Большой Совок

Во время "августовского путча" я был в Москве. Как раз в самый канун прилетел из Баку в гости к дяде. В Баку тогда был ад кромешный. В Москве было куда спокойнее. Меня тогда несколько лет подряд на лето ссылали в "столицу нашей родины" - летом у азербайджанопитеков случались обострения, и каждый проход по улице имел два исхода, или ты "хаваешь", то есть, заискиваешь перед животными, или происходит мордобой, причём бьют в основном тебя.
Сразу после путча, то есть, после поражения бессильных аппаратчиков, я оказался на Васильевском спуске, на концерте в честь "победы демократии". Люди там толпились в основном со светящимися лицами, довольные, что диссонировало с обычной московской хмуростью.

Но какие же там были рожи! Это же песня сама по себе! Дрыгался под отиеву и "конечно васю", а также под кошачий вой градского, патлатого чудовища в ортопедических очках и с пеной в уголках рта - московский аналог соловьёвского "Большого Бухарца". Это было ликующее столичное быдлохамло. Большой Совок.
Там были жирные дядьки в сабо и с массивными браслетами, дебильные юноши с ирокезами на башках, какие-то похожие на про****ей размалёванные и обвешанные унитазными цепочками девушки в пластиковых лодочках, и дедушки с активным маразмом, в майках и с железными зубами.
И вот же загадка, чему они радовались? Чего хотели от будущего?

Незадолго до того в какой-то перестроечной газетёнке я прочитал диалог.
Один советский человечек спрашивает другого (национальность этого другого опустим) уехавшего в Америку:
- А когда у вас, Яша, начинается сезон клубники?
- А в семь утра - отвечает Яша.

Я и сам этому поверил. Вообще, любой отечественный несчастный, прочитавший ту газетку, должен был стукнуть кулаком по столу и сказать:
- Твою ж мать! В семь утра! А у нас только летом! Отчего же? Да это проклятые коммуняки, вот кто лишает народ всесезонной клубники!
Собственно, ни я, да и никто, наверное, не знал ту цену, что дают за клубнику в Америке. Не знал и того, что пройдёт не так много времени, и вся клубника со вкусом клубники и запахом соответствующим, в Москве пропадёт, а на смену придёт  лишь немного похожая на эту не в ботаническом смысле ягоду белёсая дрянь, со вкусом травы, выращенная гидропонным способом какими-нибудь бойцами талибана в свободное от намаза и военных действий время. В 90-е русская клубника пропала, словно за её производство расстреливали на месте и закапывали на грядке.
Не знал никто, тогда, на Васильевском спуске, слушая кваканье пархатого юноши из группы "Ногу свело", что через недолгое время труд нашего алчущего круглогодичной клубники Большого Совка, не приходя в сознание штамповавшего пимпочки задвижек щеколд для туалетов подводных лодок, станет нахрен не нужен никому.
И что сын его сядет на иглу и через годик двинет кони от тромбоза. А дочь станет шлюхой и будет кормить всё семейство, пока не пропадёт неизвестно где и неизвестно по какой причине.
Что все эти "жутко загрязняющие экологию" заводы закроются, и экология таки появится. А дети тех самых проклятых коммуняк, комсомольцы, станут владеть всем - даже водой и воздухом. Что библиотеки, детские сады, профилактории и санатории будут переделаны в кабаки, казино и публичные дома-сауны. Что неизвестно откуда появятся "черножопые", сначала взорвут пару-тройку домов, а потом станут снимать у него, Большого Совка, состарившегося в обнимку с бутылкой, комнату, и будут выполнять за него всю работу, да что там за него, за весь город, Но это его будет скорее радовать, чем наоборот. Возможно, именно этого ему и хотелось всю сознательную жизнь.
Что власть от компартии перейдёт к милиции. Что при всей разрухе и катастрофе ему будут всего лишь показывать в телевизоре пошлую позорную блевотину, снятую дикарями в банановых странах, а он будет млеть и испытывать что-то подобное счастью. Ему будут ссать в уши в новостях, а он будет верить.
Что целое десятилетие играющий на улице маленький ребёнок будет исключительной редкостью, потому родить его - непозволительная роскошь, а те, кто может себе такое позволить, не выпустит ребёнка на улицу никогда. Что всё человеческое, всё более-менее достойное куда-то денется, а всё скотское, низменное и нечеловеческое - будет смотреть с каждого столба.
Что будущего не станет. Никакого. И если бы даже Большой Совок знал, что та система, которую он сейчас помогал сносить, стоя на улице и вопя, давала ему максимальную халяву, какая только есть на свете, он всё равно бы пошёл, ожидая ещё большей халявы, ведь он так устроен.
И что на него, потирая руки, сейчас глядят те самые, кого он поносит, и ждут, как всегда ждут от него, что он сделает именно так, как им нужно, и они не обманутся в своих ожиданиях.
Потому что они его, сука, знают.

А сейчас он ещё достаточно молод, этот Большой Совок, он нацепил майку с глистоподобным рылом блаженного академика сахарова, у него модные открытые сандалии, как у огромного ребёнка-дебила, у него в кармане жилетки лежит сложенная авоська, он курит сигареты "Друг" (скоро они исчезнут, да и вообще, все сигареты исчезнут).
У него его страну, его родину, за которую пролиты были водопады крови, выдернули из-под ног, как коврик, а он и не заметил.
Большой Совок слегка подшофе, он ****ул стакашек "Салюта" в кафетерии на Тверской, так, для настроения, он лыбится по-доброму, показывая скверные зубы, глядит на эстраду, где объявили пугачёву. И пока эта тошнотворная любимица советских животных не выплыла, наш Большой Совок, труженик, борец за демократию, примерный семьянин (эпизодическая пьяная ебля в ялтинском профсоюзном санатории не в счёт) на секунду зажмурился и представил себе, как сыплется дармовая американская клубника - с августовского безоблачного неба прямо на брусчатку красной площади.