Доверие

Полгода.

Полгода едкой ненависти, тупого бессилия, грызущего ожидания. Если день – это маленькая жизнь, то я был убит уже двенадцать десятков раз. Стиль жизни провинциального города располагает либо к мерзотному отуплению, либо ко смерти – выбирать не из чего. В чёрной бездне, непроницаемом ничто и беспроглядном отчаянии у меня был один-единственный луч света…

Прямо сейчас этот луч сидит напротив меня.

— Я знаю, ты боишься… Все боятся неизвестности.

Мой светловолосый ангел. Она именно такая, какой я только смел её представлять.

— Но я с тобой. И буду рядом всё время. Ты увидишь, что бояться нечего.

Она обхватывает мои плечи руками, её губы сливаются с моими, и в моей голове взрываются двенадцать крупных звёзд. Холодный ядерный синтез их нейтронного наследия пахнет вишнёвым соком с её губ. Мой ангел, моё спасение, мой апокатастасис…

— Прости… Я отойду ненадолго? Я вернусь, милый.

Конечно, солнышко. Мой ангел покидает комнату, прикрыв за собой дверь, и я оглядываюсь.

Закатные солнечные лучи накладываются на стену нежным пастельным золотом. Советская обстановка создаёт атмосферу спокойствия и уюта. В кресле у двери тихо дремлет белая как облако кошка.

На тумбочке возле кровати стоит початая бутылка Изабеллы. Я отпиваю из неё ещё немного и вздрагиваю. Странно, я выпил совсем немного, но тело уже не очень хорошо меня слушается. Вероятно, это из-за нервов.

Ведь я, по сути, летел из ниоткуда в никуда. Разница лишь в том, что там я бы погиб в любом случае.

А здесь со мной моя радость.

В нежное золото вклиниваются рубиновые оттенки. Кошка сладко зевает и, сонная, топчется на месте, после чего сворачивается калачиком.

Глаза закрываются сами по себе…

Я вдруг думаю о том, что всё это – собирательный образ мечты любого молодого человека. Долгожданная встреча с любимой, с которой вас разделяло двенадцать сотен километров – об этом мечтают тысячи людей, и вот это исполнилось у меня. Вероятно, мечты бы и вовсе не воплощались, если бы за них не умирали тысячи аналогичных мечт.

Умиротворение…

— Солнышко, ты что, уснул?

Меня легонько расталкивает моё чудо, и я снова оказываюсь в раю. За окном сумерки, в комнате не горит свет, только её волосы.

— Ты ж моя радость. Перенервничал?

Я хочу что-то сказать в ответ, но язык меня не слушается, и я робко киваю. В ночи мой ангел ещё красивее.

— Я уже всё приготовила… Выпьем ещё вина?

Мне стоит ощутимых усилий встать, но я всё равно беру бутылку и прикладываюсь к ней. Затем передаю её моей радости, упав обратно на кровать. Краем глаза замечаю, что она не притрагивается к бутылке, изящным жестом поставив её обратно на тумбочку.

— Ты когда-нибудь думал о том, что у жизни есть цена?

Если я и думал о чём-то подобном, то точно не сейчас. Сейчас я лежу в одной кровати со своим ангелом, пьяный, бездумный и совершенно счастливый.

— Легко отдать жизнь вхолостую. Ради выживания или в погоне за целями, которые тебе не нужны.

Она сидит на краю кровати, а я вожу пальцами ей вверх-вниз по спине. По моему телу бегают мурашки – от макушки до кончиков пальцев. Сказал бы, что я в нирване, но моя нирвана сидит в полуметре от меня.

— Я думаю, отдать жизнь ради искусства – это высшая цена, которую ей можно найти. Это благородно, это высоко… Искусство вечно.

Она произносит слово "искусство" с таким томным придыханием... Проносится ленивая мысль: неужели она воспринимает как объект искусства и меня? Мысль эта тут же гаснет — мы с моим зайчиком друг для друга живые люди и никакие не объекты. Безусловно.

— Более того, ты будешь жить, пока о тебе помнят, и этот рецепт бессмертия куда надежнее, чем любые христианские байки.

Я слабо соображаю: мысли словно утопают в болоте. Шевелиться трудно. Но я безмерно рад, что кошмар последнего полугода наконец-то закончился. Что сегодня я усну в обнимку с любимой. Что я проснусь, и этот рай никуда не исчезнет.

— Что может быть приятнее, чем понимание, что ты обманываешь нерушимые законы, предписания, нормы? При помощи искусства можно обмануть саму смерть.

Я лежу и просто жду, когда прелюдия закончится. Мой ангел в ночи так прекрасен…

— Искусство – вот за что не жалко жизни. – Она молчит, затем резко поднимает меня за руку, заставив сесть. – Иди сюда, моя радость…

Мы целуемся, в моей голове кисель из редких мыслей, благодарности и счастья. Время и пространство остановились и сжались в этой точке, крохотной комнате где-то на окраине пока чужого для меня мегаполиса. Я не хочу, чтобы это когда-либо заканчивалось.

Я чувствую, что на моём плече что-то затягивается.

— Тихо-тихо, не бойся…

Моё чудо отстраняется от меня, чтобы заняться плечом. Она туго затягивает на нём жгут, и я уже чувствую, как моя рука немеет.

— Солнышко моё, скажи… Ты мне доверяешь?

Я доверяю тебе больше, чем себе, мой ангел. Я киваю, глядя на свою красоту. Раньше такую недосягаемую, а теперь только руку протяни…

— Я хочу попробовать кое-что. Это не страшно… тебе понравится.

Снова зашевелились сладострастные позывы, но я мысленно от них отмахнулся. Нет, всё же, мне сейчас этого совсем не хочется.

Моё сокровище… Как же она прекрасна.

— Я с тобой и никуда от тебя не денусь.

Во мраке почти ничего не видно, но я чувствую, как она вкалывает мне что-то в запястье, предплечье, локтевой сгиб. Рука полностью немеет и ощущается как студень. Во мне просыпается тревога, но тут же глушится опьянением.

И беспредельной любовью.

— Ты у меня такой молодец.

Сквозь пелену я слышу мяуканье кошки. Моя радость что-то делает с моей рукой, которую я совсем не чувствую.

— Я с тобой…

Какая же она у меня замечательная.

Я лежу и смотрю в потолок. К нам на кровать запрыгнула кошка. Мой ангел шепчет мне слова и периодически целует в лоб.

Кошка деловито мяукает и очень громко урчит.

Я опускаю глаза и вижу, что у меня больше нет правой руки.

Какая она у меня заботливая.

Знает ведь, что я левша.

Кошка утробно урчит, пока мой ангел зашивает мне обрубок.

— Я особенно нежно, чтобы зажило быстрее…

Спасибо, моё сокровище.

Проходит всего только двенадцать сотен мгновений, когда моё чудо вслух произносит «зелёнка». Я присматриваюсь и нащупываю банку с зелёнкой на тумбочке, после чего сам её подаю оставшейся рукой.

— Я люблю тебя.

И я тебя люблю, моё счастье.

***

В голове фиолетовым пожаром догорает дурман. Мне дико хочется пить.

Моё чудо пока куда-то отошло, закрыв дверь на ключ. Знает же, что не сбегу, и всё равно заботится. Мой ангел.

Я опираюсь на изголовье кровати. В комнате светло: хотя снаружи пасмурно, солнце подсвечивает облачную завесу. Тепло и уютно.

Я не могу больше уснуть, но и бодрствованием это состояние не назвать. Дурман постепенно растворяется, и остаётся стерильная пустота.

Я вспоминаю, что было вчера, и понимаю, что моя жизнь больше не будет прежней. Возможно, только сейчас я начинаю жить.

Ведь теперь мы с моим сокровищем всегда будем вместе.

В луже крови около кровати лежат мои конечности. Кошка довольно мурчит и, хлюпая, вгрызается в бедро одной из ног. Неподалёку сиротливо валяются руки, уже обглоданные в нескольких местах.

Я не чувствую никакой боли. Моя радость хорошо постаралась. Ради меня. Ради нас.

Кошка, тихонько мурлыкая, разрывает очередное моё сухожилие. Снаружи начинает мягко шелестеть дождь.

Часы пробивают двенадцать.

Скоро моя радость вернётся, и мы снова будем рядом. Уже сейчас я безумно скучаю и злюсь на себя, что не могу сам удовлетворить свою жажду, но это такие ничтожные мелочи. Всё это.

Ведь она обязательно вернётся.

Я слышу, как снаружи завывает полицейская сирена.

Слышу звуки на лестнице. Крики.

— Вы слышите меня? Вы живы? Ответьте, я помогу вам.

Голос. Незнакомый. Чей-то.

Пожалуйста, не помогайте.


Рецензии