Ленточка

9 мая. Я встал сегодня пораньше. Святой день для нас, победителей… Кто бы мог еще несколько лет назад представить, что этот день перестанет быть праздником для нашей страны. А мы, ветераны, окажемся ненужными и неудобными для тех, кому подарили мирную жизнь без освенцимов и бухенвальдов, для тех, кому оставили возрождённую после мук и лишений страну. Сердце кровью обливается, не за это воевали, не за это погибали… Такие вот мысли…

Глажу брюки, идеальные стрелочки, Ниночке бы понравилось, правда, дорогуша? Тебя давно уже нет рядом, а я все с тобой советуюсь. И рубашка… Смотри, лапуля, какая она? Воротничок, рукавчики, за десять лет, знаешь, сколько я их перегладил? Чищу медали, да… никто не заметит, не для зевак, для себя, для тебя, Ниночка, для Пашки, вам ведь с неба виднее. Кремлю обувь, тоже мелочь, но как я в грязных туфлях пойду, праздник ведь! Букет сирени, вчера еще с куста нашего, Ниночка, срезал. Сирень в этом году, что надо, голову окунешь в нее и забываешь обо всем, будто живы вы все, и вот бегу к тебе с букетом на танцы и Пашка рядом.

А я иду… Нас мало будет сегодня таких, да… годы идут, но не в этом дело, время нынче такое, смутное, люди одурманены. И парада в этом году снова не будет, так, пара-тройка смельчаков пройдут со слезами на глазах, представляешь, под конвоем беснующихся молодчиков. А мне не страшно. Я косую эту безглазую из окопов столько раз видел, щипал себя иногда, живой ли. И удивлялся: живой! Чувствую, и ногу свою раненную как тогда чувствую, и как горечь к горлу подступает, когда людей в балаклавах с факелами на улицах вижу, нечисть эту.

Стыдно за страну свою, город, когда-то город-герой, а сейчас… и говорить тошно, за день защитника Отечества стыдно, которого больше нет, петлюровский день теперь празднуется, за то, что историю нашу, победу нашу украли… Стыдно, не уберегли… Пашка, перед тобой стыдно до жути, ты же умер с этим городом на устах!

Так, что за жизнь мне без вас, а? Хоть встречу вас там, обниму, песню споем, выпьем, можно вам там пить или нет, кто знает? Можно, наверное, если долго не виделись. И гармонь организуем, Васька, наш солдатик, тоже с вами, но, а как иначе? За что только Бога так прогневал, вы все там, а я здесь мучаюсь?

Хоть один друг есть, он не предает, он слушает меня и успокаивает, а главное, молчит – Черное море. Вот приду к нему сегодня, будем с ним песни петь. Мне же не с кем больше, затянем с ним «Смуглянку», чуть-чуть и полегчает. Море все помнит, все терпит. Оно такое майское, спокойное, не кричащее, не галдящее, чайки летают, песок теплый струится сквозь пальцы, и я. «Старик и море» - вот Хемингуэй, чертяка, выдумал.

И вот она, напоследок, ленточка, за которую, Ниночка, сейчас и арестовывают, и в морду дать могут… георгиевская… ленточка… колорадская, как ее нелюди сейчас называют. Пашка! Колорадская, слышишь?

Не слышишь. И хорошо, что ты этого, друг мой, не видишь и не слышишь, спи спокойно, победитель фашистов, спи, мой друг.

***

Старик не дошел до аллеи Славы. И к морю он тоже не дошел. Его сердце остановилось на углу Белинского и Пантелеймоновской. С его кителя были сорваны награды, фуражка отброшена в сторону, палочка, на которую еще несколько минут назад он опирался, валялась на дороге, но в крепко сжатой руке виднелась черно-оранжевая ленточка…