Рассказы о войне ветерана 94

                АДЛИГ  ШВЕНКИТТЕН

              Повесть.
     Автор Александр Солженицын.

 Александр Исаевич Солженицын(1918-2008), русский писатель, драматург,
эссеист-публицист, поэт, общественный и политический деятель.
Академик РАН по Отделению историко-филологических наук.
Лауреат Нобелевской премии по литературе (1970).

                «Памяти майоров  Павла  Афанасьевича  Боева
                и  Владимира  Кондратьевича Балуева».

Продолжение повести.
Начало http://www.proza.ru/2019/06/19/592

          3

 «Ошеломительно быстрый прорыв наших танков к Балтийскому морю менял  всю картину Прусской операции, и  тяжёлая  пушечная  бригада  никуда  не  могла поспеть и понадобиться сегодня-завтра. А комбриг уже не первый день хромал: нарыв у  колена.  И  уговорил  его бригадный врач не откладывать, поехать сегодня в госпиталь, соперироваться Комбриг и уехал, оставив Вересового за себя. Ни дальнего звука стрельбы ниоткуда. Ни авиации,  нашей  ли,  немецкой.
Как кончилась война.

 День  был  не  холодный,   сильно   облачный.   Малосветлый.   Пока сворачивались со  своих  условных  огневых  позиций,  и  все  три  дивизиона подтягивались к штабу бригады. Тихо дотекало к сумеркам. Уже и внедрясь в  Европу,  счёт  мы  вели  по московскому времени. Оттого светало чуть не в девять утра, а темнело, вот, к шести. И вдруг пришла из штаба артиллерии армии шифрованная радиограмма: всеми тремя дивизионами немедленно начать движение на север, к городу Либштадту, а по мере прибытия туда  всем  занять  огневые  позиции в 7-8-и километрах восточнее его, с основным дирекционным углом 15-00.
 
 Всё-таки сдёрнули! На ночь глядя. Да так всегда и бывает: когда  меньше всего охота двигаться, а только бы переночевать на уже занятом  месте. Но поражало 15-00. Такого не было  за  всю  войну:  прямо  на  восток!  Дожили.
Привыкли от 40-00 до 50-00 – на запад, с вариациями.
Нет, ещё раньше разила начальника штаба потребность немедленно заменить перетравившихся шоферов. Запасных – почти не было. С каких рулей снимать и что оставить без движения? Больше всех пострадал 1-й дивизион, и подполковник Вересовой запросил штаб артиллерии оставить  его  на  месте,  за  счёт него докомплектовать тягу 2-го и 3-го.
Выхода и нет. Разрешили.

 Переломиться к ночному движению - трудны только самые первые минуты.  А вот уже двадцать четыре крупнокалиберные пушки-гаубицы подцепляли тракторами – все нагло с фарами. За ними строились подсобные машины. Всё вокруг рычало. «...километров восточнее» – это очень не  всё.  Топографическая  карта, километр в двух сантиметрах, вот передавала складки местности,  да  не  все, конечно. Шоссе и просёлочные дороги, и какие обсажены, а какие нет; и извивы реки Пассарге, текущей с юга на север, и отдельные  хутора,  рассыпанные  по местности, да все ли хутора? А ещё сколько там  троп?  А хутора  –  с жителями, без жителей?

 Подполковник наудачу прикинул: 2-й дивизион вот тут,  поюжней,  3-й – вот тут, посеверней. Разметили примерными овалами. Майор Боев стоял с распахнутой планшеткой и хмуро  рассматривал  карту. Сколько сотен раз за военную службу  приходилось  вот  это  ему  –  получать задачу.  И  нередко  бывало,  что  расположение  противника  при   этом   не сообщалось, оставалось неизвестным: начнётся  боевая  работа, тогда  само собой и прощупается. А сейчас,  ещё  издали,  за  25  километров  от  того Либштадта,  как угадать, где пустота, а где оборванный  немецкий  фланг?  А главное: где наша пехота? и той  ли  дивизии,  какая  сюда  назначена?  Ведь наверняка отстали, не за танками им угнаться, растянулись – и  насколько?  И где их искать?

 Но привычно твёрдый голос Вересового не  выдавал  сомнений.  Стрелковая дивизия – да, наверно, та самая, что и была. Растянулась, конечно. Да  немцы в ошеломлении, наверно стягиваться будут к  Кенигсбергу.  Штаб  бригады  будет в Либштадте или около. Где-нибудь там и штаб дивизии. А в чём был смысл – занять  огневые  позиции  до  полуночи?  В  темноте топопривязки не сделаешь, только по местным  ориентирам, приблизительно, – такая приблизительная будет и стрельба.
Да при орудиях – сильно неполный боекомплект. Тылы отстали.
Что делать, подвезут.

 Боев посмотрел на Вересового исподлобья. С  начальством  и  близким  не договоришься. Как и тому – со своим. Начальство – всегда право. По зимней дороге и с малым гололёдом ещё надо дотянуться  невредимо  до этого Либштадта, часа бы за три. За тучами – луна уже должна быть. Хоть не в полной тьме. Слитно рычали тракторы. Вся колонна, светя десятками фар,  вытягивалась из деревни на шоссе. Выбирались едва не полчаса. Потом гул отдалился.

          4

 А какой подъём от Победы! И от тишины, глухоты, – всё это тоже знаки Победы.
И от  этого  –  всюду  брошенного,  ещё  тёплого  немецкого  богатства. Собирай, готовь посылки домой,  солдат  пять  килограмм,  офицер  –  десять, генерал – пуд. Как отобрать лучшее, не ошибиться? А уж сам тут –  ешь,  пей, не хочу. Каждый дом квартировки, как чудо. Каждая ночёвка, как праздник. Комиссар бригады подполковник  Выжлевский  занял  самый  видный  дом  в деревне. В нижнем этаже – даже не комната, а большой зал, освещённый дюжиной электрических  ламп  с  потолка,  со  стен.  И  шёл  же  откуда-то  ток,  не прерывался, тоже чудо. Здешняя радиола  (заберём  её)  подавала,  в  среднем звуке, танцевальную музыку.

 Когда  Вересовой   вошёл   доложиться,   Выжлевский – крупноплечий, крупноголовый, с отставленными ушами, сидел,  утонувши  в  мягком  диване, у овального столика, с лицом  блаженным,  розовым.  (Этой  голове  не  военная фуражка бы шла, а широкополая шляпа.) На том же диване, близ него, сидел бригадный смершевец капитан  Тарасов, всегда схватчивый, доглядчивый, легкоподвижный. Очень решительное лицо. Сбоку распахнута была  в  обе  половинки  дверь  в  столовую. Там сервировался ужин, мелькнули  две-три  женские  фигуры,  одна  в  ярко-синем платьи, наверно немка. А была и политотдельская,  переоделась  из  военного, ведь гардеробным добром изувешаны прусские  шкафы.  Тянуло  запахом  горячей пищи.

 – Вересовой, с чем пришел? В отсутствие комбрига он был формально старший, и мог бы сам принять любое дальше решение. Но, прослужив в армии уже полтора десятка лет, хорошо усвоил не решать без политруков, всегда  надо  знать  их волю и не ссориться. Так вот насчёт перевозки штаба? – не сейчас бы и ехать?
Но явно: это было никак невозможно!  Ждал  ужин  и  другие  приятности.
Такой жертвы нельзя требовать от живых людей.

 Комиссар слушал музыку, полузакрыв глаза. Доброжелательно ответил:
 – Ну, Костя, куда сейчас ехать?  Среди  ночи  что  там  делать?  Где остановимся? Завтра встанем пораньше – и поедем.
И оперуполномоченный, всегда уверенный  в  каждом  своём  жесте,  чётко кивнул. Вересовой не возразил, не поддакнул.
Стоял палкой. Тогда Выжлевский в удобрение:
– Да приходи к нам ужинать. Вот, минут через двадцать.
Вересовой стоял –  думал.  Оно  и  самому-то  ехать  не  хотелось:  эти прусские ночлеги сильно размягчают.

 И ещё  соображение:  1-й  дивизион  стоит разукомплектованный, не бросить же его. Но и взгреть могут.
 Тарасов нашёлся, посоветовал:
  – А вы снимите связь и с армией, и с дивизионами. И вот, для всех  мы будем в пути, в переезде.
Ну, если смершевец советует, так не он же и стукнет?
А ехать на ночь – и правда, выше сил».

 Продолжение повести в следующей публикации.

  19.06.2019