Танго у ростральных колонн. Глава 26

                Глава 26.
                Вина.

Даже полтора месяца спустя я продолжал пребывать в состоянии эмоциональной оглушенности. Окопавшись, как медведь, в своей холостяцкой берлоге, я тупо что-то рисовал, бессмысленно чиркая карандашом по белому листу бумаги. Но ничего путного из моих рисунков не выходило, получалась какая-то ерунда. Я забросил работу, отказываясь от новых заказов, не отвечал на телефонные звонки, не встречался с друзьями, не ездил к родственникам. Я слеп и глох в собственном одиночестве. И только Лелик все чаще забирался ко мне на колени, подставляя под руки круглую ушастую голову, и тихо мурлыкал, точно пел мне, как маленькому несчастному ребенку, свои кошачьи колыбельные, пытаясь утешить.

Однажды позвонила Марина Львовна.
- Ну, как ты, Андрюша? – спросила она с неуверенной интонацией.
- Нормально.
- Чем занимаешься?
- Ничем, Марина, - честно признался я, не почувствовав даже слабого укола совести.
- Ясно… А мы тут зашиваемся. Ребята из художественного отдела стонут и просят пощады. Им срочно нужна помощь… Может, все-таки возьмешь какой-нибудь маленький заказик, а, дружочек? – я тут же представил ее виноватый взгляд, но не дрогнул.
- Не могу, Марин, просто не могу. Вдохновение по нулям. А без вдохновения ни черта не получается.
- Андрюша, но ты же профессионал! Оставь вдохновение дилетантам, а сам попробуй поработать на профессионализме. У тебя получится, вот увидишь! Ты же чертовски талантлив.
- Не могу, да и не хочу, если честно.
- А как же общее дело, командный дух, ответственность перед товарищами, деньги, в конце концов?!
Меня начал раздражать этот разговор. Ну, не было мне сейчас никакого дела до команды и, тем более денег!

- Марин, давай я напишу заявление об уходе, чтобы никого не подводить. Возьмете на мое место толкового человека. Просто именно сейчас я не в состоянии работать хорошо, а плохо работать не хочу.
- Что ты, что ты! – Я представил, как госпожа редакторша замахала своими пухлыми холеными ручками, - не вздумай уходить с работы!.. Ладно, будем считать, что ты в отпуске за свой счет. Ты уж извини, дружочек, что навязываюсь тебе с рабочими проблемами. Просто сейчас действительно довольно напряженная ситуация. Но ничего, справимся как-нибудь. А ты давай, приходи в себя и возвращайся. Мы тебя очень ждем, Андрюша, и очень сочувствуем твоему горю.
Вот только ее сочувствия мне не хватало! Я, не попрощавшись, бросил трубку. Как же они все меня достали со своим сочувствием!! Мне волком выть хотелось, а они… сочувствовали.

Я не хотел брать трубку, хоть и видел на экране имя брата, но телефон настойчиво звонил, бесконечно повторяя ритмичную мелодию. Тяжело вздохнув, я приложил телефон к уху.
- Да, Костя.
- Привет, брат! Ты совсем что-то пропал. Дозвониться до тебя невозможно, в гости не приезжаешь. Как ты вообще? – Костя спрашивал с искренним участием, и я немного оттаял душой.
- Живу, дышу, ем, сплю. Так что беспокоиться обо мне нечего. Как вы?

Я знал, что Костина жена Леночка благополучно родила сына как раз в день смерти отца. И молодые родители сразу из роддома поехали не к себе в городскую квартиру, а в загородный дом к нашей маме. Я понимал, что основным побудительным мотивом в этом была не потребность в помощи и совете свекрови, а желание не оставлять ее одну в такое тяжелое время. Молодец Костя, он все правильно сделал. Но я так ни разу и не выбрался навестить мать и племянника.

- Мама собралась на выходные печь пироги. Приезжай на обед в субботу. Мелкого посмотришь, он уже голову научился держать самостоятельно. Такой смешной становиться, забавный. Приезжай, Андрей, посидим семьей, поговорим…
- Я вообще-то планировал в субботу… - начал я, на ходу придумывая какую-нибудь убедительную отмазку. Но Костя меня перебил.
- Мама очень хотела тебя увидеть. Приезжай, брат, прошу тебя.
На минуту я замолчал, проглотив рвавшуюся с языка невинную ложь. Наверное, Костя прав, хватит бегать от себя, прятаться, зарывать голову в песок. Этого разговора все равно не избежать. Так пусть лучше раньше, чем позже. Я вздохнул и ответил:
- Хорошо. Я приеду.


Я приехал в субботу около полудня. Дом, привычный родительский дом совершенно не изменился. Мне даже показалось, что я незаметно перешагнул какую-то невидимую временную границу и попал в прошлое. Показалось, что вот сейчас из-за гаража появится высокая фигура отца в старой коричневой куртке, в которой он любил копаться в земле. Сердце сжалось от тоски и боли. Но отец, конечно, не появился. На крыльцо вышла мама, осунувшаяся, похудевшая, постаревшая на добрый десяток лет.

- Ну наконец-то, Андрейка! – она обняла меня и поцеловала сухими горячими губами. А внутри у меня все сжалось в комок. – Проходи скорей. Мы уже с утра тебя ждем всей семьей.
И Костя, и округлившаяся, похорошевшая после родов Леночка встретили меня приветливо, как долгожданного гостя. Они что-то говорили, перебивая друг друга, кажется, про ребенка, но я не слушал. В родном доме я чувствовал себя инородным телом. И это было так неловко, так дискомфортно, что по спине поползли мурашки, а плечи свело судорогой. Хотелось сгорбиться, сжаться в комок, исчезнуть.

Я очнулся от своих мыслей, когда Леночка принесла и сунула мне в руки одетого в голубой костюмчик малыша. Я даже испугался и глянул на нее с удивлением: она МНЕ дает своего ребенка?
- Правда похож на Костю? – спросила Леночка и тепло улыбнулась, поправляя воротничок на костюмчике сына.
- Да, наверное, - неуверенно пробормотал я и постарался взять себя в руки, вымученно улыбнувшись. – Привет, Левушка!

Малыш смотрел на меня большими синими глазами, моргнул пару раз и потянулся крошечной ручкой к пуговице на моей рубашке.
- Какой Левушка? – Лена с Костей переглянулись. – Разве ты не знаешь? Мы назвали его не Левушкой, а Сережей, в честь деда. 
Я с трудом проглотил застрявший в горле ком и спешно передал ребенка матери. Засунув вдруг задрожавшие руки в карманы брюк, подошел к окну и уставился невидящим взглядом на мокрые голые ветки яблонь, повернувшись к остальным спиной. В этом году любимая мною золотая осень пролетела совершенно незаметно. Я даже не успел осознать, когда же облетели листья?

- Понимаешь, Андрей, - пытался объяснить брат, неправильно расценив мое замешательство, - мы подумали, что это неспроста: один человек ушел, другой пришел в этот мир в один и тот же день. И назвали Сергеем. Я уверен, что отец был бы не против.

Казалось, что Костя оправдывается передо мной. Передо мной! Мне стало совсем плохо, я задыхался от теснившегося внутри крика.
- Сережа ведь очень ждал внука, - вступила мама, - и был бы замечательным дедом, если бы остался жив. Он ведь очень переживал, когда вы были маленькими, что из-за работы мало уделял вам времени и внимания. Мы с ним мечтали, что уж с внуками то точно отведем душу, будем возиться с ними, баловать.

Я всхлипнул и закрыл лицо руками, больше не в силах сдерживать себя.
- Ты чего, сынок? – теплая мамина ладонь легла мне на плечо.
- Господи, и вы еще пустили меня в этот дом! – воскликнул я срывающимся голосом, чувствуя, как по щекам неудержимо потекли слезы. – Как вы в глаза то мне смотреть можете, не проклиная? Это же я виновен в его смерти! Это я привел в наш дом убийцу! Если бы не я, отец был бы жив!

Мать прижала мою голову к себе и зашептала, гладя вздрагивающие плечи:- Тише, сынок, тише… Что за чушь ты несешь? Ни в чем тебя никто не винит. Разве ты мог знать, мог предположить? Ты ни в чем не виноват!
Я мотал головой, сопротивляясь, готовый провалиться сквозь землю, умереть на месте, лишь бы искупить свою вину. Но Костя и Леночка подошли и присоединились к матери, заключив меня в тесные теплые семейные объятия, успокаивая, утешая. А я рыдал как ребенок, громко всхлипывая, задыхаясь, чувствуя, как постепенно вместе со слезами из души вытекает мучительное, камнем давившее чувство вины и горе потери.

Спустя пару минут плакали все, включая Костю и маленького Сережку, который, конечно, ничего не понимал, но присоединился за компанию, просто потому что был частью нашей семьи. А потом, когда слезы кончились, мы долго сидели и вспоминали отца, проговаривая и осознавая всю глубину своей потери. Я с удивлением замечал, как уменьшается, иссякает высказанная вслух боль, когда вокруг понимающие тебя родные люди. Не помню кто сказал, что разделенная радость - двойная радость, а разделенное горе – половина горя. Справедливость этих слов я почувствовал на себе.

- Андрюша,- сказала мама поздним вечером, когда стелила мне постель в моей старой спальне, - нам сейчас всем очень тяжело, не только тебе. Не смей себя ни в чем винить и постарайся не замыкаться в себе. А боль, она пройдет. Время лечит, вот увидишь.

Продолжение: http://www.proza.ru/2019/06/18/436