Васятка ч. 3, 4

Часть третья

 СЕМЬЯ

   В семье, кроме  Васятки, были ещё дети. Старшая  сестра Надя, которой шёл четырнадцатый год, уехала на лето к родственникам в город Оршу.  Среднему брату Женьке было одиннадцать, Витьке шёл седьмой, а Васятке в апреле исполнилось четыре года.  За маленьким Толиком, которому ещё и года не было, присматривали все.
 Их мать, Аксинья Даниловна, крещённая в православной церкви Ксенией,  была из большой семьи, в которой родилось двенадцать детей. Не все остались в живых, а кто выжил, выросли, обзавелись семьями и  разъехались.
  Старший брат Ефим Данилович со своей семьёй остался жить в Большом  СОловье. У Ефима в семье выросло трое детей. Два  сына: Фёдор,  Михаил и дочь Валя. Средняя сестра Харва Даниловна  со своей семьёй проживала в Митьковщине. Семья сестры Дарьи Даниловны жила  в  дальней стороне от родного села, ближе к центральной России. Следующий брат Петро Данилович ещё в молодые годы уехал в Ленинград. Женился на русской красавице и от большой любви родились три сына. Петро Данилович слыл  мастером "золотые руки", работал на Путиловском заводе. Их младший брат Лаврентий Данилович с детства тянулся к знаниям, после окончания семилетки  уехал учиться в Ленинград, женился и остался  в городе. Работал в госпитале врачом.  Аксинья, младшая дочь бабушки Маланьи и деда Данилы жила в Малом СОловье, где стояла церковь, школа и магазин. Школа - семилетка была знаменита тем, что со всей округи приходила сюда деревенская ребятня учиться. 
  Сам же дед Данила был лет на двадцать старше своей  ненаглядной Маланьюшки, которую нежно любил. Прослыл умельцем  на все руки. Деревенскую утварь мастерил так, что славился на всю округу. Под стать ему и жена Маланья, необыкновенно трудолюбивая женщина,  с нижайшим почтением относилась к своему мужу.
 Изба деда Данилы и бабушки Маланьи стояла на краю возвышенности.  Узкая тропинка спускалась в глубину яблоневого сада, где был вырыт колодец, и выводила к основной  дороге, ведущей  в Большое  СОловье.  Маланья, тихая на вид, в то далёкое время смогла стойко пережить смерть своих детей. Всю себя посвящала дому  и занималась хозяйством. В сороковом году ушёл из жизни её Данила. Заколотив окна и двери,  Маланья пошла к старшему сыну, который жил в кулацком краю в Большом СОловье. Брошенная изба без неё осиротела,  стала зарастать травой и кустарниками.
  Дочь Аксинья,  как и мать, худощава на вид, невысокого роста, была радушной и гостеприимной хозяйкой.  В избе у неё всегда  чисто и приготовлена еда. Аксинья с головой  окуналась в работу, и ничего не делала «спустя рукава».  Василькового цвета глаза лучились светом, а красивую русую косу прятала под платок. Она нежно  любила  свою небольшую семью, которая была сплочённой и дружной.
   По деревенским меркам Вася уже большой и смышлёный малый.  В семье  они с Витькой держались за брата Женьку.  Женя старше   и у отца весь  спрос с него.  Васька запомнил  отцовский наказ  брату.
«Неси  догляд  за младшими, отвечать будешь по всей строгости», - говорил он ему.
   И Женька   нёс догляд,  что не всегда получалось, заиграется где-нибудь и забудет про  Ваську с Витькой. Тогда  ему от отца  крепко   доставалось.
   Васильку было интересно с братьями, он   бегал за ними по пятам. Женька много чего знал, так как уже учился в школе. Рос общительным, жизнерадостным мальчуганом, а Васёк, тихий и спокойный, всё слушал, да запоминал.      
   Отец – Фёдор Игнатьевич, высокий и худощавый молодой мужчина, был ровесником матери. Они оба были из одной деревни. С детства знали друг друга. Жили скромно и тихо. После русско-финской войны Фёдор Игнатьевич  стал работать в колхозе бригадиром. Охотно занимался домом, который строил несколько лет.  Деревенские  жители уважали его за  серьёзный нрав, немногословность и строгость.

  Июнь начался с жары. Ребятня  уходила купаться на речку Оршицу, которая находилась поодаль соседней деревни Анибалева. Дорога неблизкая, но они  дружной ватагой преодолевали привычный путь к любимой Ржице, в которой вода была всегда прохладной.
  Ореховый кустарник, который рос вдоль берега реки, постепенно опустошался ими. Сама речка извилистой синей лентой убегала вдаль к берегам Днепра. Оршица, неглубокая речушка с илистым дном и небольшой кромкой песочного берега,  текла с севера на юг с западной стороны деревни, а Днепр с восточной. Жарким летом мелела, и песочная береговая кромка становилась шире, что исключительно радовало ребятню.
 Вот и сегодня они были на речке. Нарезвившись вдоволь,  отправились в обратный путь, когда приблизились к   деревне, услышали доносившиеся чужие  голоса. Мальчишки, все от мала до велика, побежали домой. Через деревню проходили  части красноармейцев. Они шли маршем. За ними тянулись несколько обозов.  Мальчуганы, догнав их, прыгали от радости и маршировали  рядом. Части двигались дальше в Могилёво - Оршанском направлении. В этот летний день сельчане узнали, что Германия напала на Советский Союз и  началась война.
   Весь деревенский люд собрался у церкви.  Военные часа на два задержались в деревне.  Пополнив запасы водой,  едой и колхозными лошадьми, они двинулись дальше. С ними ушла  мужская, военнообязанная  часть сельчан,   в том числе  отец Василька – Фёдор Игнатьевич и сыновья Ефима Даниловича.
Прощаясь со своими мужьями и сынами,  женщины громко голосили, утирая горячие слёзы, а ребятня, едва успевая, вприпрыжку, провожала красноармейцев за деревню. В деревне каждый дом остался без хозяйской опоры, а в сердцах женщин и стариков поселилась глубокая грусть и боль.

 ОККУПАЦИЯ

 Ранним утром в самом начале июля Васю разбудил громкий плач маленького Толика.  Васятка не успел открыть глаза, как кто-то схватил рукой за рубашку и с силой скинул его с печи.  Испуганный Васька открыл глаза.  Чужие люди в военной одежде с оружием говорили на непонятном языке.  Они толкали   мать на руках с Толиком, указывая на дверь. Аксинья направилась было к Васильку, но чужак ткнул   оружием в её спину и вытолкал на улицу. Ваську, Витьку и Женьку вышвырнули вслед за матерью. Во дворе и на улице шумели и рычали мотоциклы, и слышались крики сельчан. Перепуганные дети, поднявшись, побежали к матери. Угрожая оружием, их загнали в сарай-сенник. Аксинья трясущейся рукой прижимала детей к себе, старалась успокоить, но не получалось, её слова застревали где-то внутри, наконец задыхаясь от тревоги, полушёпотом произнесла:
- Циха, детки! Циха, циха, циха!
Васька с Женькой прижались к матери, по её щекам непрерывным потоком текли слёзы, а тело тряслось. Толя не успокаивался, испуганно дрожали от цепенящего страха Васятка с братьями. Лицо Аксиньи было панически искажено. Такой свою мать они не видели, что вызвало ещё больше внутреннее волнение. Чужая речь всё не затихала, грохочущая стрельба слышалась ещё долго. Наконец шум моторов постепенно стал удаляться.
 Согревшись под материнской рукой, они задремали. Утром с большим опасением Аксинья с детьми вышла из сарая и стала собирать вещи, выброшенные чужаками, нашлось и кое-что из кухонной утвари. Возле избы толпились солдаты, веселые и довольные, они что-то говорили между собой. Увидев их, тут же навели оружие на Аксинью и громко засмеялись:
- Пух, пух, пух! – перебивая друг друга, старались напугать их.
- Пухххх! Пууух! Пух!
Аксинья с детьми, торопясь и спотыкаясь, собрали всё, что лежало на земле.  Немцы хохотали над каждым её движением, слышалось:
- Пух, пух, пух! …Пух, пух, пух! ...
Гремя чугунками и чашками, быстро убежали в сарай. Спрятавшись от них, Аксинья ещё не знала, что он станет укрытием на несколько лет, а в новом, ещё ими не обжитом доме, поселился офицер.
  Весь день по деревенской улице беспрепятственно двигались немецкие механизированные части, они следовали дальше на восток. Шум моторов слышен был ещё несколько дней. Только транспорт прошёл, на подводах прибыли и полицаи. Расселились по деревенским избам. Солдаты заняли место под казармы в мастерской по ремонту хомутов.
 Над зданием сельского совета, которое находилось в Большом Соловье, повесили свой флаг, там разместилась комендатура.
 Вася с братьями стали наблюдать за происходящим в деревне. Сначала они прятались в сарае в надежде, что те скоро уйдут, но время шло, одни части уходили, следом прибывали другие.  Иногда привозили раненых, но в деревне не оставляли, а куда-то спешно отправляли на   машинах. Железная дорога и шоссе были далеко от них, а пыльная поселковая дорога, петляющая между льняными полями и лесами, тянулась к соседней деревне.
 Васяткина жизнь и жизнь деревенского народа началась под надзором немецких солдат и полицаев. Они хозяйничали в деревне. Колхозный скот стали безнаказанно   вывозить к железнодорожному узлу.
 Ребятня страшилась чужаков, редко посещали речку. А если и приходили, то смотрели с берега на то, как там   купались и веселились немецкие солдаты. И как только те уходили, они могли окунуть в воде своё разгорячённое тельце, забыв обо всём. Женька хорошо плавал. Младшие братья шлёпали босыми ногами по песочной береговой кромке. Брызги воды летели во все стороны, это вызывало радость и поднимало им настроение. Долго не задерживались, спешили обратно домой.
 Это лето было не похоже на прошлое. Васька стал замечать, что у матери на глазах не высыхали слёзы. Ему было жалко мамку, всякий раз бежал к ней и обнимал своими ручонками. Аксинья гладила Василька по русоволосой голове и приговаривала:
- Ничога сынок, ничога. Трэба трошки пацярпець. Вытрымаем сынка, вытрымаем, – будто уговаривала она сама себя. 
 Потом словесно, строго-настрого наказывала: не попадаться немцам на глаза, не прятаться в кустах, не путаться у них под ногами. Убеждала, что это опасно, могут убить, так как идёт страшно жестокая война.
 Василёк рвался на улицу к деревенским ребятам, он никак не мог усидеть в сарае, спокойно играть на пороге да ждать мать. Аксинье, как и всем жителям, чтобы выжить во время немецкой оккупации, приходилось много работать. Она трудилась не покладая рук: жала рожь, ячмень, косила траву и обживала сарай.   
 Маланья помогала дочери, присматривала за Толиком. Впереди зима, а что будет дальше, никто не ведал, да и не у кого было спросить…
 В сарае, где семья поселилась, хранилось сено, солома, крестьянская утварь. Земляной пол был застлан соломой. Стены сарая ещё до строительства дома, Фёдор Игнатьевич заколотил берёзовым горбылём, и свежий воздух гулял там свободно.
Мальчишки в щелочки смотрели на происходящее во дворе…
 До рождения Толика отец сложил маленькую печку-топку под чугунок ближе к скотному двору. Там выпаривал дробленую крупу для птицы и свиней. Теперь Аксинья готовила на ней еду для семьи. Офицера же кормил немецкий повар.   
 Время шло, Васька мало-мальски стал понимать, что в округе происходит что-то недоброе, злое.  Его зоркие глаза наблюдали и запоминали действия карателей, глубоко пряча увиденную картинку в детской душе. 
  В первые сутки всех сельчан вместе с детьми согнали к немецкой комендатуре. Васька слышал шум и крик чужаков. Бабушка Маланья старалась удержать его возле себя, но он вырывался и пробирался вперёд, где толпились местные ребятишки. Немецкий офицер коряво выговаривал русские слова, ребятня смеялась.  Тут же взрослые, хватая их за шиворот, прятали за свои спины. Офицер, назначив старосту из села, продолжал говорить о работе на льняных, пшеничных и подсолнечных полях для Великой Германской Армии и обещал, что колхозное имущество, поля поделят и раздадут в их пользование. Грозно предупредил: не выход на работу – расстрел.
 Дома за своё любопытство и непослушание сыновьям крепко доставалось от Аксиньи.
- Глядзице у мяне падшыванцы, будзе вам! – и грозила строго пальцем.
-  Слухайце, што кажу, горамыки малыя! – и прикрыв, лицо руками горько и надрывно плакала.
  Мальчишки в такие моменты побаивались мать, робея и печалясь, подходили к ней, обнимая крепко.  Аксинья опасалась каждой минуты, каждого дня, так болела душа за детей, что тут же прижимала ребятишек к себе и горячо целовала.
  В скорости ранним утром зашёл в сарай старый австрийский солдат. Он жестом руки и автомата показал на дверь, приговаривая:
- Шнель, шнель!
Выйдя на улицу, они увидели, что деревенских жителей вновь сгоняют к комендатуре. Там уже выстраивались люди в очередь. Толя на руках у матери плакал. Мальчишки крутились рядом с ней, только Женька, как зверёк, смотрел на чужаков исподлобья. В этот день, сидевший за столом полицай, всех переписал.
  Наступили осенние дни. Стало прохладно. Выпал первый снег. Несмотря на это ребятня ещё бегала босая, радуясь   раннему пушистому снегу. В сарае уже   находиться было нельзя. Хотя от сена и соломы пахло летом и теплом, всё же холод пробирал тело насквозь. Немецкие солдаты к дому их не допускали.
  Пришлось Аксинье попроситься с детьми и хозяйством к соседке, дом которой находился через дорогу.  Мячиха, так называли её деревенские ребятишки, растила   двоих мальчишек, а муж, как и Фёдор Игнатьевич, в тот же день ушёл на фронт с красноармейцами. Аксинья и Мячиха были ровесницами и дружили по-соседски. Соседка сочувствовала Аксинье и жалела её детей. Она, молодая женщина, своих детей любила так, что души не чаяла. Беспокоилась и за Аксинью, знала, что бросать друзей в несчастье - грех, да и без друга в жизни туго.
 Изба у неё была неприглядной, они только готовили брёвна на строительство нового дома, а тут война. Немцы к ней не проявили интереса.
 Было тесно, так как русская печка занимала большую часть избы. Васёк и Витька водили дружбу с её детьми, особенно со старшим Колькой. Колька парень простой и добрый. Дружба у них ладилась, и мальчуганы доверялись ему во всём. Колька не только им защита, но и главный знаток ребячьих дел.
 Мячиха привечала ребят, где покормит, где присмотрит. Иногда им напоминала:
- Добро хлопцы! Ведайце: чалавек без сябра, што зямля без вады! - и дарила им свою ласковую улыбку.
.продолжение следует...
картинка из интернета