Доверие
Полгода едкой ненависти, тупого бессилия, грызущего ожидания. Если день – это маленькая жизнь, то я был убит уже двенадцать десятков раз. Стиль жизни провинциального города располагает либо к мерзотному отуплению, либо ко смерти – выбирать не из чего. В чёрной бездне, непроницаемом ничто и беспроглядном отчаянии у меня был один-единственный луч света…
Прямо сейчас этот луч сидит напротив меня.
— Я знаю, ты боишься… Все боятся неизвестности.
Мой светловолосый ангел. Она именно такая, какой я только смел её представлять.
— Но я с тобой. И буду рядом всё время. Ты увидишь, что бояться нечего.
Она обхватывает мои плечи руками, её губы сливаются с моими, и в моей голове взрываются двенадцать крупных звёзд. Холодный ядерный синтез их нейтронного наследия пахнет вишнёвым соком с её губ. Мой ангел, моё спасение, мой апокатастасис…
— Прости… Я отойду ненадолго? Я вернусь, милый.
Конечно, солнышко. Мой ангел покидает комнату, прикрыв за собой дверь, и я оглядываюсь.
Закатные солнечные лучи накладываются на стену нежным пастельным золотом. Советская обстановка создаёт атмосферу спокойствия и уюта. В кресле у двери тихо дремлет белая как облако кошка.
На тумбочке возле кровати стоит початая бутылка Изабеллы. Я отпиваю из неё ещё немного и вздрагиваю. Странно, я выпил совсем немного, но тело уже не очень хорошо меня слушается. Вероятно, это из-за нервов.
Ведь я, по сути, летел из ниоткуда в никуда. Разница лишь в том, что там я бы погиб в любом случае.
А здесь со мной моя радость.
В нежное золото вклиниваются рубиновые оттенки. Кошка сладко зевает и, сонная, топчется на месте, после чего сворачивается калачиком.
Глаза закрываются сами по себе…
Я вдруг думаю о том, что всё это – собирательный образ мечты любого молодого человека. Долгожданная встреча с любимой, с которой вас разделяло двенадцать сотен километров – об этом мечтают тысячи людей, и вот это исполнилось у меня. Вероятно, мечты бы и вовсе не воплощались, если бы за них не умирали тысячи аналогичных мечт.
Умиротворение…
— Солнышко, ты что, уснул?
Меня легонько расталкивает моё чудо, и я снова оказываюсь в раю. За окном сумерки, в комнате не горит свет, только её волосы.
— Ты ж моя радость. Перенервничал?
Я хочу что-то сказать в ответ, но язык меня не слушается, и я робко киваю. В ночи мой ангел ещё красивее.
— Я уже всё приготовила… Выпьем ещё вина?
Мне стоит ощутимых усилий встать, но я всё равно беру бутылку и прикладываюсь к ней. Затем передаю её моей радости, упав обратно на кровать. Краем глаза замечаю, что она не притрагивается к бутылке, изящным жестом поставив её обратно на тумбочку.
— Ты когда-нибудь думал о том, что у жизни есть цена?
Если я и думал о чём-то подобном, то точно не сейчас. Сейчас я лежу в одной кровати со своим ангелом, пьяный, бездумный и совершенно счастливый.
— Легко отдать жизнь вхолостую. Ради выживания или в погоне за целями, которые тебе не нужны.
Она сидит на краю кровати, а я вожу пальцами ей вверх-вниз по спине. По моему телу бегают мурашки – от макушки до кончиков пальцев. Сказал бы, что я в нирване, но моя нирвана сидит в полуметре от меня.
— Я думаю, отдать жизнь ради искусства – это высшая цена, которую ей можно найти. Это благородно, это высоко… Искусство вечно.
Она произносит слово "искусство" с таким томным придыханием... Проносится ленивая мысль: неужели она воспринимает как объект искусства и меня? Мысль эта тут же гаснет — мы с моим зайчиком друг для друга живые люди и никакие не объекты. Безусловно.
— Более того, ты будешь жить, пока о тебе помнят, и этот рецепт бессмертия куда надежнее, чем любые христианские байки.
Я слабо соображаю: мысли словно утопают в болоте. Шевелиться трудно. Но я безмерно рад, что кошмар последнего полугода наконец-то закончился. Что сегодня я усну в обнимку с любимой. Что я проснусь, и этот рай никуда не исчезнет.
— Что может быть приятнее, чем понимание, что ты обманываешь нерушимые законы, предписания, нормы? При помощи искусства можно обмануть саму смерть.
Я лежу и просто жду, когда прелюдия закончится. Мой ангел в ночи так прекрасен…
— Искусство – вот за что не жалко жизни. – Она молчит, затем резко поднимает меня за руку, заставив сесть. – Иди сюда, моя радость…
Мы целуемся, в моей голове кисель из редких мыслей, благодарности и счастья. Время и пространство остановились и сжались в этой точке, крохотной комнате где-то на окраине пока чужого для меня мегаполиса. Я не хочу, чтобы это когда-либо заканчивалось.
Я чувствую, что на моём плече что-то затягивается.
— Тихо-тихо, не бойся…
Моё чудо отстраняется от меня, чтобы заняться плечом. Она туго затягивает на нём жгут, и я уже чувствую, как моя рука немеет.
— Солнышко моё, скажи… Ты мне доверяешь?
Я доверяю тебе больше, чем себе, мой ангел. Я киваю, глядя на свою красоту. Раньше такую недосягаемую, а теперь только руку протяни…
— Я хочу попробовать кое-что. Это не страшно… тебе понравится.
Снова зашевелились сладострастные позывы, но я мысленно от них отмахнулся. Нет, всё же, мне сейчас этого совсем не хочется.
Моё сокровище… Как же она прекрасна.
— Я с тобой и никуда от тебя не денусь.
Во мраке почти ничего не видно, но я чувствую, как она вкалывает мне что-то в запястье, предплечье, локтевой сгиб. Рука полностью немеет и ощущается как студень. Во мне просыпается тревога, но тут же глушится опьянением.
И беспредельной любовью.
— Ты у меня такой молодец.
Сквозь пелену я слышу мяуканье кошки. Моя радость что-то делает с моей рукой, которую я совсем не чувствую.
— Я с тобой…
Какая же она у меня замечательная.
Я лежу и смотрю в потолок. К нам на кровать запрыгнула кошка. Мой ангел шепчет мне слова и периодически целует в лоб.
Кошка деловито мяукает и очень громко урчит.
Я опускаю глаза и вижу, что у меня больше нет правой руки.
Какая она у меня заботливая.
Знает ведь, что я левша.
Кошка утробно урчит, пока мой ангел зашивает мне обрубок.
— Я особенно нежно, чтобы зажило быстрее…
Спасибо, моё сокровище.
Проходит всего только двенадцать сотен мгновений, когда моё чудо вслух произносит «зелёнка». Я присматриваюсь и нащупываю банку с зелёнкой на тумбочке, после чего сам её подаю оставшейся рукой.
— Я люблю тебя.
И я тебя люблю, моё счастье.
***
В голове фиолетовым пожаром догорает дурман. Мне дико хочется пить.
Моё чудо пока куда-то отошло, закрыв дверь на ключ. Знает же, что не сбегу, и всё равно заботится. Мой ангел.
Я опираюсь на изголовье кровати. В комнате светло: хотя снаружи пасмурно, солнце подсвечивает облачную завесу. Тепло и уютно.
Я не могу больше уснуть, но и бодрствованием это состояние не назвать. Дурман постепенно растворяется, и остаётся стерильная пустота.
Я вспоминаю, что было вчера, и понимаю, что моя жизнь больше не будет прежней. Возможно, только сейчас я начинаю жить.
Ведь теперь мы с моим сокровищем всегда будем вместе.
В луже крови около кровати лежат мои конечности. Кошка довольно мурчит и, хлюпая, вгрызается в бедро одной из ног. Неподалёку сиротливо валяются руки, уже обглоданные в нескольких местах.
Я не чувствую никакой боли. Моя радость хорошо постаралась. Ради меня. Ради нас.
Кошка, тихонько мурлыкая, разрывает очередное моё сухожилие. Снаружи начинает мягко шелестеть дождь.
Часы пробивают двенадцать.
Скоро моя радость вернётся, и мы снова будем рядом. Уже сейчас я безумно скучаю и злюсь на себя, что не могу сам удовлетворить свою жажду, но это такие ничтожные мелочи. Всё это.
Ведь она обязательно вернётся.
Я слышу, как снаружи завывает полицейская сирена.
Слышу звуки на лестнице. Крики.
— Вы слышите меня? Вы живы? Ответьте, я помогу вам.
Голос. Незнакомый. Чей-то.
Пожалуйста, не помогайте.
Свидетельство о публикации №219061901181