Глава тридцатая. Страдание

   Приятного чтения)


   Вельмол, жадно хватая воздух, очнулся с криком, потому как увидел невероятное. На кровавом переливчатом небосводе на него взирали огромные вертикальные зрачки змея Хадия. Он с трудом перевернулся на земле, упёр обе руки в бордовую глину и кое-как встал на ноги. Он находился на берегу моря, вот только море это было не простое, а кроваво-тёмное. Вельмол не верил в увиденное, и он для проверки подошёл к воде, зачерпнул ладонью жидкость и с шоком отступил: вся водяная тёмная гладь действительно являлась тёплой кровью. В воздухе стоял удушающее зловоние металла. Он устремил взор в небо и увидел, как будто бы глаза с неба неотрывно, без морганий следят за каждым его движением.

   Он поднялся на холмистую возвышенность и огляделся. В этом кровавом месте не было растений, разве что высокие деревья, правда старые, полусгнившие, в основном мёртвые и скрюченные как будто бы в муках. Он резко вертел головой, как бы желая прогнать увиденное, но нет, это не помогло. Оглядевшись по сторонам, он приметил высокие тёмно-бордовые горы. Он старался не паниковать и чаще думать головой. Ему хорошо помнилось, что после того, как он искупался, из-под воды появился дух Хадий и затянуло его под воду. Вот только Вельмол не понимал, задохнулся он и умер, попав эту кровавую бездну, или же произошло нечто другое. Всё же он не хотел стоять и предаваться размышлениям, которые, скорее всего, никуда его не приведут.

   Вельмол ускоренно направился в сторону высокой горы, желая во что бы то ни стало забраться на неё и осмотреться по сторонам, тем самым разведать местность.

   Почему-то ему не повезло, так как он на бегу упал и разбил щёку до крови об острый камень. Боль была жуткая, но он стерпел её, зажав зубы. Не обращая внимания на кровоподтёк решил идти более медленнее и осмотрительнее. Так уж вышло, что он не обратил внимание на то, что глаза змея Хадия на небе чуть-чуть увеличились в размерах.

   Он начал неторопливо забираться на скалу, крепко цеплялся ручищами за торчащие камни, подтягивался, упирался ногами о выступы, отталкивался и упорно лез наверх. Из-за того, что он с силой сжимал острые камни, его руки начали кровоточить, раздражая его. И всё же он старался не обращать внимание на тёплую мокроту на руках и режущую, колкую боль в ладонях.

   Подтягиваясь, ступая ногой о выступ, он лез не щадя сил, веря, что наверху он должен будет найти что-то, что сможет помочь ему выбраться из этих земель. Когда он просунул руку в расщелину и крепко зацепился, парода не выдержала и раскололась под его рукой. Он на время потерял было опору, но благо другая рука крепко цеплялась за скалу. Найдя свободной рукой выступ, он сделал последнее усилие и с натугой подтянулся и закинул ноги на скалу.

   Встав и облегчённо выдохнув, он посмотрел на свои ладони и горько покачал головой. Они были изранены глубоко, подъём занял у него долгое время. Но чуть погодя ладони затянулись кровавой коркой. Подойдя к обрыву, он ахнул от увиденного, не веря своим глазам.

   Конца и края не было видно кровавому морю, чьи волны бились, окрашивали тёмно-красными тонами валуны. У далёкой противоположной скалы он увидел горный водопад, тоже кровавый, высокий. Ему совсем это не нравилось, и он продолжил осматриваться, уйдя в противоположную сторону обрыва. Дальше он не мог не заметить далёкий, обветшалый двухэтажный деревянный дом, с виду заброшенный. Вельмол запомнил, что он находится рядом с морем, и принялся дальше осматривать окрестности свысока. Он с трудом разглядел яму с деревянными кольями и частоколом, не дающим подойти к ней. Закрыв глаза, он принялся слушать.

   В этом месте не было и ветерка, в воздухе застоялась звенящая, холодная тишина. И всё же в этой удушающей таинственной тишине он смог разобрать крики женщин, которые он уже когда-то давно слышал, вот только не помнил где и при каких обстоятельствах.

   Он в последний раз оглядел раскинувшиеся перед ним просторы, приметил сквозь далёкие деревья слабый свет в безлиственном лису, запомнил где тот находится и принялся спускаться, выдвигаться на крики.

   Вельмол спускался с той скоростью, с какой только мог себе позволить. Он придерживался руками за выступы, искал под ногами опоры, его руки и стопы в сапогах не знали отдыха. Его лоб вспотел, рана на щеке неприятно жглась, что несколько смешило его, потому как он твердил себе: не обращай внимание.

   Спустившись, он отдышался и принялся бегом бежать на крики женщин, которые с его приближением становились всё более отчётливыми и страдальческими.

   Приблизившись к частоколу, за которым располагалась яма с кольями, не дающими подступиться к ней, он во весь голос позвал:
   – Что с вами? Кто вас засадил в яму?

   – Вельмол? – спросил женский голос, – Вельмол, это ты? Спаси нас, Нифия ранена!

   Он распознал голос Ляды, и это пробрало его до холода. Он с силой сжал зубы, не понимая, что произошло, почему они там оказались. Наскоро развязав под мышкой ремень, он достал Зубоскал и принялся рубить частокол, освобождая себе путь к яме.

   Вельмол явственно слышал завывания своей старшей сестры; в её стонах была слышна мольба о спасении. Он торопился, злился на себя, злился на неподдающееся остро-заточенному топору дереву, с силой обрушивал оружие на древесину, опилки только так летели в сторону, а его руки и особенно плечи горели от усердия.

   Он бил всё сильнее и сильнее по частоколу, валил его в сторону, принимался за следующий и не понимал, почему тот не кончался. В это время, когда он во всю старался прокладывать себе дорогу, подгоняя себя проклятьями, за частоколом в яме всё громче и истошнее вопили его сёстры, как будто бы опасность уже близка и их гибель неминуема.

   Вельмол сбоку силой обрушил ещё один высокий частокол, и наконец-то смог пробраться к острым кольям, которые не составляло труда расколоть топором. Наскоро протискиваясь между ними, торопясь к сёстрам, он поранил обе тыльные стороны кисти, вовсе не обратив на это внимания.

   Мигом прыгнув в яму, он приблизился к лежащей в грязи Нифии и горько вздрогнул от увиденного.

   Какой-то кровожадный зверь впился ей в плечо своими длинными зубами, разорвав кожу, и ужаснее всего – вырвав часть мяса. Руки Вельмола и подбородок дрожали, он не желал потерять любимую сестру и потому махом скинул с себя доспех и разорвал на груди рубашку, принявшись зажимать кровоточащую рану, заливающую его руки тёплой мокротой.

   Понимая, что он больше ничего сделать не может, он сел на землю рядом с горько плачущей Лядой и принялся крепко удерживать ткань на плече раненой.
   
---------------------------------------------

   Прошло какое-то время, он и не заметил того, что так и заснул в яме. Оглядевшись по сторонам, он не заметил сестёр, разве что кровь на земле, уже запёкшуюся. Он разозлился на себя, с силой сжав зубы. Ему думалось:
   «Куда они могли деться?»

   Как на зло Этман в голове Вельмола впервые не ответил, оставив того в гнетущем одиночестве, с кучей вопросов, впивающихся в разум. Он в последний раз оглядел яму и заметил на земле свою окровавленную рубашку, думая, что это не может быть сном или видением, которые его редко посещают тогда, когда он коснётся предмета.

   Одевшись в броню и закрепив за спиной топор на ремнях, он огорчённо, с недопониманием происходящего выбрался из ямы, протиснулся сквозь колья, переступил через поваленный частокол и приблизившись к дереву, облокотившись на него спиной.

   Вельмол задумался над тем, куда делись его сёстры, куда они направились. Но сильнее его мучил другой вопрос: жива ли Нифия?

   В его голове стояли тёмные, тягучие думы, вводящие его в дурное настроение. Собравшись с внутренними силами, он решил выдвинуться к далёкому свету, который как будто бы манил его к себе.

   Он шёл не спеша, крадучись, зная, что впереди у кострища может быть враг, или того, кто вырвал плоть с плеча его сестры.

   Вельмол тихой поступью приблизился к дереву, одной рукой схватился за Зубоскал и выглянул из-за дерева.

   К его удивлению, это был не костёр, а большое скопление напольных толстых свечей вокруг ржавой кровати, на которой кто-то дремал. Успокоившись, он перевёл возбуждённый дух и уверенно пошёл дальше.

   Повернувшись к нему спиной, мирно на боку спал какой-то ребёнок. При ближайшем рассмотрении он увидел, что его руки и ноги плотно закреплены цепями за кровать, лишая того возможности двигаться.

   Обойдя кровать, Вельмол не веря своим глазам ужаснулся. Мальчик являлся его младшим сыном – Самоном, вот только лицо того выглядело измученно-худо, что совсем не понравилось Вельмолу, даже наоборот, разозлило его.

   Разбудив сына за плечо, он горько, надломанным голосом выкрикнул:
   – Самон, закрой глаза, я тебя освобожу!

   – Спаси нас... – еле выговорил тот, закрывая глаза, – Не дай умереть...

   Вельмол с силой начал ударять топором по цепям, не щадя оружие и свои руки, вздрагивающие и отдающиеся болью при каждом ударе стали о сталь, которая с трудом, как бы нехотя поддавалась.

   Спустя несколько минут чернобородому удалось освободить сына. Взяв его в свободные руки, он попытался поставить его на ноги. К немалому удивлению того, сын не удержался на ногах и повалился на камни, больно ударившись и вскрикнув от боли. Вельмол сердечно извинился, ненавидя себя, понимая, что, видимо, его сын измучен голодом. Он вновь поднял его и, держа за руки, постарался первое время помогать ему идти. Но тот совсем не мог ходить, и даже его безвольные руки и шея отказывались повиноваться.

   Вельмол вспомнил, как его покусали «морские демоны» и решил убедиться, а не ранен ли его сын подобным образом? Не пропитана ли его плоть их ядом?

   Раздев безвольное, почти что мёртво-худое тело сына, Вельмол горько ужаснулся. На теле ребёнка действительно имелись следы когтей и зубов тех существ, правда, следы укусов были старыми, и уже успели затянуться толстыми бледными шрамами.

   В один момент опасение Вельмола подтвердилось – яд этих тварей пропитал всё тело сына, лишив того сил, истощив его, ослабив. Вельмол сел на землю, придвинул к себе младшего сына и не выдержал, залился горькими слезами. Он пытался отбросить плохие мысли о том, что его любимый Самон больше не сможет ходить, бегать, прыгать, хотя бы шевелиться, и собственно жить свободной жизнью.

   Чем больше он думал об этом, тем сильнее с его глаз катились слёзы непосильной жалости к своему ребёнку. Он старался не поддаваться эмоциям, и всё же, закрыв глаза, в его разуме появилась надежда, что, быть может, алхимики изобретут какую-то сыворотку, или противоядие, способное помочь, или хотя бы облегчить муки сына.

   Гладя сына по голове, говоря ему на ухо обнадёживающие, подбадривающие слова, Вельмол настолько вымотался эмоционально, настолько разочаровался в себе от горьких чувств, что сам не зная сколько просидел с Самоном на руках несколько часов.

-------------------------------------------------

   Открыв глаза, Вельмол вновь ругнулся про себя, так как не увидел рядом сына. Теперь он уже совсем не понимал того, что с ним происходит. В голову пришла мысль:
   «Мать твою, а не сошёл ли я с ума?»

   Он знал твёрдо, что Самон не был в состоянии сам уйти, но, быть может, пока он спал, его кто-то забрал и отнёс в ветхий дом?

   С трудом встав с земли, он утёр засохшие слёзы под глазами, которые, быть может, лились даже во сне. Проверив за спиной топор, он начал не торопясь, осматриваясь по сторонам принялся продвигаться сквозь безлиственные, скрюченные и сплетённые между собой деревья. Ему совсем не нравилось это место, потому как в воздухе стояла особенно странная, гнетущая, звенящая тишина, словной вой самой нещадной смерти.

   Вельмол всё же не терял надежду; он понимал, что сможет разобраться и с этой, непонятной напастью: главное найти корень проблемы и понять её суть. В его голове было неспокойно, потому как он вовсе не понимал; где он находится, что происходит с его семьёй, почему Этман в его голове упорно молчит, а также то, почему вместо воды в этом месте кровь.

   Он вскарабкался на четвереньках на небольшую скалистую возвышенность, встал во весь рост и осмотрелся. Вдалеке заметил тот самый единственный дом, который приметил ещё с высокой горы. Также он увидел за деревьями то ли каменную, то ли деревянную возвышенность, напоминающую то ли дверь, а может и вовсе нечто другое.

   Ускорившись, он мигом добежал до непонятной постройки. Но он уже издалека понял, что это, и чуть притормозил. Его брови нахмурились, рука сама потянулась к топору, потому как перед ним явилось надгробие высотой в пол человеческого роста.

   Вельмол обошёл плоский камень вокруг, из интереса решил проверить, кто похоронен. У него была в голове плохая мысль, но он моментально её отбросил.

   Он стёр огрубевшей после порезов ладонью пыль с грязью, и на камне перед ним предстало наполовину незаконченное имя: Сэнд...

   Он моментально разозлился, чувствуя всепоглощающую ярость и закипающий гнев, разгорячивший кровь. Его глаза широко раскрылись, зубы плотно сжались. Он не верил в прочитанное и потому принялся до конца вычищать камень. Спустя время он сел сбоку могилы и принялся читать.
   
   Сэндри, любимейшая дочь отца. Навеки в наших сердцах. Прости нас за всё.

   И всё же Вельмол до конца не желал верить в прочитанное. Он отрицательно качал головой, раскусил губу до крови, но отказывался признавать написанное. Но от осознания жуткой реальности его тело пронял холодный озноб, в сердце поселился ледяной ужас. Он мотнул головой и услышал в небосводе раскат грома.

   Медленно с неба полился дождь, и он был очень рад тому, что это обычный, а не кровавый дождь. Правда, чуть погодя, пока его трясло от прочитанного, слабый мелкий дождик сменился на нещадный ливень. Он бил, колол Вельмола по голове сквозь угольно-чёрные волосы с редкой сединой, пытался царапать израненные руки.

   Когда он захотел было уйти прочь к дому, ему отчётливо послышалось, как под землёй что-то издало странный, глухой звук, будто бы кто-то пнул ногой дерево. Спустя время к настойчивым ударам под землёй примешался крип помощи.

   И без того встревоженный, вымотавшийся Вельмол с силой выкрикнул в небо проклятье, на что два змеиных зрачка на небе ответили зажмурившись.

   Вельмол пал на землю и мигом развязал ремни и достал топор. Он рубил мёрзлую землю топором, израненными руками грёб твердь и скидывал в сторону, продолжая упорно рыть, надеясь, что успеет спасти дочь от удушения.

   Чуть погодя он всё также продолжал вытаскивать из ямы комья грязи с мелкими червячками, и вдруг, ударив топором по земле, послышался отзвук стали о дерево. Дальше он работал только руками. Счистив с поверхности гроба слой грязи, он с натугой попробовал открыть гроб, но тот как будто бы на зло не поддавался его силе, проверенной тяготами жизни.

   Из гроба всё громче доносился крик, тревожащий его, на который невозможно не отозваться. Вельмол сильно нервничал, ему ничего не осталось, как взять топор и начать рубить гроб. Тот с трудом поддавался стали, будто бы дерево было многослойное или из листвяка.

   Он нанёс удар по гробу, убрал в сторону слой дерева, и принялся дальше бить, но при этом не в полную силу, понимая, что может случайно задеть дочь.

   Вельмол не понимал, сон ли всё это, или же жестокая, незаслуженная реальность. И что хуже всего подумать над этим он никак не могу потому что сильно нервничал, и не мог внять голосу разума, и потому как у него буквально не было и минуты спокойствия. Он подгонял себя, торопил, сам не зная зачем.

   Последний раз ударив по гробу, он с силой выдернул крышку, и ему явилось его содержимое. К его огромной радости внутри была живая, любимейшая Сэндри, которая сразу же поднялась и обняла его со слезами на глазах. Сам он не смог вынести всю трагичность этого момента и с его глаз тоже полились горькие слёзы печали. Он понимал, что мог просто пойти к дому, не проверять это надгробие, и обречь дочь на смерть.

   Обнимая дочь за талию, целуя в холодные щёки, он растроганно сказал:
   – Милая, моя маленькая, вот увидишь, всё скоро закончится!

   – Спаси нас... – ответила шёпотом Сэндри, испаряясь из его объятий.

   Стоило ему только моргнуть, как его дочь бесследно исчезла. Вельмол вымотался. Никаких сил не было даже подумать над случившимся. Он устал, выбился из сил и ему просто надоело терпеть незаслуженные страдания семьи.

   Взяв в руку израненную ладонь, он надавил на рану, и из той потекла тёплая кровь как в знак подтверждения того, что это всё реальность, а не видение или сон.

   В этом месте, в этих краях он уже пробыл долгое время, и всё же есть и пить ему вовсе не хотелось быть может из-за того, что он перенервничал и настрадался. Но он понимал, что впереди ещё ветхий дом, и вряд ли это строение принесёт ему радость. Он надеялся, что семья ждёт его именно там.

   Вельмол попытался встать, упёрся рукой о колено, и упал, не выдержав. Силы как будто бы иссякли вместе с выплеснутыми наружу переживаниями.

   Он горько, злорадно рассмеялся, сам на себя прикрикнул со сталью в голосе, приказав встать, и с трудом поднялся на одеревенелые ноги.

   Закрепив Зубоскал на ремни, он неуверенной, слабой поступью направился к двухэтажному строению, из окон которого лился золотистый, мягкий свет.

   Он шёл по дорожке вымощенной камнями с острой поверхность по краям, которые были цвета бордового, чуть ли не кровяного. Наконец-то поднялся ветерок в добавок к ливню, и с кровавого моря до него долетел удушающий запах мокрой стали. Во вру почувствовалась неприятная горечь, будто бы он держал под языком монетку.

   Руки Вельмола дрожали от холода и сырой мороси. Почему-то кожаная куртка перестала греть, тёмные штаны со стальными пластинами так вовсе вымокли до ниточки. Среди отчаяния, что было в его душе, всё же нашлось захоронение внутренних сил, которые он использовал для того, чтобы побыстрее добежать до единственного дома на всю округу.

   Добежав до веранды, он остановился и отдышался. Перед ним предстал дом из тёмно-коричневого резного дерева, что не было видно издалека. Окна были зарешечены сталью в виде растущих виноградных лоз. Входная деревянная дверь не поддалась ему.

   Стоя у порога, он чуть громко позвал:
   – Хозяева? Отворите, я с добром...

   «Если в этом месте вообще возможно добро». – подумал он.

   Спустя пару минут никто не решился, или не нашёлся открыть ему дверь. Вельмол ещё несколько раз позвал, затем сплюнул и отошёл от двери. Он разогнался и с силой плечом со стальным креплением врезался в дверь так, что вовсе снёс её, вместе с ней промчался по прихожей и рухнул на пол. Настрой его быстро сменился от плохих воспоминаний и того, что он перед собой увидел.

   Вельмол раскорячился на полу, а на него со стен взирало бесчисленное количество оскаленных черепов, из них-то и состояли внутренние стены это дома. Он немало смутился, если не сказать испугался смотрящих на него многочисленных черепов с проёмами в глазах. Но он понимал, что от них вряд ли стоит ожидать угрозы: хозяин этого места – вот кто вероятная угроза и виновник несчастий его семьи.

   Так он думал, осматривая углы комнаты в мерзкой, старой паутине. Вельмол решил получше осмотреться. На дворе лил дождь и яростно сверкала гроза, озаряя через окна убранство дома. Здесь было грязно, заброшенно. На полу лежал истлевший, когда-то живописный длинный ковёр с невиданными для него пейзажами. В прихожей висела вешалка, на которой находились исключительно женские одеяния. Вельмол прошёлся по комнате, провёл пальцем по пыльному резному столу, на котором стоял подсвечник и приборы на одного человека. Он открыл книжный шкаф, взял первую попавшуюся книгу и попробовал прочитать. То, что он видел перед собой, представляло перед собой неизвестные для него каракули. Открыв другую книгу, он увидел уже другие иероглифы, но тоже непонятные, хоть и отдалённо напоминающие язык, на котором был написан светоч.

   Положив книги обратно, он прошёлся по комнате, внимательно осмотрел черепа и понял, что они настоящие, то есть человечьи. Это несколько вывело его из колеи, потому как он никогда не видел столь много останков людей, чьи жизни загублены, а души как подобает не упокоенные должным образом.

   Вельмол достал из кармана кремний, взял со стола толстую бордовую свечу, с большим трудом зажёг и вошёл в другую комнату, чья дверь отрылась с мерзким, протяжённым скрипом.

   В новой комнате убранство было чуть лучше. На тумбочках громоздились расписные вазы с засохшими розами, в центре располагался длинный резной стол, на стенах пылились странного вида картины, которые заманили своим содержимым взор Вельмола.

   Подойдя к первой из них и наиболее большой, он увидел, как люди в тёмных рясах расположились вокруг постамента, на котором стоял столб и к которому были привязаны трое человек. Один из людей держал факел, и он понял, что это, по-видимому, какой-то скверный ритуал. Поднеся свечу поближе к картине, он заметил, что у некоторых из людей в рясах были на груди амулеты в виде золотой змеи со теми глазами, которые Вельмол уж никак не может забыть.

   Подумав, он понял, что это, скорее всего, жертвоприношение в честь змея Хадия. Подойдя к другой картине, он вновь приблизил свечку и начал вглядываться, думая, что это может ему как-то помочь в будущем.

   На новой картине он видел тёмный пейзаж и то, как группа этих же самых людей молилась, стоя на коленях около высокой чешуйчатой статуи змеи. Глаза змея на картине были разного цвета, и менялись в зависимости от того, в какую сторону он наклонял голову. Рядом с этой змеёй была более меньшая статуя, а именно самого Хадия, который нежно, как будто бы оберегая обвивал человека, чья голова и шея были змеиными, вытянутыми, с виду ненормально-мерзкими. Наполовину человек, наполовину змей стоял с высоко поднятыми руками, как бы торжествуя от чего-то.

   Вельмол прекратил осмотр. Ему не нравилось впечатление, оставленное после лицезрения картин. Какой-то гнетущий осадок подступил и омрачил.

   Осмотревшись по сторонам новой комнаты, он не заметил чего-либо примечательного, что могло бы ему пригодиться. Он осмотрел другие, менее величавые комнаты, и к его разочарованию они были на редкость скромны, и внутри никого живого не оказалось, что его несколько разочаровало.

   Плюнув на всё, он начал уходить из широкой комнаты, держа ладонь около свечи, не давая ей затухнуть при его уверенной поступи. Он почти было вышел в прихожую, как почувствовал слухом, что под ним звякнули цепи.

   Тёмные брови Вельмола взметнулись кверху. Он насторожился, в гнетущей темноте почувствовал себя неуверенно и всё же быстрой поступью вернулся обратно в комнату с картинами и длинным резным столом. Стал вслушиваться в звенящую, неприятную тишину, надеясь, что звук вновь повторится, и он поймёт, откуда тот исходил.

   Постояв пару минут возле стола, он с силой выкрикнул:
   – Отзовитесь! Я с миром!

   Под полом вновь повторился настойчивый скрежет и звон цепей о сталь. Вельмол опустил взгляд и понял, что под столом должно что-то быть. Поставив свечу на тумбочку, он передвинул стол в дальний конец комнаты, убрал с пола пыльный, изъеденный молью ковёр и удивился.

   На полу находился квадратный люк с замком, с виду старым, но крепким. Чернобородый вновь услышал более настойчивый отзвук цепей, и, немедля, ударил топором по замку. Оглядев Зубоскал, он заметил на его лезвии вмятины и парочку затупленных мест.

   Откинув люк в сторону, он спустился по крутым деревянным ступеням вниз, в кромешную тьму, с трудом озаряемую свечой.

   В подвале был беспорядок, сплошное нагромождение старых, пыльных и, видимо, никому не нужных вещей. Он видел ящики с одеждой, картинами, кухонные глиняные принадлежности. Где попало на полу были разбросаны всяческие вещи, начиная от стальных расчёсок для волос, трубками для табака и ручных зеркалец, заканчивая костями животных. Из интереса взяв зеркало в руки, Вельмол поднёс к нему свечу, и заметил у себя на щеке сильный кровоподтёк, который всё это время зудел. Спустя мгновение, он вновь увидел надоедливую змеиную морду. Хадий посмотрел на него снисходительно, и чуть погодя залился шипящим смехом.

   Чернобородый с силой отбросил зеркало в стену, оно раскололось и он гаркнул вдогонку:
   – Будь ты проклят!

   Услышал тот звук, ради которого он сюда спустился, Вельмол сосредоточился и начал тихой поступью пересекать подвал, протискиваясь между ящиками и толстыми балками.

   Завернув за угол, ему предстала печальная картина. Он увидел овальную клетку у стены из несгибаемых, острых прутьев с шипами вовнутрь. В ней находился человек с цепью на шее. Он что-то промычал Вельмолу, и тот, несколько испугавшись, отступил на шаг перед странного вида оголённым, исхудавшим человеком.

   И как это часто уже бывало, Вельмол всё же взял себя в руки и подошёл вплотную к клетке, выставив вперёд себя свечу. Человек в клетке подошёл поближе к прутьям; его цепь на шее натянулась, и он вновь что-то промычал, показывая себе на рот.

   В свете от свечи он, к своему горькому сожалению, с трудом узнал своего сына Модуна, недавно вновь обретённому тепло семьи. Вельмол отступил на шаг назад и подняв голову вверх с силой выкрикнул:
   – Да за что же мне это?! Их-то так за что?

   Горечь, которая проняла сердце Вельмола, охладив его до боли, словно бы заточенной сталью провели по плоти, заставила его поникнуть телом и опуститься на колени.

   Он обессилел. Ему надоело бороться с неизвестным, осточертело, что с ним и его семьёй происходит незаслуженные муки.

   Модун промычал что-то, пытаясь обратить на себя внимание. Но Вельмол, вспоминая, что каждый из его спасённых членов семьи исчезал, не торопился отпереть клетку ровно до тех пор, пока не обратил внимание на грязную миску с обгрызенными костями внутри клетки. Это отозвалось внутри него холодной яростью. Он никому не позволит так обращаться со своим сыном. Стараясь заглушить ярость, он силился успокоиться, и всё же внутренний пыл возымел над ним. Он решительно, переполненный энергией встал во весь рост, уверенно развязал под рукой ремень, достал Зубоскал и с силой принялся бить по кованому, толстому замку.

   Вельмол на этот раз не сдерживался, он бил в полную силу, выпуская злость наружу, желая поскорее освободить сына из незаслуженного заточения. Каждый удар стали о сталь отзывался в его костях колкой болью, которая только подбадривала его.

   Нанеся последний удар, замок сдался и пал наземь. Отперев скрипучую дверцу, он вошёл внутрь клетки, обнял сына и постоял с ним некоторое время.

   Сняв с Модуна плотный тканевый кляп, он услышал:
   – Спаси нас...

   – Я всё для этого сделаю!

   Вельмол с силой ударил топором по цепи, удерживающей на привязи сына, и, освободив того, снял с шеи ненавистный, тяжёлый ошейник. На шее сына остался кровоподтёк. Ноги Вельмол подломились, он нежно потрогал шею сына, и его рану, и услышал выкрик сына от касания, отозвалась в его сердце режущей болью.

   Отец и сын вновь обнялись, как бы прося друг у друга прощения за ошибки, что были совершены ранее. Вельмол крепко прижимал к себе Модуна, надеясь, что он не исчезнет. И всё же, стоило ему чуть прикрыть глаза на долю мгновения, как тот бесследно испарился, будто бы его и не было вовсе.

   Открыв глаза, Вельмол не заметил своего сына, впрочем, на этот раз он не сильно удивился. Собравшись с силами, вняв голосу разума, он как бы отгородился от плохих, гнетущих мыслей. Посидев пару минут на холодном деревянном полу, он начал догадывался, что, быть может, всё это помутнение в его сознании из-за того, что ему вкололи в ногу в лечебнице, или, возможно, он как-то заразился гадкой болезнью Мутной крови, которая начал разъедать его мозг.

   И всё же он понимал одно и точно: ему ещё не удалось отыскать свою жену, свою любимейшую Филити. Он очень надеялся, что с ней, хотя бы, всё будет более гладко, чем с остальными.

   Поднявшись по ступеням в обеденный зал, он в последний раз окинул взглядом картины, на всякий случай запоминая их содержимое.

   Пройдя в другую комнату, он затушил свечу и вышел из дома, плотно закрыв за собой дверь. На улице всё также раздражался кровавый небосвод, с которого лил дождь. На этот раз глаза змея Хадия в небе увеличились в размерах; они всё также неотрывно смотрели на Вельмола, и он не выдержал, и показал ему недобрый знак рукой.

   Стараясь не обращать внимание на кроваво-серые краски этой местности, он специально не устремлял свой взор в небо. Вельмол не знал, где находится его Филити: но вдруг она страдает, а он медлит с поисками?

   Эта мысль подогнала его, вернула в него уверенность в себя. Он бежал по безлиственному, скрюченному в муках лесу сам не зная куда. Его голову занимали всяческие мерзопакостные мысли, что только возможно предоставить провинившемуся человеку; и всё же его семья никак не заслужила всего того, что с ней происходит.

--------------------------------------------------

   Некоторое время Вельмол бежал только вперёд, к возвышенности, надеясь, что с неё он приметит что-нибудь важное. Он на бегу забрался на валуны, затем на скалу, чьи острия выступали в разные стороны. Встав во весь рост, он оглянулся. Повсюду были леса, горы и кровавое море, и не единого живого растения. Закрыв глаза, он принялся слушать сквозь завывания ветра и раскаты грома звуки, надеясь, что это ему как-то поможет.

   Гроза ненавистно грохала, злилась, капли дождя барабанили по глиняной земле, по скалам, по мёртвым деревьям. К своему огромному разочарованию Вельмол ничего особенного не услышал. Спустившись с горы, он и дальше продолжил бродить по этому гадкому месту.

   Прошло около часа. Он много думал о случившимся, часто рассматривал свои израненные ладони, как бы подтверждение того, что всё это по-настоящему. Он шёл под дождём, вовсе наплевав на то, что вымок до ниточки. Ему было холодно, но не было голодно.

   И вдруг, к его огромному удивлению, он услышал среди раската грома крик женщины. Резко развернувшись в левую сторону, он не думая побежал на шум.

   Вельмол мчался сквозь деревья, перепрыгивал и оббегал валуны, торопился. У него было крайне плохое предчувствие, вдобавок крик только усиливался, и в нём всё более узнавалась особенная, знакомая нотка родного голоса.

   Он прибежал на крик, к дереву, и никого не заметил вокруг него. Когда возглас повторился, он, не веря своим ушам медленно поднял голову вверх, и увидел женщину с петлёй на шее. Она свисала с толстой, безлиственной ветки дерева, отчаянно билась ногами, пыталась высвободиться руками, разорвать верёвку на шее.

   Глядя снизу наверх на женщину, Вельмол узнал свою Филити, и его моментально пронял гнев до мозга костей. Он попытался залезть на дерево, добраться до любимой, но, как на зло, не за что было зацепиться и ухватиться. Дерево было ровным, без расщелин и выступающих веток, которые располагались только в кронах. Он не думая схватил Зубоскал и принялся рубить дерево, понимая, что медлить нельзя.

   Вельмол понимал, что, скорее всего Филити ушибётся от падения вместе с деревом, но это будет лучше, чем трагичная, полная мук смерть на его глазах.

   Он отбивал руки, плечи, кисти, с силой вгрызался сталью в древесину. Среди раскатов грома Вельмол услышал её хриплый, ослабший голос:
   – Спаси нас...

   От этих слов всё в его нутре перевернулось. Вельмол почувствовал всепоглощающее чувство вины. Через силу он продолжал торопить себя, упорно рубя дерево.

   Мало-помалу, среди криков Филити, которая двумя руками держалась за петлю, не давая себе задохнуться, дерево начало раскачиваться. Затем Вельмол откинул топор в сторону, и двумя руками с силой подтолкнул дерево пасть на возвышенность, чтобы причинить жене как можно меньше вреда.

   Дерево пало с треском, с шумом на весь безлиственный лес. Вельмол мигом поднял топор и подбежал к кронам. Вытащив ослабшую, чуть не задохнувшуюся Филити из под веток, он топором разрезал верёвку с её шеи и принялся рассматривать её на наличие ран.

   Она смотрела на него со слезами на глазах, он же силился не смотреть ей в глаза, понимая, что может вновь не сдержаться от всепоглощающего, медленно подступающего к горлу горя.

   На шее у Филити раскраснелась рана, прямо как у Модуна, только она была более натёртой, грязной. Он принялся мягко массировать, растирать её шею. Он не выдержал этого момента и вместе с ней поддался чувствам, горько заплакал от всех напастей, что случились с ним в этом месте.

   Вельмол и Филити плакали обнявшись, безмолвно.

   Если бы он в этот момент горечи и отчаяния обратил он внимание на кровавый небосвод, то увидел бы, как вертикальные змеиные зрачки на небе увеличились в размерах, впитав в себя все его муки, преобразовав их в злорадное могущество. Под двумя глазами на небе обрисовалась отвратительная улыбка с натянутыми уголками рта. По-видимому, Хадий был доволен происходящим.

   – Я всё исправлю, – шептал Вельмол, целуя руки Филити, – Я вас освобожу и спасу, только дайте понять – что происходит?

   В ответ на это Филити молчала, смотрела на него слезливыми глазами, трогала побитые щёки и искалеченные руки.

   Несмотря на все страдания что он испытал в это месте, ему было радостно вновь увидеть свою любимую. Но внутренне он понимал, что она должна исчезнуть также, как и остальная его родня. Сквозь эти мрачные думы, сидя на коленях, он посмотрел на Филити строго, и спросил:
   – Ты Филити? Ты мне не кажешься?

   – Всецело твоя, а ты мой, – ответила она, вытирая слёзы.

   – Всё это реально? Мне не мерещиться увиденное?

   – Я не знаю, – ответила она, обнимая его.

   Стоило Вельмолу прикрыть глаз из-за слезы, утереть ту, как Филити и вправду исчезла так, словно бы её и не было.

   Он закрыл глаза с горечью, чувствуя, что всё бессмысленно, и ему никак не победить божество, издевающееся над ним и его семьёй. Если бы он знал, чего будет стоить переселение в молодое тело, то он, конечно же, не рискнул бы, поставив под удар свою семью. И всё же назад пути нет.

   Он отбил себе руки, его ноги изнурились от бега, тело ныло от трудностей, сердце пронизывала холодная, колющая боль от переживаний. Ему надоело бороться. Он мало, слишком мало пожил в спокойствии и радости с родными. Сказать, что он сейчас, находясь в этом гиблом кровавом месте, сожалеет о сделке с Хадием, значит ничего не сказать. Он многое бы отдал за то, чтобы раз и навсегда откупиться, чтобы его семью оставили в покое.

   С трудом поднявшись на ноги, он дрожащей рукой кое-как закрепил топор за спину на ремнях. Грозно посмотрев в небо, в далёкие огромные жёлто-сиреневые глаза змея, он набрал во всю грудь воздуха и яростно выкрикнул в небосвод:
   – Что! Тебе! На-а-адо?!

   Глаза змея сощурились, улыбка озарила его лицо. Из неба показался хвост, указывающий куда-то вдаль. Вельмол посмотрел, куда указывает хвост, и увидел свысока далёкое кровавое море.

   Спустившись с возвышенности, он скорым темпом, сквозь чувство потери и всеобщую усталость выдвинулся по безлиственному лесу в сторону моря.

   Вельмол бежал по скользкой глине цвета серо-бордового, чуть было не падал, выбивался из сил, и всё же подгонял себя и дальше вперёд.

   Устав от изнывающей боли в ногах, он чуть замедлился, но всё так же продолжал упорно идти к морю, надеясь, что там будет разгадка, что там будет конец всех мучений.

   Подойдя к берегу, он на всякий случай достал топор и крепко зажал в правой руке. В лицо бил мерзкий, удушающий воздух с привкусом соли и стали, но он силился не обращать на это внимание, полностью сосредоточившись на том, кто начал медленно вылезать из под кровавой воды.

   На поверхность вылезла чуть большая голова змеи, которую он увидел первый раз возле кузни. Она вся была покрыта кровью, и было видно, что чешуя сменилась в цвете на пятнистые оттенки сиреневого и крапинки зелёного. Голова змея поднялась ввысь над телом Вельмола. В высоту одна лишь голова змея была чуть менее его роста, и потому он усиленно пытался не показывать боязливости от крупной зверюги со скалящейся клыкастой мордой.

   Он попятился было назад, но собрался с силами и, крепко зажав топор, выкрикнув:
   – Где мои родные? Что ты с ними сделал?!

   – Ты меня всласть позабавил, – ответил шипя змей Хадий, – Прощай.

   Из под воды появился хвост и начал приближаться к Вельмолу. Как только плоть змея приблизилась к нему, он успел рубануть по ней затупившимся топором. Кровь брызнула ему в лицо, змей натужно зашипел, рассмеялся, а затем из воды появились и другие хвосты. Они моментально окружили его со всех сторон, а он пытался бить по ним, но промахивался. Улучив момент, хвост зашёл за его спину и крепким хватом обвил обе руки, державшие топор.

   Вельмол чувствовал, что дело плохо, и потому принялся бороться, высвобождаться, напрягая руки и ноги, пытаясь хоть как-то сопротивляться змею.

   Его резко затянуло под кровавую воду и начало уносить всё ниже, глубоко в тёмную бездну. Чем глубже он погружался, тем больше воздуха терял, больше смирялся со своей участью, и всё же сквозь тёмные думы не переставал бороться.

   Он наклонил шею вниз и принялся кусать плоть змея, надеясь, что это хоть как-то поможет. Хадий отреагировал на это резко ударив его о подводную скалу так, что он под водой захлебнулся, потерял сознание.

   Все последние мысли его были о любимых.


   Лебединский Вячеслав Игоревич.1992. 18.05.2019. Если вам понравилось произведение, то поддержите меня и вступите в мою уютную группу: https://vk.com/club179557491 – тем самым вы мне здорово поможете. Будет нескучно)