На Кинотавре - Орнелла Мути и другие

 

     Перед тем, как я начну знакомить вас с дамами, которые не дают интервью, позвольте пригласить вас на один фестиваль. Дело в том, что моим основным местом службы в столице стала дирекция спецпроектов Российского телевидения. В обязанности шеф-редактора (то есть, мои) вменялось работать на крупнейших фестивалях, премиях, награждениях и телетрансляциях страны. И вот однажды в кабинете появляется довольный как ребенок продюсер Владимир Гольдин и просто поздравляет нас с режиссером Морозовым: «Ура! Мы едем на «Кинотавр»! Мы ничего не поняли, но на всякий случай тоже обрадовались и, едва обосновавшись в Москве, снова стали паковать чемоданы.
     Обычно на юг берут шорты и пару маек. Мы же направлялись туда, где утром, днем, вечером и даже ночью нужно было соблюдать дресс-код. Все наши «гламурные туалеты» с поправкой на субтропический климат сопровождали нас в этой поездке.
     Я помню и люблю Сочи с детства, когда папа с мамой привозили меня сюда, как они называли, «подержать на песочке». Помню все эти атрибуты курорта (солнце, море, фрукты), павлина в парке «Дендрарий» и обезьян в сочинском цирке, подвесную дорогу, ведущую к пышкам на пляже. В памяти, оказывается, сохранились и названия гостиниц, шашлычных и пляжей.
     И вот аэробус, набитый кинозвездами, кинорежиссерами, аппаратурой и нами, приземлился в Адлере. Сразу, с первого шага по этой южной земле, я почувствовал себя дома. Привычно-яркие  цветы олеандра, удушающий запах магнолий, завидная стройность кипарисов – все, как много лет назад.
     Дальше меня ждал еще один сюрприз. Как правило, все, что могло бы напоминать о прошлом и служить «живым доказательством» тех или иных моментов, случавшихся со мной, по разным причинам не существует в природе. Закрываются школы, переезжают люди… А в Сочи все стояло на тех же местах, что и в начале 70-х. Те же ларьки «Союзпечать» с теми же газетами, те же котлеты в столовых, те же пирожки и статуи на пляжах с теми же названиями. Почувствовав себя «в прошлом», я засучил рукава и принялся за работу.
     А работа предстояла немаленькая. Мы должны были осуществить прямые трансляции открытия фестиваля, закрытия фестиваля, нескольких больших церемоний во время оного. И еще каждый вечер выдавать в эфир так называемый «Дневник «Кинотавра» - то есть, отчет о событиях минувшего дня. Таких дней предстояло 10 или 11. В Сочи приехали несколько сотен человек, привезли несколько десятков фильмов, и нашему продюсеру пришлось очень постараться, чтобы правильно спланировать и скоординировать действия телевизионной команды. У каждого из нас было свое дело. Я планировал содержание дневников, писал тексты, брал интервью у звезд. Все остальные бегали «в мыле» по территории гостиницы «Жемчужина», в которой жили и мы, и весь фестиваль, и пытались объять необъятное.
     Еще не понимая, где я, кто я и зачем все это, я оказался сидящим напротив участника жюри, любимчика великого Висконти, знаменитого актера Хельмута Бергера.


М. Грушевский: Мистер Бергер, я подумал, что довольно жестоко сравнивать фильмы, если на них смотреть с этой точки зрения: кто лучше, кто хуже прожил чужую жизнь. Вам, как члену жюри, не приходило это в голову? Это же не спорт.

Х. Бергер: Нет, конечно, это не спорт. Это очень нервная работа. Когда Вы делаете фильм, Вы отдаете самое лучшее, что у Вас есть. Если сравнивать со спортом, то я бы сказал, что это больше похоже на очень рискованный вид спорта.

М. Грушевский: То есть, возможны травмы и переломы?

Х. Бергер: Да, конечно, конечно. Особенно, если Вы проигрываете на каких-то фестивалях и не получаете, например, Оскара или Золотой глобус, а Вы были уверены, что Вы выиграете, и вдруг Вы проигрываете.

М. Грушевский: Вы бывали в такой ситуации?

Х. Бергер: Конечно, моя самая первая большая работа, мой самый первый фильм - «Гибель богов», снятый Лукино Висконти, был номинирован на Оскар. Мы поехали туда и буквально в последнюю секунду приз получил какой-то маленький греческий фильм, который назывался «Зет». Можете представить мое положение, мои чувства? Это было очень тяжело для Лукино Висконти, и для меня это было большим разочарованием.

М. Грушевский: Теперь, когда Вы входите в жюри международного фестиваля «Кинотавр», не отольется ли это греческим фильмам?

Х. Бергер: Я член жюри, но я очень нейтрален, как Швейцария.

М. Грушевский: Мешает ли что-нибудь российскому кино занять достойное место в мировой картине кинематографа?

Х. Бергер: Абсолютно нет. Я не понимаю, почему этот процесс происходит так медленно. Это должно было случиться раньше. То, что я вижу в русском кинематографе в данный момент - это гораздо интереснее, чем то, что происходит в Италии или во Франции.

М. Грушевский: Мистер Бергер, иногда я думаю, что артисты самые счастливые люди на земле. Обычному человеку мало что удается успеть в своей жизни. А актер проживает много чужих.

Х. Бергер: Я не согласен с этим. А что касается меня, поскольку я, например, австриец, я играл роли нацистов, а я не нацист, роли декадентов, а я не декадент. Но я считаю, что мы счастливые люди и очень удачливые и нам везет, мне нравится моя работа, и еще платят за нее.

М. Грушевский: У каждого артиста есть свой любимый фильм с его участием. В каком из своих фильмов Вы хотели бы остаться жить?

Х. Бергер: Нет, у меня нет любимого фильма, поскольку каждый фильм имеет свою собственную историю перед камерой и за камерой. Это все равно, что любовный роман. Каждый фильм как бы другой любовник.

М. Грушевский: Ну а как же насчет брака?

Хельмут Бергер смеется.

М. Грушевский: Есть такой вопрос, который Вам не задавали никогда?

Х. Бергер: С кем я сплю в настоящий момент. Никогда не смели задать этот вопрос.


     Я тоже не стал этим интересоваться. Меня привлекало многое другое. Я был ведущим дневников фестиваля, и мы, например, никак не могли придумать, где же меня снимать. Все приходящие идеи уже, казалось, были кем-то когда-то осуществлены. Мы безуспешно изобретали велосипед. И вот, пошептавшись, режиссер и продюсер заманили меня на крышу нашей родной гостиницы «Жемчужина». Высоты я боюсь до обморока. А тут - этажей 25! Вам понятно состояние, в котором я появился на крыше? Думал, меня позвали на Сочи посмотреть. Покурить. Стою у трубы, пытаюсь за нее держаться. А друзья зовут меня к краю крыши, говорят, что отсюда весь город как на ладони. Короче, решили они снимать меня на самом краю. Я в панику, в истерику, что редко со мной бывает. Это не мой репертуар. А они уже кресло и камеру  притащили и установили. Ну что делать? Сел я в кресло, прозвучала команда «Мотор!», а я говорить не могу. Режиссер разорался и ушел. Я пытаюсь придти в себя. И вдруг наш директор Олег Тутов, в одних плавках спокойно загоравший на краю крыши, говорит: «Да ладно, расслабься! Хочешь, я сяду между самым краем и твоим креслом?» Я кивнул, он спокойно отгородил меня от бездны горой своих мускулов, и… съемка началась. Все получилось, мы успели в эфир, мы успели даже помириться с режиссером Морозовым.
     И вот, когда фестиваль открылся и в эфир вышел первый дневник, мы решили немного отдохнуть. С пляжем ничего не получалось. Стоило раздеться и лечь, как справа обнаруживался один артист, слева – другой, и с обоими нужно было снять сюжет. Они шарахались от нас, мы – от них. В море тоже было несладко – прямо на тебя плывет суперзвезда, а ей наперерез – мегазвезда. Но тут знающие люди объяснили мне, как отдыхать на таком мероприятии. Вернее – когда. Оказалось, ночью.
     Ах, эти ночи на «Кинотавре»! Я их никогда не забуду. Все, кто мог, выходили на пляж и занимали места в открытом ресторане у моря. Тут и шла вся жизнь. Мы договаривались о съемках, рядом кто-то обсуждал фильмы и предлагал друг другу роли. Иногда случалось выпить немного коньяка. Это был дивный напиток, кажется, местного производства, под красивым названием «КВВК». Но, стоило мне взять в руки маленькую рюмочку, передо мной как из-под земли вырастала грозная женщина – одна из режиссеров нашей группы Ирина Комарова и громким высоким голосом вопрошала: «Так, ты чем тут занимаешься?» Все вокруг превращались в робких школьников. Я тихо, но твердо отвечал: «Вышел воздухом подышать!» Комарова: «Тогда я тоже подышу. Все, еще по пятьдесят грамм воздуха – и спать! У тебя утром съемка!» Я покорно молчал, а вокруг все почтительно умолкали: «Вот, мол, как у них на телевидении! Не забалуешь!»
     А наутро действительно предстояла ответственная съемка. Престиж фестиваля, естественно, зависит от ранга звезд, которые на него собираются. И на каждый «Кинотавр» (а я был там четыре раза) приезжали крупнейшие голливудские звезды. Мне (а теперь и вам) везло: они сами шли в руки. Дело в том, что по контракту им полагалось только одно телевизионное интервью - представителю главного государственного канала, освещающего фестиваль. То есть, мне.
     Полночи мы с режиссером Морозовым и продюсером Гольдиным просидели в Интернете, готовясь к предстоящей съемке. Камеры были установлены на всем пути следования суперзвезды от трапа в аэропорту до VIP-зала нашего отеля «Жемчужина». Охраны было больше, чем мне приходилось видеть где-либо. Снимался каждый шаг, каждая гримаса именитого гостя. Я в полуобморочном состоянии предъявил аккредитацию и прошел сквозь строй тех, кто тщетно мечтал об этом интервью и с завистью смотрел на меня. Среди них были телезвезды гораздо крупнее меня! Но тут все завопили и зааплодировали. Он появился передо мной, как сгусток невероятной энергии, уверенности в себе и оптимизма. Ах, да! Я же не сказал, кто. Это был Жан-Клод Ван Дамм. Демонстрируя свое супернакачанное тело, джинсы собственного производства со следами протектора шин, майку с изображением собственных глаз, он широко улыбнулся и пожал мне руку. Я попросил его снять темные очки. Он сказал, что, мол, его глаза нарисованы у него на груди. Но я был настойчив…


М. Грушевский: Вы почетный гость фестиваля. Приходилось ли Вам быть номинантом фестиваля, участвовали ли Ваши фильмы в каких-либо фестивалях, и что Вы чувствовали?

Ван Дамм: Мои фильмы никогда не были номинированы, поскольку, когда я впервые приехал в Америку, я вообще не говорил по-английски. Стояла при этом задача выжить и добиться быстрого успеха. Единственным способом добиться быстрого успеха были боевые искусства. И должен сказать Вам без ложной скромности, что в них я действительно силен. Но я грешным делом думаю, что я и актер хороший. Единственное, что мне мешает добиться большего мастерства в актерском деле, это некоторая лень. Потому что, если хочешь стать большим актером, ты должен концентрироваться и думать только о фильме. Я широкий человек по натуре, я хочу  думать не только о кино, не зацикливаться только на кинематографе, но делать многое в жизни. И делать фильмы по-своему, так, как мне диктует мое понимание и мои чувства. Единственный способ заставить людей смотреть – это позволить им делать    абсолютно свободный выбор. Позволить иметь каждому свое собственное, отличное от других мнение. Для меня кино – это самовыражение. Для кого-то публика – это источник дохода. Но для меня публика – это  простые люди, которые водят автомобиль, работают, которых я вижу на каждом шагу улицах. Я не хочу, чтобы меня в России представляли как бизнесмена, я честный, простой человек. И если Вы честный, то это-то и принесет Вам гораздо больший доход. Если Вы помогаете людям – это Вас сделает богатым.

     Он наконец умолк и откинулся на спинку кресла, весьма довольный своим спичем. А я продолжил.

М. Грушевский: Ваш приезд должен стать одним из самых ярких событий этого фестиваля. Можно ли надеяться, что и в Вашей памяти «Кинотавр» останется одним из самых особенных впечатлений?

Ван Дамм: О да, я чувствую большую глубину в русских людях, у них глубокая, чуткая душа, и иногда они достаточно сдержаны, они не выражают то, что чувствуют внутри.

М. Грушевский: Я не буду спрашивать, хотели бы Вы сыграть русского, Вы делали это два раза. Вы хотели бы и могли бы Вы сыграть человека слабого, беззащитного и не мускулистого?

Ван Дамм: Дело в том, что по природе я не слабый, хотя я чуткий человек. Да, я глубоко чувствую и тонко чувствую, это за чертой кинематографического бизнеса. Это то, что присуще мне как человеку. И поэтому я хотел бы сыграть роль менее сильного человека, я готов быть романтичным, я готов плакать, я готов переживать, но это совсем не означает быть слабым. При этом я хотел бы оставаться сильным человеком.

     Напоследок я задал ему свой «любимый» фирменный вопрос, который действительно меня заботил в то время.

М. Грушевский: Любой фестиваль – это сравнение фильмов. На Ваш взгляд, насколько это гуманно?

Ван Дамм: Если ты сделал фильм, который тебе самому нравится, ты вложил в него душу, ты доволен им, тебе все равно, что скажут о нем другие. Я доволен и горжусь такими фильмами как «Кровавый спорт», «Самоволка», «Двойной удар». Новый фильм - «Репликант» (в нашем прокате – «Двойник») - скоро выйдет на экран. Я еще в нем снимаюсь. Я люблю Россию.

     Тут Ван Дамм принялся гримасничать и строить мне какие-то рожки и коленца, для понимания происходящего моего английского уже не хватало. Вид у меня при этом был преглупый. Надо мной сжалился переводчик. Он объяснил, что «Звезда шутить изволят!» Оказалось, Жан-Клод пытался изобразить человека, который с умным видом судит о фильмах. То есть, меня. Ну что же, я тебе отомщу! Я объявил интервью законченным, а звезде через переводчика передал, что мы бы хотели поснимать его «боевые искусства» во всей красе. Пришлось нашему голливудскому красавчику размахивать своими знаменитыми ногами перед камерами минут пять. А в одной из газет потом написали, что пьяный Ван Дамм полез со мной в драку. Интересно, что имелось в виду?

     Мы в свое время много ездили на фестивали в разные уголки страны. Съемок было предостаточно. И нам очень нравилось работать вместе. Это была команда. Режиссеры: потрясающий Игорь Морозов, брутальный Кирилл Пухонто, интеллектуальный Сергей Матюк, искрометная красавица Лена Карякина, продюсер – артистичный Владимир Гольдин. А наши чудесные операторы! Чего стоил патриарх телевидения, оператор-постановщик Александр Шапорин! Его чувство юмора было отточено десятилетиями, а попасть к нему в немилость побаивались даже самые крупные звезды. Это избитые слова, но тем не менее. Почти всегда мы понимали друг друга с полуслова и работали как части одного механизма. Впрочем, этот механизм почти в полном составе продолжает действовать. Только я вот уехал в Петербург…
     Впрочем, тогда об этом еще и речи не было. Шаг за шагом я пытался покорить Москву. Год за годом мы приезжали в сочинскую «Жемчужину». Перед очередным визитом я по случаю капитально отремонтировал зубы. Они стали выглядеть совсем иначе, нежели прежде. И вот приезжаем на «Кинотавр» - и у меня сразу интервью с ним. Со старшим братом знаменитой сестры. И категорическое условие продюсеров: про нее нельзя спрашивать. Эрик и Джулия много лет не общаются. Ну что же, я и так найду о чем спросить  Эрика Робертса! Моего кинокумира и  прототип моей ослепительной улыбки. Это было против всех правил, но я не мог ему об этом не рассказать…


М. Грушевский: Вы кумир для подражания. Совсем недавно я пришел к своему дантисту с Вашей фотографией и сказал: «Хочу такие зубы!»

     Демонстрирую свой оскал, Эрик в ответ тоже обнажает зубы. Актер, его продюсеры, жена и просто спутники долго смеются. Наша группа сначала недоумевает, потом тоже начинает хохотать. Но… нужно работать.

М.Грушевский: Какие роли нужно играть, чтобы стать кумиром миллионов?

Э. Робертс: Я не люблю играть черные или белые роли, я не люблю играть хороших или плохих. Я люблю играть серые роли, если Вы понимаете, о чем я говорю. Потому что среди нас в этой комнате нет ни белых, ни черных, нет ни хороших, ни плохих. Мы все обыкновенные. Я люблю играть обыкновенных людей, с которыми случаются обыкновенные события.

М. Грушевский: Я думаю, что когда Вы собирались посетить международный кинофестиваль в Сочи, Вы наверняка пытались о нем что-то узнать. Что говорят в мире о нашем фестивале?

Э. Робертс: В Америке ничего не знают об этом фестивале, и я услышал о нем только от своих друзей, с которыми я приехал сюда. Но мне так интересно находиться здесь!

М. Грушевский: Несмотря на то, что Вы говорите, что в Америке ничего не знают о международном кинофестивале в Сочи, мы видели здесь многих великих звезд Голливуда. Они сюда стремятся: и Жан-Клод Ван Дамм, и Дольф Лундгрен, и многие, многие другие. И вот знаете, пожалуй, Вы одна из немногих звезд, побывавших здесь, которая не проложила себе путь на самую вершину тем, что она чемпион мира по бодибилдингу. Каков был Ваш путь, что Вам помогло попасть на самую вершину?

Э. Робертс: Талант, удача, удача, удача и удача.

М. Грушевский: Я знаю, что в 85-м году Вы номинировались на Оскар. Что Вы чувствовали, когда Вы номинировались и когда Вы его не получили?

Э. Робертс: Всегда, когда тебя номинируют на Оскар, ты рад уже одному тому факту, что тебя выдвинули среди всего пяти других человек. Это уже большое событие.  И когда приходишь непосредственно на церемонию, и объявляют, что номинанты: такой-то, такой-то, Эрик Робертс, такой-то, такой-то, и приз достается такому-то, ты думаешь: ну вот, ну что его выбрали? Плохой выбор!


     Обаяние улыбки и ума этого человека было так велико, что мы – участники интервью - еще долго не могли опомниться. Пришлось выпить по «пятьдесят грамм воздуха». Впрочем, мы работали не по 24 часа в сутки. Как-то раз у нас выдался выходной и мы почти всю ночь провели в пляжном ресторане, глядя на звезды и играя в биллиард. Партию за партией я проигрывал Лене Карякиной. При этом мы пили «текила-бум». Рецепт этого коктейля прост: текила смешивается с тоником, стакан накрывается ладонью и с силой ударяется о колено. Сильно вспенившуюся жидкость нужно выпить залпом. Это мы проделывали раз за разом, пока колени официанта, а следом и мои не покраснели почти до синяков. Играли мы все хуже, но от усталости даже спать не хотелось. Точку в этой истории поставил Олег Иванович Янковский. Он появился на пляже часов в 8 утра, с головы до ног облаченный в какие-то белоснежные одежды и похвалил нас: «Вот молодцы, встаете еще раньше меня!» Мы пискнули, что, мол, еще и не ложились и бросились по номерам. Спать. Работы предстояло еще предостаточно. Я делал интервью и с Олегом Ивановичем, и с Никитой Сергеевичем, и с Марком Григорьевичем, мои редакторы отсматривали сотни кинофильмов, режиссеры монтировали сюжеты… Я познакомился со многими известными людьми, и о некоторых из них вы прочтете в этой книге.
     И наконец приехала очередная суперзвезда. Улыбка, плавающая в ее бархатных глазах, была знакома с детства. Встреча обещала стать незабываемой. Мне, видавшему виды, как школьнику хотелось просто посмотреть, какой она стала. Знаменитая Орнелла Мути.
     Визит кинодивы был обставлен еще с большей помпой, чем все предшествовавшие. Наше интервью охраняла стена людей в черном. Орнелла Мути была любезна и холодна, прекрасна и… немного устала. Она наотрез отказалась снять темные очки, и нам не удалось показать вам ее чудесные глаза. «Дело в том, сказала актриса в оправдание, - что я не очень хорошо спала, и не хочу вас огорчить своим видом…» 

М. Грушевский: Синьора Мути, Вы украшение этого фестиваля, каких впечатлений ожидаете Вы от «Кинотавра»?

О. Мути: Я должна прежде всего сказать, что для меня чрезвычайно приятно находиться на этом фестивале, поскольку я убеждена, что это прекрасная возможность культурного обмена. И это важнейший познавательный момент, поскольку на фестивале ты видишь фильмы, которые зачастую затем не выходят на большой экран, и у тебя нет возможности познакомиться с ними после фестиваля.

М. Грушевский: Приходилось ли Вам быть номинантом каких-либо фестивалей, и как Вы себя чувствовали, ожидая результатов решения жюри? Я имею в виду испытание нервов, нервотрепку.

О. Мути: Да, пожалуй. Хотя, на самом деле, по настоящему напряжение возникает тогда, когда фильм выходит на широкий экран, и ты наблюдаешь отношение к нему публики. Отвечая на Ваш вопрос - да, такие моменты тягостного напряженного ожидания решения жюри были, я чувствовала себя ребенком в этот момент. В этом есть даже что-то комичное, потому что иногда ведь ты знаешь в душе, что это не столь уж и важно. Думаешь, в конце концов, какая разница, и все равно, все равно ты чувствуешь напряжение, нетерпение, ты покрываешься потом.

М. Грушевский: Ну а как по-Вашему, эти нервные испытания, они оправданы?

О. Мути: Безусловно, думаю да. В жизни артиста это превращается в нечто естественное и нормальное.


     В нечто столь же естественное и нормальное превратились для нас ежегодные поездки на «Кинотавр». Я брал интервью у Сергея Бодрова-младшего, Аллы Демидовой, Виктории Токаревой, Александра Гордона, Дольфа Лундгрена, Тиграна Кеосаяна, Александра Митты, Удо Кира, у многих известных и неизвестных из числа тех, кто делает кино. Вы поверите, если я скажу, что каждый из них чуть-чуть повлиял на меня? Это действительно так. А еще каждый фестиваль завершался невероятной церемонией и банкетом, который продолжался до утра. Для этого случая мы переодевались в смокинги и вечерние платья. На дне бассейна, из которого заранее откачивали воду, были расставлены столики с закусками, играли оркестры, хохотали дамы, а мужчины заключали сделки, о которых к утру не помнил никто. Самые рисковые прямо в бальных платьях шли купаться в ночном Черном море. Это было чудесное время – две недели в начале каждого июня. Но – увы! «Кинотавр» плавно перешел на другой телеканал. И уже другой человек вместо меня разговаривал с Жераром Депардье и Анни Жирардо. А мы зато стали ездить на «Славянский базар»!

2002