему людскому, не только  к человеческим   лицам, она не просто обладала чисто символически синдромом  Шалтай Болтая, не умея различать внешности людей, она в упор не видела за этими лицами ничего остального, того, чем наделен  вообще-то каждый человек, не только равнодушием и невнимательностью.

      Зато прекрасно, как ей казалось, разбиралась в тряпках, будучи  заядлой,  уже даже  профессиональной  шопоголичкой, не зная простых вещей, того,   что во всех магазинах  её родного города Тулы,  на вешалочках висят вещи исключительно китайского производства, пусть  и с пришитыми бирочками от  Армани с Гуччи, и потому с упорством  знатока брендов могла зайти в какое-нибудь подобие бутика,   перемерить   там весь имеющийся  ассортимент брендовых тряпок,  а  узнав, что он китайский, наморщить фифочный   носик,  и пойти в соседнюю лавку, где менее совестливые   предприниматели тот же товар назовут европейского качества, и там с  готовностью  заплатить за первый попавшийся ширпотреб, а потом долго и взахлеб рассказывать таким же фифам, как  она сама, о том, как в этом- то магазине, с немецкой и  польской одеждой  первые,  примеренные ею  брюки,  сели на неё   как влитые, «лекала то известные, брендовые...» —    добавит, с пафосным уважением к брендовым лекалам,  как всегда,  она.


Точно так же покупала Фифа   одежду для своего Венечки, он же,  всё ж,   к её счастью, оказался дворянином, не простым "мешаным" шпицом,  но в их городе,  по её словам,  было  так мало одежды для животных, всё привозилось  под заказ, обменять потом было всегда  проблемой.  Да и    у них в обществе фиф, только йорки почти все одеты,  ну, пудели тоже мерзнут, и   им тоже  полагается,  а  у таких собак, как её Веня,  подшерсток как у медведя, и  им   не особо надо. Короче, на предложение в интернет- магазине в таком случае заказать, она, делая губки мимишками,  всегда говорила:

      —   У нас шпицы,   почему-то все без одежды. У Венечки, хоть ноги и  длинные,  но пузико всё равно всегда  грязное.  Комбинезон так и так надо бы   купить,  но  с  интернет- магазинами  я  стараюсь не связываться, с размером и качеством не угадаешь,  цена хорошая, но доставка…   В Тулу  доставляют,   либо по почте,  либо курьерской   службой, но в любом случае без примерки и без   возврата.   Мало того  что  носись потом   по городу и  возвращай товар, так  жди ещё,   когда тебе  деньги  возвратят, да и на пересылке примерно  тысячу потеряешь.

    Опять оправдательно  произнеся кучу противоречий, со смысловой абракадаброй,  добавила Ната, которая на самом деле,  была  не просто профаном в компьютерах,  или  «чайником»,  а вообще, в них  ничего  не смыслила, освоив только бухгалтерскую программу и на этом всё, поэтому, конечно же,  ей ничего не оставалось, как придумывать кучу несуществующих препонов, почему бы в интернет- магазине Вене комбинезон не заказать, а   лучше купить с рук, и   потом носиться с высунутым языком по городу   и одежду,  купленную  на шпица,  пытаться впарить владельцам овчарки или пекинеса.


            —   Вот почему я   в магазине покупаю, там хоть пощупать можно.  Если бы  у нас была доставка с примеркой, тоже пользовалась бы.   Но с азиатской продукцией у меня никогда не складывалось. Вот Польша, Германия… и потом,   по  магазинам пошляться люблю, скукоту развеваю.

     Вот про это и разговор.   У нас,  не смотря на близость Москвы интернет- торговля развита плохо,  без доставки и примерки.  —   По какому разу повторит она. —   Но с предоплатой, если закажешь подороже,  замучаешься с возвратом. А   зарплаты мизерные,   а  цены особенно в центре города кусаются,  когда    гости из  Москвы к нам  приезжают,  шалеют.

А ещё я   психологией, как и философией не увлекаюсь,  Монтеня люблю, он у меня в настольных книгах,  Фромма,  Ортега-и-Гассет, пожалуй тоже.  Ну и Хайдеггера, Бодрийяра   из интереса общего  и для  развития.


      А потом опять про Веню, и про любовь Фифы к нему и к себе, всё  так ж страдая не прозопагнозией к равнодушию и невнимательности, а просто,  будучи сама равнодушной, или больше бездушной Фифой по имени Ната, сильно смахивающей даже внешне на  белую акулу, морда с глазами которой не выражала абсолютно ничего, никаких эмоций, чего уж тут говорить о какой-то   любви,  странно, что она  ещё имела дар эгоистично любить себя и своего  Венечку, на остальное дара видно, просто не хватило, потому что, была к тому же она   просто Фифой.

14.06. 2019 г.

Марина Леванте