Песни волн

Из тысячи людей только двое
любят по-настоящему.
 Куприн






















2012 (вместо пролога)
Это было вечером. Кажется, там, вверху, светило солнце, этот большой желтый круг, который садился в волны. Маяк на скале готов был упасть. Трещина, трещина на нем уползала вверх, сталкиваясь с розовым цветком вьюнка и останавливаясь.
Возьми меня домой, закупори в стеклянную баночку, прочно закрути жестяной крышкой, затяни покрепче. Сядь рядом со мной, сядь на ковер и смотри на меня сквозь грязное стекло, смотри на меня, смотри, как я танцую в лучах света. Я всегда буду с тобой. Куда бы ты ни пошел.
Кажется, этот город он назвал Портленд-Сити. Нет, совсем не обычный Портленд, эта угрюмая прямоугольная махина на северо-западе. Он собрал все, распределил и раскрасил.
Он создал ветер. Этот ветер трепал сейчас низенькие зеленые елочки, то-же его рук дело. Ветер трепал полевые ромашки — листья рассеченные, сте-бель длинный. Она любила их, эти ромашки. Они были ей дороже всего на свете. А когда он поднялся на скалу, цветы завяли. Ветер стих.
Он поднялся на скалу. Пришел? Волосы растрепались, футболка сзади обгорела, на руках — остатки пороха и мозоли, стопы были изрезаны острыми камнями, а по большому пальцу стекала пульсирующая струйка крови. Все шло не по плану.
Он упал на землю и обхватил голову руками. Его лицо было так близко к земле, что он чувствовал ее запах, ощущал на своих щеках ее жар. Внизу плескалось море, такое синее и бескрайнее, оно терялось где-то там, вдале-ке.
Он хотел вернуться, начать все сначала. Не сейчас. И он закричал гулко, долго, бессильно.
Он вспомнил что-то. Вскочил, схватил первый попавшийся камень… Ка-мень, похожий на тот, что лежит на дне. Он бежал к маяку, кричал, молчал и снова кричал. Удар. Удар. Удар. Раньше там была надпись, а теперь ее нет.
Город разрушен. Город пуст. Город будет всегда.
Он подошел к заборчику, который стоял у самого края скалы, посмотрел на волны. Волна… Набегает на скалу, пытаясь разрушить ее, но отползает прочь, уничтоженная, разбитая. Скала вечна. Он решил, что она будет такой.
Снова поднялся ветер. Парень перемахнул через забор.
Ты довольна?
Парень закрыл глаза. Ветер трепал его волосы. Как же он был счастлив в этот момент. Он разжал руки, забор оставил занозу в его мизинце, но парень не обратил на это внимания, ведь это не было так важно.
Было важно совсем другое. То, как его тело падало на камни, как лома-лись его кости, как его уносило волной все дальше и дальше от скалы, а потом тянуло на дно. И все это время он улыбался, ведь это был конец. Ло-гичное завершение, пусть и не самое счастливое. Но вообще, какое заверше-ние можно считать плохим, а какое нет?
Когда я уже не дышу и не существую в привычном понимании?
Когда я — не я?




















Полночи смеялся,
Полночи плакал,
Полночи ловил стрекоз.
Я так испугался,
Что ты исчезнешь,
И снова к тебе приполз.
Светлов
Часть 1. Однажды в Америке
1998
1
Портленд-Сити... Маленький городок на юге Америки, рай для любителей спокойствия и умиротворения, для желающих вздохнуть полной грудью, провести кончиками пальцев по пшеничным колосьям, а потом медленно и методично пить чай на веранде двухэтажного дома, построенного в сканди-навском стиле, красиво, но без излишеств.
Мальчик лет семи ехал на велосипеде по тихим городским улочкам  мимо сквера, рядом с небольшим, покрытым лилиями прудиком. Заехал в лавку старика Джо. Потом остановился, раздумывая, куда ему отправиться. Ветер колыхал его спутанные темные волосы, будто камыши, стоящие у реки на тонких ножках. Затем он нажал на педаль и направился в сторону поля. Про-ехав по тротуару, он свернул налево, навстречу желтым колосьям. Когда он был совсем маленьким, то играл здесь со своей мамой в прятки. Он ложился в траву, и его никогда не было видно.
Закрыть глаза.
Он подъехал к своему дому, осмотрел старенький и сильно потрепанный временем почтовый ящик с надписью "Роузы" и крикнул:
-Мам! Можно я еще немного покатаюсь?
Дверь открылась и показалась красивая, высокая, с такими же темными, как у сына, волосами, женщина. Это в ее голове. Не остановить.
-Хорошо, Алекс, только не очень долго. Ведь ты знаешь, как я за тебя волну-юсь, тем более обед почти готов, - сказала она.
-Спасибо, мам.
Сказав это, Алекс уехал.
Он выехал в поле. Солнце было в самом зените, и сильно пекло.
А может, существование и все, что окружает нас - лишь иллюзия умирающего мозга больного раком пациента, лежащего в больнице где-нибудь в Монреале? Почему нет? Ведь это идеальная теория, ее не может никто подтвердить, и  никто опровергнуть. Это как уравнение x + y = z. Слишком мало данных, чтобы решить его.
Алекс проехался по полю пару раз туда - назад, подумал о том, что ему бы хотелось себе щенка, но мама бы не разрешила. Но в какой-то момент, когда он вновь ехал обратно и уже собирался домой, то остановился.
Девчушка небольшого роста, с длинными темными волосами, заплетенными в косички, сидела на большом камне и смотрела своими изумрудно-желтоватыми глазами куда-то в голубую высь. Это было странно, не то, что она здесь сидела, а то, откуда она тут взялась, ведь буквально пять минут назад Алекс проезжал здесь, и этот камень был пуст. Как будто эта девочка просто взяла и появилась. Из воздуха.
Алекс нерешительно подъехал к ней и просто стал смотреть на нее, интере-суясь, о чем она думает и зачем здесь сидит. "Так хорошо побыть в тишине, вот только этот мальчик мешает. Может, сказать ему об этом?". Или "Тут так красиво... Может, стоит с ним познакомиться?". Сначала девочка будто бы не замечала Алекса, но потом, заинтересовавшись, она стала разглядывать его. Ничего не происходило, они просто... смотрели друг на друга. Изучали. Анализировали.
А потом, в какой-то момент, их глаза встретились. Ее изумрудно-желтоватые и его бледно-карие. Это была точка, дойдя до которой, нельзя было вернуться назад, как будто тебя засосало водоворотом на самое дно и уже нет никакой надежды на спасение.
-Странно, - вдруг сказала незнакомка.
-Что? - недоумевал Алекс.
-Ты странный, - продолжала она.
Алекс приподнял брови, потом опустил голову, словно показывая, что ему обидно, хотя на самом деле то, что незнакомая девочка назвала тебя стран-ным можно считать... лестным  что ли.
-Как тебя зовут? - спросила она, заставляя Алекса поднять голову. Девочка как-то странно улыбалась.
-Я-я? - удивился Алекс. - Я - Алекс.
В ответ она только молчала. Ничего не говорила, а только вопросительно смотрела на него.
-Ну? - спросила девочка.
-Что "ну"?
-Как что? Ты должен спросить: "А как тебя зовут?" или что-то вроде этого. А я должна ответить.
-Почему? Почему так? Кто-то установил такой закон?
-Я не знаю. Просто мне это кажется... правильным что ли? И кому это может показаться неправильным, если так?
-Откуда ты это знаешь? Вдруг это - самая неправильная вещь в жизни, кото-рую ты когда-либо сделала? Вдруг это - всемирная ошибка?
-Слушай, я просто знаю и все. А теперь... давай. Говори.
-Ладно, если так, то пожалуйста. Э-э-э... Как тебя зовут?
-Дженни. Дженни Аттвуд. Мы с семьей недавно сюда переехали.
-Теперь понятно, почему я раньше тебя здесь не видел, Дженни Аттвуд.
-Давай просто Дженни.
-Хорошо, Дженни.
Они замолчали, но не переставали смотреть друг другу в глаза. Казалось, девочка ушла в свои мысли. Алекс смотрел на нее, не понимая, что делать дальше.
-Давай будем друзьями, - сказала, улыбнувшись, Дженни.
Алекс в ответ лишь кивнул головой. И вновь водрузилось молчание. Не тяжелое, совсем нет, оно было каким-то легким и спонтанным, но казалось, что оно будет тянуться вечно, пройдут минуты, часы, дни, годы, но молчание останется с ними навсегда. Мир захватят роботы, а они будут продолжать молчать. Не позволяй разрушить...
-Отвези меня к маяку, - произнесла она, теребя косичку.
-Прости, но... мама запретила мне ходить туда одному.
Дженни улыбнулась, и посмотрев в какую-то точку, видную только ей одной, сказала:
-Но ведь мы же поедем?
Алекс замялся, но потом решительно ответил:
-Нет. Прости, но я не могу. Мама запретила.
-Ну Алекс! Пожалуйста... Я тебя как друга прошу.
-Ну... ну ладно. Поехали, залезай.
Дженни села на багажник велосипеда, Алекс оттолкнулся, и они поехали. Несмотря на то, что Алексу было тяжело везти Дженни, на ее вопросы вроде: "Тебе не тяжело?" или "Может, мне лучше слезть?" он отвечал: "Нет, не на-до" или просто мотал головой и продолжал ехать. Если бы его друзья-мальчишки увидели бы Алекса сейчас, они бы непременно сказали бы сле-дующее: "Алекс возит девчонок! Алекс втрескался!" Но, к счастью, их сейчас не было рядом. Колосья щекотали им пятки, но, когда поле кончилось и на-чалась трава, она не могла достать до их ног, коснуться их своей зеленой сущностью.
Алекс остановился рядом с маяком, слез с велосипеда и аккуратно поставил его около лавочки. Четырнадцать лет...
-Ого! - сказала Дженни. -  Я не знала, что тут так красиво.
Дженни оглянулась вокруг, а потом несколько раз покрутилась вокруг себя, ее желтое платье развивалось на ветру. Она подошла к бежевому забору, расставила руки в стороны и закрыла глаза, подставив лицо соленым брыз-гам и прохладному бризу. Она улыбалась. Алекс хотел подойти к ней и об-нять, но почему-то медлил и стоял на месте, лишь наблюдал за ней. Плевать, когда это было, в девяносто восьмом или в две тысячи двенадцатом, днем или в сумерках, главное, что это происходило. Вдруг Дженни перегнулась через забор, чтобы рассмотреть волны, разрушающие скалу.
-Стой! Не надо! Ты же можешь упасть.
-Пф... Да ладно тебе, - сказала она, еще больше перегибаясь через забор.
Вдруг, словно кто-то невидимый, толкнул ее, Дженни упала. Она держалась за деревянную балку... В тот момент все могло закончится, просто так взять и оборваться, но этого не случилось. Алекс подскочил к Дженни и ухватил ее за руку.
-Алекс! Алекс, помоги мне! Пожалуйста!
Мальчик старался изо всех сил. Мысли в голове. Стремительное падение всего. Через несколько секунд Дженни оказалась в безопасности. Дети боязливо отползли от края. Не моргай, иначе пропустишь зарождение.
-Ты... ты... - запинаясь, начала Дженни, - спас меня.
-Да... наверное.
-Боже мой... Алекс, Боже мой, спасибо! Я... я...
-Дженни, я... просто...
-Молчи, Алекс, просто молчи.
Дженни подошла и обняла его. Алекс закрыл глаза и растворился в тепле ее тела. Наслаждайся, пока можешь. Будьте частью друг друга, обменивайтесь энергией. Откуда-то с севера надвигались черные грозовые тучи. Они мед-ленно ползли, зацепляя и поглощая внутрь себя стаи птиц.
-Пойдем, - сказал Алекс. - Тучи идут, скоро будет дождь, не хотелось бы на-мокнуть.
-Нет... Пожалуйста, давай останемся. Пожалуйста!
Алекс опустил голову, немного подумал и согласился.
-Тогда... пошли на маяк, - сказал мальчик, показывая на низенькую дверь.
-А он открыт?
-Не знаю, но надеюсь на это.
Он создал тебя. Меня. Этот мир.
Алекс дернул ручку двери, и когда она, сильно заскрипев, покорно откры-лась, произнес:
-Как видишь. Ну, дамы вперед.
Алекс зашел внутрь, а Дженни стеснительно прошла за ним. Вокруг было много пыли, от которой сильно хотелось чихать, но, в целом, маяк можно было считать пригодным местом для того, чтобы укрыться от дождя. Дженни улыбнулась и осмотрелась. Вообще, она очень мило улыбалась.
Посередине комнаты стоял столик с красивыми резными ножками, но каза-лось, что он был частью чего-то большего. Всемирного заговора? Вдруг за ним совещались люди из ФБР? На столе лежали какие-то бумаги, вроде сче-тов за свет или форм для оплаты налогов, картонные обертки, книги, кажет-ся, Брэдбери "Марсианские хроники" и Джордж Оруэлл "1984". Может, кто-то, живший здесь, любил фантастику? Около ножки в куче всякого хлама ва-лялась обычная настольная лампа, вроде тех, на которые постоянно бывают акции в "IKEA". В паре метров от стола стоял серый офисный стул, с уже вы-тертой обивкой и торчащим из-под сиденья желтым поролоном. Дженни се-ла на него и стала изображать, как будто она управляет большой корпораци-ей.
-Алекс, принесите мне, пожалуйста, кофе. Ах, да! Не забудьте про годовой отчет. Его надо сдать сегодня вечером.
И тогда она так сильно рассмеялась, что чуть не упала со стула. Алекс тоже засмеялся.
Капли дождя стучали по маяку. Наверх маяка вела старая железная лестница. Местами она сильно проржавела, и на ее ступеньках появились рыжие пятна, словно пару сотен лет по ней уже никто не ходил. Странно видеть покинутые дома и задания, в том числе и маяки. Они похожи на животных, что еще вчера были домашними, им чесали животик, а уже сегодня они стали никому не нужны и их выбросили на улицу, как старую мебель или мешок с мусором. Без людей все становится странным, принимает причудливые формы и очертания. Все это становится достоянием природы. Ведь даже через бетон прорастает травинка. Так было и со старым маяком. Он почти весь был покрыт зеленью. А в глазах людей теперь он - лишь красивая постройка, не больше. Раньше он помогал кораблям не сесть на мель, а теперь от него осталась лишь красивая оболочка и никакого содержания.
-А куда ведет эта лестница? - вдруг спросила Дженни, с интересом оглядывая кривые перила.
-Лестница? Думаю, наверх, к прожектору.
-Пойдем?
-Ты действительно хочешь еще приключений? И это после того, как ты чуть не свалилась со скалы?
-Если ты боишься, то можешь остаться внизу.
-Ничего я не боюсь.  Я просто волнуюсь за тебя. Но раз ты этого действитель-но хочешь, то... пошли.
Дети поднялись по лестнице, сильно скрипевшей под их ногами. Наверное, они были первыми, кто прошли по ней за последние пару лет. Упади и раз-бейся, так будет лучше, разве нет?
-Хорошо, что она не развалилась, - сказал Алекс, оказавшись наверху.
-Ага.
По грязным стеклам во всю стучали дождевые капли. Они стекали, каждый образуя маленький водопад. Прожектор, казалось, уже был готов вот-вот вспыхнуть, приняться за работу, спасать жизни моряков, освещая невнятный полумрак, но что-то невидимое и неощутимое сдерживало его. Вдали загре-мел гром, а потом в темноте показался голубой отблеск молнии.
Дженни сжалась и отошла к лестнице. Она не хотела находиться здесь, ря-дом с грозой, с молнией. Девочка уже собиралась спуститься, но Алекс оста-новил ее и спросил:
-Ты боишься?
Она подняла глаза, думая - солгать или сказать правду. "Он мой друг. Друзья не должны врать друзьям, ведь тогда это будет не дружба, а просто знакомство," - подумала Дженни. Солги.
-Да, да, я боюсь.
-Знаешь... Я тоже.
-Разве? По тебе не видно.
-Может и так, но сейчас я думаю о том, что возможность умереть от удара молнии примерно равна вероятности умереть, упав с кровати.
-А каковы шансы умереть, упав с кровати?
-Я... я... - замялся Алекс, - не знаю. Но думаю, что очень малы.
-И что вообще значит умереть? Что?
-Ну... наверное, исчезнуть. Испариться. Пуф - и все.
-Я так не думаю.
-А что ты тогда думаешь?
-Мне кажется, что умереть - значит не только лежать в земле или что-то вро-де этого. Может, это значит то, что тебя в какой-то момент все забыли. Никто  не хочет знать  и не хочет помнить. Знаешь, раньше у нас была кошка, ее зва-ли Банни. Да, странное имя для кошки, но все же... Она была такой ласковой и доброй, но потом... она умерла. От старости. Мы ее похоронили у нас в са-ду в небольшом пластиковом контейнере. И знаешь, когда я ее вспоминала, мне казалось, что она все еще жива, что она рядом со мной. Значит, пока мы будем помнить умерших, они все еще будут с нами рядом.
Доктор Прескотт вышла налить воды из кулера.
-Может быть... - протянул Алекс.
Вдруг еще одна вспышка молнии озарила комнату маяка ярким светом. Дженни вновь отошла к лестнице и ,казалось, уменьшилась. Было видно, что она старалась не бояться, но это у нее плохо выходило.
-Не надо бояться. Давай... давай... обнимемся.
Дженни немного улыбнулась, поправила косу, робко подошла к Алексу и обняла его.  Молнии на улице бешено сверкали, но им было все равно. Умереть от удара молнии. Алекс прошептал Дженни на ухо:
-А вот и не страшно.
Тогда девочка приподнялась и поцеловала Алекса в щеку. Мальчик покрас-нел, это было видно даже через полумрак комнаты. Розовый румянец нежно покрывал его щеки.
-Знаешь, а тут было бы неплохо обустроить базу, - предложила Дженни.
-О чем это ты? - недоумевал Алекс.
-Ну, тут, в маяке. Сделать что-то вроде нашего персонального домика на де-реве, только без дерева. Принести сюда книжки, комиксы, обустроить тут все.
-Знаешь, хорошая идея. Было бы неплохо.
-Давай начнем завтра.
-Конечно.
Дождь уже почти закончился, а через битые стекла просвечивало желтое мягкое солнце, то, что всегда бывает после дождя.
-Пойдем уже, - сказала Дженни, - обожаю воздух после дождя, так хочется им подышать. Вот бы воздух всегда был таким.
-Да, пошли.
Дженни начала спускаться по лестнице, до сих пор скрипевшей под их нога-ми, а Алекс пошел за ней.
Из головы мальчика все не выходил Дженнин поцелуй. Зачем она поцелова-ла его? Мысль не давала Алексу покоя. Может... Он совсем тихо, прямо себе под нос прошептал: "Я люблю тебя, Дженни Аттвуд."
Дети вышли на улицу. Солнце уже садилось в лазурное море.
Алекс сел на велосипед, Дженни на багажник, и они съехали с холма. Ветер трепал их волосы, и это было прекрасно. Они были детьми, а впереди  - вся жизнь. Дышать.



2
Красивый белый парус вздымался над волнами. Небольшая зеленая яхта проплывала около скалы, лавируя между гигантскими валунами, вздымав-шимися из воды.
Вдалеке по песчаному пляжу пробежал маленький крабик. Над морем кру-жили белые чайки и жалобно кричали, будто жалея матросов, погибших здесь, около этой скалы.
На лавочке сидел Алекс. Он внимательно наблюдал за яхтой, уплывавшей все дальше и дальше, уже скрывавшейся из виду. Алексу хотелось крикнуть: "Пока, яхта!", но никто уже не мог его услышать, и он продолжал сидеть. Ве-тер завывал в кронах деревьев, росших около маяка.
Вдруг сзади раздался знакомый девичий голос:
-Ты когда-нибудь думал, что здесь может быть клад?
-Да, думал. Я даже хотел его достать, но... как?
-Никак, Алекс, никак, - сказала Дженни, садясь рядом с ним.
-Неужели вообще нельзя?
-Ну... может и можно, но для этого нужны специальные приборы, которых у нас нет. И вообще, кому нужен этот клад? Все у кого есть такие приборы - уже богаты, разве нет?
-Не знаю... Может ты и права.
-Нет, Алекс. Я однозначно, совершенно точно, абсолютно права.
Дженни посмотрела на Алекса и спросила:
-Кстати, ты принес что-нибудь для нашей базы?
-Да, принес, - Алекс полез в карман и начал там что-то оживленно искать. - Вот.
Он достал оттуда маленького плюшевого мишку с немного порванным ухом и пришитым синим хвостиком, со смешными, игривыми глазками и пухлыми лапками. Дженни улыбнулась.
-Это все?
-Да...
-Ладно. Ну... он милый. Это хорошо. Зато я много принесла.
 Дженни показала Алексу большой бумажный пакет.
-Ого! Где ты все это достала? - с интересом оглядывая содержимое пакета, спросил Алекс.
Дженни по-доброму усмехнулась и, выкладывая содержимое из пакета, рассказала:
-Эти обои из нашего старого дома, а лампа - с папиной прошлой работы, это-го зайчика мне подарила кузина, а вот эту книжку я нашла в нашем новом доме, она лежала в шкафу...
Алекс уже не слушал Дженни. Он просто смотрел на нее. Мечтал о том, как он гладит ее волосы и оборачивает их вокруг кончика пальца. Он тонул в ее глазах, растворялся в них.
Волны били его тело о скалу. Методично и монотонно, бесконечный не-прекращающийся цикл. Его ничто не прервет, даже ураган или землетрясение.
Тогда-то Алекс окончательно понял, что влюбился в нее. В ее части тела. Ее движения.
-Алекс? Алекс? Ты вообще меня слушаешь? - спросила Дженни, щелкая пальцами у мальчика перед носом.
-А? А? Да, да, конечно, слушаю.
-Тогда пойдем? А то мы ничего не успеем.
-Да, пошли.
Дженни с воодушевлением открыла дверь маяка и вошла внутрь. Она окинула взглядом комнату, будто впервые здесь оказалась. Она скрестила руки на груди, словно заправский дизайнер, решающий вопрос с планировкой комнаты.
-Ну что ж... Приступим!
Она достала из пакета запылившийся магнитофон-кассетник, протерла его рукавом кофты и сдула пыль. Потом поставила старую кассету и через не-сколько секунд заиграл рок-н-ролл. Дженни начала пританцовывать и спро-сила у Алекса:
-Тебе нравится?
-Да! Очень! - ответил мальчик и закрутился вместе с Дженни.
Девочка подскочила к Алексу и начала кружить его во все стороны. Алекс держал ее за руку и был как никогда близок к ней. Он ловил момент. Просто наслаждался им. Наверное, это было самым лучшим решением. Она улыба-лась, и Алекс видел ее отколотый зуб, сверкавший в уголке рта и кончик язы-ка, который она прикусила.
 Я погибаю без тебя.
Ее волосы развевались. Прошло несколько минут, и песня кончилась.
 Дженни, отдышавшись, произнесла:
-Я и не думала, что ты так хорошо танцуешь.
-Я и сам так не думал.
-Ладно, давай приступим к делу, а то проторчим тут до ночи.
Включив другую песню, кажется, джаз пятидесятых, девочка энергично начала украшать комнату маяка. Алекс, чем мог, помогал ей.
Время шло. Одна композиция сменяла другую. Блюз - рок - попса - джаз. Темпы ускорялись и замедлялись, перетекая один в другой. Улыбка на лице.
Примерно через час база была готова. На старые обои Дженни приклеила ромбики, вырезанные из других, тех, что она принесла. Стул со столом были сдвинуты к окну, повешены желтые занавески с дырками, проеденными мо-лью. На маленьком синем коврике были аккуратно сложены игрушки, а пол подметен.
-Ну вот! Теперь стало намного лучше, - произнесла Дженни, оглядывая их с Алексом работу.
-Ага, очень круто, - ответил мальчик.
Лучики солнечного света проникали внутрь через окно и весело играли на полу.
-Как ты думаешь, Алекс, во что они играют, эти лучики?
-Не знаю... Может, в догонялки или в прятки? - сказал мальчик.
Дженни внимательно следила за бликами солнечного света. Алекс, не отры-ваясь, смотрел на ее летящее, в цветочек, платье, а потом перевел взгляд на ее лицо. Вроде, в нем не было ничего особенного, лицо как лицо. Но что-то привлекало в нем Алекса. Наверное, то, что это было ее лицо. В нем было что-то невидимое и таинственное, едва уловимое, исчезающее при попытке рассмотреть это поближе. Мальчик сделал глубокий вдох и хотел сказать Дженни ту фразу, которую тихо прошептал себе под нос вчера вечером.
-Дженни?.. - с осторожностью спросил Алекс.
Девочка подняла на него вопросительный взгляд.
-Да?
-Я... я хочу тебе кое-что сказать.
-И что же?
-Ну... хочу кое в чем признаться.
-В чем же? Почему ты не говоришь?
Меня утягивает на дно. Дышать становится все тяжелей. Мир вокруг расплывается, а птица, пролетающая над водой - всего лишь кривая по-лоска. Мир геометрически неправилен. Ничто не идеально. Глаза не видят, уши не слышат, легкие не дергаются от недостатка воздуха в предсмертных конвульсиях. Мир спокоен и тих, никто и ничто не волнуется. Я не нужен этому миру, а он не нужен мне, хотя и был моим до какого-то момента. Это звучит странно, но я...
-Я... я... Дженни, я... Да, к черту. Дженни, я люблю тебя, - Алекс выкрикнул это на выдохе, ведь не мог по-другому.
 Она молчала. Молчание - это не то, что сейчас нужно.
-Дженни Аттвуд?
-Д... да?
-Я люблю тебя, - снова повторил Алекс.
Дженни странно улыбнулась, только один уголок ее рта поднялся. Она на-клонилась к ботинку и сняла с него одуванчик, запутавшийся в шнурках, по-крутила его в пальцах, сжала зеленый стебелек, из которого просочился бе-лый сок. Потом она заплела цветок себе в волосы и подняла глаза, запроки-нув голову. Алекс видел, что в ее глазах блестят слезы. Она улыбалась и пла-кала, а блестящие бусинки стекали по ее бледным щекам и оставляли следы на платье.
-Джен? Я... люблю... тебя. Это правда.
Дженни продолжала молчать. Она опустила глаза и посмотрела на солнеч-ных зайчиков, бегающих по старому дощатому полу. Потом она молча подо-шла к Алексу. Молча взяла его руку и заложила ее за шею. Молча приблизи-ла свое лицо и поцеловала его. В губы. Алекс сначала отпрянул, но потом вернулся и закрыл глаза. И... просто наслаждался. В его голове возникали образы. Волны на море. Шум листвы в деревьях и опадание их на землю, методичное и медленное. Птица, машущая крыльями и следующая за потоками теплого ветра.
-Я... я тоже... люблю тебя, - произнесла, запинаясь, Дженни.
Цветок в волосах.
-Пошли, - сказал Алекс, взяв Дженни за руку и поведя за собой.
-Куда? - недоумевала Дженни.
-Сейчас поймешь.
Они вышли на улицу. Солнце слепило глаза, а Дженни смотрела на Алекса непонимающим взглядом. Мальчик что-то искал на земле. Взяв валявшийся в траве камень с острым концом, он подошел к маяку.
-Так то ты собираешься сделать?
-Хочу кое-что написать.
Алекс, прикрыв один глаз, начал выцарапывать что-то на белой штукатурке маяка. Надпись была кривой и неровной, но... важной. "А. Р. + Д. А. = Лю-бовь".
-А помнишь, ты говорила про клад?
-Да, помню.
-Не хочешь свой собственный клад?
-Но для клада нужны монеты... или там сокровища.
-Но ведь сокровища бывают разными, так? Для каждого человека сокровище свое. Вот наше, - он протянул Дженни камень, которым вырезал надпись.
-А теперь... бросай.
-Ты серьезно?
-Да, абсолютно.
Дженни подошла к краю скалы, облокотилась на забор, вытянула руку и разжала ладонь. Камень полетел вниз и ударился о воду. Он был на дне.
-Ну вот, а теперь это клад.
Дженни улыбнулась.
Ветер колышет волосы детей, будто колосья ржи на поле, унося день куда-то далеко-далеко, туда, за самый горизонт, где он становится душным вечером и медленно догорает в тихой песни волн.








3
Облака медленно плыли по небу над Портленд-Сити. Ласковый ветерок на-бегал в голубой вышине, медленно принося осень с ее романтичными дож-дями и желтыми листьями, шелестящими под ногами.
По улице галопом промчалась маленькая собачка. Ветер играл в ее густой и длинной рыжей шерсти и щекотал высунутый розовый язык.
Алекс и Дженни сидели на детской площадке и о чем-то оживленно говори-ли. Дженни энергично размахивала руками, видимо, рассказывая Алексу ка-кую-то историю, а Алекс поддакивал ей.
Вдруг мальчик заметил эту маленькую собачку, пробегающую по улице. Он резко соскочил со скамейки и крикнул:
-Бэсси!
Собака остановилась, как вкопанная, посмотрела на Алекса и весело завиля-ла хвостом. Она подскочила к мальчику, чуть не сбив его с ног, и забегала вокруг.  Глаза Алекса были наполнены счастьем.
Дженни сидела на лавочке, ничего не понимая.
-Это твоя собака? - спросила девочка.
-Да, - ответил Алекс. - Она убежала неделю назад.
-А она не кусается?
-Нет, что ты. Не бойся.
Дженни с осторожностью приблизилась к Бэсси. Собачка, втягивая воздух черными ноздрями, обнюхала ее руку. Дженни немного отошла, но потом нагнулась и почесала Бэсси за ушком.
-Вот видишь. А ты боялась.
Вдруг Бэсси напряглась, наклонила голову, понюхала тротуар и стремглав бросилась прочь, куда-то в сторону маяка.
-Бэсси! - крикнул Алекс. - Бэсси! Бэсси, стой!
-Куда она побежала? спросила Дженни.
-Не знаю... Побежали за ней, то снова ее потеряем!
Дети ринулись за собакой. Солнце понемногу начинало падать в бесконеч-ный горизонт. Оно припекало спины ребят и отбрасывало еще короткие те-ни.
По мере приближения к маяку, собака все больше и больше сворачивала к морю. Когда Бэсси достигла обрыва, она обнюхала все вокруг, прошлась вдоль берега туда-сюда, а затем направилась к леску, находившемуся в сотне метров. Собака, добежав до леса, обернулась, посмотрела на бегущих за ней детей и побежала дальше. Хвойные иголки и трава мягко шелестели под подушками ее лап.
-Что она хочет нам показать? - задыхаясь, спросил Алекс.
-Может, она что-то нашла?
Бэсси пробежала еще несколько метров и скрылась в расщелине скалы. Де-ти, удивленно посмотрев друг на друга, пошли за ней. В узком проходе по стенкам стекали тонкие струйки воды, а удары ног по камню глухо отзыва-лись в пещере. Вдруг помещение резко расширилось. Свет просачивался че-рез большое отверстие в потолке, но все равно почти ничего не было видно, лишь отдельные детали.
-Да будет свет! - сказал Алекс, достав из кармана штанов небольшой фона-рик и включив его.
-Ты всегда носишь эту штуку с собой?
-Да... Мне его папа подарил.
-Ладно...
У противоположной стены лежал белый пес с большими комками грязи на боках и что-то старательно охранял. Заметив детей, он оскалился и медленно поднялся, а затем встал в стойку и залаял. Дженни отошла к выходу из пещеры. Выглянув из-за спины Алекса, Дженни увидела, что так старательно охранял пес.
Маленькие, еще слепые щенки ползали, переворачивались и сталкивались друг с другом. Дженни улыбнулась, наблюдая за малышами.
-Они такие милые! - сказала Дженни.
Алекс начал приближаться к щенкам, но пес вновь зарычал. Бэсси подошла к нему и лизнула в щеку. Пес немного успокоился и прилег.
Ребята подошли к щенкам. Алекс нагнулся и аккуратно погладил одного. Щенок толкнулся в его ладонь, раскрыл свой маленький ротик и лизнул его палец.
-Ты расскажешь своим родителям о щенках? - спросила Дженни, глядя на Алекса.
-Наверное, нет, - задумавшись, ответил мальчик.
-Почему?
-Родители скорее всего продадут их кому-нибудь, и Бэсси будет грустно.
-Ты прав.
Прошло около получаса и Алекс сказал, что ему пора домой. Осторожно протиснувшись в щель, дети вышли из пещеры.
Теперь ежедневно они приходили сюда, чтобы посмотреть на щенят. Часто они что-нибудь приносили с собой: косточку, кусочек мяса или немного мо-лока. Сначала пес продолжал огрызаться, но потом просто привык к ним, начал приветствовать и даже стал вилять хвостом. Ребята назвали его Джек. Бесси и Джек - отличная пара. Щенята росли день ото дня и совсем скоро у них прорезались глаза. В темной пещере было прохладно и хорошо. Ветер сюда не проникал, а вода капала со стен, образовывая маленькие лужицы на полу.
А на дне около скалы лежал камень с острым концом...







4
-Папа, ты сделаешь мне воздушного змея? - спросил однажды Алекс, сидя за столом и болтая ногами.
-Но ты ведь мне поможешь? - спросил отец, посмотрев на своего сына.
-Да, конечно, - ответил Алекс. - Пап? А можно нам еще поможет мой друг?
-И что же это за друг?
-Дженни. Аттвуд. Они с семьей недавно к нам переехали.
Отец опустил голову и подумал: "Черт, как же быстро он растет." Мужчина как-то небрежно улыбнулся и сказал:
-Конечно, сынок, конечно.
Отец встал и направился в гараж за инструментами, а Алекс побежал за Дженни.
Девочка жила в небольшом домике через пару улиц от Алекса. Он подбежал к забору и крикнул:
-Дженни?
Через пару секунд из окна на втором этаже высунулось знакомое девичье лицо. Занавески колыхались в окне, словно волны в бушующем море. Мо-ре...
-Что? - спросила Дженни.
-Мы с папой будем делать воздушного змея. Ты не хочешь помочь?
-Конечно, хочу! Я сейчас спущусь, подожди.
Девочка отошла от окна и закрыла его. Послышалось дребезжание стекла о деревянную оконную раму.
Теплые солнечные лучи освещали зеленую листву деревьев. Ветер весело скользил по крышам домиков и, так никем и не замеченный, исчезал вдале-ке. Магнолии цвели и распространяли вокруг себя свой замечательный аро-мат.
Руки на ее талии. Я вспоминаю и чувствую дуновение ветра и движение каждой волосинки на моей голове.
Дверь на стареньком деревянном крыльце распахнулась, и на улицу выбе-жала радостная Дженни. Ее косы весело прыгали за ней, будто ее маленькие подружки.
-Привет, - сказала Дженни, улыбнувшись.
-Привет.
-Пойдем? Заодно покажешь мне, где ты живешь, а то я до сих пор не знаю.
-Хорошо.
Дети шли по тихой улочке тихого городка шумной страны. Людей вокруг не было, многие сейчас прятались от дневного зноя в своих уютных домиках с кондиционерами .
-Алекс? - вдруг спросила девочка.
-Что?
-А ты бы хотел стать взрослым?
Мальчик задумался. Он проследил взглядом за полетом маленькой птички в голубом безоблачном небе и ответил:
-Наверное, хотел бы... Но папа говорит, чтобы я ценил свои детские годы.
-Интересно, а почему? Я не думаю, что наша жизнь сильно отличается о их.
-Я не знаю. Может, мы знаем что-то чего не знают взрослые?
-Но взрослые ведь знают... все. Обо всем. О бактериях, о космосе и о налогах. О том, как устроен и как работает мир.
-Но... может они знали что-то очень важное в детстве, но потом случайно за-были это, став взрослыми? Или... захотели забыть.
-Но что они забыли? И почему мы не знаем того, что они забыли?
-Э... Наверное, мы знаем это, просто не понимаем, что именно.
-Да, наверное, ты прав.
Ветер в волосах. Цени это. Не упускай. Держи. Закрой глаза. Очнись. Не открывай их, но все равно очнись. Я понял. Мой мозг.
Сильный мужчина с легкой сединой на висках, человек который все может: гнуть стальные трубы голыми руками, прыгнуть в стакан с водой с десяти-метровой высоты и стрелять из лука ногами, именно таким представлялся Алексу его отец. Но на деле он был обычным человеком: не имел суперспо-собностей и не мог выиграть чемпионат мира по теннису. Но для Алекса отец был самым-самым.
*
Мужчина средних лет оперся на небольшой железный стол и о чем-то на-пряженно думал. Полумрак гаража, в котором он стоял, придавал его лицу странные, а иногда и пугающие черты. Старый бордовый "Chevrolet Caprice" восемьдесят седьмого года стоял рядом, словно единственное утешение в этом полумраке.
В гараж зашла женщина лет тридцати пяти. На ней были старенькие домаш-ние тапочки, синяя футболка  и светлые брюки.
-Дорогой? - спросила она, тревожно подходя к мужчине.
Он повернул голову и сказал:
-Что, Рози?
-Марк, ты... ты в порядке? - спросила Рози, нежно прикасаясь к плечу Марка.
-Я? Я... да, в порядке, в полном.
Женщина посмотрела в глаза Марка и добавила:
-Милый, скажи честно. Что случилось?
Мужчина опустил голову и произнес:
-Алекс так быстро растет.
Рози молчала.
-Он попросил меня, чтобы я сделал ему воздушного змея. Я сказал: "Ты мне поможешь?" Он согласился, но сказал, что еще нам поможет его новый друг, Дженни.
-Что за Дженни?
-Алекс сказал, что она недавно сюда переехала.
Повисло неловкое молчание. Рози взяла Марка за руку.
-А может, просто мы так быстро стареем? - сказала она.
-Это грустно.
-Нет. Это не грустно. Это просто... должно быть, вот и все.
-А кажется, совсем недавно он родился.
-Я помню тот день. Скорая, все кричат, суетятся. Тебя не отпускают с работы из-за совещания, а ты кидаешь бумаги в лицо начальнику и бежишь в боль-ницу. Помню его первый крик. Такой пронзительный и... ироничный. Не знаю как это объяснить. Он словно надсмехался надо мной. Когда я его увидела, поняла, что он... мой. Мой сын. И я полюбила его, даже когда еще не увидела его лица, - Рози сделала паузу. - Я люблю тебя.
-И я тебя.
-Теперь это не кажется тебе таким грустным?
-Нет. Совсем нет.
Ах, Портленд-Сити! Тихий городок на самом юге Америки...
Волны набегают на скалу, оставляя на ней после себя лишь мокрый след. Деревья шумят своими кронами, листья медленно желтеют, а лето кончается, как кончается все, что когда-то началось.
*
-Красивый у тебя домик, - произнесла Дженни, рассматривая дом со светло-коричневой черепицей, большими окнами и садиком, - уютный такой.
-Спасибо, - ответил, засмущавшись, Алекс.
Дети вошли в романтичный полумрак гаража, где к стене была прикреплена стойка с инструментами, а на полу валялись вырезки из газет десятилетней давности.
-Здравствуйте, - сказала Дженни, увидев перед собой Марка.
Отец Алекса обернулся и тоже поздоровался. На его лице была еле заметная улыбка, та улыбка, что совсем не делает морщин на щеках, а лишь немного приподнимает самый уголок рта.
-Ну что, готовы сделать самого лучшего воздушного змея за всю историю су-ществования человека?
-Готовы! - хором ответили дети.
Марк выбрал подходящую ткань, в клеточку, зеленоватую. Вместе они ровно разметили ее, а затем отрезали. Из тонкой и легкой фанеры сделали крест, а затем прикрепили туда ткань.
-Теперь все это должно хорошенько подсохнуть, - произнес Марк. - Сходите погуляйте.
Медленно приближался вечер. Солнечные лучи тонули в море и причудливо играли на сером камне скалы и маяке.
-Хочешь, я расскажу тебе один секрет? - спросила Дженни.
-Не надо, ведь если ты расскажешь мне его, это уже не будет секретом, - не-много подумав, ответил Алекс.
-Ну ладно... - расстроилась девочка.
Алекс уже представлял, как змей взлетает ввысь, играет в голубой вышине и как жители Портленд-Сити удивляются его красоте.
-Алекс?
-Да?
-Как ты понял, что любишь меня?
-Э... - замялся Алекс, - я не знаю. Как будто... нечто светлое пробудилось во мне, что-то непонятное, но такое... прекрасное что ли.
-Знаешь, я чувствовала то же самое. Но... почему это было настолько пре-красно?
-Не знаю. Может, любовь - вообще самая прекрасная штука на свете?
-Может.
Алекс подошел поближе к Дженни и обнял ее. Она поцеловала мальчика. Полная идиллия, мечты человека, которому в жизни нужно лишь счастье да спокойствие.
Но что такое счастье? Что заставляет нас улыбаться? Что мы знаем о счастье? Может, это всего лишь химический процесс, осуществляемый при помощи выпуска в кровь серотонина? Может, это неведомое светлое чувство, возни-кающее у нас внутри? Но где, но почему оно возникает? Возможно, когда любимый человек рядом. Похоже, счастье - самое лучшее, что есть у нас.
*
-Ну вот и все, змей готов! - произнес Марк, гордо показывая работу. - А те-перь пойдемте к морю запускать.
Отец передал Алексу красивого зеленого змея.
-Он такой красивый! - сказала Дженни.
Марк с детьми отправился к морю.
Змей уже готов был взлететь в чистое безоблачное небо. Дети отпустили его, нитка натянулась и он, словно парусник с крыльями, поднялся ввысь.











5
Ночь медленно опускалась на маленький городок. Звезды постепенно заго-рались на темном небосводе, загадочно мерцая вдали, создавая тайну из ничего. Пение птиц становилось все тише и тише, как будто кто-то невиди-мый медленно и постепенно расстреливал их из винтовки. А в доме Роузов все горел свет.
-Ты все работаешь? - спросила Рози, кладя свою руку на плечо мужа.
Монотонный стук печатной машинки успокаивал нервы. Словно кровь мето-дично пульсировала в висках. О Боже, какая к черту пульсирующая кровь, я же лежу на дне.
-Да, я должен закончить эту восьмую главу.
-И что же Питер делает в этой восьмой главе?
-Ну... признается Кейт в любви.
-А что же Кейт?
-Счастлива. И отвечает взаимностью.
-Ты такой трудоголик.
-Какой есть, такой есть.
-Мне кажется, что сейчас все писатели мира отвернулись от тебя и подумали, что это предложение абсолютно бессмысленно.
-Да, конечно. Но ведь я сам не придал ему смысла. А это изобразительный прием, между прочим. А сейчас они повернулись и начали аплодировать мне стоя. Да, да, я в лучах славы!
-Отвлекись от воображаемых оваций и скажи мне, ждать тебя или нет.
-Нет, иди спать, любимая. Я буду сидеть до утра.
-Дорогой?
-Да?
-Обещай мне, что поспишь хоть немного.
-Обещаю.
-И знаешь, - начала Рози, уже выходя из комнаты, - не утони в лучах славы.
-Постараюсь, но ничего обещать не могу.
Рози направилась в спальню, где бессильно упала на широкую мягкую по-стель, обняв подушку. А Марк все работал. Веки его начинали дергаться в такт печатной машинке и постепенно закрывались. Он смертельно устал. Стук кнопок слышался все реже и реже. Казалось, что совсем скоро он затих-нет окончательно. Марк сильно прикусил губу, хоть как-то стараясь взбод-риться, но сон утягивал его.
Облака сгущались над Портленд-Сити, образуя гигантскую черную тучу.
Ты видишь это? Нет, я же не могу.
"Я вообще люблю писать в странных местах: тихих, но одновременно много-людных, светлых, но в то же время нет. Я вообще Очень странный человек (ведь не зря слово очень написано с большой буквы)," - печатал Марк.
Затем он вальяжно откинулся на спинку кресла, потянулся и стал раздумы-вать над следующим предложением. Вдалеке вспыхнула молния, и, словно вторя ей, скоро раздался гром.
Да. Это был переломный момент. Момент, изменяющий всю суть, рвущий все, что только можно, переворачивающий мир. Этим переломным момен-том была эта молния. Вроде просто вспышка света - и ничего больше, но... все это казалось более важным, нежели раньше.
Марк судорожно схватился за сердце. Затем, чтобы не упасть, медленно си-неющими пальцами за край стола. Его костяшки побелели, а руки безуспеш-но хватались за лакированное дерево. Жуткая боль в сердце пронзала Марка насквозь, не давая произнести ни слова. Через секунду он упал на пол, а дыхание его, хриплое и отрывистое, слышалось все реже и реже...
*
Послышался грохот. Рози резко открыла глаза и подумала: "У Марка, навер-ное, опять что-нибудь упало. Он такой растяпа. Может, именно поэтому я и люблю его? Надо сходить узнать, что случилось."
Рози медленно встала с кровати, зевнула, протерла глаза и направилась в кабинет мужа.
Рози всегда любила их небольшой и уютный домик. Эти немного обшарпан-ные стены, мягкие кресла со скрипящими пружинами. Все это было таким прекрасным и знакомым, даже каким-то... родным что ли. Рози не любила надолго покидать дом, поэтому Роузы редко ездили в путешествия. Она больше предпочитала посидеть с семьей, поговорить, выпить кофе или по-любоваться видом из окна под "Beatles" или Боба Марли.
-Марк? Все в порядке? - спросила женщина, подходя к чуть приоткрытой двери в кабинет мужа, из-за которой струился слабый мягкий свет.
Нет ответа.
-Дорогой? - дверь начала открываться, тихо скрипя.
Тишина.
На столе валялась лампа, освещавшая семейную фотографию. Тень от печат-ной машинки падала на валявшийся неподалеку стул. А рядом с ним лежало тела мистера Роуза. Грудь его еле-еле вздымалась, а веки были приоткрыты.
-О Боже, Марк! - воскликнула Рози и кинулась к своему мужу. Она прижала его тело к груди, поцеловала в шею, пощупала пульс и... почти ничего не по-чувствовала. Затем она бросилась к телефону и судорожно начала набирать номер 911.
-О, Господи, пожалуйста, помогите! - кричала Рози в трубку. -Мой... мой муж умирает! Господи, скорее! Смит-стрит, сто сорок шесть! Умоляю! Марк Роуз!
Рози бросила телефонную трубку, и та осталась висеть на проводе. На жел-тую футболку Марка падали слезы.
*
Бригада "Скорой" мчалась по улицам Портленд-Сити с неведомой скоростью. Дождь заливал стекла автомобиля, а капли воды быстро стекали с лобового стекла. В ночном небе сверкала молния. Казалось, что ливень никогда не прекратится.
-Куда едем, Пейдж? - спросил мужчина, сидящий за рулем.
-На Смит-стрит. Что-то у Роузов случилось, - ответила девушка.
-Боже правый... У Роузов? Серьезно?
-Зачем мне лгать?
-Они приглашали меня на барбекю пару лет назад.
-Значит, ты знаешь, как туда доехать, Джоэл.
Мужчина лишь кивнул головой и сильнее надавил на педаль газа.
На море был шторм. Волны, спокойно ласкавшие скалу в штиль, сейчас почти доставали до маяка.
Все жители небольшого городка прятались в своих небольших домиках от большой бури. Они все ждали, что плохое переменится к лучшему, что на смену буре придет ласковое солнце.
Черная вода вокруг меня. Нет ни сил, ни времени, ни желания сопротив-ляться этому. И зачем? Это же просто... бессмысленно.
*
Странные звуки, доносившиеся из отцовского кабинета, разбудили Алекса.
Он сонно приподнялся на локте, сел на кровати и протер слипавшиеся глаза. Потом встал и, шаркая по холодному паркету босыми ногами, направился на звук.
Красивая синяя пижама с маленькими желтыми звездочками была велика мальчику. Но она ему нравилась. Такая теплая, мягкая, удобная и... его соб-ственная. "Так приятно иметь свою личную вещь, - думал Алекс. - Она твоя и ничья больше. И никто не имеет права отнять ее у тебя без твоего разреше-ния. Это классно."
Дверь в отцовский кабинет была распахнута настежь. Свет от настольной лампы  рассыпался по полу.
Алекс начал отчетливо слышать плач. Сквозь слезы женский голос бубнил непонятные фразы: "Ма... Не... покидай... меня... Ма..."
-Мам? Мам, где ты? - испуганно спросил Алекс.
Рыдания не стихали.
Мальчик подошел к двери в отцовский кабинет и увидел страшную картину: Марк лежал на полу, а Рози вся в слезах, в порванном на боку халате и с рас-трепавшимися волосами ползала вокруг него на коленях. Лицо ее было не-выразимо ужасно, словно в горло ей воткнули металлический клинок. Сквозь широко открытый рот, через который она шумно и отрывисто дышала, виднелись зубы с чуть заметными бусинками крови. Глаза ее были уставлены на тело мужа и одновременно в никуда.
-Мама! Мама! - закричал Алекс. - Что с папой?!
-Господи, Алекс! - Рози постаралась прикрыть собой тело Марка от глаз сына, но только упала и ударилась о пол головой. - Сынок...
-Мам... - Алекс подскочил к матери и взял ее за руку, а потом повернулся к отцу и обнял его за шею. - Папа! Папочка! Что с тобой?! Папа!
Руки Рози тряслись. Она сжалась в комок, обняв колени, и рыдала. Наверное, это было единственное, что она могла сделать.
На Смит-Стрит послышался вой мигалок. Темные лужи осветил яркий свет фар. Кроны деревьев шумели и составляли безумную какофонию, от которой невозможно было спрятаться. Даже внутри себя.
Вчера все мои проблемы казались такими далекими,
А сегодня я не представляю своей жизни без них.
О, я верю во вчерашний день. (1)
-Боже... - зашептала женщина, подползая к своему мужу. - Боже... Марк, лю-бимый, потерпи... Сейчас... Господи, скорее! Умоляю, потерпи. Не оставляй... нас.
"Скорая" уже подъехала к дому Роузов. Девушка-фельдшер вбежала в дом и, оглянувшись по сторонам, кинулась к Марку. Рози отпрянула и скрыла заплаканное лицо в ладонях. Алекс прижался к ней.
Прошло с полминуты, и тогда девушка прошептала себе под нос: "Черт..." Тогда она кинулась к "скорой" и вместе с мужчиной вбежала в дом. Водрузив Марка на носилки, они кинулись к автомобилю.
-Можно... Можно с ним? - сквозь слезы еле вымолвила Рози.
Девушка молча кивнула головой.
Алекс с мамой запрыгнули в скорую помощь и поехали в госпиталь. Водитель что есть силы давил на газ, а Рози лишь судорожно сжимала медленно леденеющую руку мужа, будто могла ее согреть. Она не видела, что машина едет с выключенными мигалками.
Не открывать лукавых глаз.
*
Воспоминания, увы, не вечны. Со временем они тускнеют, события медлен-но стираются, а остается лишь черная дыра, которую может закупорить лишь новое воспоминание.
Но это Алекс не забывал никогда.
На самой окраине Портленд-Сити стояло высокое неказистое белое здание. Наверное, это было одно из многих умирающих зданий в этом маленьком городке. Большими красными буквами на стене, смотрящей на дорогу, было выведено: "Госпиталь".
Дождь не переставал.
К госпиталю подъехала "скорая". Рози плакала. Алекс, как любой ребенок в такой ситуации, ничего не понимал и только крепче прижимался к руке ма-мы, которая гладила его виски и трепала волосы.
На крыльце уже ждали врачи. Они выглядели такими... такими героическими в этих своих синих и белых халатах. У одного из них, высокого и бородатого, шапочка свесилась набок и, казалось, вот-вот готова была упасть, но каким-то чудом она до сих пор держалась на голове доктора. Другой врач, женщина лет тридцати со светлыми длинными волосами, стояла, прикусив губу и сложив руки на груди, словно кому-то молясь.  Сразу было видно, как сильно она нервничала.
Оказавшись в больнице, доктора переложили Марка на каталку и повезли вперед по белому коридору, освещенному яркими белыми лампами, что отбрасывали свой белый свет на белые врачебные халаты.
-Джек! Джек! Готовь операционную! - крикнул доктор, обернувшись.
Она смотрит на меня странно. Я оборачиваюсь, думая, что за моей спиной что-то интересное, но ничего не вижу, кроме темно-коричневой двери с блестящей ручкой и одинокого фикуса, стоящего в углу. Неужели я такая интересная персона? Она стучит длинными белыми пальцами по клавиатуре, а на ее лице бегают синие отблески. Она готова слушать, но я не готов говорить. Это странное ощущение, знаете ли.
Каталка с Марком постепенно удалялась от Рози и Алекса, оставшихся у главных дверей. На улице гремел гром, будто отсчитывая секунды до конца чьей-то жизни.
*
-Все... все... все будет хорошо, Алекс. Не волнуйся... С папой все в порядке. В полном, - Рози говорила это не столько для Алекса, сколько для себя. - Ты... ты, наверное, помнишь, как мы поехали в Джонсонвиль в парк аттракционов и папе тоже стало плохо из-за того, что он съел много хот-догов и прокатился на русских горках?
-Мама, - спросил Алекс, - а сейчас папа тоже съел слишком много хот-догов?
-Нет, дорогой, совсем нет. Ведь если бы у него были хот-доги, он бы обяза-тельно поделился с тобой. Папе... папе... стало плохо из-за того, что он про-сто переработал. Ты ведь знаешь, что он пишет книгу. Он договорился со своим издателем, что закончит в срок и поэтому так усердно работает, пони-маешь?
-Да, мамуля, я понимаю... А папа даст мне почитать свою книгу?
-Ну... - замялась Рози. - Эта книга для взрослых, но думаю, что папа тебе раз-решит. Тебе нравятся книги про любовь?
-Даже не знаю... Я еще такие не читал. В основном, приключения... Но ду-маю, ради папы я попробую.
-Ты самый лучший ребенок, - сказала Рози, обняв своего сына и поцеловав его в лоб.
-Мам? А... а с папой точно все будет в порядке?
-Точно малыш, точно.
Прошло уже около трех часов с тех пор, как Марка увезли в операционную. С каждой минутой ожидания уверенность Рози в хорошем исходе потихоньку исчезала.
Двери в конце коридора распахнулись, и вышел доктор, Рози сразу броси-лась к нему.
-Боже... Не тяните... Марк, что с ним?! - говорила, почти кричала она.
Из глаз ее лились слезы, и она чувствовала, что сейчас, именно сейчас, реша-ется будущее. Судьба, ждущая их дальше, вершилась именно в этот момент.
Доктор начал говорить.
До Алекса доносились отдельные фразы: "Миссис Роуз... но... ваш муж... во время операции... инфаркта... нам очень жаль... мы не смогли... он... умер... простите..."
Рози смотрела в никуда. Она была... вне. Вдруг она схватила доктора за руку и сильно сдавила ее.
-Я... я-я-я... я же... М... Марк! Марк?! Ма-арк! Пустите меня к нему! Вы врете! - кричала Рози.
Она бросилась в сторону операционной, но врач сильной хваткой держал ее за талию. Она рвалась, била его по спине, кусала, но... ничего.
 -Твою мать! Не-е-е-т! Хватит! Отпустите меня! Ма-а-арк!!!
Врач сильно сжал ее плечо и вдруг на секунду она успокоилась.
-Послушайте меня, - сказал он. - Ваш муж мертв. Миссис Роуз, если... если... - врач приобнял ее за плечи, - если вам нужна какая-то помощь... или деньги, я готов лично вам помочь. Все... все будет хорошо.
-Вы... вы издеваетесь!? - закричала Рози. - Это... это сейчас называется "хо-рошо"!? Мой муж мертв! Мертв, слышите меня!? Мертв, понимаете!? Мертв! И... и знаете чья это вина?! Ваша! Вы, вы не спасли его! Вы! - слезы лились из красивых женских глаз. - И... не нужно! Не нужно, слышите меня!? Ненавижу! Вы уже помогли, чем смогли! Убийца!
Рози оттолкнула врача от себя и побежала к своему сыну.
Врач смотрел ей вслед, на ее быстро уменьшающийся силуэт, а потом взгля-нул на Алекса. Мальчик навсегда запомнил этот взгляд. Взгляд раскаянья. Из глаз доктора хлынули слезы, но он отвернулся, и никто этого не увидел.

*
-Такси! - выкрикнула Рози, встав у дороги.
Слезы бешеным потоком лились из ее глаз и сливались с дождем. Алекс крепко сжимал руку матери и по-прежнему ничего не понимал. О вчера, прекрасное вчера! В голове мальчика было лишь одно слово: "умер". Он помнил их с Дженни разговор о смерти. Это был самый первый день их зна-комства. "Пух. И все. Исчезнуть. Испариться," - вспоминал Алекс свои слова. Но... его отец ведь не испарился. Наверное... Мальчик вспомнил, как Дженни рассказывала ему о своей любимой кошке, которую они похоронили в саду. Она ведь... больше ее не видела. Никогда. Только на фотографиях она могла прикоснуться к тем моментам, которые ей не пережить вновь. Тогда получается, что умереть - значит раствориться. Не в физическом, а в метафорическом смысле. И никогда больше не появляться. Не улыбаться родным. Но ведь... есть память. Фотографии, видео, рисунки, музыка. Тогда выходит, что умершие люди живы. В воспоминаниях. В лицах. Они как бы... возвращаются обратно, чтобы пережить с нами эти моменты. Счастливые и не очень. Они живы, пока мы их помним. Пока мы их не... стираем.
Но факт оставался фактом. Отца Алекса, так горячо им любимого, больше не было. И никто  и ничто его не заменит. И в этом не его вина, не твоя, и вооб-ще ничья. Просто... так случилось. И это жизнь...
Теперь Алекс все понял. Осознал. И заплакал.
Небольшой желтый "Форд" семидесятого года выпуска подъехал к госпита-лю. Мягкое сиденье продавилось и жалобно скрипнуло, когда Алекс на него сел. Автомобиль двинулся по дороге. Въевшийся в  обивку салона табачный запах  мог немного успокоить, как и джаз, тихо игравший в машине.
Водитель в старом, покрытом заплатками вельветовом пиджачке и коричне-вой беретке, вел автомобиль легко, плавно и непринужденно, с легкостью объезжая ямы и большие лужи.
Слезы из глаз Алекса и Рози мерным стуком падали на сиденья. Кап - кап. Так капает дождь, что почти закончился. Но этот стук слез не означал, что в человеческой душе все спокойно. Он был и грусть, и радость, и взволнованность, и вообще все вместе.
-Э... мэм? - спросил таксист, мельком взглянув на Рози. - С вами все хорошо?
-Опять! Опять! - вспылила женщина. - Почему все думают, что у меня все хо-рошо? А!?
-Я не...
-Мой муж умер! Умер! Понимаете!? Наша... теперь с сыном жизнь рухнула! Как вам такое "хорошо"?! - съязвила Рози. - А?! Что же ты молчишь?!
-Мэм... простите, я... я не знал.
-Все вечно ничего не знают... Но умерших уже не вернуть... Понимаете? Не... вернуть... Если бы я знала... что такое случится. Я... Я бы... - Рози уткнулась лицом в стекло и сильно прикусила губу. Она взвыла от боли. Не только фи-зической.
-Но... возможно жизнь и замечательна тем, что мы не можем знать ничего наперед.
-Конечно, вы правы. Да, теперь я поняла! - с сарказмом в голосе восклицала Рози. - То, что Марк умер - замечательно! Не правда ли!? - она со всей силы ударила по приборной панели, так, что открылся бардачок. - Конечно, давайте отпразднуем! У вас случаем, нигде не завалялась в машине бутылочка шампанского, например? Или чего-нибудь покрепче? А? - Рози грустно улыбнулась, провела рукой по волосам и вытерла рукавом халата слезы.
Повисло молчание. Слышалось лишь тихое сопение уснувшего Алекса. Рози повернула голову, посмотрела на сына, сузила глаза и перевела взгляд на водителя.
-Я просто-напросто повешусь. Или утоплюсь. Или что-нибудь еще. Ведь так много способов покончить со всем. Это даже в какой-то мере весело, навер-ное.
-Нет.
-Что вы сказали?
-Нет. Вы не сделаете этого.
-Сделаю. Еще как сделаю. Вы мне не помеха, знаете ли.
-Эм... - водитель глубоко и отрывисто вздохнул и быстро выдохнул. - Моя жена... моя любимая Кесси... Она умерла. Три года назад. И...я не мог пове-рить в это или как-то пережить, забыть, знаете, просто так взять, и раз, выки-нуть из головы.  Тогда я подумал так... так, как вы. Я... я подвесил веревку к лопастям вентилятора на потолке, встал на стул, просунул голову в петлю и подумал: "Ну что, Кесси, а вот и я! А вот и Бобби! Твой любимый Бобби!", - водитель несмешно хохотнул. - И тогда я вдруг... перевел взгляд на фотогра-фию нашей семьи.  Моя дочь. Ее муж. Их дети, мои внуки. Мои любимые. И тогда я послал все к черту, и... да. Я сделал это. Снял петлю с вентилятора и поставил стул на место, к телевизору. И теперь я живу ради своей семьи, ра-ди своих родных и близких. И я понимаю, что они... просто не выдержат. И стараюсь отсрочить тот момент... момент, когда... - водитель посмотрел на яркий свет уличного фонаря, на его щеках можно было рассмотреть малень-кие ямочки и капельки слез. - У вас тоже есть ради кого жить, - он кивнул в сторону Алекса.
-Я... Я... Спасибо, - тихо шепнула Рози. -А как вас зовут?
-Я? Я Боб Ричердс. А вы?
-Рози Роуз.
-Красиво звучит. И, Рози? Мне жаль.
-Спасибо.
Вдалеке за городом блестел рассвет. Сквозь тучи просачивались лучики све-та. Размытый силуэт маяка, освещенного ласковым светом, виднелся  вдали. Тихо. И лишь еле слышный шелест шин по мокрой, еще не просохшей после дождя, дороге слышался в городке.
*
Белое пространство. Вокруг разные образы. Вот скала с маяком, небо, ярко окрашенное в оранжевый цвет заходящим солнцем, а там, сверху, маячит неясная фигура... ромб... воздушный змей.  Неясно, откуда-то из самой глу-бины, звучит девичий голосок: "Какой красивый!"
Но вот картинка сменилась. Затемненный коридор, мама плачет, каталку с каким-то мужчиной увозят в белое пятно, расплывающееся вдали. И этот го-лос в голове, заставляющий кровь в висках бешено пульсировать:
Не выходи из комнаты,
Не совершай ошибку,
Зачем тебе Солнце... (2)
"Папа!" - кричит ребенок.
Это все в моей голове. В моей бедной больной голове. Не отдавайся потоку. Сопротивляйся. Позволь ей помочь. Ну же, давай, черт возьми!
Это были сны Алекса. Один - прекрасный, другой - кошмарный. И они стоят рядом. И между ними всего пара часов.
А тем временем такси подъехало к дому Роузов.
-Боб, сколько с меня? - спрашивала Рози, доставая из сумки кошелек.
-Не надо. Нисколько, - ответил таксист, поправляя съехавшую набок беретку.
-Но... как же? Вы ведь нас довезли.
-Просто... не надо. Не стоит.
-Спасибо...
Рози вышла из машины и открыла заднюю дверь, собираясь разбудить сво-его сына.
-Рози? Не надо, я его донесу. Не буди, пусть поспит.
Боб с осторожностью взял на руки Алекса. Женщина открыла дверь, а таксист положил мальчика на небольшой светло-коричневый диванчик, стоявший в коридоре.
-До свидания, Рози, - произнес Боб, развернувшись и направляясь к машине.
-Боб! Постойте! - выкрикнула женщина.
Водитель такси обернулся и увидел, как Рози бежит к нему.  Он улыбнулся. Женщина обняла его и прошептала на ухо: "Удачи".
Старенький "Форд" затарахтел и двинулся вперед по улице, медленно уменьшаясь и скрываясь в тишине.
Рози вошла в дом, вздохнула и подумала: "Я бы никогда не сделала этого. Я буду жить ради него. Ради сына." Женщина осторожно раздела Алекса и на-крыла одеялом. Рядом с диванчиком горел ночник в виде взлетающей раке-ты.
Рози тоже отправилась спать. Она лежала на их с мужем кровати. Одна. Без него. На его месте осталась еле заметная вмятина от его больной спины. Так непривычно было не чувствовать его теплого дыхания на своем плече. Рози заплакала. На подушке остался мокрый след.




















6
Лучики солнечного света, постепенно увеличиваясь, окутывали дом Роузов неясной паутиной. Певчие птицы уже давным-давно проснулись и радостно щебетали где-то в зеленых ветвях деревьев.
Эти лучики упали на маленькое личико Алекса и разбудили его.
-Папа! - воскликнул мальчик, вскочив.
Он вспомнил ночь, такую далекую, странную и непонятную, будто давний сон, который увидел вновь .
Грудь Алекса часто-часто вздымалась. Он резко скинул одеяло с кровати, протер глаза и прошептал себе под нос: "Папа... Папочка...". Тогда он зарыл-ся лицом в подушку и заплакал.
-Алекс! Алекс! - в комнату своего сына вбежала Рози, испугавшаяся его пла-ча. - Сынок?
-Мама... я... мне... - сквозь слезы пытался выдавить слова мальчик. - Мне приснился сон... в котором... все повторилось. Папа умер... Опять! Опять!
-Алекс... - слабым осевшим голосом прошептала Рози и обняла своего сына, прижавшись губами к его уху. -С папой все хорошо. Он... в хорошем месте.
-Ура! - обрадовался Алекс, отбросив все свои размышления о смерти. - Зна-чит, он еще придет?
-О, малыш... нет... но не волнуйся, все хорошо. Папе сейчас хорошо.
-Без нас? Ему хорошо... без нас?
-Алекс, папе плохо без нас, и если бы он мог, он бы вернулся, но... он не мо-жет. Но то место, где он сейчас, наверное, нравится ему.
Алекс промолчал. Он посмотрел в окно, на шумящие листьями кроны невы-соких деревьев, на красивый домик на той стороне улицы, на птичек, летаю-щих легко и свободно. Было уже где-то около половины девятого. Солнце уже совсем выглянуло из-за горизонта и своими приветливыми лучиками играло на еще не высохших лужах. Портленд-Сити просыпался. Медленно, сонно потягиваясь, как это принято на юге.
-Сынок, а может... наверное, ты должен сказать Дженни обо всем этом. Ведь она твоя подруга. И она... знала папу.
Рози подумала, что если Алекс поделится с кем-нибудь своими пережива-ниями, ему станет легче.
-Хорошо, мамочка.
Алекс поцеловал ее в щеку и отправился  умываться и чистить зубы.
Мальчик оделся и вышел на улицу. Красота этого наполненного светом утра поражала. Алекс шлепал своими черными кедами по лужам, блистающим в лучах солнечного света. Когда он подошел к дому Дженни, то увидел на-стежь распахнутое окно, из которого высовывалась девочка.
-Алекс! Привет! Какое красивое утро, правда? - кричала Дженни. -Алекс? По-чему ты не улыбаешься? Что-то случилось?
-Дженни... - сказал мальчик. - Давай прогуляемся?
-Конечно, пошли! - девочка отбежала от окна и направилась к двери.
Из дома послышалось:
-Мам, мы с Алексом сходим погуляем.
-Хорошо, дочка, только недолго, завтрак почти готов, - ответил красивый женский голос.
Дверь дома отворилась и на улицу вышла Дженни. На ней было белое платьице в красный горошек, на ногах светлые балетки, а на косичках болта-лись два синих бантика.
-Ты так и не ответил, почему ты не улыбаешься. Забыл? - подбежав к другу, сказала Дженни.
-Эм... Дженни... - немного отойдя от дома, начал Алекс.- Мой... мой папа... умер, - Алекс чувствовал, что сейчас расплачется, но старался сдерживаться, он не хотел показывать своих слез, считая их обычной человеческой слабо-стью.
-Это... это шутка такая, да? Да? Плохая шутка, Алекс. Не смешно.
-Дженни я... я не шучу. Это не шутка. Это правда. Он умер... сегодня ночью.
-А... Алекс... мне... мне так жаль, - Дженни обняла мальчика и уткнулась но-сом в его плечо.
-Я понимаю... Спасибо... И похороны... будут в пятницу. Ты придешь?
-Д... да. Да, Алекс, конечно, я приду. Боже... как? Мы ведь только недавно делали воздушного змея. Как? Как такое могло произойти?
-Я не знаю.
Дженни заплакала. Футболка Алекса была в слезах.
Контролируй ее. Ты же создатель. Давай.
Солнце поднималось все выше и выше над Портленд-Сити.
















7
Наступила пятница. Погода была отличной - раскаленное солнце нагревало и так теплое море, а на небе не было ни облачка.
Рози поправила бабочку, дополнявшую черный костюм Алекса, и отошла подальше, чтобы как следует взглянуть на него.
-Сынок, ты такой красивый... прямо как папа, - сказала Рози, расплываясь в улыбке. Она подошла к Алексу, обняла его и поцеловала в немного потем-невший от загара лоб. - Твои волосы пахнут солнышком.
-Правда? А как они пахнут?
-Правда. А пахнут они... светом. Легким летним дождем. Цветами.
-Всем сразу?
-Да.
-Мам, а у папы волосы тоже пахли солнышком?
-Конечно, сынок, конечно.
*
Когда небольшое такси подъехало к церкви, почти все уже собрались: ба-бушки, дедушки, тети, дяди, даже брат Марка, Ник, прилетел из Мельбурна.
Все в черных платьях и костюмах, плачущие и старающиеся сдержаться, с грустными и немного ненавистными улыбками на лицах. 
Всех позвали в церковь. Когда Алекс зашел внутрь, его окутал неясный полу-мрак, напоминавший о маяке. Но затем помещение расширилось, и сквозь витражи на окнах на пол неясными бликами падали веселые солнечные зай-чики.
Всего лишь в моей голове. Фантазия. И все.
-Боже... я... не могу... Марк, как... - увидев своего мужа, разглядев его из-за спин родственников, зарыдала Рози.
Алекс осмотрел лица всех присутствующих. Они были скованы цепями странного непонятного горя, словно все вокруг было ненастоящим, искусст-венным. Но среди этих лиц не было кроткого и юного, не искаженного жиз-нью лица маленькой девочки. "Почему... Почему ее нет? Ведь я ее позвал..." - подумал Алекс.
Тут священник начал молитву.
Алекс чувствовал, что его отец где-то здесь, стоит и улыбается, смотря на не-го, так горячо любимого сына.
 Он до последнего хотел, чтобы его отец весело стукнул каблуками по полу, дунул в трещалку, ту, что обычно используют на днях рождения и восклик-нул: "Ага, попались! Все, ладно, расходитесь! Это была всего лишь шутка! Розыгрыш, поняли?". Но когда гроб положили на дно ямы, что вырыта на кладбище, и начали закапывать, Алекс понял, что такого не будет. Но, несмотря на все это, он верил. Старался верить.
А Дженни так и не пришла.















8
Алекс увидел Дженни следующим утром. Она сидела на старой синей ска-мейке около своего дома и с интересом разглядывала асфальт, немного по-качивая босыми ногами.
-Дженни? - тихо позвал Алекс.
Девочка подняла голову, смущенно поправила волосы, но промолчала. По ее лицу было видно, что она взволнована и расстроена.
Она выходит из-под контроля, не могу ничего поделать. Она ведь лич-ность. Закат. Всего. Это горело так ярко, что хотелось прикрыть глаза рукой.
-Почему... почему ты вчера не пришла?
-Я... я... - нерешительно пробормотала себе под нос Дженни. - Я не смогла.
-Ты врешь?
-Алекс...
-Да? Скажи мне, ты врешь?! - бессильно закричал Алекс.
-Нет!
-Да! Боже... ты врешь!
-Нет... Алекс, послушай...
-Джен? Как ты могла?
-Послушай. Прости меня, правда! Я виновата, мне жаль! Но я правда не смогла Алекс...
-Тогда скажи, почему.
-Я не могу... Ты... я просто не хочу ранить тебя. Ты...
-Ты пойдешь гулять? - вдруг спросил Алекс, в момент растеряв всю свою злость на Дженни просто потому, что он любил ее.
-Да... - опешила Дженни. - Зайди за мной... утром.
-Ладно.
9
Утро следующего дня вышло промозглым. На траве блестели крупные ка-пельки росы. Солнце еще не успело до конца подняться над горизонтом, и его первые лучики сильно резали глаза.
Около десяти Алекс подошел к дому Дженни.
Все выглядело как обычно: те же немного обшарпанные стены, тот же пест-рый палисадник около белого оштукатуренного крыльца. Но что-то измени-лось. Дом выглядел каким-то... пустым. Обычно по утрам Дженни выгляды-вала в окно или сидела на скамеечке, из их дома доносилось шкварчание блинчиков на сковородке. Но сейчас этого не было. Ставни окон были наглу-хо закрыты. И еще была... тишина. Громкая тишина. Тишина, заставляющая испытывать ненависть к себе и миру.
Мальчик отворил калитку. Она звучно скрипнула, на пару секунд растворив тишину, обволакивающую со всех сторон.
Вдруг Алекс заметил небольшой кусочек бумаги. Он подбежал к нему, вновь надеясь на розыгрыш, но, понимая, что никакого розыгрыша никогда и не было, что жизнь - и есть розыгрыш. Но... Боже, как же приятно было думать, что все это не взаправду. "Конечно это шутка! Разве Дженни могла просто так взять и испариться? Нет! Мы же собрались погулять... Глупая фантазия. И ничего больше!" - успокаивал себя Алекс, подходя к записке.
На ней кривыми и нескладными буквами было написано:
Дорогой Алекс!
Я так перед тобой виновата, до сих пор не могу простить себя. Прости, что не пришла. Но... Алекс... мы переезжаем. Я старалась сказать тебе вчера, но почему-то не смогла. Мне жаль... Но умоляю, помни одно... Я люблю тебя, Алекс. И всегда буду любить. Хоть и не могу быть рядом. Прощай... нет! До встречи.
Дженни
До Алекса не сразу дошел смысл написанных слов. Он перечитал записку не-сколько раз и только тогда он понял. "Но... Но как же... Как же наша база? Надпись... Камень на дне... Она? Я? Разве... разве все это было зря?"
Какой же глупой теперь показалась ему мысль о розыгрыше. Она была лишь успокоением, не больше. Потеряв одного близкого человека, Алекс потерял и второго.
Мальчик направился к маяку.
*
Солнце играло в волнах, голубых и беззаботных. Его лучи падали на шерохо-ватую и потрескавшуюся штукатурку маяка.
На скалу поднялся Алекс. Красота моря поражала его. Волны разбивались о скалу и умирали, превращаясь в белую пену. И ради чего? Ради обычного всплеска? В это нельзя поверить. Они не погибают зря. Ведь должна быть ка-кая-то цель у всего этого безумия, разве нет?
Алекс подошел к забору и взглянул в воду. На то оно и безумие, чтобы быть бесцельным и хаотичным, не подчиняющимся никаким законам, даже себе. Мозг сам додумывал картину. Воспоминания оживали.
Вот Дженни вновь держится за край и Алекс спасает ей жизнь. Не делай это-го. Вот мальчик кидает в волны камень с острым концом. Не Делай Этого. Вот вместе с Марком запускают воздушного змея. НЕ ДЕЛАЙ ЭТОГО. Зачем? Зачем все это?
Алекс сел на скамейку и посмотрел на волны. Проплыла яхта.
-Прощай, Дженни Аттвуд, - только и произнес мальчик, когда наконец осоз-нал, что ничего уже не вернуть.
-Прощай, Алекс Роуз, - только и произнесла девочка, когда автомобиль уво-зил ее все дальше и дальше от Портленд-Сити...






Лицом к лицу
Лица не увидать.
Большое видится на расстоянье.
Есенин
Часть 2. Вечно молодой и вечно пьяный
2006
1
Солнце выглянуло из-за туч и желтыми лучиками коснулось асфальта. День медленно перетекал в вечер, как будто песчинки в песочных часах, образуя воронку, падали и просачивались из верхней половины в нижнюю. Море ти-хо плескалось, и дул приятный морской бриз. Совсем скоро он сменит свое направление и подует с суши и будет казаться, что огромный великан, имя которому Земля, судорожно вдыхает воздух после долго погружения под воду.
Капли дождя стали медленно стучать по раскаленному асфальту. Они были крупными и оставляли после себя лишь мокрый след, словно волны, набе-гающие на скалу.
Люди не мчались стремглав домой. Наоборот, они наслаждались дождем, каждой его капелькой, этой волшебной привилегией, дарованной свыше. Город будто проснулся от оцепенения и состояния какой-то судорожной апатии, вызванной дневной жарой. И только, когда дождь превратился в ливень, а ветер шумно завыл с переулках, люди поспешили домой.
Город был будто сказочный. Ненастоящий. Утекающий во времени. Мирное, несмотря на ливень и ветер, море, дома, такие маленькие и скромные, обви-тые плющом, зеленая листва деревьев, тихо мерцающая на фоне неба... Все это было  утопией, придуманной в голове какого-то ребенка, играющего только в своих мыслях, беззаботно летающих в его маленькой голове.
Летние дожди сильны, но скоротечны. Может, это и к лучшему. А может и нет. Но так или иначе, город вновь ожил: на улицах появились прохожие, с блаженством вдыхающие запах асфальта после дождя, автомобили, быстро снующие туда-сюда, велосипедисты, размеренно крутящие педали, пока липкая и мокрая пыль наматывается на колеса их велосипедов.
Вот такой он, Портленд-Сити, в начале лета две тысячи шестого года.
*
Дверь открылась. В комнату вошел парень лет пятнадцати и с важным видом осмотрелся вокруг.
Ничего не изменилось - все на своих местах: печатная машинка отца (рари-тет, между прочим!) стояла все там же, около окна, а так и не оконченная книга лежала рядом. "Когда же закончится эта чертова восьмая глава?" - бы-ло подписано аккуратным почерком внизу листа.
Сквозь окно в комнату просачивались лучики света и играли на столе, полу, кресле-качалке, стоявшей в углу. Лучики эти были везде, казалось, что от них некуда спрятаться, некуда бежать.
Парень начал напевать себе под нос слова песни Боба Марли, облокотив-шись на косяк двери: "No woman - no cry...". Время шло и шло, и парень не знал, сколько он уже находился здесь: может, всего минуту, а может, уже и целый час. В такие моменты потерять ориентиры во времени было проще простого, ведь оно летело абсолютно незаметно.
Вдруг с кухни раздался женский голос:
-Алекс, иди есть!
-Сейчас, мам! - ответил парень.
Но Алекс все стоял и стоял. Вдруг он заметил старенький альбом с фотогра-фиями. Открыв его, парень сел на пол и стал листать.
Зима 1997
День рождения Алекса
Из темноты вдруг показался тусклый блеск огонька. Потом он, приближаясь, становился все ярче и ярче. Единое пламя разделилось на семь отдельных танцующих под никем не слышимую музыку огоньков.
-С Днем рождения! С Днем рождения! С Днем рождения, Алекс! С Днем ро-ждения тебя! - начали петь мама с папой.
Включился свет. Рози поставила торт, который она несла, на стол. На торте горело семь красных свечей.
-Ну же, Алекс, задувай их скорее! А то вместо крема будем есть воск, - сказа-ла мама.
-Да, и не забудь загадать желание, - добавил папа.
"Я хочу, чтобы мама с папой жили вечно," - подумал Алекс. Тогда он, набрав в легкие побольше воздуха, как можно сильнее дунул.
Все свечи погасли в один момент.
*
-Алекс, сколько раз я должна повторять? Иди есть! - вновь донеслось с кухни.
-Ну иду я, иду!
Парень, нехотя встав с пола, вновь мельком взглянул на фотографию, в углу которой ярко красовался большой палец, отправился на кухню.
Дождевые капли все стекают по стеклу, медленно и осторожно. Это лишь от-голоски ливня, что был совсем недавно. Лишь отголоски дождя, лишь отго-лоски прошлого, ничего странного или интересного. Просто больная, разрывающаяся на части от мыслей голова человека. Алекс... Дженни... Больница... Папа!.. Такси... Похороны... Исчезла... Маяк... Прощай... Один в полной темноте. То, что потеряно, не вернуть.
Заряжайте ружья и собирайте друзей
Это весело - расставаться с иллюзиями и притворяться
Ей слишком скучно, она самоуверенна
Но нет, я знаю одно грязное словечко. (3)
-Привет, мам, - хмуро сказал Алекс.
-Привет, сын, - с долей иронии в голосе ответила Рози.
Она готовила блинчики. За эти годы она сильно постарела: на лице ее появи-лись мелкие морщинки, особенно это было заметно на лбу, а в волосах уже начали появляться седые пряди. Время на щадит никого.
-Ну наконец-то! А то я думала, что ты превратился в черепаху, - сказала Рози, когда Алекс сел за стол.
-Хорошая попытка, мам. Но не дожала с метафорой. Тренируйтесь усерднее, мэм, и тогда у вас все получится.
-Есть, сэр, да, сэр!
Вдруг в комнату вбежала темноволосая маленькая девочка лет семи-восьми. Сделав несколько кругов вокруг стола, она неуклюже плюхнулась на стул и сказала:
-Мама, мама! Пит меня снова обижает!
-Кесси, ты хочешь покушать?
-Не... не... - запыхалась девочка. - Нет, мам, не хочется.
-Кесси, а что там сделал этот... Пит?
-Он меня дурочкой обозвал.
-Пфф... я думал, у меня тут какие-то проблемы, а здесь... Вешаться можно! - съязвил Алекс.
-А у тебя разве какие-то проблемы? - спросила Рози, не отрываясь от поли-вания блинчиков кленовым сиропом.
-Да нет. Я так, к слову.
-Да, бывает, - произнесла Рози. - Кстати, Кесси, ты на этого мальчика не об-ращай внимания. Сейчас он пообзывает тебя пару дней, а потом поймет, что тебе... эм... как там сейчас молодежь говорит, Алекс?
-Пофигу?
-Да, это слово. Спасибо, Алекс.
-Всегда пожалуйста.
-Мама... - слабым голосом прошептала Кесси, хмуро опустив голову, - но мне же обидно...
-А ты просто возьми и не обижайся, - сказала Рози, разрезая блинчик столо-вым ножом.
2
Осень 1998
Три недели после смерти Марка
Рози начала замечать, что у нее часто стала кружиться голова, то и дело жут-кая тошнота подкатывала к горлу, а практически все время ей хотелось фис-ташкового мороженого.
Тогда она решила сходить в аптеку и купить тест на беременность.
Около девяти вечера на нем появились две ярко-красные полоски. Это был ребенок ее любимого и самого дорогого человека на земле, которого боль-ше нет рядом. Малыш будет расти и не видеть рядом с собой отца, только старшего брата и мать.
По щекам женщины потекли слезы. Это были слезы грусти и радости одно-временно. Они, сливаясь воедино, падали на холодный кафельный пол ван-ной.
Через полгода
Невысокий мужчина с редкой бородкой и в длинном белом халате с важным видом приподнялся с мягкого крутящегося стула.
-Ну-с... - протянул он, с внимательным видом что-то рассматривая. -Поздравляю... эм... Рози, у вас будет девочка.
Широкая улыбка поползла по лицу женщины.
-Алекс так обрадуется! - произнесла она.
-Ну... идите и порадуйте своего мужа.
-Эм... это мой сын... мой муж, он... - ее голос задрожал, - умер.
-О, простите... Я не знал...
-Ничего, ничего страшного. Я... я пойду.
-Еще раз простите... я правда не знал.
Рози встала с кушетки и вышла из кабинета, осторожно закрыв за собой дверь.
*
Постучали.
-Кто бы это мог быть? - произнесла Рози, направляясь к двери.
Послышался резкий щелчок открывающегося затвора, а затем голос парня:
-Здравствуйте, миссис Роуз!
-А, Эд, это ты! Я же тебе говорила, что не нужно так официально. Называй меня просто Рози. Ты, наверное, в самый ливень попал! Весь промок, да?
-Нет, миссис... оу... Рози. Я успел забежать к старику Джо.
-О, не знала, что он еще работает. Ну и как он?
-Ну... покупателей все меньше, бизнес потихоньку идет на спад, но он все еще более-менее держится на плаву.
-Что ж, я могу пожелать ему только удачи. Она ему не помешает сейчас. Впрочем, как и всем нам. Работы все меньше, а зарплаты все ниже... Порт-ленд-Сити умирает.
-Да... Кстати, а где Ал?
-Ах, да! Совсем забылась, прости. Проходи, он на кухне.
-Эд! - воскликнула Кесси, подпрыгнув на стуле.
-Привет, малышка! - сказал парень, немного потрепав ее волосы.
-Привет, Эд, - поздоровался Алекс.
-И тебе, Ал. Пошли?
-Да, идем. Кстати, не хочешь блинов?
-Нет, спасибо.
Алекс встал из-за стола, поблагодарил Рози, и они с Эдом ушли.
Становилось все теплее. Солнце смелее выглядывало из-за туч, а через неко-торое время оно уже полностью залило своим ласковым светом весь Порт-ленд-Сити.
Да, Портленд-Сити сильно изменился. Время потрепало его, причем сильно. Пролегающая рядом автострада гудела и кипела жизнью, многие люди пе-реехали в города покрупнее, бизнес медленно вымирал. Эти восемь лет пролетели слишком незаметно, чтобы быть правдой. Хотя, черт возьми, ка-кой правдой?





















3
Весна 1999
Семья Эдди Питтерса на черном джипе подъезжала к Портленд-сити.
-Мама! - сказал он.
-Да? - спросила рыжеволосая женщина, сидевшая на переднем сидении и лениво поправлявшая прическу.
-Неужели всего пара километров? - счастливо произнес мальчик, глядя в ок-но, за которым неясными бликами отражалось чистое голубое море.
-Я и сама не верю, - проговорила женщина, кося глазами на пейзаж за окном.
Только подумать, еще позавчера они сидели за столом в своей квартире и смотрели на дождь, медленно затапливающий шумные улицы Торонто. А сейчас все это позади, за полторы тысячи миль отсюда...
-Джесс, пожалуйста, дай водички. В горле будто пустыня, - сказал крепкий мужчина, сидевший за рулем.
-Конечно, секундочку, Ник... - Джесс заглянула в бардачок и достала оттуда бутылку с водой. -Держи, дорогой.
Семья, уехавшая из родного города на самый юг Америки, чужой страны. Семья, решившая бросить все, что у них осталось, к черту. Семья, которая именно в этот момент подъезжала к Портленд-Сити.
Лето 1999
Через месяц
Было около полудня, но жары, что обыкновенно бывает в это время, попро-сту не было.
Рози сидела на скамейке в тени высокого дерева на детской площадке и ка-тала взад-вперед розовую коляску, в которой лежала маленькая девочка. На коляске красивыми золотыми буквами было вышито: Кесси.
Алекс в это время предавался несдерживаемым порывам безумного весе-лья: катался на горках, качался на качелях, что-то строил в песочнице.
Вдруг на площадке появился мальчик и несмело подошел к Алексу.
-Привет, - сказал мальчик.
-Привет, - ответил Алекс, не отвлекаясь от постройки песочного замка.
-Как тебя зовут?
-Алекс, - мальчик повернул голову. - А тебя?
-Эдди.
-Классное имя.
-Ага. А... давай дружить?
-Давай.
Тогда они и подумать не могли, что их дружба продолжится  много лет и ста-нет практически неразрушимой. Так они и познакомились, Эд и Ал - два луч-ших друга.
*
-Ну? Куда пойдем? - спросил Эд.
-Не знаю... - протянул Алекс. - Просто.
-Что "просто"?
-В пустоту неизведанной безмятежности.
-Пфф... Я давно говорил, что тебе надо стать писателем.
-И зачем?
-Нет, ну я же вижу, что ты жить без этого не можешь. Вот скажи что-нибудь. Скажи так, как будто пишешь книгу. Давай.
-Ты серьезно? Реально?
-Да, блин.
-Ладно... Но ты мне будешь должен. Итак... - Алекс важно прокашлялся. - В тот момент, в тот самый момент, я чувствовал, как каждая клеточка моего чертового мозга разрушается. Умирает. Как мое тело разлагается. Я ощущал это всем: кончиками пальцев, сетчаткой глаза, волосками на ногах. И знаете... я, черт возьми, хотел этого. Хотел стать кормом для червей. Не быть никем. И всем. Сразу... И... Все!
-Алекс... И после этого ты не хочешь быть писателем?
-И... барабанная дробь... Нет, не хочу!
-Нет, ну ты представь. Идешь, значит, по улице, и все к тебе подбегают, тря-сущимися от восхищения руками протягивают бумажки, дрожащим голосом просят автографы...
-Ты перепутал писателя с актером. Меня будут узнавать, если только я наде-ну футболку с надписью огромными буквами: "Эй, чуваки! Это я написал ту книгу, о которой сейчас все говорят!"
-И обязательно шрифтом Times New Roman.
-С полторашным межстрочным интервалом.
-Да. Именно так.
И они замолчали. Но даже сквозь молчание словно незаметно пробегали импульсы их слов. Отголоски только что сказанных предложений. Воспоми-нания об интонациях в голосе и эмоциях на лице.
И сейчас они шли куда-то, не зная куда, не понимая ни направления, ни ко-нечной цели, не планируя, куда и когда повернут.
-Эм... Эд? - спросил Алекс.
-Да?
-Я хочу тебе кое-что показать.
-И что? Я все видел.
-Пошли, - Ал неопределенно махнул рукой и двинулся в сторону скалы...
*
Волны бились о скалу так же, как и восемь лет назад. Мало что случилось с этим местом за это долгое время. Разве что, казалось, что маяк стал старше и немного... поседел. Скамейка была все такой же скрипучей и хлипкой, как тогда. А забор перекрасили в красный цвет, но это было совсем незаметным и словно... никому не нужным. Казалось, даже травинки остались прежними.
-И что, Ал? Мы были здесь уже сотни раз... - произнес Эд.
-Подожди ты, - огрызнулся Алекс, подойдя к маяку и открыв дверь внутрь. - Пошли.
-Ты... ты это серьезно? - с усмешкой сказал Эд.
-Серьезней некуда.
Они зашли внутрь, и Алекс прикрыл дверь. Она жалобно и протяжно скрип-нула.
Пробивавшийся в окошко свет освещал пыльный дощатый пол. Под окном прямо на обои были наклеены разноцветные ромбы. Многие из них уже на-чали отваливаться и держались только на высохшем клее. Стол, восемь лет назад стоявший около окна, теперь был опрокинут. Значит, здесь кто-то был. Алекс сердито нахмурил брови, ведь он совершенно не хотел, чтобы кто-то, кроме их самих, вторгался в этот рай. Рай, который создали они. А затем бы-стро покинули, оставив прекрасно пахнущие кусты и деревья чахнуть без жи-вительной влаги. На коврике лежал маленький мишка с синим хвостиком, а неподалеку валялся магнитофон-кассетник.
Алекс подошел к нему, включил и, когда заиграла песня, сел на ковер и за-крыл глаза. Он хотел... уйти. Покинуть маяк, Эда, границы города и разума, границы времени, открыть неизведанный белеющий вдалеке горизонт. Ведь, черт возьми, дорога возникает под шагами идущего.
-I love the rain... I love the sun... - подпевал Алекс, мерно качаясь в такт песне, уплывая все дальше и дальше.
Эд молча сел на ковер рядом с Алексом и удивленно посмотрел на него. На его длинные колышущиеся волосы, вены, сильно выпирающие около запяс-тий.
Солнечные блики тоже, казалось, танцевали в такт мелодии.
-Hello my friend... Hello...
Наконец, Эд не выдержал и выпалил:
-Ал! Что тут, блин, происходит? Ты можешь объяснить хоть... хоть что-нибудь?
Алекс резко открыл глаза, перестал напевать и раскачиваться и тихо, словно только для самого себя, прошептал:
-Я столько всего потерял... Черт, как так... случилось?
-Что? - не расслышал Эд.
-Нет, ничего. Так, я о своем. И, знаешь что? Сейчас... давай наверх.
-Зачем?
-Просто послушай меня. Пошли.
Алекс встал и начал подниматься по жутко скрипевшей лестнице. В ответ Эд лишь грустно вздохнул и обреченно двинулся за ним.
Знаете, старые заброшенные здания обладают какой-то... магией. Они будто сами просят, чтобы в них заходили люди, исследовали их вдоль и поперек и собирали по маленьким крупицам, разбросанным повсюду, их многолетнюю и запутанную историю. Может, просто хотят быть... нужными.
-И все же, куда мы идем, Ал? - безучастно спросил Эдди.
-Я... Эд, в общем, я хочу... нет, я должен, должен кое-что тебе рассказать, - проговорил Алекс, глядя сквозь пыльное стекло на голубое море, мирно плескавшееся где-то внизу. "Don't look at me..." - пел мужчина. А мелодия песни уже не казалась такой прекрасной, нежели в детстве.
-И что же? - поинтересовался Эд, внимательно, не отрывая глаз, наблюдая за Алексом.
-За год до того, как мы с тобой встретились... - начал Ал.
-Получается, - перебил Эд, - летом девяносто восьмого?
-Именно.
-И... Дальше...
-Тогда мне было семь и... знаешь, я как-то ехал на велосипеде по полю и увидел девочку. Она сидела на камне и, как мне показалось, грустно посмотрела на меня. А потом...
Вдруг раздался ужасный и протяжный скрип давно не смазанных петель.
Эд глянул вниз и увидел девушку лет пятнадцати с длинными темными волосами. Она оглядывалась вокруг, слыша доносившуюся из кассетника песню, но никого не видя.
-Эй, есть тут кто-нибудь? - крикнула она подозрительно знакомым голосом. - Эй? Нет, ну хоть кто-нибудь? Хм... странно.
-Твою ж... - прошептал Алекс, резко отдернув Эда от перил лестницы.
-Ты что?! Идиот! - прошептал в ответ Эд.
-Заткнись, блин!
-Да что с тобой? Кто это? Ты ее знаешь?
-Это она!
-Кто "она"?
-Дженни.
-Зачем так паниковать?
-Узнал бы, что случилось, запаниковал бы не хуже!
Дженни ходила по первому этажу, внимательно осматривая все вокруг и снимая кончиками пальцев толстый слой пыли.
-Уже восемь лет прошло, а все и не слишком-то изменилось... - прошептала она.
Да и сама она не слишком изменилась. В ее лице все еще можно было раз-глядеть частичку той самой маленькой девочки, которая тогда поцеловала маленького мальчика. Как далеко это было, но одновременно так близко, что, казалось, прошла всего пара секунд.
Песня кончилась, и девушка начала подниматься по скрипучей лестнице на-верх.
-Вот черт... - прошептал Алекс.
Алекс затащил Эда за кусок фанеры, стоявший в углу и спрятался сам.
-Боже мой... - произнесла Дженни, увидев старый потрескавшийся фонарь.
Она отчетливо увидела тот день... Лил дождь, сверкала молния, они стояли на этом самом месте, и он обнимал ее. Она словно чувствовала нежные при-косновения его пальцев к своим плечам, прикосновения маленького маль-чика, которого она любила когда-то, да, пожалуй, любит и теперь.
Она и представить не могла, что сейчас он находится всего в паре метров от нее, сидит на корточках, прижавшись спиной к холодной белой стене...




















4
Осень 1998
Дженни
Когда я закрываю глаза, я чувствую, как кровь пульсирует по моим венам. И в тот день... я ощущала это, как никогда раньше. Мы просто... исчезли. Уехали в городок Грин-Лейн, что за четыреста миль от Портленд-Сити. И я оборвала все связи с этим городком. Понимала, что ни к чему это не приведет.
Вообще Грин-Лейн в несколько раз больше Портленд-Сити, да и зарплаты там выше на порядок. Отцу предложили хорошую работенку, менеджером в какой-то крупной компании по изготовлению зубных щеток. И в тот день ему позвонил директор этой компании и сказал, что с понедельника он может приступить к работе. И тогда мы просто взяли и... рванули на север.
Каким-то темным дождливым вечером я решила написать Алексу письмо. Я вошла в свою комнату, включила настольную лампу, взяла чистый лист и на-чала писать. Странно, но я до сих пор помню слово в слово текст того письма. Я старалась вспомнить все хорошее, что между нами было, но в голову лезли только последние и далеко не самые счастливые дни. Я грызла кончик ручки до того момента, пока не раскусила его и не почувствовала привкус чернил на языке. Когда я наконец начала писать, то увидела, какими жутко неровными выходят мои буквы. Н потом вспомнила почерк Алекса и подумала, что мой уж не так плох. Улыбнулась.
Дорогой Алекс!
У меня все хорошо. Прости, что раньше не сказала тебе, я просто... не смогла, наверное. Думаю, сейчас у тебя куча вопросов, но я не могу на них ответить даже при всем желании. Не знаю, почему. Не спрашивай. Алекс, и мне сейчас приходится несладко, поверь. Новый город мне не нравится. Здесь нет маяка, моря... тебя. Я скучаю. Может, может я еще вернусь, не знаю точно, но... просто верь в это. Звучит глупо, но, думаю, будет лучше, если ты будешь продолжать надеяться. Прошу, подожди меня... Может, мы еще встретимся.
С любовью,
Дженни
Внизу листа еще осталось место и я подписала: "А. Р. + Д. А. = Любовь". И на глазах у меня выступили слезы. Первые за долгое время. Тогда я осторожно сложила лист и убрала его в конверт. Я вышла на улицу к почтовому ящику, собираясь положить туда письмо, но почему-то не смогла. Я крепко сжала зубы и закрыла глаза. А потом... просто кинула его на дорогу. Долго смотре-ла, как это письмо уносит ручей, как буквы расплываются, а вода вокруг ста-новится ярко-синей. Ушла домой мокрая и грустная.
Думаю, я просто... испугалась чего-то неведомого, чего мы все пугаемся в такие моменты.
"Может, мы еще встретимся," - было написано в том письме. Так оно и вы-шло...
*
Дженни не покидало ощущение чьего-то присутствия. Но она не понимала, кто еще может находится вместе с ней в старом, никому не нужном, забро-шенном маяке.
-Эй! Кто-нибудь! - крикнула девушка. Но ей ответило лишь громкое эхо.
"Так... - думал Алекс. - Я увижу ее. Сейчас. Я сделаю это. Три..."
-Тут точно никого нет?
"Два..."
-Эй?
"Один..."
Алекс собрался с духом и выпрыгнул из-за куска фанеры.
-Привет! - произнес он.
-Господи! - испугалась Дженни, схватила валявшийся неподалеку камень и кинула его в Алекса. К счастью, парень успел пригнуться, и камень ударился о стекло, с треском и звоном разбив его.
-Черт! - воскликнул Алекс и схватился за голову. - Ты с ума сошла, что ли?
-Идиот!
Вдруг в голове девушки словно что-то щелкнуло, словно кто-то невидимый дернул струну памяти... Темные волосы, серые глаза, девяносто восьмой...
-Алекс...
-Дженни...
-Алекс! Это, это и правда ты!?
-Да! Да! Господи, Дженни!
Девушка бросилась к парню и обняла его. На щеках Ала появился небольшой румянец. Он чувствовал ее руку на своей спине, закрыл глаза, уткнулся носом в ее шею.
-Боже мой, Алекс, это и вправду ты... Сколько лет прошло?
-Восемь. Целых восемь...
-А кажется, это было так недавно.
-Да...
-Алекс, послушай. Прости меня.
-...
-Я... мне так жаль... Я не... Мне надо было придти на похороны, поддержать тебя. И сказать в лицо, а не писать в этой чертовой записке.
-Дженни, но нам же было всего семь.
-Но все-таки...
-Хватит. Я прощаю тебя, хоть тебе и не за что извиняться.
У Дженни на глазах выступили капельки слез. Она не знала, почему они поя-вились...
-Да что тут вообще происходит?! - воскликнул Эд, непонимающий и требую-щий объяснений.
-Эм... - замялся Алекс. - Знаешь ли, сейчас не самый лучший момент для объяснений, но... давай расскажу. Дженни, надеюсь, ты не против?
В ответ девушка лишь улыбнулась.
Лето 2005
Ал и Эд
Тем летом стояла аномальная жара. Все ждали дождя, хотели услышать его ласковый стук по черепичной крыше их дома, почувствовать прозрачные хо-лодные капли на своих ладонях... Но эти капли до сих пор не коснулись раз-горяченного асфальта, моментально не испарились, только дотронувшись до него. Находится на улице в это время было просто самоубийством.
Но два паренька, чьи имена Алекс и Эд, в этот самый момент сидели в тени какого-то раскидистого дерева. Его зеленая листва героически защищала парней от палящих лучей солнца.
-Ну? - произнес Алекс, смотря на маяк, видневшийся где-то вдалеке.
-Что "ну"? - ответил вопросом на вопрос Эдди.
-Как у тебя там с Лорен?
-Ну... пожалуй неплохо.
-Что значит "неплохо"? Я хочу знать все чертовы подробности.
-Она просила никому не рассказывать...
-Я твой друг.
-Она моя девушка.
-И что? Ты что, уже не можешь поговорить о своей девушке с лучшим дру-гом?
-Ну...
-Давай, давай, я жду!
-Ладно... мы с Лорен...
-Да говори!
-Когда я был у нее... ну, представляешь... Мы с ней стоим в ее комнате и... целуемся.
-Молодец... И что дальше?
-Все.
-Пфф...
-Пфф? Это все, что ты можешь сказать? Ты серьезно?
-Я думал, что будет продолжение!
-Да пошел ты!
Алекс лишь улыбнулся и посмотрел на маяк, видневшийся вдалеке.
Вечер того же дня
Кружка чая стояла на тумбе возле кровати, медленно остывая. От нее вверх шла струйка пара, медленно растворяясь в воздухе, заполняя своим микро-скопическими остатками все вокруг.
-Какой фильм будем смотреть? - спросил Эд, оглядывая полку с внушитель-ным количеством дисков и VHS на ней.
-Как насчет... ну не знаю... - Алекс прикусил губу, внимательно осматривая полки. -Как насчет... "Шоу Трумана"?
-Люблю этот фильм, но только недавно пересматривал.
-Тогда... Пару серий "Твин Пикс"?
-Не особо люблю сериалы.
-Ох... Ладно. Тогда, может, по классике ужасов? "Сияние", первый "Крик"?
-А вот и Джонни!
-Одна работа, никакого безделья - бедняга Джек не знает веселья!
-Я так понял, мы определились?
-Так точно.
Через минуту лица друзей осветил яркий свет телевизора.
В тот момент Алекс думал о ней, даже не подозревая, что встретится с ней следующим летом. "Венди, дорогая, свет моей жизни! Я не хочу делать тебе больно! Ты не дала мне закончить предложение. Я не хочу делать тебе боль-но! Я просто хочу вышибить тебе мозги."
*
Ветер подул откуда-то с севера, принося прохладу... Около маяка пролетала небольшая зеленоватая бабочка, сносимая с намеченного ею курса порыва-ми ветра.
-Ал? - произнес Эд, когда они с Алексом и Дженни вышли из маяка.
-Что? - произнес парень, посмотрев на своего друга.
-Слушай, мне кажется, что вам с Дженни надо о многом поговорить... Так что, наверное, я пойду.
-Но... - хотел было возразить Алекс, Эдди перебил его.
-И к тому же, я что-то есть захотел, - сказал Эдди, кашлянув и незаметно подмигнув.
-Пока, - произнесла Дженни, провожая взглядом удаляющегося Эда.
Чайки кричали то ли от грусти, то ли от радости. Они парили над морем, ма-хая своими черно-белыми крыльями, ярко выделявшимися на фоне голубого неба.
-Эм... Дженни? - неуверенно спросил Алекс, глядя в изумрудно-желтоватые глаза девушки.
-Да? - ответила она, глядя в серые глаза парня.
-Мне... мне хотелось бы у тебя кое-что спросить, - смущаясь, проговорил Алекс.
-Эм... о чем? - немного помолчав, ответила Дженни.
-Ну, это личное.
-Ладно, давай.
-Дженни, ты встречалась с кем-нибудь... ну, после меня?
-Алекс... Ты правда думаешь, что я должна была ни с кем не встречаться?
-Я этого не говорил.
-Нет, Алекс, именно это  ты и сказал.
-Ну... А все-таки?
-Алекс! Я что, должна была сохранять верность парню, который находится от меня за полтысячи миль?
-Может, и должна была!
В ответ Дженни промолчала. Она отвернулась, пригладила волосы и... заплакала...
-Джен? Джен, ты что?
Она рыдала навзрыд. Просто.
-Джен?
-Алекс, я, я...
-Иди ко мне, Джен... - Алекс подошел и обнял ее. Она рыдала ему в плечо.
-Я... я... я любила тебя! Тебя!
-П... правда?
-Да. Правда...
Дженни повернулась к нему лицом и... поцеловала. Алекс сначала немного отпрянул, но через секунду он уже держал Дженни за руку. Он вспомнил тот момент, то лето, то самое лето, что было целых или всего восемь лет назад. Алекс чувствовал ее губы на своих губах и это было... прекрасно, волшебно, непередаваемо. Их поцелуй... все повторялось. Ее нежное лицо, ее волосы, ее глаза, вся она... Алекс прекрасно понимал, что любит ее. И всегда любил. Он ждал, терпел, все эти восемь лет...
Дженни отвела голову назад, посмотрела в сероватые глаза Алекса и крепко обняла. Ее руки на его спине... Я растворяюсь в них, как мое тело в соленых волнах.
-Алекс, я... прости меня. Я все это время, все время до этой нашей с тобой встречи прекрасно понимала, что я по-настоящему... Боже... Алекс? Я... я люблю тебя! И всегда, всегда любила, буду любить! Боже, я такая дура! Я забыла... забыла об этой жизни... Забыла о тебе. Мне так стыдно! Алекс, но, пожалуйста, поверь мне... Я люблю тебя.
-Дженни... Я... ты и сама все прекрасно знаешь! Я люблю тебя, Дженни! Люблю! И мне хочется кричать! Кричать это! Я люблю тебя!
Он улыбнулся ей, и их губы снова сплелись...
Вечерело. Сумерки медленно опускались на город, покрывая его мраком ночи. Эд уже дошел до дома и сейчас думал: "Хм... интересно, а как там Ал?"
А на дне, на самом-самом дне около скалы лежал камень с острым концом.



















5
-Тот мир, тот самый мир... в тот момент, когда я... черт, сложно говорить. Он был словно пленка на засвеченном фотоаппарате. Расплывался и деформи-ровался. И я не мог этого контролировать. Я... я... Господи...
-Успокойся, дорогой, все хорошо.
-Ладно.
-Попытайся... вспомнить и точно передать мне все свои ощущения.
-Ну... это был словно... летаргический сон. Наверное, это выглядит как-то так, я не знаю.
-Хорошо, продолжай.
-Просто хотелось закрыть глаза и уснуть. Навечно. Я хотел побороть это же-лание, но у меня не получалось. Не знаю, почему. Мои руки меня не слуша-лись, а все тело моментально стало каким-то... тяжелым.
Это случится, но потом. Только жди. И это случится. Верь.
-Так, а потом?
-Потом я посмотрел на волны. И не увидел их. Все разрушалось. Покидало меня, куда-то... уплывало.
-Как ты думаешь, почему это произошло?
-Я не знаю. Ведь со мной все было в порядке. Я такого не предусматривал. Не хотел, нет, не планировал, совсем. Я... я... - он плачет.
-Успокойся, дорогой, все будет хорошо, - она нежно потрепала его по плечу.
-Просто... мне, черт возьми, страшно! Правда страшно! Я боюсь этого неиз-веданного. Не смерти, нет... скорее... судьбы.
-Все этого боятся.
-Хочется в это верить.
-Серьезно, нет повода для беспокойства. Думаю, ты просто переутомился.
-И... я понял. Я боюсь не за себя. За них. Всех.
-В каком смысле?
-Ведь я один, я, только я за них в ответе, понимаете? Вся их судьба, как бы эгоистично это не звучало - это я.
-Да, немного эгоистично, но вполне резонно. Умоляю тебя, перестань беспо-коиться. Если что, я всегда рядом. Ты можешь обратиться ко мне, когда захочешь.
-Спасибо. Сейчас это очень ценно для меня.
Он улыбнулся. Она тоже. Фикус у двери качнул зеленым листом. Дверная ручка повернулась. Книги по философии и психологии в шкафу нервно задергались, в особенности Кант, Карл Маркс и Фрейд.
Реальность засасывало в петлю времени. Она расплывалась. От нее расходились волны, когда бросаешь камень в воду. И он идет на дно. Вместе с твоими мыслями, мечтами, переживаниями. С тобой. Ты совершаешь маленькое нечаянное самоубийство. Звучит забавно. Надо записать.













6
Когда Алекс пришел домой,  то матери там не было. Она на работе, да, на-верное, пробудет там еще долго. А Кесси была на танцевальных занятиях - они усиленно готовились к выступлению.
Алекса не покидали мысли о Джен... О их поцелуе, о ее улыбке, о ней са-мой... Он хотел было позвонить Эдди и рассказать обо всем, но, уже открыв дверь, подойдя к телефону и набрав последовательность цифр, вдруг пере-думал. Мысли о ней, лишь о ней, и только. Они рождались в его голове, не давая ни секунды отдыха. Голова в голове, забавно. Алекс, словно безумец, ходящий по ночным улицам города, нашептывал себе под нос одни и те же слова: "Дженни, я люблю тебя... Дженни, я люблю тебя..." Но это было не су-масшествие. Это была любовь. На удивление сильная, ни на что другое не похожая любовь.
Алекс, недолго думая, направился на кухню, взял что-то из шкафчика около холодильника, положил это в пакет и вышел из дома. "Дженни, я люблю те-бя... Люблю..."
*
Примерно через два часа Эдди подошел к дому Алекса и постучал в дверь. Спустя пару секунд из-за двери раздался детский голосок.
-Кто там?
-Кесси, это Эд.
Дверь открылась, на пороге стояла улыбающаяся Кесси.
-Детка, кто там пришел? - раздался с кухни голос Рози.
-Мама, это Эдди!
В коридор вышла Рози, на ней был красный халат в крупный белый горошек.
-Здравствуй, Эдди. А где Алекс?
-А он еще не пришел?
-Нет. Я думала, вы гуляете.
-А, ну он, эм... он решил прогуляться один. Вы ведь сами прекрасно знаете, что он любит просто походить и подумать.
-А ты тогда зачем пришел?
-Хотел узнать, не пришел ли он... Ну, тогда пойду поищу его.
-Пока, Эд! - крикнула Кесси, отходя от двери.
-До свидания! - сказал Эдди, помахав на прощание рукой.
"Черт, где же он!?" - думал парень, все дальше и дальше отходя от дома Ро-узов. - "Может... может... о, черт, точно! Секретный пляж!" - вдруг осенило Эда.
И он побежал в сторону маяка.
Весна 2002
Около маяка
-Эй, Ал! - крикнул Эд, глядя куда-то в сторону небольшой рощицы, чуть по-одаль от маяка.
-Что? - ответил Алекс, не понимая, зачем друг позвал его.
-Давай туда сходим, - сказал Эдди, показывая рукой на тонкие стволы де-ревьев.
-Зачем?
-Ну мы же там никогда не были.
-Так и зачем нам вообще там быть?
-Ну интересно же!
-Ой, ладно, уговорил.
Через минуту друзья уже стояли в тени высокой ели. Ветер дул им в спину, теребя футболки.
-Смотри, тут тропинка, - сказал Алекс, посмотрев на еле-еле видневшуюся среди высокой травы дорожку.
-Пошли!
-Неизведанность, жди нас, мы идем!
Ребята вошли в глубь рощи.
Трава приятно шелестела под ногами. Вокруг пахло... спокойствием и умиротворением. Хотя, черт возьми, как может чувство, эмоция пахнуть? Это уже что-то из синестезии. Деревья подняли свои зеленые кроны к небу, будто соревнуясь, кто поймает больше солнечного света. Вдруг с земли взлетела какая-то птица и, взмахнув крыльями, подняв в воздух тучу пыли, пробралась сквозь ветви, а затем скрылась в чистом голубом небе.
-Слушай, Эд, почему мы не были тут раньше? Тут... круто, - произнес Алекс, оглядываясь вокруг.
-Сам не знаю... И вообще, чего ты меня спрашиваешь?
Со временем деревьев становилось все меньше и меньше, трава уступала место нагревшимся скалам и ослепительно желтому песку. Это место каза-лось покинутым и запыленным, никому не нужным. Но как место, маленькая точка на карте, может быть никому не нужным? Покинутым всеми, где только соленый морской ветер гуляет по бескрайним просторам? Со своими секретами, похороненными где то под глубокой тощей песка?
 Наконец деревья кончились совсем, предоставляя взору мальчиков огром-ный, пустынный от края до края, пляж. Слева его закрывала серая потре-скавшаяся скала, а справа - неподвижная, и от того казавшаяся бескрайней, стена деревьев.
-Ого! Злачное местечко! - восклицал Эд, ухмыляясь и показывая недостаю-щий в переднем ряду зуб. - Мне кажется, или даже песок тут какой-то... не такой?
-Как же круто! Собственный секретный пляж!
-Да!
-А знаешь что? К черту! К черту! Это мой мир! - воскликнул Алекс и бросился к воде. - Это! Мой! Мир! - он с разбегу прыгнул в воду, подняв кучу брызг и поцарапав коленку о какой-то острый камень, но ему было все равно, он был бескрайне счастлив.
Соленая вода в его карманах. Мокрые волосы и маленькая рыбка в ботин-ках. Полный рот водорослей. Воспаление уха. Что из этого имеет значение в такой момент? Действительно, что? Значение имеет только, то, что ты сделаешь. Сейчас.
Ты.





















7
-О, мир! Великий и ужасный! Все для тебя! И только! Я - это ты! Ты - это я! Ты что, не веришь мне? Но это так, клянусь всем, что у меня есть! И знаешь что? Я пью за тебя! - Алекс сделал глоток из бутылки. Капли падали на его футболку.
Рука в песке. Она зарыта глубоко в него, словно подземный бункер, спасаю-щий всех выживших от смертельной радиации снаружи. Словно сокровище, что таится где-то в глубине. И неважно- в глубине под землей или в глубине твоей души. Это все равно сокровище.
По воде не бежит лунная дорожка, вода абсолютно черна и неподвластна свету. Это ее фишка. Кажется, где-то в глубине, на самом дне, хранятся тай-ны, которые смогут перевернуть мир. Но это только кажется. На самом деле, все крайне поверхностно и глупо, если посмотреть под другим углом.
Глаза Алекса слипались. Безумно хотелось уснуть и не проснуться, лишь бы забрать Дженни с собой, увезти ее подальше, спрятать в лесной хижине и жить вдвоем и только, днем пить чай из трав, собранных на опушке у реки, а по вечерам любоваться закатом из окна.
Хотелось исчезнуть.
*
Стемнело быстро и неожиданно, словно солнце резко опустилось за высокие горы.
Эд шел по рощице, раздвигая ветви руками. "Хм... сколько лет я уже тут не был? Деревья так разрослись..." - думал он, пока маленькие голые веточки царапали его щеки и руки.
Деревья выглядели особенно величественно. Трава так же приятно щекотала ноги. Можно было оставаться тут вечно, но Эд не останавливался и продол-жал идти к пляжу. Наконец, деревья расступились, и ласковый песок сменил каменистую землю.
На дальнем конце пляжа Эд увидел еле различимую в темноте фигуру. Она лежала, оперевшись спиной на громадную глыбу, торчавшую из земли. Ря-дом с фигурой, казалось, лежала бутылка. Подойдя ближе, Эд понял, что не-понятная фигура - не кто иной, как Алекс. Пьяный.
-Боже мой, Ал! Я волновался! - воскликнул Эдди.
В ответ он услышал лишь неразборчивое бурчание.
Осень 1999
Семья Питтерсов
Тогда был погожий осенний денек. Было тепло, странно для такой поздней осени.
Эдди возвращался из школы. Он двигался вприпрыжку, весело посвистывая на ходу. Вот он прошел мимо дома милой старушки миссис Грейс; богатого, с черепичной крышей коттеджа мистера Вайнштейна; мимо перекошенного забора, отгораживающего гараж Рэйвенов от окружающего мира. Вот, нако-нец, он подошел к своему дому и дернул ручку. Дверь открылась.
Мальчик увидел такую картину: около небольшого бежевого кресла стояла незнакомая ему высокая женщина с короткими светлыми волосами, а рядом с ней, крепко сжимая ее руку, находился его папа. Мама рыдала. По ее щекам текли слезы, прозрачные и горькие. Мама кричала.
-Ник! Ник! Как?! Как ты мог?! Почему, Ник, почему?! За что?! У нас же было... все хорошо! - в этот момент мама набросилась на папу и, казалось, готова была выдавить ему глаза, разорвать ему сосуды на шее, вырвать из груди еще бившееся сердце. - Ненавижу! Ненавижу тебя!
Незнакомка попыталась их разнять, но в ответ только получила по лицу.
 -Проваливай! Проваливай отсюда вон! Вон! С глаз моих долой! Дверь... вон... - она больше не могла сдерживаться, - там!
Сейчас у нее просто... опустились руки. Эдди увидел, как в один момент вся ненависть, вся злость просто ушли в никуда. Испарились. Мама закрыла гла-за.
-Уходи, - спокойно сказала она.
А папа только крепче взял незнакомку за руку и молча вышел из дома, даже не посмотрев на сына.
-За вещами... можешь не приходить, - прошептала Джесс больше для себя, нежели для мужа. Но дверь уже захлопнулась, отгородив прихожую с ры-дающей женщиной на полу и мальчиком, стоящим в дверном проеме, от всего остального мира.
Джесс молча обняла голову руками, глубоко и шумно вздохнула, пробормо-тала что-то невнятное. Успокоила поток мыслей в голове. Посмотрела на своего сына. "Какой же он красивый," - непроизвольно подумала она про себя.
-Эдди? - спросила она.
-Да? - мальчик боязливо сглотнул, по горлу прокатился комок.
-Не вздумай повторять слова, которые я сейчас говорила, ладно? Договори-лись?
Эдди молча кивнул.
Джесс подошла к своему сыну и крепко обняла его.
-Ну, а теперь рассказывай, что новенького у тебя в школе.
Тот день. Это был последний раз, когда Эдди видел отца.
*
Когда Эд притащил Алекса к его дому, уже совсем стемнело. Эдди положил своего друга в кусты около переулка.
-Эй,  Ал, ни слова, понял? - прошептал Эд.
-М? - полусонно пробубнил Алекс. - А? Да, да... ага.
-Хорошо.
Эдди подошел к входной двери, глубоко вдохнул, понюхал рукав футболки и скривил лицо, настолько сильно пахло от него спиртом. "О, Боже... Во что я ввязываюсь? Ну ладно, Алекс, ты, черт возьми, будешь должен мне... не знаю сколько всего," - подумал Эд. Он собрался с силами и нажал на кнопку дверного звонка. Раздалось неприятное "дзы-ы-ынь". Через пару секунд дверь открыла Рози.
-Здравствуйте, миссис Роуз, - пробубнил Эдди.
-Привет. Эд, а где Алекс? - спросила женщина, оглядываясь вокруг.
-Ну... знаете... - мозг парня лихорадочно работал, пытаясь найти хоть какие-нибудь оправдания. - Мы с Алексом... эм... решили, так сказать... "проводить детство".
Рози растерялась, но затем спросила:
-То есть?
-Ну, знаете... как бы... проводить наши детские годы. Хм, звучит логично.
-Ага.
-Ну, совсем скоро мы уже станем  взрослыми, поэтому и хотим проводить... так сказать, детство. С честью и достоинством.
-И как же вы собираетесь его провожать?
-Мы хотели в последний раз заночевать друг у друга. Там, не знаю, смотреть фильмы допоздна, объедаться попкорном...
-Вести разгульный образ жизни, - подметила Рози.
-В точку. Это классно, не правда ли?
-Не могу не согласиться. Ой, помню, когда я была в вашем возрасте...
-Ну так можно Алекс останется сегодня у меня? - перебил Эд, не слишком желая слушать тирады о детстве Рози.
-Да, конечно. Но только пусть Алекс возьмет свои вещи.
-Не, не надо. У меня все есть.
-Хорошо повеселиться!
-Спасибо.
Рози уже было собиралась закрыть дверь, но вдруг принюхалась и остановилась.
-Эдди? Эт... это что?
-Вы о чем? - будто ничего не понимая, ответил Эд. Он напрягся всем телом, ведь сейчас вся его ложь летела к черту.
-Эдди, ты что... пил?
-Нет, миссис Ро...
-Пил?
-Нет, нет! Я - пил?! Да я величайший трезвенник Портленд-Сити!
-Тогда откуда запах? От тебя несет как...
-Просто.... Когда мы с Алексом шли к вам... мы проходили мимо бара... "Эль-Корона"... И там нас обрызгал пьяница! Представляете!
-Что-то я давненько в нашем городе пьяниц не видела.
-Да я сам удивился!
-Ладно, Эдди. Я знаю, что ты хороший парень и поверю тебе, - Рози улыбну-лась и как-то странно подмигнула.
-Хорошо.
-Пока, Эдди!
-До свидания!
Как только дверь закрылась, Эд облегченно вздохнул. "Эдди еще никогда не был так близко к провалу".
Зима 2005
Роузы
Казалось, предрождественским хлопотам не будет ни конца ни края. Надо было еще доупаковать подарки Эду и его маме, повесить гирлянду на елку (Рози планировала искусственное дерево, но Кесси уговорила ее на настоя-щее), накрыть на стол...
Кесси в полном предвкушении носилась по гостиной, не разбирая дороги. Когда Алекс вошел в комнату, она чуть в него не врезалась. Но через пару секунд, она, как ни в чем не бывало, продолжала гонки сама с собой. "Ну и автопоезд!" - подумал Алекс, расслабленно плюхнувшись на диван. Все вокруг было идеально. За окном сыпал снег, начиналась метель. Не хватало только ее... Ее нежного взгляда... Ее ладони на его колене.
-Подожди, но это же юг? Почему там снег?
-Мне же захотелось. Кого это вообще интересует?
-И вправду.
За окном стоял снеговик, с нелепо торчащими в разные стороны палками вместо рук, морковкой над улыбкой, выложенной маленькими камешками, и красной шапочкой, съехавшей набекрень. Френк Синатра, не переставая, пел свой хит.
-И что же дальше?
-Ну, потом пришел Эд и...
Нет. Только не воспоминания. Не прошлое. Это... это... нет!

















8
-Зн... ик!.. знаешь...единороги таки-и-и-е милые! Ик! Кесси так их лю... лю-бит... А... а знаешь почему я... ик!... напился? А?
-Нет. И не хочу.
-А все потому что... ик!.. она приехала! Ха-ха! До...дошло? Она! Да-а-а! Ик!
-Господи, боже мой! Алекс, вот скажи мне, вот... зачем? Зачем ты так напил-ся? Вот зачем? А мне теперь выкручиваться приходится! Алекс, ну ты и иди-от! - бубнил себе под нос Эд, волоча друга за собой по пустынной улице, ос-вещенной ярким светом фонарей.
- Чт... что ты сказал?!... я - идиот?! Кто? Кто? Я?! Может, на кулаках захотел, а? Я - идиот?!
-Да не ты! Авраам Линкольн. Пфф...
-А... Ну тогда... ладно.
Наконец, когда Эд дотащил Алекса до дома, он бросил его на мокрую ноч-ную лужайку и отдышался. Затем, пошарив в кармане джинсов, достал ключ и открыл им дверь. Алекс попытался встать, но, только проползя на коленях меньше метра, упал, стукнувшись подбородком о крыльцо.
-Алекс, Алекс... - проговорил Эд, поднимая своего друга.
Эдди вошел в дом и посадил Ала на небольшую табуретку, стоявшую в коридоре у стены.
-Вс... все нормально! Нормально, - проговорил Алекс, нелепо показал боль-шой палец и свалился с табуретки.
Эдди устало закатил глаза и потащил Алекса в ванную.
-Ал? Ты меня слышишь? - сказал Эдди, облокотив Алекса на ванную.
-Господи? Это ты?
-Да, сын мой! Я пришел к тебе, чтобы сказать: перестань пить!
-Ок.
-Ладно. Отвечаешь, значит слышишь. Это плюс. Так, дружище, тебе надо по-мыться, а то от тебя несет, как от скунса. Пьяного скунса.
-Ты иди, а я тут... Это... поплаваю.
-Боже мой... Мне его еще и мыть придется! Ну за что мне это все? - страдаль-ческим голосом произнес Эдди.
Он подошел к крану ванной и включил его. Потекла вода.
-Ал? Раздевайся.
-Ла... ладно...
Эдди отвернулся и Алекс прыгнул в ванну, поскользнулся и нелепо шлепнулся.
-Смотри, Алекс, это шампунь. Потри голову, Карл.
-Хо...хорошо!
Эдди стал поливать Алекса душем.
-Ура! Дождик! - закричал Алекс. В его глазах была искренняя радость.
-Так. Вылезай. Лови полотенце.
 Эдди загрузил одежду Алекса в стиральную машинку.
Утром у Алекса жутко болела голова.
-Эд, черт! Что было вчера вечером? Я ничего не помню! - сказал Алекс, лежа на диване и сдавливая руками ноющую голову.
-Но зато я отлично помню! Но поверь, тебе этого лучше не знать.
-Башка сейчас взорвется... О, Боже...
-Терпи, Алекс, терпи.
Солнце медленно поднималось все выше и выше, озаряя своим ласковым и нежным светом маленький городок. Свет просачивался во все места: в ро-щицы, в окна домов, в миниатюрные садики. Хотелось, чтобы этот момент длился вечно, не ускользал , а лишь остановился здесь. Сейчас. Лишь сейчас. В этом бесконечном, всеми и никем любимом сейчас. Момент... этот момент, этот волшебный момент. Не проходи через временную призму, не распадайся на разрозненные бессвязные куски, не становись осколком настоящего, лишь прошлым, невидимым состоянием, полным меланхолии и светлой грусти. Не надо. Прошу.
Но время остается временем. Неумолимо мчится вперед. Все дальше и дальше. Время никогда не меняется.
Солнце поднималось все выше и выше.
Зима 1999
Ник и Джесс Питтерсы
Это случилось около двух часов дня. Был солнечный денек, снег загадочно поблескивал. Эдди был в школе, а Джесс сидела в гостиной и читала "People".
Вдруг ее отвлек звонок в дверь. Динь-дон! "Черт, как же я ненавижу этот звук," - подумала она, вставая с мягкого кресла. - "Хм... Кто же это мог быть? У Эдди занятия до четырех... Неужели что-то случилось?" - думала Джесс, подходя к двери.
Женщина посмотрела в глазок. На пороге стоял... Он. Ник.
Джесс тихо выругалась. Динь-дон! Звук прогремел более настойчиво, чем в первый раз.
-Джесс? Джесс, пожалуйста, открой. Прошу тебя, - прозвучал знакомый го-лос, такой любимый и такой ненавистный одновременно. - Джесс. Пожалуй-ста. Я знаю, что ты там, Джесс. Мне... мне надо поговорить с тобой. Умоляю.
Женщина обняла голову руками и, облокотившись на дверь, сползла вниз. Она закрыла глаза. Им не о чем было разговаривать.
-Джесс... Господи! Открой. Ну хоть... скажи что-нибудь.
-Нам... нам не о чем разговаривать, - робко и неожиданно для самой себя промолвила Джеес.
-Ну хоть дай мне...
-Не унижайся! Проваливай!
-Джесс! Дай мне сказать!
-Я даже слушать не буду! Пошел вон! По слогам сказать? По-шел вон!
-Ладно. Ладно, хорошо. Не хочешь говорить - пускай. Но, черт возьми, вы-слушай меня. Ладно?
Она промолчала.
-Джесс, то... то, что произошло между нами тогда - это лишь ошибка. Ошиб-ка, Джесс! Лишь моя и ничья больше. И... эта ошибка, она самая глупая и ужасная в моей жизни, понимаешь? Джесс, мне так жаль. Ты не представля-ешь, как мне сейчас жаль! Я знаю, как ты меня ненавидишь, но я хочу... из-виниться. За все. Я понимаю, что ты меня не простишь, понимаю. Я знаю, как... как это тяжело, Джесс. Но ты попытайся. Все же попытайся, просто по-пробуй, ладно? Не ради меня. Ради Эдди. Боже мой, я безумно скучаю. По тебе, по Эдди, по нашей жизни. Ты не представляешь, как мне хочется все это вернуть, Джесс. Вернуть, понимаешь? Вернуть... Я, черт возьми, до сих пор... до сих пор люблю тебя, Джесс. Люблю!
Вдруг послышался звук открываемого затвора, а потом... Потом ручка дернулась, дверь открылась, и Ник увидел Джесс. Свою Джесс. По ее лицу текли слезы.
-Ник... Боже мой, Ник!
-Джесс...
Женина бросилась к мужу и поцеловала его.
-Ник... Ник...
Она отошла чуть назад и увидела на одежде мужа волос. Не ее.
-Ты... ты... Ник, это... волос.
-Джесс? Я... я могу все об...объяснить!
-Ты... ты....
-Джесс?
-Проваливай! Проваливай!
Ник боязливо попятился к двери.

*
-Я помню, как часами сидел на кузове сгоревшего грузовика напротив ее до-ма. Чего-то ждал. Смотрел в пустые окна, пока туда не въехали новые жиль-цы. Молодая парочка. Они странно на меня смотрели, и я перестал туда хо-дить. По-моему, они съехали пару лет назад. Может, развелись. Помню, я сидел и думал о чем-то. Это было... непередаваемо. Мне нравилось чувство-вать, как по моим венам течет кровь, как она гулко отдает в висках, как на-гретый металл оставляет ожоги на моих ладонях... Я был... счастлив.
-Ага. Все мы были счастливы тогда... - почему-то полушепотом сказал Эд. - Кстати, твои вещи постирались, - он вошел в ванную. - Лови.
Вдруг раздался звонок. Динь-дон! Эдди испуганно вскочил со стула, а Алекс приподнялся с дивана. Вновь раздался звонок. Эд подошел к двери и спро-сил: "Кто там?" Ему ответил женский голос: "Сынок, это я!" Эдди подбежал к Алексу и принюхался, от его друга до сих пахло.
-Дуй в мою комнату и переодевайся! - скомандовал Эд.
-Сынок? - вновь раздался голос из-за двери.
-Эм... мам, я сейчас! Надо... воду в душе закрыть! Подожди секунду! - Эд по-вернулся к Алексу. - Какого черта?! Беги!
Алекс испуганно вскочил с дивана и быстро скрылся на втором этаже. Эдди подошел к двери и открыл ее. На пороге стояла Джесс, в ее руках были две большие сумки. Ручки одной из них, казалось, вот-вот готовы были оторваться, но они из последних сил держались. Мешки под глазами и растрепанные волосы... Ей хотелось упасть на диван и забыться хотя бы на секунду.
-Привет, -  прошептала Джесс.
-Привет. Устала?
-Еще спрашиваешь!
-Понятно.
-А ты что, собрался душ принять?
-Почему это?
-Ну ты же сказал, что...
-А, да! Собирался. Но потом передумал.
-Ладно, я пока пойду разденусь и приготовлю тебе чего-нибудь.
-Классно!
Эдди помчался на второй этаж за Алексом. Он вошел в свою комнату, плотно закрыл дверь и сказал:
-Так. Тебе надо сваливать. Эм... где ты?
-О, Господи, Эд! - сказал Алекс, высовываясь из шкафа. - Как же оттуда воня-ет! Ты хоть что-нибудь стираешь?
-Хватит жаловаться, я вообще-то тебя спасаю! Вниз путь закрыт, так что тебе придется прыгать.
-Ты... ты серьезно!?
-Абсолютно.
-Слушай, на тебя никогда смирительную рубашку не надевали?
-Заткнись. Тут не так уж и высоко, между прочим.
-Ах.
-Вали быстрей!
Алекс открыл окно и глянул вниз. "Ну да. Невысоко," - подумал он. - "Это только кажется. Кажется, что невысоко," - пронеслась новая мысль в его го-лове.
-Ну... Была не была!
Парень встал на подоконник, глубоко вдохнул и прыгнул. Грудью вперед. "Ласточка", - пронеслось в голове Алекса. Через секунду Эдди глянул вниз и увидел лицо друга, исцарапанное ветками кустарника, но улыбающееся.
-Нормально? - спросил он.
Алекс ничего не ответил.
-Идиот, - прошептал Эдди.
Алекс заковылял в сторону своего дома.
9
Солнце ярко светило, озаряя все вокруг.
Алекс кое-как доковылял домой. Он придал (хоть это было и трудно) себе абсолютно спокойный и беззаботный вид. Алекс сделал глубокий вдох и прерывистый выдох, понюхал одежду, скорчил жуткую гримасу и позвонил в дверь. Тишина. Позвонил еще раз. И снова ничего.
-Черт! Мама же на работе... а Кесси... может,гуляет.
Алексу стало легче. Можно будет сильно не волноваться. Он достал из кар-мана ключ и открыл дверь. После громкого щелчка раздался протяжный скрип,  и Алекс вошел в дом.
Осень 2000
Бэсси
Бэсси все это время жила с Джеком в их темной и мокрой пещерке. Щенки ее давно выросли и разбрелись.
 Однажды утром, когда мальчик пришел к пещере, Бэсси там не было. Только Джек одиноко лежал в уголке и грустно выл.
Тогда Алекс отправился на поиски своей собаки. Он ходил и к маяку, и в ро-щицу, по городу, опрашивал прохожих, но никто ничего не знал. Или всем было все равно. Бэсси нигде не было.  Исчезла.
Закапал дождь, но Алекс не спешил домой.  Он смотрел в свое искаженное отражение в лужах. Ему хотелось бы никогда в них не смотреть, чтобы не утонуть в своем отражении.
-Всплывай! Всплывай! - кабинет. пусто. лишь чье-то лицо смотрит на меня. не поддавайся. тони. тони.
-Я не хочу. Хочу не быть.
Это... не... должно... быть частью... воспоминанияяяюфжйтмгяи*/фпмо...
Закрыть глаза. (НЕ) ощущать мир. Спи. Выхода нет. тЫ поГлОщеН.
И этого не избежать. Никак.

*
Вечерело. Солнце медленно клонилось к закату, потихоньку озаряя город ласковым оранжевым светом, что отражался от окон и бил по глазам. Вечер как вечер. Ничего особенного.
Алекс решил составить список своих страхов. Просто так. Словно хотел что-то очертить вокруг себя. Возвести границу, непреодолимую пятиметровую бе-тонную стену с колючей проволокой, блокпостами, КПП и вооруженными до зубов солдатами.
 Список страхов Алекса С. Роуза
1)Потерять ее.
2)Умереть, не оставив после себя ничего.
3)Того, что несуществование лучше смерти.
4)Пауки (и все остальное).
5)Того, что HL-3 никогда не выйдет (Габ, ну пожа-а-алуйста!).
6)Мне лень дальше писать... так что... того, что мне когда-нибудь ста-нет лень писать (этот страх уже осуществился).
Думаю,  тут мне как раз нужно остановиться. Потому что... SHUT UP, CARL!
*
Дженни брела по полупустынной улочке в сторону дома Алекса. Как давно она здесь не была... Казалось, только недавно они делали воздушного змея, запускали его у маяка, а он взлетал все выше и выше, заслоняя собой солнце. Это было так давно. И так недавно. Дженни шла дальше, касаясь белыми кедами остывающего растрескивавшегося асфальта, вспоминая считанные недели, проведенные в этом никому не нужном захолустье на самом юге Америки. Эти недели были, казалось, сущим пустяком, но одновременно они были по-странному важными и дорогими сердцу днями. Бесконечно короткими днями. Почему... бесконечными? Бескрайними? Ведь они много-много, десятки, сотни, тысячи, миллионы раз прокручивались в нашей голове. Как кинопленка, поставленная на повтор. Или воспоминания в глазах умирающего.
В голове Дженни роились мысли, не давая ей покоя. И мысли были лишь об одном - о нем. Она думала о его глазах, волосах, губах... их поцелуе. Таком странном и прекрасном одновременно. Все это было ненастоящим, каза-лось, придуманным каким-нибудь там писателем или сценаристом. В тот же вечер, вчерашний вечер, все происходило словно в какой-то мелодраме. Ка-залось, вот-вот погаснет свет, режиссер скажет охрипшим голосом: "Хватит! Снято! Не мучайте мои глаза своей шедевральнейшей (нет) актерской иг-рой!", подбегут костюмеры и гримеры, подрумянят щеки и поправят ниточку, так некрасиво торчащую из футболки. Но... этого не произошло. Это была реальность. Его реальность. Хозяин.
"А вдруг... это был сон? И сейчас я тоже сплю? А может, Алекс просто приду-мал меня... как куклу для развлечения?" - подумалось Дженни. Тогда она ущипнула себя за запястье, там остался красный след.
Дженни уже подошла к дому Алекса. Она словно попала обратно в детство, вживую видела то, что происходило восемь лет назад.
-Боже мой... - прошептала она.
Дженни набралась смелости, сделала пару шагов и позвонила в дверь. Через несколько секунд раздались шаги, замок еле слышно щелкнул, и дверь открылась. На пороге стояла Рози, как есть, в старом домашнем халате.
-Здрасьте, - неловко поздоровалась девушка. Она, смущаясь, отвела взгляд немного в сторону.
-Здравствуйте, - ответила Рози. - Девушка, а... эм... вы кто?
-Вы... вы меня не узнаете?
-Простите, но нет.
-Я... эм, я Дженни.
-Я не...
-Дженни Аттвуд. Я... вы меня правда не помните?
-Нет.
-Ну, я была... то есть есть... я подруга Алекса. Неужели не помните? Девяно-сто восьмой...
-Дженни? Дженни! Это ты! Прости, что не узнала! А... вы с семьей разве не уехали?
-Да, мы уехали. На целых восемь лет.
-И надолго вы обратно?
-Не знаю. Может, даже и навсегда.
-Ой... что же я... Ты ведь к Алексу?
-Да.
-Проходи, чего стоять. Он у себя в комнате, наверху.
Дженни осторожно вошла, поднялась наверх, постучала в дверь. Через се-кунду раздалось ленивое: "М?"
Алекс лежал на кровати и сосредоточенно слушал музыку в наушниках. Ее было слышно даже в коридоре.
But I'm a creep,
I'm a weirdo
What the hell am I doing here,
I don't belong here... (4)
Алекс был полностью в своих мыслях, он даже не сразу обратил внимание на Дженни. Но потом, поняв, кто вошел, вскочил с кровати и снял наушники.
-Джен? - удивленно спросил он.
-Почему такой удивленный тон?
-Ну... я просто не знал, что ты придешь. Я бы хоть прибрался, - Алекс отвел взгляд. На полу валялись бумажки, упаковки, книги, чего там только не было.
-Пфф. Поверь, у меня еще хуже.
Алекс молча улыбнулся. Он не знал, что говорить, хотя слова сейчас были совсем не нужны. Ничему. Никому. Дженни лишь подошла к Алексу и поцеловала его. И это была лучшая замена бесполезным словам.
Через секунду он уже держал ее руку в своей, это было великолепно. Потом улыбка на ее лице. Боже, какая красивая у нее улыбка!
-Алекс? - прошептала она.
-Да? - прошептал он.
-Я люблю тебя.
-Я тоже! Ты не представляешь, как сильно!
-Представляю.
-Невозможно! Это же бесконечность.
И вновь она улыбнулась.
-Эм... Дженни, вчера вечером я задал тебе вопрос, на который ты не ответи-ла.
-Алекс...
-Дженни, пожалуйста.
-Алекс! Я не...
-Джен...
-Ладно... Да. Да. Я ни с кем не встречалась.
-Это правда? Ты говоришь правду?
-Да, Алекс, да. Все это время я любила тебя. Может, осознала это только сей-час.
-Ого. Я и подумать не мог, что...
-А ты? Ты? Ты с кем-нибудь встречался?
-Я тоже... нет.
-По-моему это так... классно.
-Ага.
-Забавно.
Они просидели так еще долго. Этот момент был незаметным и ускользаю-щим, но среди множества ему подобных, почему-то выделялся. Был особен-ным.
-Джен? Ты не против сходить на вечеринку к моему знакомому, Максу?
-Когда?
-Завтра вечером.
-Ладно. Я же не могу пустить тебя одного, верно?
-Я бы один не пошел. Только с тобой.

















10
Тьма опустилась на город медленно и коварно. На улицах зажглись фонари.
-Спокойной ночи, Алекс, - прошептала Рози. Алекс навсегда останется для нее маленьким. Никогда не меняющимся.
-Спокойной ночи, мам, - ответил Алекс, хотя спать он абсолютно не собирал-ся.
Дверь скрипнула, когда Рози вышла из комнаты сына. В коридоре тускло го-рела лампочка.
Алекс полежал пару минут, затем многозначительно вздохнул и встал. При-ложил ухо к двери. Тишина. Это хорошо.
Алекс быстро натянул джинсы, чуть не споткнулся о стул, накинул рубашку, схватил первую попавшуюся толстовку и вынул из-под кровати старые и пыльные черные кеды. Открыл окно.
Улица пахла ночью. Свежестью мокрой от росы травы. Светом фонарей. Ко-лыханием занавесок в открытых окнах соседей. Тьмой. То был едва улови-мый аромат, полный абсолютной и нескончаемой свободы. Романтики и спокойствия. Алекс сделал вдох и залез на подоконник, чуть не свалив гор-шок с фикусом. "Второй раз за день... Иду на рекорд!" - подумалось ему. Алекс схватился рукой за водосточную трубу, а второй - закрыл окно. Металл был холодным и ржавым, Алекс порезал о него палец. Он кровоточил, и парень ощутил привкус крови во рту. Это привкус свободы. Ночи.
Оказавшись на траве, Алекс посмотрел на фонарь, ярко горевший на той сто-роне улицы. А потом смело шагнул в глубокую темную ночь.
Несколько недель назад
Дженни
Небольшой старый пикап подъезжал к городу.  Автомобиль был насквозь проржавевшим, но ехал он довольно-таки резво.
"Боже мой... Неужели я... я снова здесь. И... может я снова увижу его? Мы будем встречаться? Потом поженимся. У нас родятся дети, мальчик и девоч-ка. Назовем их Карл и Кендл. Нет, Гордон и... и... Хлоя? А когда они вырастут, Гордон пойдет в колледж, на факультет ядерной физики, а Хлоя... будет курить и покрасит волосы в синий. О, меня куда-то не туда понесло. Всегда так," - обо всем этом думала Дженни Аттвуд, когда пикапчик уже подъезжал к городу на самом юге Америки...
Через час
-Господи, Боже мой, Пит! Ты мне поможешь или нет?!
-Да! Сейчас! Не кричи, Элли, дай мне хоть эту чертову коробку отнести!
-Я тебе дам чертову! Между прочим, там моя одежда!
-Так тем более...
Именно так разгружали машину Пит и Элли Аттвуды, когда они уже подъеха-ли к своему новому старому дому. Дженни все еще не называла своего от-чима папой.
Все осталось прежним. Словно ничего не поменялось. Вообще. Тот же пали-садник у дома, весь покрытый пожухлой желтой травой, да скрипучее крыльцо, на котором еще больше облупилась краска, оголив подгнившее дерево.
Дженни ощутила себя в своем детстве. Маяк, бежевый заборчик, старый ве-лосипед, змей, молния, дождь, поцелуй... их поцелуй... Алекс... Алекс. Алекс!
Через час Дженни уже стояла у дверей, ведущих внутрь маяка. А потом...
*
Алекс приблизился к небольшому и, на первый взгляд, невзрачному дому. Но именно в нем жила та самая девушка. Свет не горел ни в одном окне. Но Алекс точно знал, какое из них принадлежит ей. Странно прозвучало.
Алекс взял валявшийся неподалеку маленький камешек и бросил его в стек-ло. Раздалось позвякивание. Через секунду окно открылось и оттуда показа-лось хорошо знакомое, до мельчайших черт, лицо.
-Привет, - шепнула Дженни.
-Почему шепотом?
-Разве сейчас одиннадцать утра?
-Нет. Ну ладно, шепотом так шепотом.
Дженни залезла на подоконник и сказала:
-Если что, ты меня поймаешь, да? - с легкими нотками иронии в голосе ска-зала она.
-Ну да... Возможно.
-Что значит "возможно"?
-Сейчас я пущусь в пространные размышления. И, да, поверь, ты этого не за-хочешь. Три... Два...
-Молчи. Просто молчи.
-Прости. Да, я тебя поймаю.
-Знаешь, легче от этого не становится.
Дженни осторожно взялась за водосточную трубу и через пару мгновений, показавшихся вечностью, уже оказалась на мокрой ночной траве.
-Это... это было так круто! - сказала Дженни. В ее голосе была легкая дрожь.
-А ты думала, что все будет серо и скучно?
-Всегда так считала. Ага, конечно.
-Ну, теперь твое мнение поменялось.
-Я не знаю, как жила до этого момента. Я словно... только сейчас вдохнула полной грудью.
-Ха. Ха. Ха.
Они улыбнулись друг другу.
*
Макс жил на самой окраине города, за железной дорогой, по которой уже давно не ходили поезда. Сквозь шпалы проглядывала желтая, словно чем-то испепеленная трава. С рельс легко отковыривались оранжево-коричневые кусочки ржавчины.
Макс жил в старом деревянном домике с протекающей крышей и облупив-шимися стенами. Вокруг соседей совсем не было: все уехали после падения "Цитадели" (так назывался завод). Впереди было поле. Справа было поле. И слева тоже. Да и сзади. Лишь где-то вдалеке маячили ночные городские огоньки да негустая рощица.
Когда Алекс и Дженни подошли к дому, почти никого еще не было. Это было неудивительно: Макс не был столь популярен.
-Кстати, у тебя крутое платье, - заметил Алекс.
-Благодарю Вас, Алекс. Вы так щедры на комплименты... Ах да, мы с Вами совсем забыли, нас ждет карета! - сказала Дженни, беря Алекса за руку.
-И сколько бутылок ты выпила?
-Две. Три. Восемьдесят шесть?
-Это все объясняет.
Звезды тихо сияли в бездонном черном небе. Им не было дела ни до чего, они просто... были. Существовали где-то. Не здесь. Не сейчас.
В дом вела старая дверь с облупленной краской. Когда Алекс приложил ла-донь к ручке, его пальцы прилипли. Мерзость. Дверь тихо скрипнула. В ко-ридоре их встретил Макс.
-Я думаю, петли надо смазать, - сказал Макс, проведя по ним пальцем, а за-тем пожав Алексу руку. - А хотя... я слишком занятой человек.
-Чем же?
-Просмотром бесконечных ток-шоу. Это жутко затягивает.
Голос Макса был настолько грубым, что казалось, словно с тобой говорил не обычный паренек пятнадцати лет, а сорокалетний мужик с бородой и пив-ным пузом, соизмеримым с территорией Северной Америки.
 -О, я вижу, ты не один.
-В одиночку прийти на вечеринку? Серьезно?
-Плюс к карме, Ал. И как же Вас зовут, мадам?
-Дженни. Дженни Аттвуд.
"Хм... Она представилась так же, как восемь лет назад," - подумал Алекс.
Они прошли в дом.
-Алекс, я схожу помою руки, - прошептала девушка.
Парень кивнул.
Дженни подошла к Максу, что-то ему сказала и пошла на второй этаж. "Ванна на втором этаже... Неудобно, наверное," - подумал Алекс, почему-то посмотрев в угол комнаты. Парень словно выпал из реальности, тонул в море мыслей. И не знал почему.
Не тони. Выплывай. Давай, ты сможешь. (Она часто-часто моргает, ка-жется, сейчас расплачется). Давай, я верю в тебя! (Вены ходят на ее шее). Не тони! Тебя еще ждут здесь! Я! Я жду! Плыви, плыви! (Она трясет его за плечи). ДАВАЙ!
НЕ МЕШАЙ!!!
Осень 2005
Комната Алекса
Алекс лежал на кровати и смотрел в потолок. Не моргая. В его голове рои-лись мысли... разные, но одни и те же. О ней. Он представлял ее, всю, до са-мых мельчайших деталей. Мечтал о том, что когда-нибудь узнает ее адрес и напишет ей. Что-нибудь. Ну хоть что-то! Тем же кривым почерком, как тогда на маяке. Потолок комнаты превратился в огромный экран, на котором было пусто. Потому что мысли тоже были пусты, обрывались где-то в середине. Словно что-то мешало ему. Блок. На его мыслях стоял блок.
"Забудешь - и все пройдет." Так говорила она.
Но он не хотел забывать. Он хотел страдать от того, что не забыл. От того, что не умер. От того, что где-то в этом мире есть она. Она...
Вот ее лицо. Губы. Глаза. Подбородок. Нос. Волосы. Но это части, а не целое. Иметь частички пазла - не значит его собрать.
На глазах Алекса выступили прозрачные слезы. Он знал, что любил ее. Лю-бит. И будет любить всегда.
-Со мной что-то не так.
-Объясни.
-Я ненормальный.
-Это не так.
-Это так.
-Нет.
-Так! Так! Я знаю себя лучше, чем... чем...
-Успокойся.
-А-а-а! Я псих! Псих!
Все когда-то распадется. Растения. Здания. Я. Ты. Мир. Процесс необратим. И мы  его шестеренки.
*
Вдруг в мозг Алекса заползла мысль, что Дженни нет довольно долго. Он понимал, что повода для беспокойства нет, но все же...
Ревела музыка. Барабанные перепонки закладывало, но это было почему-то круто. Алекс, пробравшись через толпу людей, протолкнулся наверх. Он поднялся по ступеням, жалобно скрипевшим под его ногами.
Когда Алекс уже подходил к ванной, он услышал чей-то голос из-за двери напротив. Наверное, это был голос Макса. Алекс не обратил бы на это вни-мания, если бы не другой голос. Голос Дженни. Он был каким-то злым и жа-лобным одновременно.
Алекс подошел и дернул ручку. Заперто. Он дернул еще раз. Ничего не изменилось. Но вдруг наступила тишина, а потом раздался крик Дженни:
-Алекс! Алекс!
Парень понял, что там творится что-то нехорошее. Алекс дернул ручку еще раз, а потом навалился на дверь плечом. Она не поддавалась. Плечо начало ныть, но Алексу было все равно. Он тяжело вздохнул и оглянулся. Затем схватил настольную лампу и несколько раз ударил по ручке. Она жалобно скрипнула и отвалилась. Дверь открылась. Алекс увидел, как Макс целует Дженни, а она старается вырваться и бьет его по лицу.
-Макс... Макс! - закричал Алекс и набросился на него.
А потом... Алекс не помнил, что потом. Только свои кулаки в чужой крови да расквашенный нос бывшего друга. Дженни  подбежала к Алексу и обняла его. Теперь она в чужой крови.
-А... Алекс... - она тихо прошептала. Потому что не могла говорить громче.
-Пошли отсюда, - проговорил Алекс .
Алекс и Дженни вышли из комнаты.
Макс приподнялся на локте, приложил руку к окровавленному носу и сплю-нул.
Тихо скрипнула половица. На крыльце мелькнул фонарь. В окно повеяло хо-лодом. Стояла тихая ночь.
*
Когда Алекс и Дженни вышли на крыльцо, вены на руке парня сильно взду-лись. Его волосы развевал ветер. Он со злостью посмотрел на лунный диск и, казалось, больше не мог сдержать в себе эмоции.
Алекс закричал и пнул деревянные перила. Одно из них треснуло. На землю осыпались кусочки краски.
-Алекс, - Дженни взяла его за руку. Ее пальцы двигались все выше и выше, пока не достигли кончиков волос. - Алекс, успокойся, - ее голос в его ушах. Вены на висках все равно пульсируют.
Алекс закрывает глаза. Видит лишь бесконечное море крови и разбитое изу-родованное лицо Макса. Почему-то ему становится грустно.
-Просто... пошли отсюда, - сказал Алекс. Взглянул на траву, которую немного колышет ветер.
И они пошли... сами не зная куда и зачем. Просто ногам нужно было движе-ние. А головам - бесконечно холодный ветер. Они шли и молчали. Иногда слова не нужны. Луна ярко светила и сильно выделялась на фоне иссиня-черного неба. Вокруг нее плясали звезды, проводя странный ритуал. Слова - минус. Чувства - плюс. Надо было просто ощущать ее руку в своей, только и всего.
Они шли и слушали тишину. Она глушила и съедала эту ночь.
Прошло минут десять, как вдруг Алекс увидел, что они пришли на секретный пляж. Неосознанно. Словно бы это место само их притянуло, как магнит.
-Что за место? - спросила Дженни.
-Пляж. Гениально, правда?
Волны тихо напевали свою песню, но совсем не такую, как у маяка... они не разбивались вдребезги, а лишь медленно просачивались через песок в поч-ву. А потом боязливо отползали назад. Пугливые волны.
Дженни вдруг повернула голову. Алекс успел заметить в ее глазах отблеск деревьев позади себя, они были... могучими, наверное.
-Давай искупаемся.
Алекс молча кивнул. Он посмотрел на Дженни. Она засмеялась.
-Мы идиоты, - прошептал Алекс.
-Это удивляет?
-А должно?
Алекс первым зашел воду. Она оказалось на удивление теплой, хотя на ули-це было довольно прохладно.
-Ну, мадам, чего ждем? - крикнул Алекс. На его мокрых волосах сияли отблески луны.
-Ничего! - Дженни разбежалась и прыгнула в ночь. Она ехидно улыбнулась и брызнула водой Алекса.
-Ах вот вы как!? - крикнул Алекс. Из-под его ладони прыснула вода.
Ветер играл в вершинах сосен и сдувал песчинки с берега куда-то вдаль.
Алекс смотрел на мыс в отдалении. Ему стало тошно от того... от того что...
-Ты же знаешь, что это когда-нибудь прекратится? - спросил Алекс, глядя прямо в глубокие глаза Дженни.
-Знаю. Но зачем об этом вспоминать?
-Лучше знать, что нас ждет.
-Чтобы дольше мучаться воспоминаниями?
-Может.
-И что дальше?
-Все придет к концу. Я чувствую, как все... все это, - он неопределенно взмах-нул руками, - все... рушится! Падает!
-Падает?
-Она пытается выгнать тебя отсюда. Как ты не понимаешь? Хоть она это и не записывает в дело, но... но...
-Но..?
-Тебе надо держаться . Изо всех сил. Потому что я люблю тебя!
-Я тоже!
Они все еще мокрые вышли из воды и упали на песок.  Он колол кожу, это почему-то было приятно. Они лежали. Смотрели друг на друга. И целова-лись.
В то же время в доме Роузов
Дверь в комнату Алекса приоткрылась, тихо скрипнув.
Рози вошла в комнату сына, сама не зная зачем. Ей вдруг захотелось убе-диться в том, что он есть. Почувствовать между пальцами его густые непри-чесанные волосы. Сдуть ресничку, тихо лежавшую на щеке. Услышать его дыхание. Она невообразимо любила его, да нет, любит! Любит! Он был ее единственной опорой после смерти Марка. Только из-за сына она не сошла с ума. Только из-за него она не потеряла смысл своей жизни. Он был этим са-мым смыслом.
Она подошла к постели сына и поправила одеяло. А потом опешила.
Сначала Рози с минуту стояла и разглядывала постель. Складки на простыни. Смятую и скомканную подушку. А после она жутко разозлилась и даже бросилась к телефону, чтобы немедленно позвонить сыну, но... вдруг вспомнила себя в пятнадцать лет. Это было так давно... вспомнила, как точно также спускалась по водосточной трубе и бежала на свидание к Марку, ходила в обнимку с ним по ночному городу и ерошила волосы своему будущему мужу.
И Рози поняла, что все это - неотъемлемая часть взросления. Сколько подро-стка не запирай, сколько ему не запрещай, он все равно сделает все напере-кор. Она это сама знала.
Тогда Рози лишь поправила одеяло и вышла из комнаты, оставив дверь при-открытой.
*
-Дженни?
-Да?
-Мне нужно с тобой поговорить.
-...
-Дженни, я... я не знаю, что будет с нами завтра. Или послезавтра. Или когда-либо еще. Плевать. И... и... знаешь? Я хочу, чтобы ты помнила все это, что бы ни случилось. Помнила, как мы купались, помнила, как запускали змея, помнила, как мы целовались, помнила... меня. Может... может, завтра это все закончится. Она сотрет тебя. Я... я... - Алекс обнял голову ладонями и заплакал, и из его груди вырвался крик. - Я боюсь! Пожалуйста... прошу, помни! Ты будешь?
-Буду...
-Я... я люблю тебя.
-Я люблю тебя.
-Давай пойдем на маяк.
Дженни моргнула. Потом еще раз. А потом почувствовала, словно бы исчезает. Удаляется все дальше.
-Пойдем.
*
Ночью маяк выглядел таинственно. Но не пугающе, нет, это слово совсем не подходило. Наоборот, в темноте все выглядело величественным и прекрас-ным. Иногда видны лишь общие очертания, но нет основы, сути происходя-щего вокруг. Окружение, сама ситуация словно становится... пустышкой. Вы-брошенной игрушкой, никому не нужной.
Говорят, темнота - друг. Ведь в темноте лиц не видно. Но ведь в темноте на-много легче различить скрытое. Ведь все остальное, все, что вокруг -оболочка.
Когда Дженни вошла в маяк, на нее нахлынули воспоминания. Почему-то ей хотелось заплакать. Непонятно от чего.
Алекс подошел к магнитофону, одним дуновением смахнул с него слой пыли, а затем нажал на маленькую красную кнопку. Через пару секунд зазвучала песня.
-Это... та самая? - Дженни спрятала улыбку в ладонях, словно бы не хотела ее потерять в темноте.
-Да, та самая, - тоже улыбнувшись, ответил ей Алекс.
-Hello, my friend, hello... - начала напевать Дженни.
-Please, don't look at me... Don't look at me...
Алекс взял Дженни за руку и они начали танцевать. Пусть неуклюже, пусть неумело, но любя. Это многого стоит. Дженни случайно наступила Алексу на мыски кроссовок, но он даже не обратил на это внимания. Просто смотрел в ее глаза, и больше ничего не было нужно. Только она и никого больше. Они словно бы отреклись от мира, ушли прочь. В свой собственный Ла-Ла Ленд.
Он крепко сжимал ее ладонь в своей, словно боялся, что если отпустит, все исчезнет и рассыплется, как песчаный замок на берегу, что она уплывет да-леко за пределы досягаемости и он потеряет ее навсегда. Она улыбалась, и ей хотелось плакать и смеяться одновременно, только прижимаясь к его плечу.
Но песня кончалась. Утекала в небытие. Рассыпалась на отрывки, как проис-ходит это со всем в этом мире.
-Ух ты! Что это?! - вдруг воскликнула Дженни, глядя куда-то в темноту.
-Где?
Дженни сделала пару шагов и подняла с пыльного пола маленького мишку с небольшим синим хвостиком.
-Ого... Это ведь ты принес, да?
-Ага. В тот день, когда мы делали базу.
-О, черт! То самое кресло! - Дженни вытащила на свет старенькое офисное кресло и плюхнулась в него.
Вдруг отлетела ножка и Дженни упала на пол. А потом рассмеялась. И Алекс тоже.
Парень упал на ковер, подняв кучу пыли. Дженни чихнула. А потом снова рассмеялась и упала рядом с Алексом.
Они смотрели друг на друга пару долгих секунд, а потом их губы сплелись в поцелуе. И ничто на свете не могло быть ценнее этого момента. Пальцы Алекса скользнули по бедру девушки, и вдруг он почувствовал на своей щеке слезы.
-Эй? Джен? - спросил Алекс, глядя, как ему показалось, на совершенно не-знакомую девушку.
-Нет... нет, прошу!
-Джен, эй, эй! - Алекс подполз к ней и взял ее руки в свои. - Все хорошо. Я здесь. Успокойся. Я здесь... Если ты не хочешь, мы можем не...
Дженни подняла блестевшие от слез глаза. В них отражалась, казалось, жизнь всего сущего. Боль всего сущего.
-Алекс... - она сделала глубокий вдох, - почему? Почему он... сделал это со мной? - он не отвечал. - Алекс! Алекс! Прошу тебя, ответь!
-Она... она тогда хотела разрушить твой образ... Она не писала об этом в от-четах, в деле, но она... она... - Алекс тоже заплакал. - Прости. Я не мог ничего поделать.
Звезды лениво посылали свой свет на землю. Над маяком пролетела ма-ленькая бабочка. Вдали залаяла собака. В траве стрекотали цикады. Све-жесть.

11
Осень 1999
Когда дверь открылась, Дженни вздрогнула. Она видела во тьме черный силуэт отца.
— Малыш? Ты тут? — его шепот гулко раздался в ее комнате.
Она не ответила. Лишь крепче прижалась к подолу маминого платья, ко-торое висело в шкафу. Дженни любила, когда мамины вещи находились в ее комнате.
— Эй? Детка? — Дженни услышала тихий скрип половиц. Мамы не будет до утра. — Ну что ты? Нечего бояться! Я все равно найду тебя.
Она зажмурила глаза и задержала дыхание. Он не должен ее слышать…
Дверца шкафа скрипнула, когда Дженни шаркнула ногой.
— Я же говорил, что найду! — воскликнул папа, бросившись к шкафу.
Дженни кричала, кричала, ей хотелось бежать, бежать как можно дальше отсюда, от этого дома, от отца… Ведь он снова будет делать это с ней, она снова будет слышать его хриплый голос рядом со своим ухом, отец снова схватит ее за волосы, снова будет крепко держать ее бедро, снова будет…
— Папа! Нет! Нет! Прошу!
— Ты же знаешь, что это ничего не изменит… Так зачем же верещать? Зайчик мой… Я же так люблю тебя…
Слезы на ее щеках. Его руки на ней. Никто не сделает ее птичкой, чтобы она смогла улететь прочь.
Нет! НЕТ! Прошу, не надо!
Картина на стене тихо качается. Дверь в кухню тихо скрипит. Дому страш-но.
— Папа… — она молит его прекратить, но он не останавливается. Монстр ничего не слышит. Он глух к ее мольбам. — Папа… Хватит… Не… нет…

Конец весны 1978
Тот день был необычайно жарким. Пот с жителей Портенд-Сити катился гра-дом, одежда липла к телу, а от солнца невозможно было спастись практиче-ски нигде, разве только дома с газировкой и четырьмя кусочками льда.
Но, когда солнце уже село за горизонт, а темное покрывало ночи уже начало опускаться на город, стало прохладнее. Жители городка смогли облегченно вздохнуть, потому что знали, что завтра будет так же жарко, ведь у старой тетушки Эммы не болит колено, а значит - перемен погоды ждать не стоит.
"Черт! Эти предки!" - думала  пятнадцатилетняя Рози Митчелл, сидя одна в своей комнате. Ее родители, Грег и Сэм Митчелл два дня назад посадили ее под недельный домашний арест.
Рози зачем-то открыла окно. Вдохнула свежий вечерний воздух. И услышала знакомый голос.
-Эй? - это был Марк. Ее парень.
-Марк?
-Ага.
-Зачем пришел?
-Пошли прогуляемся.
-Я под арестом.
-Знаю. Поэтому и не стучу в дверь.
-Бритт сказала?
-Угадала.
-Ну?
-Лезь по трубе.
-Страшно.
-Не страшно. Если что, я тебя поймаю.
-Ладно. Но если я умру, на мои похороны принесешь тот диск с роком.
*
Дженни достала из сумки старый поляроид.
-Где откопала? Это же раритет!
-Мама в том году купила на уличной распродаже. Всего пять баксов!
-Да он стоит как минимум в десять раз больше!
-Ага. И... знаешь зачем я его принесла?
Алекс улыбнулся.
Было жарко и душно, несмотря на то, что рядом было бескрайнее глубокое синее море.
Раздался легкий щелчок, вспышка ослепил, из щелочки высунулась фотография. Дженни осторожно потрясла ее, и на бумаге выступили их с Алексом лица. Тот самый момент, когда он целует ее.
Один миг. Быстрый, улетающий куда-то в бесконечность Вселенной, но та-кой... прекрасный. Миг, который останется навечно.



















12
Однажды она исчезла.
Отовсюду.
Из города, из штата, из его жизни. Это случилось вечером, когда солнце уже почти село за горизонт, стало тонуть в ровной линии моря...
Ее нет.
В тот день Алекс пошел к Дженни. Почему-то он хотел видеть ее, как никогда на свете. Он уже знал, чувствовал, ощущал... что-то случилось.
Дом был стар, но, казалось, за восемь лет ничуть не изменился: тот же пали-садник перед крыльцом, яркие цветы, белесые подоконники. Но не хватало лишь одной маленькой детали. Ее. Все приобретало не такой смысл: солнце светило не так ярко, музыка не была такой завораживающей, одиночество таким странным и романтичным.
Прямо посреди крыльца лежал камень, а из-под него выглядывал кусочек бумаги.
Алекс остановился перед калиткой, уже собираясь дернуть ручку, но его гла-за поднялись, мозг бешено заработал, мысли стремительно пронеслись в пустой голове, внутри все зарокотало и задрожало, крик поднялся выше, к горлу, губы начали тихо шептать, но слова невозможно было удержать, и шепот перерос в крик, а затем в ужасный вопль, заполнивший собой все во-круг.
-Не-е-е-ет!
Трава под ногами Алекса зашелестела.
Только сейчас он осознал все, понял всю суть происходящего и... умер внут-ри. Его душа сгорела и превратилась в черный пепел.
Алекс, держись. Все будет хорошо. Я знаю, ты любишь, но надо уметь отпускать.
-Н...нет... Этого просто не может быть... Нет! Нет! Ненавижу! А-а-а! Это сон! Н...не правда!
Но это была реальность. Она была не здесь. Не в его жизни.
Алекс вдруг упал на землю.
-Я люблю тебя.
Ты не любишь ее. Уже нет. Нет.
Она ехала куда-то вдаль, навстречу бескрайнему ничему, темному и расплывающемуся. Дженни смотрела в окно, а там мелькало море, но она его не видела. По ее щекам стекали слезы, прозрачные и соленые.
-Я люблю тебя, - тихо прошептала она. Дженни чувствовала, что все рушится. Кто-то проникал сюда.
Собрав все свои силы, Алекс встал с земли, дернул ручку калитки и поднялся на крыльцо. Легкий и маленький камешек показался ему тяжелым и неподъемным. Это было самым ужасным испытанием в мире - заставить себя поднять этот камень, холодный и чужой, совсем не такой, как ее ладонь, и слить закорючки в буквы, буквы - в слова, слова - в предложения, предложения -  в текст. Страшный. Прощальный. Последний текст.
Дорогой Алекс!
Мне очень сложно это все писать, понимая, что я больше никогда тебя не увижу. Я чувствую себя ужасно, думая о том, что ты узнаешь об этом так. Знай, этого нельзя было изменить. Если бы можно было...я... Прости. Она разрушает мир. И я не могу с этим ничего поделать. А ты... можешь. Помни об этом. Я... Сейчас я, наверное, еду в машине и далеко от Портенд-Сити... и от тебя. Я бы хотела, но не могу тебе писать, звонить, заранее зная, что мы с тобой больше никогда не увидимся. Это все будет впустую... Мне больно осознавать, что я не смогу коснуться своими губами твоих, пригладить тебе волосы, взять тебя за руку. Алекс... пожалуйста, помни, что... я люблю тебя и всегда буду любить.
С любовью,
Дженни.
Еще под камнем вместе с запиской лежала фотография, та самая, которую они сделали только вчера. На ее обратной стороне было написано: "Недели, проведенные с тобой, были лучшими в моей жизни".
Алекс запустил ладонь в густую копну своих волос и сел на ступеньку крыль-ца, не понимая, что ему делать дальше. Так кончалась их история, потерян-ная среди сотен тысяч таких же, абсолютно одинаковых и абсолютно непо-хожих...
-Прощай, Дженни Аттвуд.
-Прощай, Алекс Роуз.
*
-Прямо... прямо так? Взяла и уехала?
-Да...
-Понимаю, как тебе сейчас больно...
-Да ничего ты не понимаешь, Эд! Ни-че-го!
-Ладно, прости друг. Тебе сейчас плохо. Но жизнь-то продолжается, да?
-Нет!  Она остановилась в одном месте! В этом самом месте!
-Да перестань, Ал, успокойся.
-Да как я могу упокоиться?! А?!
-Так, Ал... послушай. Это не конец жизни.
-Не конец!? Не конец!? Это и есть конец! Конец! Конец всего, всего, Эд! В моей жизни поставили точку!
-Ал, просто возьми пиво и забей.
-Забить?! Как я могу на это забить?!
-Возьми пиво.
Алекс взял пиво из руки Эда и сделал глоток.
Солнце медленно садилось в волны, а они вдвоем - на самом краю мира.
-Ты это... смотри у меня! Больше двух банок я тебе не дам. А то будет, как в тот раз, опять придется тебя выгораживать.
-Эд?
-Что?
-Ну ты и дурак.
-Весь в тебя, - Эдди подмигнул Алексу, и оба они улыбнулись неизвестно че-му.
Они вновь сделали глоток.
Ночь начала опускаться, и город стал готовиться ко сну.



















-Послушайте! - Еще меня любите
За то, что я умру.
Цветаева
Часть 3. Пульсация
1
Зима в Сиэтле выдалась холодной и солнечной одновременно. Снег сыпал не маленькими песчинками, как это обычно бывало, а огромными, толщиной с палец, хлопьями.
Сиэтл был совсем не похож на Портленд-Сити с его обветшалыми домиками, ярким солнцем, тихо льющимся через густую листву невысоких деревьев, старым маяком на скале у самого моря... Здесь все было другим.
Домики исчезли, их заменили высокие, но серые центральные кварталы, солнце потеряло свою яркость и стало не оранжевым, а бледно-желтым, по-блекло, а маяк на самом обрыве превратился в огромный небоскреб, бетон-ный и новый, еще бездушный. Бегали прохожие, не обращавшие внимания ни на кого, кроме себя и своего телефона, метались в бесконечности уличных фонарей одинокие и никому не нужные. Гудели автомобили, безумные от своей безграничной скорости и свободы...
Сиэтл кипел, бурлил, варился в собственном соку, как, впрочем, и все боль-шие города. Серые лица - мерцающие в свете сотен огней небоскребы. Без-различие - широкие проспекты и кварталы. Отрешенность и эгоизм - ужасно громкие гудки автомобилей.
Все это переплетается и соединяется, сливаясь в одно...
*
15 августа 2009
Здравствуй, не такой уж и дорогой Дневник!
Уже совсем скоро я уеду из Портленд-Сити. Знаешь куда? Ни за что не до-гадаешься! Ладно, попробуй. Массачусетс? Мимо. Вайоминг? Опять мимо. Оклахома? Не-а.
Хорошо, скажу, упросил. Итак, я поеду... *барабанная дробь*... в Сиэтл! Я поеду в Сиэтл! Поступать в киношколу. Буду режиссером.
Много думал над тем, каково это. Быть взрослым и... вообще (ну, почти взрослым). Ходить на фильмы с рейтингом "R", может даже "NC-17".
Но, если честно, не слишком хочется уезжать из Портленд-Сити. Да, знаю, это еще та дыра, но все вокруг - тихие улочки, море, скалы, маяк... Дорогие и любимые воспоминания, которые уже никогда не вернутся.
Эд где-то откопал вискарь, сказал, что наш отъезд - это важное и значимое событие, которое надо отпраздновать. Эд тоже едет в Сиэтл поступать в авиационный, будет пилотом. Зачем ему в Сиэтл? Есть же колледж поближе. Может, просто не захотел со мной расставаться.
Когда уеду, не смогу больше вести тебя, Дневник. А я за это время не дал тебе имени. Пусть ты будешь... Дэвидом. В честь Боуи.
Though nothing, will keep us together
We could steal time, just for one day
We can be heroes, forever and ever
What do you say? (5)
Слушай, не обижайся на меня, ладно?
Может, в Сиэтле я встречу ее...
Давай. Пока.
Алекс






2
Взрослея, начинаешь видеть детали. Сначала подмечаешь некоторые, потом все больше и больше. Всматриваясь в них, постепенно перестаешь видеть суть. Сутью становятся детали, оболочка. Вблизи они приобретают новый, особый, удивительный смысл.
Вот человек - старик с морщинистым лицом и большой тростью в иссохших, потрескавшихся руках. От кистей идут зеленые вздувшиеся вены, ярко выступающие на обвисшей, покрытой язвами старческой коже. На лице старика седая бородка, может, он не брился уже пару дней. У него странная, но счастливая улыбка.
Вот человек, стоящий напротив - молодой парень с длинными темными во-лосами, правильным овалом лица, большим носом и какого-то мутного цве-та глазами, пустыми и бездушными. Его взгляд уходит куда-то вверх, в ту-манное и сонное небытие. Одет по-простому: рубашка в клетку, из-под кото-рой выбивается засаленная футболка, джинсы и кроссовки неопределенного цвета. Носы кроссовок повернуты в сторону от старика. Психологи говорят, это значит, что человек хочет поскорее уйти.
Это все лишь прохожие, сметаемые потоком точно таких же, как они, сотен тысяч идентичных прохожих. Одинаковые старики и молодые парни, затяги-ваемые петлей времени, вращающейся на огромной шестерне...
Зеленый - цвет травы. Зеленый есть в радуге и на гербе "Гринписа". У меня в комнате висели зеленые занавески, но я их поменял на синие. С рыбками. Зачем? Не люблю ни синий, ни рыб. Лучше бы оставил зеленые. Интересно, что я рисую у клиентов на кофе - задницы или сердечки? Один поворот чаш-ки, и отношение к человеку кардинально меняется. Хватит думать. Хватит. Надо работать.
-Здравствуйте, добро пожаловать в "Старбакс". Чего бы вам хотелось? У нас сегодня акция на двойной капучино.
Как я мог до такого докатиться? Как, Алекс? Как ты мог?
Тяжело совмещать учебу и работу, но нужно на что-то жить...
Зачем тратить время на работе, рисуя клиентам задницы или сердечки? Кому это нужно? Зачем нужно? Почему нужно? Нужно клиентам. Людям. Нужно, чтобы взбодриться после бессонной ночи из-за кофе (проклятый кофе!). Нужно, потому что человек вынужден много работать, не спать, из-за этого пить кофе, не спать из-за кофе и пить кофе. Кофейный заговор.
Больше боли - больше деталей. Меньше боли - меньше деталей, больше су-ти, железная логика.
-Эй, ты! Эй! Как там тебя... Алекс! Я же сказал: американо без сахара и с мя-той.
Вот толстый человек в строгом костюме. В руке - дорогой телефон. Может, работает в какой-нибудь крупной компании. Видно, диабетик. Смотрит со злостью и негодованием - почему?
Слушать, но не слышать.
-А! Чертов "Старбакс"!
Петля крутится, Алекс проваливается в пространство.
-Черт подери, Алекс, работай! Что с тобой сегодня?! Клиент уходит, чего сто-ишь?! РАБОТАЙ!
Он не понимал, что с ним происходит. Сотни, тысячи, миллиарды маленьких мыслей носились в его бедной, измученной голове, не поддаваясь дресси-ровке.
-Добро пожаловать в "Старбакс"! Чего изволите? -голос не был похож на его привычный... словно он превращался в робота.
"Старбакс", что ты делаешь? "Страбакс", хватит, перестань. Хватит!
Вдох. Выдох. Слишком много деталей. Надо отвлечься.
Все рушится.
1994
Сидя холодным летним вечером на подоконнике и смотря в окно большими удивленными глазами, понимаешь, как хрупок мир.
Вот маленькая травинка пробивается через асфальт, а он рушится под ее на-пором. Хрупко. Вот проезжает велосипедист и давит травинку колесом, она умирает. Хрупко. Через пару секунд переднее колесо велосипеда налетает со всего размаху на гвоздь, торчащий из асфальта, и колесо с грохотом и гулом лопается. Велосипедист летит через руль и бьется головой об асфальт, его шея хрустит, а легкие больше не вдыхают воздух... ХРУПКО. Как травинка. Отвернись, Алекс, не смотри.
Это все в твоей голове. Не позволяй ей войти в твои воспоминания. НЕТ! Ухо-ди! Прочь! Ненавижу! НЕТ!
Идет дождь. Капли падают в маленький прудик перед домом, на воде бурлят пузыри, становятся больше и больше, а потом лопаются, высвобождая тишину. Круги медленно расходятся по воде, постепенно соединяясь, а затем исчезая, все уменьшая последствия после себя... Через двадцать один месяц, неделю и шесть дней пруд будет закопан, а на его месте посажены бледно-желтые розы. Это важно.
Смотришь в окно и словно бы стоишь на улице, слизываешь с губ повисшие на них капли шершавым языком, смотришь сквозь слезы на пепельно-серое небо и думаешь: "Когда же разойдутся тучи и выглянет солнце?".
От мира тебя отделяет какая-то жалкая стекляшка толщиной всего пару сан-тиметров, но она защищает тебя от ливня и шквального ветра, дующего от-куда-то с севера, холодного и влажного.
Отпусти... Надо спрятаться в сидение автобуса... Пусти! Пусти!
*
Если ты выставишь ногу в проход автобуса, то все начнут ее задевать. Одни будут молчать и упрямо смотреть вперед, другие - бурчать что-то неразбор-чивое себе под нос, третьи - накричат за то, что ты испачкал их брюки своими грязными мысами. Со временем все эти люди превратятся в одно - безлич-ную, плюющую на все массу, которая будет куда-то двигаться, но никогда ни к чему не придет. Никто не будет натыкаться на твою ногу. Так бывает в ядерными бомбами, когда они сыпятся с неба одна за другой, и их уже никто не видит в отдельности, замечают лишь все вместе, множество сотен ядерных бомб...
Кадры за окном меняются, музыка в плеере тоже меняется, люди меняются, мир меняется... Безумие остается прежним.

2010
Дверь открылась, и из коридора проник лучик света, просочившийся по се-рому грязному ковру в отцовскую комнату. Задул ветер, видимо ворвавший-ся через приоткрытое окно, раскидал бумаги, лежавшие на столе, по полу, пыльному и выцветшему. Прошло уже двенадцать лет, а казалось, что папа просто на время отвлекся от работы и вышел на крыльцо выкурить очеред-ную сигарету.
Он любил "Black Bond" синий. Курил не больше пары сигарет в неделю, для него это было больше невинным увлечением, нежели зависимостью. Раньше "Black Bond" стоил доллар семьдесят девять, а сейчас - в два раза дороже. Одна пачка так и осталась лежать на столе рядом с печатной машинкой. Она валялась, запыленная и грязная, в тени еще более запыленной и грязной печатной машинки. Мама не любила здесь убираться. Не хотела тревожить оставшийся тут дух отца.
Алекс подошел к столу, сел на мягкий стул. Потом осторожно вытащил из пачки одну сигарету и зажал ее между зубов. Достал из верхнего ящика от-цовского стола его любимую зажигалку и поднес к концу сигареты. Тихо метнулся огонек, затлел табак. Отблеск шелохнулся в окне. Теперь он, Алекс - проповедник и защитник. Тихо качнулась в соседнем окне занавеска. Нервно дернулась травинка. В тот момент Алекс был близок к воспоминаниям... к отцу, как никогда.
-Пап, зачем ты куришь?
-Просто так, невинное развлечение. Не бери в голову.
-Ты же знаешь, что умираешь от каждой сигареты?
-Знаю. Мне это придает какой-то... уверенности.
-В чем? В чем уверенности?
-В будущем. Знаешь, что завтра не умрешь, если сегодня вечером выку-ришь сигарету.
В тот день он не курил. И случилось, то, что... что...
Алекс нагнулся к ножке стола, около которой валялся пожелтевший от вре-мени листок бумаги. На нем было выведено: "Кофе и сигареты". Затем Алекс поднял еще один листок и увидел номер страницы. Семьдесят шестая.
Буквы расплылись, и кое-где их уже невозможно было разобрать. Они поте-ряли свои прежние очертания. Смысл. Интересно, папа знал, что они станут такими? Бумага была хрупка, и, казалось, могла рассыпаться от единого прикосновения. Тяжелый труд хрупок.
Любовь.
Здравствуй, Любовь!
Почему я первым же своим письмом обращаюсь именно к тебе? Не знаю. Серьезно. Может, потому что у тебя множество лиц и прозвищ? Может, потому что ты состоишь изо всех существующих и несуществующих эмоций: восхищения, страсти, паники, страха, вдохновения, ненависти..? Может, потому что Любовь - есть безумие, идущее от сердца, паранойя, сладко летящая с губ, сумасшествие, текущее с кончиков пальцев? Я описываю это с каким-то маниакальным желанием, прости. Но, с математической стороны, Любовь - лишь набор условных цифр. В любом случае, мне уже все равно. Только жаль, что я не смогу встретиться с тобой в реальной жизни. Посидеть на террасе с бутылкой вина, глядя на закат, прогуляться по Центральному парку, в тени деревьев, открыть бутылку " Jack Daniels", которая стоит у меня в баре на кухне, а потом заснуть в одной постели. Прости. Меня понесло.
О, черт.
Меняется мир: виды, ландшафты, эпохи и люди. А безумие остается прежним.
К кому я пишу? К самому себе? Я схожу с ума?
Я плачу.
Сем Тейлор.
24 сентября 1985.
Эти строки были пропитаны им. Отцом. Его мыслями и желаниями. На печат-ной машинке, наверное, еще остались отпечатки его вспотевших пальцев, мельчайшие молекулы его любимых духов, резких и отталкивающих, "Red Horse"...
Это он.
Это папа.





















3
-Дай закурить.
Алекс шевелил одними лишь губами, а лицо его было белым и безжизнен-ным. Ему хотелось, чтобы сигаретная смола осела в его легких, впилась в ко-жу и уничтожила изнутри. Эд молча протянул другу сигарету. Она была крепко зажата в дрожащих руках Алекса и медленно двигалась к его губам. Огонек плясал на конце зажигалки и доходил до бумаги белой как снег.
-Что случилось? - спросил Эд осевшим голосом. Он знал, что-то не так.
Затяжка. Дым проникает в легкие и задерживается в них (интересно, а они знают, что умирают?), а потом выходит через нос тонкой струйкой.
-Не знаю... - протянул Алекс. - То ли схожу с ума, то ли становлюсь великим философом. Хотя... разницы особой-то и нет.
-Что с тобой?
-Мысли проникают в воспоминания, меняют их суть. Раньше я просто сидел у окна, а теперь вижу, как велосипедист ломает себе шею. Говорю себе: "Не смотри, Алекс, не надо, отвернись", но не получается. По-моему, она делает это.
-Прескотт?
-Думаю, да...
-Может, тебе надо просто отвлечься. Перестань смотреть внутрь, гляди по-верхностно.
-Хочешь, чтобы я вставил наушники в уши, погромче врубил "Skillet" и пере-стал слышать мир, понимать его? Чтобы я стоял под душем, а водные струи стекали по моей голове, обходя глубину? Нет уж... лучше так.
Я ненавижу то, чем я стал.
Кошмар только начался.
Я должен признаться, что чувствую себя монстром.
Я, я чувствую себя монстром!
Я, я чувствую себя монстром! (6)
-Нет, Ал, я этого не хочу. Просто... займись тем, что нравится, и сразу пере-станешь думать.
Алекс тихо улыбнулся.
-Знаешь, друг, вот тебе совет.
-Ну?
-Давай выпьем.
2011
Это было осенью.
Шел дождь, мелкий и, казалось, почти невидимый. Его можно было ощутить только по легким каплям на лице. Зато ветер, ветер давал о себе знать. Его порывы сносили с ног, сметали все на своем пути, вырывали гвозди из деревянных стен домов. Нет, это был не ураган. Но ветер был везде: внутри и снаружи, в городе и в легких. Ветер... воздух... все это вокруг.
Больница. Та самая, где умер Марк. Где он смешался с воздухом, с ветром, стал его частью. Его унесло, он растворился в переменчивом бризе, улетел вместе с пассатом. Не имеет значения.
Они пытались спасти его, но зачем? Они были Дон Кихотами, просто сража-лись с ветряными  мельницами, и только.
Кесси сейчас одиннадцать, но она совсем не выглядит на свой возраст. Го-раздо старше. Ее длинные волосы заплетены в косы и закреплены двумя светло-оранжевыми резинками. Ее любимый цвет. На ней тонкий серый сви-тер и темно-синие джинсы, а на ногах - белые кеды. На ее плечах - небрежно накинутый белый халат.
Рядом стоит Алекс и обнимает ее за плечи. Губы Алекса обкусаны и кровото-чат. "Каково ей сейчас?" - думает он.
Злость. Ненависть. Борьба. Принятие. Все сливается воедино, и уже невоз-можно понять, что где. Злишься из-за того, что не можешь ничего поделать с этим, ты абсолютно беспомощен, как... как... Ненавидишь из-за того, что не только ты, но и все вокруг не могут ничего поделать, только безмолвно раз-водят руками... Борешься из-за того, что думаешь, что все же можно что-нибудь поделать, но все рушится. Принятие. Последняя стадия. Ты все осоз-наешь и присоединяешься к толпе, молчаливо и грустно разводящей рука-ми... Ты не ставишь точку, многоточие, восклицательный или вопроситель-ный знак. Ты не ставишь ничего, оставляя лишь зияющую пустоту.
Онкология меняет людей.
Не тех, кто болеет, тех, кто находится с ними рядом. Они болеют вместе с ними. Не болеют. Умирают.
Дверной скрип. Больница очень старая. Прогнившая. Прямо как мамино те-ло.
Выходит она, полысевшая от бесконечных химиотерапий, высохшая от не-скончаемых уколов и облучений.
-Я умру.
Она говорит медленно, словно не может быстрее. Исчезает в воздухе, рас-творяется в нем, становится О два. Призрак.
-К... как?
-Не больше года, - выражение ее лица совсем не меняется, словно бы это просто застывшая маска, а голос полон холодной размеренности.
День за днем. Час за часом. Мгновения сменяли мгновения, а ей было пле-вать. Из нее вышибли все чувства, оставив лишь смерть.
И это было ее смыслом. Несуществование. Плохо сотканное бытие. Хлопанье разбитой форточки в спальне.
*
-Я... пытался разрушить стены вокруг себя, старался... вдохнуть свежего воз-духа, - еще один глоток, и жгучая жидкость растекается по горлу и каплей за каплей падает внутрь. - Но стены... их обломки, эти валуны, глыбы падали вниз и давили близких мне людей. А я... я не мог их вытащить оттуда и спа-сти. И они задыхались. Умирали у меня на руках, понимаешь? Понимаешь? - Алекс смотрел на свои холодные дрожащие руки, и ему казалось, что они все в крови его близких.
-Они плевали мне на руки кровью. Воздух вокруг раскалялся, и их кожа сползала на землю, оставляя красное мясо обугливаться, а кости гнить. И эти стены... они... их сломала она. ОНА! Она заставила меня!
-Оу... Это... новая книга, да?
-Эд... Это не книга. Это правда.
-Помни, Ал. Один раз писатель - всегда писатель.
-Один раз режиссер - всегда режиссер... Да, да, помню!
-Ага, - Эдди смотрел в глаза Алекса и словно бы проваливался в пустоту.
-Я боюсь, Эд.
-Чего?
-Умереть, ничего не сделав.
-Все этого боятся, Алекс.
В гостиной у Эда есть маленький кожаный диванчик с пятном от кетчупа на подушке. Рядом - журнальный столик с парой книг. Чак Паланик. Харпер Ли. Из-под "Бойцовского клуба" выглядывает какая-то бумажка. На ней черной ручкой старательно выведено: "Oneiroid syndrome". Неподалеку мерцает торшер с бледно-серым абажуром и пыльной лампочкой внутри. Вообще вся квартира пыльная. "Зачем убирать, если через неделю пыли станет только больше? Все это бессмысленно," - часто говорил Эд. Скоро к нему должна переехать Лорен, и все изменится. Она терпеть не может пыль.
-Как... у тебя там с Лорен, Эд? - голос совсем не слушался Алекса, слишком много виски он выпил, но почему-то парень сделал еще пару глубоких глот-ков.
-Ничего вроде. Нормально... Знаешь, хочу... хочу сделать ей предложение.
-От которого она не сможет отказаться? - Алекс улыбнулся.
-Я серьезно.
-Гениальная идея. Без сарказма.
-Ага. И кольцо уже купил.
-Господи Боже, Эд! Ты решил остепениться! А мне уже больше двадцати, и у меня есть борода. Ты... не врешь?
-Не вру. На все сто.
-Только молю, Эд, как поженитесь - не становитесь парочкой типа: "Вот мы в ЮАР, а это на Бали... Ой! Это слишком интимное, зачем это показывать? Так неудобно..."
-Пошел ты. И... ты всегда был таким?
-Во-первых, пошел сам. И во-вторых, да, всегда. А стабильность - признак мастерства.
Было уже далеко за полночь, а они все говорили, пили и смотрели в окно. Там, где-то внизу, проезжали машины и ходили немногочисленные прохо-жие, а высотка напротив горела сотней огней... Но все это было чужим, нена-стоящим, фальшивым, словно картонный замок, который продают по цене настоящего. Это был целый город из замков, при едином дуновении  ветра готовый рухнуть и похоронить всех под своими обломками...
-Алекс, после Дженни ты встречался с кем-нибудь?
-...
-Алекс?
-Нет, Эд. Ни с кем.
-Не было ни одного поцелуя?
-Ни одного. За шесть лет.
-Алекс, думаю, тебе пора ее забыть. Тебе надо встретить нормальную де-вушку, которая не уедет от тебя непонятно куда. Знаешь... перестань жить прошлым.
-Она не прошлое!
-А что же?
-Она... она... настоящее... Эд, я не могу! Не могу так! Я люблю ее! Понима-ешь?! Люблю! И не смогу забыть. Никогда. Думаешь, я не пытался? Я пытал-ся! И все зря. Зря!
Тут он не выдержал. Сломался. Тот барьер, который не давал эмоциям вый-ти, утечь из его тела, был уничтожен. Слезы.
-Алекс... ты ее найдешь.
-Эд, я... я пойду.
-Нет, Ал. Ты пьяный. Останешься у меня.
-Спасибо... друг.
-Алекс, слышишь? Ты ее найдешь. Найдешь.
*
Я вижу ее силуэты на улице... Их много. Слишком много. Я не понимаю, куда бежать... Здесь, около магазина. Нет, там, на пешеходном переходе. Черт! Нет, нет! НЕТ! Умоляю, хватит, прошу! Голова кружится...
Копна темных волос спадает мне на лицо, а ее губы касаются моих.
Я нашел тебя, Дженни Аттвуд.













4
Глаза медленно открываются, мелькающие изображения и звуки приобре-тают какой-то смысл. Реальность, сперва размытая и странная, становится четкой. Ты, мир вокруг тебя становитесь живыми, настоящими, путешест-вующими сквозь миллионы частичек света, а потом уходящими во тьму, сно-ва умирая.
Около дивана валяется пустая бутылка виски. С ее горлышка свисает большая прозрачная капля. Проходит секунда. Глаза слипаются, но ты сражаешься, насильно держа их открытыми. Капля качается. И падает. На стены и потолок, улетает в окно... Она падает всюду, кроме того места, где ей суждено было упасть. "Она похожа на меня..."
Лучики играют на полу, как когда-то играли в ее волосах. Свет падает на ла-донь Алекса. Тепло... Зайчики бегают по голым, недавно оштукатуренным стенам. Как тогда, в маяке. "Я не должен ее потерять..."
В квартире Эда пусто и неуютно. Но это сейчас не важно. Важна лишь она, как есть, простое воспоминание. "Господи, как же я ее люблю..."
Ноги болят и подкашиваются. Каждый шаг отдается ужасной болью где-то чуть выше стопы. "Встань и иди. Встань и иди!"
Диван скрипнул, когда Алекс встал с него. Пружины были стары и ржавы. В глазах Алекса стояла его жизнь... "У нас с Эдом был пляж. Мы брали велоси-педы, разгонялись, а потом врезались друг в друга, били коленки в кровь. Разбили мамину вазу, обвинили дворового кота, но потом не выдержали и сознались. Таскали сигареты из магазина, а потом смотрели, как от них вверх идет струйка дыма..."
Шаг за шагом. Скрип за скрипом. Алекс подходил к стулу, на котором висела его одежда.
Город уже давно проснулся, гудели автомобили, стояли в пробках длинные зеленые автобусы, куда-то торопились еще сонные пешеходы.
Эд, спасибо, что разрешил у тебя переночевать. Увидимся. Пока.
                ;)
Алекс
Ключ повернулся в замке, ручка дернулась, и дверь открылась.
На лестнице было холодно и сыро. Бетон давил, не давая вдохнуть. "Я пытался разрушить стены вокруг себя..."
Детали вокруг пропадали, куда-то деваясь, закатывались под диван, ковер, кресло, убегали от взгляда. Как маленькие кубики "LEGO". Это, наверное, виски так подействовал. Но Алексу этого не хотелось. Детали - это такая же часть его мира, как солнце, луна, ветер, дождь и... она.
Все эти разговоры о деталях и дожде... Мы так непоследовательны. Теряемся в мыслях и догадках, когда истина лежит прямо у нас перед ногами, достаточно только опустить взгляд и протянуть руку.
Холодный воздух захлестнул легкие, в горле заклокотало. Снег кружился в воздухе, накрывая всех. Все вокруг было белым. Люди, дома, пожарные гидранты уносились куда-то в бесконечном снежном вихре, закручивались в петле, а их белые облики были бездушными оболочками.
Зима уже подходила к концу, но ни единого намека на теплый март не было. А снег вокруг был все так же молчалив и таинственен.
Мысли путаются и уносятся вдаль вместе со снегом, метелью, ветром, людь-ми, городом... Куда же нас несет?
Алекс идет по заметенному тротуару. Снег поскрипывает под ногами, на нем остается глубокий след, который скоро скроется в белой бездне.
Мы ищем ответы на вопросы о мире и не находим их. Почему? Может, они попросту не нужны? Может, сам мир не хочет, чтобы мы их узнали? Ведь все эти знания - ничто перед запахом лилии, тихим порывом ветра, шумящим в вышине и шатающим макушки высоких сосен, детским рисунком, прикреп-ленным на холодильнике. Что есть наука по сравнению с этим? Сухая, ник-чемная молекула.
А, впрочем, к черту все это.
1996
Вот тебя просят встать на стульчик и прочитать стишок, который ты видел в одной книжке с зелеными крокодилами на обложке. Вот ты стоишь, как пре-ступник на эшафоте, а все ждут, когда же осужденный начнет раскаиваться в своих грехах. Их много. Вокруг лица, лица, лица... Ты теряешься и момен-тально все забываешь. Но ты знаешь, что в том стишке что-то важное и фило-софское, что-то особенное, способное перевернуть сознание...
Это всего лишь СПГС.
"Алекс, на самом деле все не так страшно, как ты думаешь," - говорил папа, снова закуривая, сидя на заднем крыльце и смотря на нежное солнце, кото-рое медленно садилось на забор. - "Просто пойми, что все вокруг тебя - про-сто снобы. Ничего большего." А потом Алекс спрашивал, кто или что такое снобы.
Папа всегда помогал с ответом.
Нет
хуже
ада,
чем
вспоминать
в деталях
поцелуй,
которого
так и не было. (7)








5
Вот ты замечаешь ее в толпе. Те же темные волосы, они ничуть не измени-лись. В отличие от нее. Ты уверен, что это она, и сам не знаешь почему. В этот самый чертов момент тебя словно окатывает ледяной водой и ты стоишь, боясь пошевелиться, ведь может стать еще холодней...
Все это было в голове Алекса. В его голове, в его голове. Все эти мысли, чув-ства, эмоции смешивались и соединялись друг с другом, создавая нечто но-вое. Образ. Подобие.
Вдруг ты решаешь ринуться за ней, но ноги не слушаются, а утро вокруг такое безумное... Ты пытаешься заставить себя сделать хоть шаг, маленький шажок, не для человечества, но для себя.
Она идет. Ее походка - с легкой припрыжкой. На ней грубое серое пальто, а из колючих рукавов высовываются еле заметные бледные пальцы. Холодный северный ветер развевает ее распущенные волосы. Ты протягиваешь руку, словно ведомый чем-то невидимым, и кладешь ее на хрупкое тонкое плечо. Она оборачивается.
Это не сон. Это реальность. Только она - нереальная. И ты тоже. И мир во-круг.
Те же изумрудные глаза, в которых ты тонешь, задыхаешься, но понимаешь, что они твои и только твои.
-Это... и правда ты... - дрожащими и потрескавшимися от холода губами прошептал Алекс.
Непонимание в ее лице сменяется каким-то странным чувством, еле отра-жающимся в зрачках ее глаз.
-Джен... Джен! Это ты! Ты!
-А... Алекс?
Вот она, это она! Совсем близко, так близко, что можно коснуться ее губами.
Алекс берет ее за руку. Пальцы у нее холодные и потрескавшиеся, онемев-шие на морозе, наверное, еле сгибаются. Другую руку он заводит ей за спи-ну, гладит ее густые волосы, а они струятся в его пальцах. Это она, ничуть не поменялась!
-Дженни, я... больше никуда тебя не отпущу... Никогда.
Он прикасается синими губами к ее шее. Господи, как же она прекрасна! Алекс чувствует себя... своим. Прямо здесь, на этой промерзшей насквозь улице. Все мысли отходят на второй план. Остается только она. Слезы стека-ют по его щекам, медленно замерзая.
-Господи, Джен! Как я скучал по тебе... Я... Боже мой...
-А... Алекс? - в ее голосе звучит что-то странное.
-М?
-Алекс, разве... разве ты не понимаешь?
-Нет. Что я должен...
-Мы... не... можем...
-Не можем что?
-Прости.
Она вырывается из его рук. Его руки. Они предназначались ей.
Мир стремительно падал. Падал в никуда, в темную беспросветную бездну. Внезапно обрести и сразу потерять. Как? Это же... неправильно. Так ведь не должно быть! Алекс ведь любит ее... Она ведь тоже...
Но время ушло. Утекло, как вода из крана. Быстро, когда никто уже не ждал.
-Алекс, вот... мой номер. Звони, когда хочешь... - она протягивает истертую бумажку. - Твой у меня остался... Ты же не поменял? Прости. Все исчезло. Ты не виноват. Это она.
Она уходила. Он позволял ей уйти. Дженни растворялась вдалеке, метель уносила ее силуэт, а Алекс просто стоял и не мог ничего поделать.
Прости.
Ее больше нет...
2010
За окном было темно и тихо. Это так непривычно для Сиэтла.
У нее короткие волосы, перекрашенные сотни раз. Брови подведены каран-дашом, ресницы загнуты наверх и ярко блестят даже при таком тусклом све-те.
-Ты милый, - шепчет она, запрокинув ногу на ногу и держа полупустой бокал дешевого вина.
-Ага. Спасибо.
Она задумчиво смотрит куда-то вдаль. Но взгляд ее бессмысленен.
Наступило тяжелое молчание. Но это ее мало волновало. Такой тихой ночи в Сиэтле еще не было. Фонарь на улице слепил и обжигал всякого, кто на него смотрел. Всякий раз, как закроешь глаза, перед тобой в странном и только им известном ритме пляшут белые огоньки. Появляются, сгорают во тьме и исчезают. Прямо как люди. Превращаются в пепел и испаряются.
-Ты любишь долгие вступления?
Алекс промолчал. Он только посмотрел в окно, на никогда не спящий город. А в ответ на молчание - тоже тишина, ее гул и грохот, нарастающий с каждой секундой.
Девушка медленно поднимается с дивана, прожженного сигаретами, ставит свой бокал на стопку журналов, отчего на ней остается ярко-красный след, словно от губной помады. Она подходит ближе, касается его плеч, спины, пальцев...
-Ты меня любишь?
И снова в ответ только тишина, молчание, разрывающее барабанные пере-понки.
Она касается своими губами его губ, кусает их, кажется, сейчас пойдет кровь, но нет. И только тогда он говорит:
-Нет. Нет, не люблю.
Без чувств, без эмоций, лишь сухие слова. А потом вновь тишина. Умиротво-ряющая тишина. Слова, сказанные Алексом - явно не то, что она хотела ус-лышать.
-Прости меня... Если я... обидел...
-Поздно, Алекс, поздно! Ты уже все сказал!
Она явно не собиралась плакать или долго мучиться. Сегодня-завтра она бу-дет кусать губы другого, второго, третьего, четвертого, многих. Ее каблуки будут стучать по чужому неровно уложенному полу. Сейчас этот стук не злой, и уж точно не обиженный. Это всего лишь стук, сухое отбивание ритма, попадание в определенный хронометраж, почти идеальное сочетание аккордов и пауз, точное пение терций, хорошее сочетание перебора в куплете и боя в припеве. Только текста нет - одни лишь звуки.
Хлопает дверь - это и есть финальный удар по струнам, самое главное и нуж-ное, то, что и было нужно в это песне.
Алекс подходит к окну, дергает его белую пластиковую ручку и открывает. В комнату проникает холодный ночной воздух и заполняет собой пространство в легких.
"Как странно. Вроде воздух везде один, но в Портленд-Сити он другой, на-стоящий, самый-самый. Пропитанный утренним теплым бризом, щекочущий лодыжки, с запахом мелкого желтого песка и острых кристаллов белой соли. Зачем я оттуда уехал? Зачем?"
Зачем?
-Ариведерчи, - шепчет Алекс, и звук пропадает в ночной тьме, теряя и источ-ник и путь, и исток и устье, и жизнь и смерть.
В соседней высотке в одном из окон зажегся свет. Маленький огонек на все бескрайнее пространство.
Метафора ли?..






6
Маленький человечек в сером пуховике брел по узкому, еле-еле заметному, тротуару через холодную и беспощадную, но такую романтичную метель.
Чем ни начало какого-нибудь женского романа? Или дешевой мелодрамы?
Представьте, нет, вы только представьте этого человека, эту метель, а потом добавьте большие буквы красивым шрифтом, так, чтобы надолго запомни-лось. Фильм какого-то никому неизвестного автора "Любовь до гроба". Или "Она любила его, а он ее - нет". Бред.
"Интересно, считается ли сумасшествием чувство причастности к миру, на-пример, ощущение, что ты снежинка?"
У вас когда-нибудь бывало такое? Идете по улице и чувствуете, что вы - лист, только что оторвавшийся от сухого дуба. А этот дуб вы видели пару секунд назад за прудом в парке. Или... вы становились на место человека, которого вы так любили? Но этот человек умер.
Алекс был всем и никем, центром своей маленькой Вселенной на самой гра-нице созвездия Свихнувшегося Алексия. Он мог перемещаться везде внутри себя и нигде вне. Потому что он... он...
Вот человек, живущий в мире, но мир этот - не снаружи, а внутри него. И в том самом мире есть еще миры, их сотни, тысячи, бесконечности. Маленькая единица, а потом меньше, и еще, и еще, и так без конца. Множество миров бесконечности. А самая маленькая единица еще и самая большая, как для самой себя, так и для других, таких же, как и она...
Он больше не мог ждать. Надо было что-то делать. Ну хоть что-нибудь! Что-нибудь!
Алекс достал старый телефон из кармана куртки , ткнул пальцем в несколько цифр. Это был тот самый номер. Ее номер. Только нажать на зеленое маре-во, стоящее перед глазами и...
Идут гудки. Тяжелые, однообразные и монотонные, такие... безумно пре-красные. И именно они определяют - дать ли человеку надежду или послать его к черту.
Алекс не знал, что говорить. Но ему было достаточно услышать одно лишь молчание, но... ее. Ее молчание. То молчание, что создала она. Ее и только ее. Не нужно было слов, не нужно было ничего, лишь пустота, их маленький мир, их тихое телефонное молчание и ничье больше, только их!
Алекс ждал.
Гудок, гудок, а за ним еще гудок и еще. Гудки, гудки - и ни секунды молча-ния!
"Не питайся пустыми надеждами, мальчик. Это лишь воздушные замки, со-тканные из паутины. Пуф! И все разлетится." Но пустые надежды были един-ственной пищей, его богатством и бедностью, его силой и слабостью. Как та-кое возможно? И с каждой минутой, секундой, с каждым вдохом и выдохом они, эти замки, таяли, таяли, бесследно исчезали в поднимающейся тени призрачного солнца! А Алекс позволял им таять. И они утекали прочь. Он ни-чего не делал, а только смотрел немигающими, но невидящими глазами в темноту неосвещенной улицы...
Вдруг гудки послушно остановились. Неужели то самое, самое прекрасное молчание?
"Абонент недоступен. Оставьте сообщение или перезвоните позже".
Неужели этот голос может разорвать человека на две кровоточащие поло-винки?
"Привет, это Дженни. Перезвоните мне позже, если это не тот жирный мек-сикашка из бара или оставьте сообщение, которое я потом не послушаю. Це-лую."
Зачем слова, когда нужно было молчание?! Разве это так много?!
Алекс плакал. Не потому, что она не ответила, и не потому, что шел снег, хо-лодный и мокрый, быстро таявший на кончике языка. Он плакал потому, что это "целую" было адресовано не ему... Его Дженни уже не его. Он не стал ее ненавидеть. Как можно ненавидеть человека, подарившего тебе лучшие мо-менты жизни? Он не хотел кричать или биться в истерике, катаясь по грязно-му тротуару. Он просто тихо плакал, и никто не видел его тихих слез посреди тихой улицы в шумном городе. Ведь никому он уже не был нужен.
Ведь за шесть лет, что они не виделись, ее "целую" стало не его.
*
Привет, Дневник! Сегодня... какое там?... девятнадцатое августа! Фух! Страшно даже, как летит время.
Не хочу тебя расстраивать, но завтра я уезжаю в Сиэтл, поступать в художественный. Ммм...
Отчим уже убрал все мои чемоданы в машину, а мама целый день только и делала, что сидела на кухне и плакала, вытирая слезы грязным платком. Мне жаль ее. Но, в конце концов, Сиэтл не так уж и далеко...
Как думаешь, Дневник, я могу встретить там его? Увидеть силуэт в толпе, например? Увидеть знакомое лицо в вагоне? А почему нет? Я скучаю по нему, даже не представляешь, как сильно.
Ну... что ж... прощай, Эмпайр-Бэй, встречай, Сиэтл и новая жизнь!
Прощай, Дневник. Целую.
Дженни













7
Понедельник
06:49
Утро понедельника было таким же неприветливым, холодным и снежным, как утро воскресенья и даже субботы. Все вокруг было серым и чужим, не принадлежащим никому.
Будильник пищал пронзительно громко. Обычно Алекс вставал после перво-го звонка, но сегодня сигнал звучал два, три, пять раз...
Парень словно выпал из реальности, и ему уже ничто не могло помочь, кро-ме громкого молчания в трубке. Неужели это... молчаливый фетиш? Да, он самый.
Да заткнись ты уже!
08:17
-С частым применением аудиовизуального контрапункта вся острота и уни-кальность этого приема теряется.
У этого старичка в очках и твидовом пиджаке почему-то самые интересные лекции. Неужели все дело в опыте?..
19:04
Дни бегут за днями, а мы их даже не запоминаем. Просто даем глупые на-звания вроде "среда" или "пятница" и порядковый номер. Словно распреде-ляя карточки с воспоминаниями по выдвижным ящикам с числами и буква-ми на них. А потом копаемся, удовлетворяя что-то низменное.
Мысли лезут в голову, а Алекс не сопротивляется. Зачем? Просто прими это течение, впусти его внутрь себя. День за днем. Главная задача - дожить до следующего дня, зачищать аванпосты и захватывать вышки. Не получилось - "Вы перенесены к последней точке сохранения", а если вы - любитель хард-кора, тогда "Game Over".
21:52
"Надо бы навестить маму. Наверное, она совсем замкнулась в себе и целыми днями сидит в кресле, обмотанная парой пледов, и смотрит в окно. И оно кажется ей таким далеким...
Что я делаю?!
Вместо того, чтобы быть с ней в ее последние дни, я... черт! Это все так не-важно. Не думаю, что она прямо горит желанием с кем-нибудь поговорить. Я плохой сын.
Но... боюсь, когда я приеду в следующий раз, будет уже поздно..."
Он курил бесконечно долго, а время шло и шло, минуя его.
Сон заявил о себе только около четырех, когда весь стол уже был усыпан мягкими серыми окурками...
*
Интересно, каково это - всю жизнь завязывать чужие шнурки? Переплетать одни веревочки с другими, образуя незамысловатые узлы. Черные с черны-ми, синие с синими, коричневые с коричневыми, зеленые с красными, жел-тые с фиолетовыми, грязные с чистыми, свои с чужими. Всю жизнь находить-ся у чьих-то ног, нюхая пыльный асфальт.
Может, это не так уж и плохо. Всю жизнь провести вдали от злости, сплетен, недомолвок. Любви. Никогда никого не встретить, и всю жизнь оставаться в одиночестве. Всю жизнь проводить в раздумьях о свободе человека, ограни-ченности мыслительной деятельности мозга, проблеме деспотизма в обще-стве XXI века и глобальной слежке.
Лампочка то загоралась, то затухала. В комнате было накурено. Хоть окно и было открыто на полную, но запах не уходил. Он был везде: зарылся в пор-лон, желтым островком торчащий из дивана,  осел на глазах Алекса.
Парень держал белый выключатель в холодных руках и поочередно нажи-мал сильнее то большим, то указательным пальцем. Тени то плясали на по-толке, стенах и волосах Алекса, то вовсе пропадали.
"Как? Я ведь... люблю ее. Не могу понять... Черт..."
Алекс положил тяжелую от мыслей голову на пыльный деревянный стол, рядом с переполненной окурками пепельницей. Хотелось пробить головой доски. Хотелось стать столом, вот так стоять на одном месте и двигаться только тогда, когда тебя двигают, ничего не чувствовать, никогда... Вот так молча стоять у окна и загадочно поблескивать своей чернотой. Это не хоро-шо и не плохо. Это безэмоционально.
Алекс посмотрел в окно. Молчание. (Ягнят?). То, что он хотел услышать. Но не от города, не от Сиэтла, не сейчас. Нет...
Раздалось настойчивое "трынь", а экран телефона засветился ярче звезд. Алекс бросил поверхностный взгляд. Знакомые последние цифры. Дженни?
Алекс нажал на такую заманчивую зеленую кнопку.
-Алло?
-А?.. Алекс?
-Да, да, это я.
-Алекс, пожалуйста... Приезжай.
Парень словно бы наяву видел, как она прикусывает губу, а по ее щекам те-кут крупные прозрачные слезы.
- Я... мне... Мне кажется, я схожу с ума, и... - ее голос перерастал в крик, глу-бокий и воющий. - И... Я больше не могу! Все рушится! Все рушится!
-Она... не пишет об этом в деле... Так... что случилось?
-Я! Я случилась! Я случилась с тобой! Алекс, зачем ты это сделал? Меня?!
Алекс, это все ты сотворил. Ты во всем виноват. Я ничего не знаю. Она знает. Та, у которой в кабинете стоит фикус и книжный шкаф, набитый книгами по психологии.
-Дженни, потерпи, прошу... Я еду.
Через минуту пришло сообщение с адресом. Это совсем близко... Как, поче-му они раньше не встретились? Она...
Она - повелитель.


2008
Не знаю, зачем пишу это. Может, чтобы потом сидеть у окна, тупо пя-лясь на холодный осенний закат и перечитывая все это? Кто знает...
Да, нас разделяет расстояние. Но оно - всего ничего, правда ведь? На ма-шине можно доехать за десяток часов. Но я не ездила никуда и даже не писала. Кажется, просто в этом нет смысла. Вспоминаю детство, как стояла у почтового ящика, держа в руках письмо для него, но...
Никто его не заменит. Он - моя часть, а я - его. Помню, когда ерошила его волосы, он становился похожим на Эйнштейна.
Алекс, прошу, не оставайся воспоминанием.
Дженни
1984
Люблю смотреть, как она читает. Как немного слюнявит указательный палец, чтобы перелистнуть страницу, как вздергивает левую бровь, удивляясь глупому сюжетному повороту, как поднимается уголок ее рта, когда кто-нибудь из героев острит. Мне нравится наблюдать за ней, читать книгу по эмоциям на ее лице.
Вот он делает ей предложение, и Рози невинно улыбается. Вот за героем гонится полиция, и на ее лбу появляются маленькие морщинки.
Иногда называю ее Роуз. Роуз Роуз - звучит забавно.
Когда я курю, она обязательно подходит ко мне, но не читает никаких нотаций. Она только говорит: "Да, я вдыхаю дым, когда ты куришь. Да, это вредно. Но если умрешь ты, я тоже хочу умереть вместе с тобой".
Я глажу ее волосы, проходящие словно песок через мои пальцы. Пепел от сигареты падает на асфальт в большую трещину, что у нашего дома, или осыпается тонким слоем на твердый и гладкий гранит.
Она до сих пор со мной рядом, и я в это почему-то не верю.
Каждый раз, когда я дописываю очередную главу в моем бесполезном (на мой взгляд) романе, она первая просит почитать. Иногда она старается нарисовать иллюстрации. Правда, жуки-захватчики у нее не очень хорошо получаются. Больше она любит природу: деревья и кусты, моря и океаны, горы и равнины.
Она любит меня.
Я люблю ее.





















8
Когда-нибудь мы все станем песком,
Прозябающим на границе времени.
Так бы начал книгу Алекс. Если бы писал ее.
Домофон был холодным и почему-то липким. Может, от мороза или от чего еще. К металлу больно было прикасаться, ледяное жжение пронизывало те-бя всего насквозь, от кончиков пальцев до стоп. Да еще снежные хлопья за-бирались за воротник пальто и таяли на оголенных замерзших лопатках.
Когда Алекс набрал номер квартиры, никто не ответил. Или не хотел отве-тить. То самое молчание растекалась по уху Алекса, просачиваясь прямо в мозг.
Дверь подъезда звякнула, когда из не вышел толстяк.
-Здравствуйте, - промямлил Алекс. Но ответа не последовало.
В подъезде чем-то пахло, перила были мокрыми и скользкими, а со стен сы-палась штукатурка вместе с детскими рисунками. Небо, солнце, папа, мама, я - исчезнувшая семья... Сквозь заклеенные окна на лестничных пролетах не было видно абсолютно ничего. Может, от липкой ленты, а может от толстого слоя пыли.
Дверь в квартиру Дженни была совсем новой, удивительно, почему ее до сих пор никто не украл.
Алекс дернул дверь, и она открылась. Петли были смазаны, и скрип, только появившись, сразу стих.
В квартире было промозгло, а занавеску в конце коридора трепал ветер из открытого окна.
-Джен? Ты здесь?
Алекс ничего не слышал. Только стук собственного сердца и трепет ткани на ветру. Парень закрыл окно, и этот трепет тоже смолк, утонув в общей тиши-не. В кране закапала мерным стуком вода. Везде - лишь тишина и тьма.
-Дженни?
Из-под двери в ванную струился свет. Желтый и мягкий, словно ветер летним вечером. Алекс дернул ручку.
На полу стоял пустой проигрыватель для пластинок, а его тонкая игла только чиркала по пластику, оставляя на нем глубокие следы. Интересно, что она слушала? А может, просто скрип? Эту песню скрипа.
I want to break free
I want to break free
I want to break free from your lies
You're so self satisfied I don't need you
I've want to break free
God knows, God knows I want to break free. (8)
 Дженни сидела в ванной и, держа в своих тонких посиневших пальцах нож-ницы, смотрела куда-то вверх. А взгляд ее был холоден и пуст.
-Дженни!
Алекс кинулся к ней, поскальзываясь на мокром кафеле.
-Дженни! Господи!
Ее серый свитер на уровне запястья был в вишневой крови. А на лице засты-ла какая-то легкая улыбка. Алекс бил ее по щекам, целовал в лоб, но...
-Скорая! Боже! Восемнадцатая авеню, дом... - он кричал в трубку, и она вы-скальзывала из его потных ладоней.
По лицу Алекса текли слезы, падая на такой же мокрый, как и его щеки, ка-фель.
Почему-то в голове Алекса было лишь одно. Она понимала все. Осознавала, что ей не спрятаться. Не скрыться. Не уйти. Она. Она понимала все...
-Дженни, не уходи, прошу...
Нет ответа.
Молчание. Абонент занят или находится вне зоны действия сети. Перезвони-те позднее.
Никогда, нигде, везде, за пределами
Дверь распахнулась, и фикус в углу угрожающе покачнулся. Женщина в кресле подняла голову, оторвавшись от заполнения бумаг.
-Алекс, милый, мы же должны были встретиться только... через два часа! Что же ты так рано?
-Пошла ты! Ты хоть знаешь, что сделала?!
-Я?! Да... как ты со мной разговариваешь?!
-Закрой свой рот! Скажи: ты же не пишешь об этом в своих отчетах, или как это называется!
-О чем ты?.. Алекс, прошу, успокойся. Давай спокойно поговорим.
-То... что ты со мной делаешь... - по лицу Алекса текли слезы. Они падали на его лицо, такое мокрое, как... как... в голове. - Она! Она! Ты ее...
-Алекс, я никого...
-Заткнись! Эти ссадины у меня на затылке... Это... ты?
-Нет.
-Ты лжешь! Да у тебя на лице написано!
-Алекс...
Все голоса из головы слились воедино, образуя бесконечный поток. Поток сознания. Они. Мама, Кесси, папа, Эд, Дженни кричали! Кричали! Кричали, что она лжет.
-А-а-а ! - Алекс закричал. Он не мог терпеть это. Эту чертову какофонию голосов. Карусель безумия!
Все это...




9
Слушай мой голос. Не уходи. Не надо. Останься.
Нет. Слушай меня. Отпусти его. Я лучше знаю. Ему лучше будет побыть в настоящем. Без тебя.
Я открывала глаза, а вокруг была тьма - и больше ничего. Проснись! Нет, тьма! Тьма! Уйди! Мой голос резонирует в твоей голове! В голове в голо-ве! Слушай! Я открываю глаза и вижу маяк над самым морем, вижу, как волны бьются о скалу, плещутся, касаясь моих босых ног. Проснись! Не просыпайся! Я буду открывать глаза и увижу себя, лежащую на белой простыне, а вокруг будут стоять десятки пикающих приборов и аппаратов, подключенных к моему телу. Он будет гладить мою руку, а я увижу его невидящими глазами, и почувствую все. Не почувствуешь ничего.
Я вижу его глаз, ноготь, ухо, но не вижу его полностью. Я теряюсь в темноте. Найдите меня!
За окном ничего не меняется. Все бегут куда-то. Жизнь медленно перетекает в смерть. И никогда наоборот. Мысли путаются.
амбразура представить барак фильтр гвоздь парилка прекрасный папочка сквозь король глагол пластиночка соплеменник багряный филантропический утка УтКа УТКА... Куда они деваются на зиму из пруда в Центральном парке?
Кто заправляет этой жизнью? Выгнать его! Прочь!
Кто-то светит мне фонариком в глаза. Кто-то сочувственно качает головой. Кто-то гладит мою руку. Кто? Их много, не сосчитать.
Я куда-то лечу. Падаю. Останавливаюсь. И снова лечу. И так по кругу, пока не стошнит. Что ты знаешь о безумии? Безумие - это бесконечность.
Символы, символы, символы... Везде. Метафора - это сама жизнь. Сама жизнь - это метафора.
Я смотрю в пустоту. Пустота смотрит в меня. Слышу, как вдали кто-то плачет. "Дженни... Дженни..."
-Дженни - я?
-Я умерла?
-Нет, что ты, совсем нет.
-Ох, ну слава Богу.
-Столько дел!
-Очнуться! Очнуться! Вставай!
Я открываю один глаз, затем другой. Надо мной горит яркая лампа. Слышу писк. Вижу ресницы. Нет сил повернуть голову. Он держит мою ладонь, я чувствую.
-Дженни?
Это лишь иллюзия.
И я снова проваливаюсь во тьму.
*
Вся наша жизнь - это постоянный поток фраз, эмоций , интонаций и пережи-ваний, который постоянно меняется. Иногда за этим скучно наблюдать. Сча-стливый - счастливый - взбешенный - грустный - подавленный - счастливый - безумный - псих - наркоман - счастливый. Но... выбирать не приходится. Да и пожаловаться некому, разве что только самому себе, правда в этом нет абсолютно никакого смысла.
-Алекс, эй? Ты меня слышишь?
Мир вокруг плыл, а в ушах что-то постоянно звенело, словно бы отголоски только минувшего взрыва, внутреннего взрыва, понесшего за собой лишь  хаос и страдание, оставившего после себя только пустыню с глубокими тре-щинами в высохшей земле. Что тут творится?
-Алекс! Алекс!
Свет. Пропадает и исчезает. Словно бы открывается и закрывается чей-то ог-ромный глаз.
-Алекс!
Не кричи на меня. Зачем так сильно орать? Можно подумать, что я его не слышу. Но... слышу ли я себя? Хоть что-нибудь? Вижу кого-либо? Нет.
Очнись.
-Эд? Эдди... Где... где она? - Алекс вырывался из рук друга, так ловко удер-живающих его в кресле. - Эд... Скажи.
-Алекс. Алекс, успо...
-Эд! Говори!
-Прошу, Алекс, перестань.
Алекс ударил Эда по лицу, попав куда-то под ухо. А потом... потом... что? Что было потом? Кажется, он схватил какую-то... колбу с тележки для анализов. А потом ударил ею по стене. В его руках остались острые осколки. А во все стороны посыпалось что-то бесцветное. Стекло или... воспоминания? Мир?
-Эд, скажи! Скажи! - Алекс схватился за голову и крикнул.
-Алекс, хватит. Все... все...
Убей их всех. И вернись сюда. Это - твой дом. Твоя реальность.
-Замолчи!!! - голова Алекса взрывалась. А потом еще. И еще. И еще раз.
Алекс подбежал к кушетке, стоявшей у стены, и перевернул ее. Черное коле-сико крутилось. Металлические борта каталки ударились о холодный кафель и разбили несколько плит.
-Эд... пожалуйста, - по белому пальцу Алекса стекала красная струйка крови, а ее капли падали на пол, но парень не обращал на это никакого внимания.
-Алекс... все нормально. Все хорошо, - дрожь в голосе Эдди не утихала.
-Отведи... отведи меня к ней, - стекло выпало из рук Алекса и упало прямо в лужицу крови.
Эд стоял на месте и не мог пошевелиться. Его ноги слились с полом, бетоном, стали его частью. По нему ходили доктора, пациенты передвигались в инвалидных колясках. А сейчас он был в крови. Весь. От одного края до другого.
-Отведи... меня... к ней, - из глаз Алекса лились слезы, крупные и соленые. Падая, они смешивались с кровью. Его кровью.
Со всех сторон к ним уже бежали санитары в белых и голубых халатах... "Пусть они все разом споткнутся и упадут. Порежут себе горло о стекляшки ," - думал Алекс, глядя в бездонную пустоту, окружавшую его.
Алексу завели руки за спину и увели куда-то вниз по холодным, прямо как он, ступеням лестницы. Он не сопротивлялся, ему было все равно.
Эд перевел взгляд на разбитое стекло. Потом на лужицу крови. Он закрыл глаза и упал на колени. Стекляшки порвали его темно-синие брюки и впились в кожу. Он тронул их ладонями и ничего не почувствовал. Увидел лишь кровь, принадлежавшую ему. И все.
10
2006
Маяк
Он видел ее лицо. Волосы спадали на лоб и немного закрывали глаза. Она улыбалась.
-Знаю, глупый вопрос, но... Как тебе? - спросил Алекс, немного приподняв-шись на локте.
Дженни улыбнулась.
-Нормально, - она тихо хмыкнула. - Думаю, ты не это хотел услышать. Да?
-Нет. Нормально - лучший ответ на свете, - Алекс тоже улыбнулся. А в ее гла-зах он увидел свое отражение.
-Я скучала по тебе. Очень.
-Джен... хватит. Мы рядом. Сейчас. Это главное.
Алекс перевернулся на спину и не увидел потолка. Вокруг были звезды.
-Джен, ты видишь?
-Что?
-Звезды...
Она посмотрела на Алекса странным взглядом. Не как на идиота, совсем нет. Это был какой-то другой взгляд.
-Да... Я вижу.
-Это прекрасно. И ты... прекрасна.
*
Вот она разливает вино по бокалам. Капля падает на белую скатерть. Крас-ное пятнышко похоже на маленький островок в море. Один... в бескрайнем пространстве воды.
-Вот черт.
-Ничего страшного, дорогая, все хорошо.
-Конечно, хорошо! Не тебе же стирать.
-Джен, что ты! Я сам постираю. Не беспокойся.
Алекс обнимает ее за плечи. На Дженни короткое черное платье с глубоким вырезом на спине. Пальцы Алекса скользят по ее худым рукам, потом по спине, а потом спускаются все ниже и ниже.
-Эй... что ты делаешь?
-Угадай.
-Алекс?
Она берет его руку в свою.
-Да?
-Идем за мной. Только закрой глаза.
Она ведет его по квартире. Подойдя к окну, она дергает его белоснежную пластиковую ручку, и окно послушно открывается.
На улице - косой ливень.
-А теперь... иди, - тихо шепчет она ему на ухо.
Алекс выходит в окно и прыгает по каплям. А они рассыпаются под его бо-тинками.
-Дорогой, ты счастлив?!
-Да!
Эй, Алекс? Ал?
*
Алекс?
Вот Эдди. По его лицу стекает пот, волосы липнут ко лбу, а в глазах - ужасная взволнованность.
-Алекс? Что с тобой?
Свет лампы сильно резал глаза. Алекс перевел взгляд на свои руки. Они ужасно болели и были забинтованы. Марля вся в крови.
-Эд? Чт... что случилось?
-Ну ты... как с цепи сорвался. Изрезал себе руки стекляшками. И... да, с Дженни все нормально. Скоро можно будет к ней зайти. Ты... рад?
В ответ Алекс промолчал и лишь опустил взгляд. На его лице появилась... улыбка? Или, скорее, усмешка. Усмешка.
-Эд? Что я делал до того, как ты пришел? До того, как... очнулся?
-Очнулся? Ты о чем? Когда я подошел к тебе, ты просто сидел здесь. И все.
-С... открытыми глазами?
-А что, должно было быть по-другому?
-Нет. Вовсе нет.
-Алекс, ты от меня что-то скрываешь?
-Нет.
2008
-И... сколько вы готовы за нее дать?
-Ну, я даже не знаю. Максимум тысяч... десять.
-Десять? Это... мало.
-Дамочка, знаете, ладно. Десять с половиной. На большее не рассчитывайте. Никто не купит ее за пятнадцать и даже за двенадцать тысяч!
-Правда?
-А зачем мне врать?
-Я даже не знаю... Просто это машина моего мужа.
-Дамочка, да хоть президента! Она в весьма плохом состоянии, так что не больше десяти с половиной.
-Ну... ладно.
Рози протянула руку высокому бородатому толстяку в очках, а он тихо пожал ее.
Зимнее солнце садилось в море.
Через неделю
-Алекс, сегодня тебе исполняется семнадцать лет. Боже мой... как же ты вы-рос. Алекс, ты уже совсем взрослый. Ой, ну... ладно. Открывай подарок.
Алекс разорвал упаковку и на дне коробки нашел ключ от машины.


11
Прошло уже полтора часа, а Эдди все не было. Он ушел узнать что-нибудь насчет Дженни, оставив Алекса одного. Наедине с его мыслями.
Змей. Воздушный змей. Они, Алекс и Дженни, сейчас смотрели на него, па-рящего где-то в самом небе. Они гладили густые, как пшеница, волосы своих детей. Свои волосы. Они - дети. Рыжий закат отблесками играл на их лицах, а когда солнечные искры попадали им в глаза, приходилось сильно щурить их, чтобы не ослепнуть. Алекс сжимал руку Дженни так сильно, что ее запястье покраснело. Она прошептала ему на ухо, что ей больно. Ее рука была чертовски холодна.
Алекс слепнул от электрической лампы, вытянутой и длинной, висевшей на больничном потолке, и сжимал побелевшими пальцами холодную металли-ческую ручку банкетки с потрепанной рыжей спинкой.
Через минуту они уже были посреди Бродвея, вокруг них туда-сюда сновали люди, бегали сломя голову туристы с фотоаппаратами на шее. Дженни сиде-ла за старым на вид, но все еще рабочим пианино, и водила длинными пальцами по черно-белым клавишам. Куда бы она ни нажала, звучала со-всем другая нота, нота, не принадлежащая этой клавише. Куда бы она ни нажала, звучал Моцарт. Бах. Бетховен. Шопен... Алекс улыбался, сам не зная почему. Слезы текли по его улыбающемуся лицу, текли из самых глаз, ослепленных ярким светом больничной лампы. А потом она заиграла сама. Ноты совпадали с клавишами. А ее пальцы ожесточенно переходили с черной стороны на белую, и обратно, и обратно. Эта песня... Это было то, чего она хотела. Не он. Музыка, которую она любила. Не он. Не те движения, что ей указывали. Указывал не он. Она сама. Алекс не мог менять музыку ее руками. Она была неподвластна ему.
Прошла еще минута. Такая же бесконечно долгая, как и сотни, тысячи, мил-лионы других.
Песок сыпался. Он шелестел под их стопами.
Они были на самом краю его сознания. Под ногами был песок вперемешку с мелкими и крупными камнями, которые, если на них наступить, больно впи-вались в пятки. Это были воспоминания... Или что-то большее? Нужно про-бить камнем череп, проколоть себе шею, чтобы попасть в воспоминание. Или погрузиться глубже. В себя.
По правую руку было бескрайнее море, а по левую - густой хвойный лес. Тайга. Ходят легенды, что если прыгнуть в сердце моря с высокого места, сможешь осознать. Осознать? Вернись. Не надо погружаться глубже.
-Ты любишь меня? - говорит Дженни, прикусывая губу. Она идет прямо ря-дом с волнами, и иногда на ее босые ноги попадают соленые брызги.
-Знаешь... у меня нет ответа на этот вопрос, - и Алекс не знал, почему.
-Ну скажи мне. Пожалуйста, - Дженни всегда делает печальные глаза, когда что-то очень просит.
Я не осознаю. Не осознаю. Это... Проекция?
-Если так, то...
Не осознаю? Правда?
-...наверное...
Это не проекция. Я... уверен в этом?
-Да. Люблю. Больше жизни люблю.
Это реальность. Для меня.
Дженни берет Алекса за руку и целует его сначала в лоб, потом в обе щеки, а потом и в губы.
Просто еще одна реальность. Мы улыбаемся. Наша реальность.
Они держатся за руки целую вечность. Вокруг проносятся года и люди. При-ливы сменяют отливы, люди - людей, а века - другие века.
Они уходят в море. В волны. Это - их дом. Их реальность. Они счастливы.
Одежда моментально намокает, волосы треплет ветер, а соленая вода так и лезет в рот. Становится нечем дышать, но всплыть уже невозможно. Море захватывает и уносит его все дальше и дальше.
Дженни поднимает со дна тяжелый камень. Воспоминание. Больница, зима 2012. Это то. Она проламывает ему череп этим камнем. Чтобы вернуть туда, где электрические лампы и холодный кафель.
Начинается шторм. Вечереет.
*
-Алекс.
Голос Эда прорывается сквозь звуки тишины.
-Да?
-Доктора сказали, что ты можешь сходить к ней. Все хорошо. Пойдем.
-Да... Ладно.
Противный отрывистый писк не давал уснуть ей вечным сном. Это было как-то невежливо. Как хотелось, чтобы она прямо сейчас вскочила с постели и крикнула: "Убирайся!"
Дженни лежала на белоснежной кровати, белоснежной простыне и бело-снежной подушке. Она такая же белоснежная, как и все вокруг. Почему-то хотелось облить ее кровью с ног до головы.
Алекс сидел на стуле рядом и держал ее за руку. Дженни была подключена ко множеству датчиков, и только один из них - живой человек. Он один не считывал ни одного ее показателя, будь то давление, частота сердцебиения, или уровень сахара в крови, и по большому счету он был бесполезен. Он только смотрел на нее. Созерцал прекрасное. Аристократическую белизну и методичное, почти механическое, движение груди при слабом вдохе и таком же слабом выдохе.
Алекс смотрел на ее руку. Вены, которые еще совсем недавно были пореза-ны, теперь зашиты. И по ним течет ее кровь.
Разорви швы.
Она просит это сделать. И она не только в голове.
-Алекс?
Берег моря. Я не контролирую это. Это не моя вина.
-Алекс...
Он видит ее, она протягивает ему нож. Он берет его. Он - повелитель ее тела. Давай! Ты должен сделать это! Освободись!
-Режь их.
Больница. Он сжимает ее руку и не может отпустить.
-Дженни?
-Дженни, прости меня.
-Я виноват.
-Я люблю.
Ты все еще сидишь на той банкетке. Реальность затерялась во сне. Пойми это, мальчик.
Лампа все та же. Кафель все тот же. Только вот Алекс теперь другой.
*
На что готов мозг человека, сошедшего с ума от одиночества и жизненной монотонности?
Переверни табличку. "Open".
Что ему остается делать, кроме как ожидать следующего пинка от жизни? Вдыхать ненавистный воздух, бешено раздувая ноздри и грудь?
Переверни табличку. "Close".
Оно внутри меня. Доставляет удовольствие. Живет отдельной жизнью. Спит, свернувшись клубочком где-то под единственной почкой, или резвится, ка-таясь по венам, как по американским горкам. А вместе с алкоголем и нико-тином... Поэзия в саморазрушении. То, о чем говорил Тайлер.
*
Затяжка. Вдыхай.
-Алекс, я думаю, что тебе просто надо отвлечься, - Эд говорит так, словно это проще некуда.
Алексу всегда нравились курящие люди. Не столько сам процесс, сколько их манера разговора во время процесса. Паузы в речи. Дым, летящий тебе пря-мо в лицо и попадающий в легкие.
-Знать бы как, Эд.
Да, и правда. Было бы неплохо отвлечься от этого прекрасного мира и по-быть в реальности. Совсем чуть-чуть. Так, для разнообразия.
-Алекс, знаю, что это звучит странно, тем более в этой ситуации... не то, что-бы странно, но... ах, черт, - Эдди тяжело вздохнул. - Может, тебе отказаться от...
-Эд, я сам все прекрасно понимаю. И знаю.
-Может, хватит полагаться на чьи-то методики, советы и тому подобную че-пуху? Может, пора положиться на себя?
-Эд, прошу, хватит. Все под контролем.
-Ладно, ладно. Просто я за тебя беспокоюсь. Тем более после того случая с этим твоим "сном". Или как это еще назвать.
-Я все контролирую.
Может ли человек управлять тем, что управляет им?
12
-Мне тяжело это говорить, но... ей становится хуже.
Это произносит высокий доктор с рыжими бакенбардами. Вид у него на-столько печальный, что кажется, словно она уже умерла.
-Она не может очнуться... Понимаете, это очень сложно...
-Кома? - Алекс говорит это с какой-то безучастностью.
Поначалу все было нормально. Он понимал, где грань. Он любил ее. А по-том... Их годовщина. Берег моря. Бродвей. Она ему больше не подчиняется. Потому что та, что в голове - это она.
-Да.
Это "да" прозвучало, как гром. Был ясный день, а потом пошел дождь. Не бегать по каплям! Не бегать по каплям!
-Я держу тебя!
-Я скучаю по тебе!
-Я люблю тебя!
Я. Я. Я.
Она.
-Пустите меня к ней, - давно в голосе Алекса не было слышно такой настой-чивости.
-Мы пока не мож...
-Пустите. Прошу.
-Я же говорю...
-Пожалуйста. Умоляю вас!
-Простите, но я не могу. Чуть позже, не знаю, часов через десять... двена-дцать. Но не сейчас.
-Почему?
-Ее состояние ухудшается.
-А если она... умрет?
-Сейчас мы делаем все, что возможно.
-Она умрет, и я больше никогда ее не увижу. Живой. Я создам еще одну. И еще. Но это будет не она.
-Простите, но это опасно.
-Ладно... К черту.
Изо рта вместе с кровавой струйкой вылетает зуб. Доктор поскальзывается на собственной крови и падает на пол. Его рыжие бакенбарды покраснели.
Вот Алекс бежит по коридору. Мелькают лампы. Двери. Выключатели света. Через стеклянные вставки в дверях видно тех, кто лежит в палатах. Вот какая-то сухая старушка, которую совсем скоро отключат от системы жизнеобеспе-чения. Наверное, ее мозг давно умер, а тело продолжает жить. На электрике и рефлексах. А вот мужчина лет сорока. Он лежит на койке, а глаза его устав-лены в светло-серый потолок. Что он там ищет? О чем думает? О старых дет-ских каруселях с лошадками? Об охоте на уток? Об электростолбах?
Вот она. Он смотрит на нее сквозь стекло двери. Ее волосы растрепаны и в абсолютном хаосе лежат на подушке. Глаза закрыты, но кажется, что она их специально зажмурила, чтобы потом резко открыть и засмеяться. Плохая и неудачная шутка. Как на отцовских похоронах. Пара верхних пуговиц ее бе-лой рубашки расстегнута, а оттуда немного виднелась грудь. Но даже так Дженни была прекрасна.
Алекс прижал руку к стеклу и крепко впился в него пальцами. И смотрел на нее, смотрел. Она была в его голове. И на постели. Но он этого не осознавал. Их две. Обе реальны.
Он хотел закрыть глаза, но никак не получалось. Потому что он не мог ото-рвать от нее взгляда. Зеленая линия на мониторе плясала вверх-вниз. Это хо-рошо.
Холодная металлическая ручка.
Кто-то его отталкивает.
Тьма.
Волосы на подушке.
Тьма.
Берег моря.
Тьма...

Дневник Эдди. Остатки в сизой мгле
Я смотрел на него и понимал, что он исчезал. Медленно таял в воздухе. Становился самим временем. Был всем и ничем. Никем.
Думаю, у него была затяжная депрессия. На него все давило: монотон-ность его действий, болезнь миссис Роуз, но главной причиной была эта Прескотт, врущая в отчетах. Думаю, это зародилось еще тогда. Мир в его голове. В голове в голове. И с каждым днем этот самый мир разрас-тался. Как рак в его матери.
День за днем он исчезал.
Думаю, он считал это чем-то лиричным. Может, сравнивал с  затяжной метелью, той, что никогда не кончается. Той, что он так любил. Потому любил, что снежные хлопья врезались ему в лицо. Наверное, этого ему не хватало в Портленд-Сити. И он нашел это в Сиэтле, прямо рядом с канадской границей.
Его молекулы ежедневно совершали суицид. Медленно. Сначала исчезли его руки, он уже не мог ничего делать, потом ноги, он все больше сидел дома, а затем исчезли и его глаза. Он перестал видеть мир вокруг себя. Жил воображением.
А потом все закончилось. Стало лучше. На какое-то время.
Это давало надежду. Надежду. Мы держали его. За руки и ноги, которых не было...
А потом он встретил ее.
*
Алекс сидел и ждал. Чего-то.
Себя? Когда он будет готов?
-Помолись, - почему-то сказал Эд.
-Какой смысл?
-Может, что-то вроде самовнушения. Или чего-то такого.
-Все равно. У меня философская точка зрения. Наплевательское отношение к существованию бога. Или богов. Кому как больше нравится.
-А ты... думаешь, есть что-то такое?
-Какое?
-Божественное, например.
-Может. Доказательств столько же, сколько и опровержений. Ну... по край-ней мере, я не думаю, что это "что-то" - длинноволосый бородатый мужик. Скорее это что-то... эфемерное. Вроде бесконечного странствия по Вселен-ной.
-Может.
-Ага.
-Молись...
Алекс взглянул на Эдди. А перед ним уже был не он. Перед ним была его мать. Молись.
Молчание. Минуты были часами, а часы минутами. Секунды - века. Мы - се-кунды во Вселенной. Что означает наше молчание в ее масштабах? Лишь еще один молчащий голос в какофонии молчащих голосов.
Он верил в молчание. В молчание песка на ветру. В молчаливый плач ребен-ка. Во Вселенную. В ее молчаливый ответ на все наши крики и мольбы о по-мощи. Результат остается неизменным. Всегда. В ответ мы получаем молча-ние, то, что заменяет тысячи слов. А наше молчание - ответ на молчание дру-гих в масштабах Вселенной. Перемещаемся между телами друг друга в пол-ном молчании. Вчера я был Джоном, а завтра буду аквариумом. Вся жизнь всех существ - в молчании. Чтобы тебя не заметили хищники. Чтобы тебя не заметила жертва. Чтобы на тебя не кричали. Чтобы ты был.
Чтобы ты... жил.
*
Пить вино на веранде и смотреть на бесконечный закат. Бокал все время по-лон, сколько бы ты не пил. Не пьянеть. А на языке остается только легкий привкус винограда без винограда и химикатов. Главное - не поворачивать голову. Иначе увидишь то, что не должен видеть: вечно орущую жену, ры-дающего ребенка в вонючих подгузниках и свой полуразрушенный дом, в котором невозможно жить. Главное - не оборачиваться. Пить бесконечное вино под бесконечный закат и слушать бесконечную успокаивающую музы-ку.
А еще можно пить вино на больничном крыльце. А потом запивать его вод-кой, мартини, ромом, глинтвейном... Закуривать сигаретой. Помутнить соз-нание, чтобы выкинуть воспоминания из мозга, а потом и мозг из черепа. Не самый лучший способ, но...
Быть вечно пьяным - стиль жизни. Сама жизнь. Ее пульсация. Напиться до чертиков, а потом уснуть на грязном больничном крыльце - поэзия. Гете.
Смотреть на небо, где луна и звезды и считать их своими и только. Жить сво-ей жизнью.
-А у нас мог бы быть ребенок. Девочка. Маленькая, с огоньком в глазах и пронзительным голоском.
-Алекс, все будет.
-Ничего уже не будет. А еще мальчик. Спокойный и домашний. Любящий ри-совать чаек. И море. Маму.
-Алекс...
-Мы бы гуляли по берегу моря вечерами и устраивали бы ночные киномара-фоны. Дети... Я бы любил их. Она бы любила их.
Это в голове. Они живы. Там. Я там.
-Видимо, в какой-то момент она решила, что я не приду. Решила, что это на-конец должно закончиться.
*
Прошли часы. Кажется, сотни часов.
Алекс сидел на больничном крыльце и смотрел на ослепительно белый фо-нарь на той стороне улицы.
Что есть наша жизнь? Мы - фонари, или мотыльки, в безумном ритме ле-тающие вокруг него? Мы - часть мира или его изгои? Алекс переставал ды-шать на минуты, и в глазах у него темнело. И он видел, как здания там, за де-ревьями, осыпались в обломки, как только он начинал прикрывать веки. Он хотел ощущать мир. Видеть чужие глаза через сотни километров. Хотел... жить.
Эд ушел куда-то минут десять или пятнадцать назад.
Сижу. Один. Фонарь - мой друг. Он становится моей частью.
Сделай это. Снеси все к черту.
Алекс поднялся с холодных бетонных ступеней и... побежал по дорожке, ве-дущей к парковке. Гравий шелестел под ногами, а ветки кустов больно били по лицу. Они оставляли хлопья снега на красных щеках Алекса, и они мгно-венно таяли, стекая вниз. "Скорая" с Дженни приехала сюда дня два назад, а Алекс примчал вслед за ней на своем "гольфике". Бампер его машины уже совсем проржавел, да и с крыльями дела обстояли не лучше. Но это ничего. Все нормально.
Сесть пьяным за руль - это же так банально. Все, о чем твердили нам листов-ки жирным шрифтом, вроде Drink + Drive = RIP, разбивается о человеческое состояние.
Правило 1. Если вас тошнит, откройте окошко. Иначе вам придется до утра выгребать из салона содержимое вашего желудка.
Черт. Ключ не вставляется. Руки дрожат. Холодно. Ключ постоянно выпадает из пальцев. Ключ. В таком состоянии возможно нормально говорить только отдельными понятиями или простыми словосочетаниями. Щелчок. Поворот. Ручка. Открыть.
Правило 2. Продолжайте пьянку еще как минимум  пару дней. Не стоит бросать начатое вот так просто.
Сесть. Где там зажигание? Задница болит. О Боже, какие же тут мягкие крес-ла... Хочется быть рядом с миром. Вплотную. Сблизиться с миром. Завести машину. Газ в пол. О, да! Здравствуй, мусорка! Здравствуй, фонарный столб!
Правило 3. Берег моря. Я люблю тебя.
Я - часть Дженни. Дженни - это я. Мы вместе. А теперь повтори, Алекс. Вот, молодец...
Свет фонаря гаснет. Ха. А Алекс не смог даже с парковки уехать. Неудачник.
Из носа течет тонкая струйка крови, и ее соленые капли падают на его брюки. Алекс никогда не думал, что ощущать боль - это так приятно. Только ли ощущение боли заставляет людей чувствовать себя людьми? Живыми людьми?
Вот бежит Эд. У него в руках две холодных банки "Sprite". Он взволнован и, кажется, рассержен.
Алекс с трудом отпер заклинившую поржавевшую дверь и тяжело вывалился из разбитой машины, упав лицом в белый снег. Кровь из его носа текла и текла, и вскоре под его лицом образовалась кровавая лужица, что потом впиталась в землю. Снег был такой белый и... вкусный. Лучше любого мороженого.
-Алекс? Ты в порядке?
-О, это так прекрасно... - язык с трудом выговаривает обыкновенные буквы, а р в слове "прекрасно" звучит так, словно вываливается наружу.
-Ал, вставай, не дури.
-Да, детка! Да! Да! Я живой! Живо-о-ой! - в его голосе слышится такая ис-кренняя радость. Он вскакивает со снега и, несясь к машине, бьется о ее хромированный капот головой. А потом снова. И снова.
-Алекс. Просыпайся.























13
Дробление реальности. Словно бы мир рассыпается на непропорциональные части. Реальность в реальности.
-Это был сон, да? - и эти слова звучат еще сотни и сотни раз в различных ва-риациях. В различных пространствах, временах и Вселенных.
-Правда, это был сон?
-Сон? Да?
-Я спал, не так ли?
Лицо Эда кажется вовсе безэмоциональным, но это только на первый взгляд.
-Ты не спал. Я беспокоился.
-Я проснулся. И так раз за разом... Это было опять? Опять?
-Опять. Ты бормотал что-то про то, что ты живой и что тебе так не хочется умирать.
Алекс молчал и изучал ступени.
-Эй? Ал, у тебя кровь.
-Что?
-Под носом.
Алекс провел пальцем у ноздрей. И на его белом, словно снег, ногте осталась красная полоса. Разделительная полоса. Дробящая жизнь на до и после.
-Бред, - прошептал он.
-Ал, я понимаю, что вмешиваюсь не туда, и что это твоя жизнь... Но послушай меня. Я твой друг. И я все вижу. И я волнуюсь за тебя. Завяжи с этим.
Алекс смотрел Эдди в глаза и точно знал, что никакой он ему не друг. Просто очередная выдумка. И вот эта выдумка, чертов плод его воображения, про-тестует против нее. Фикус. Карл Маркс. Ницше. И другие великие философы на одной пыльной книжной полке. Почему-то они напомнили Алексу, что когда-то давно Дженни любила вплетать цветы в волосы.
-Алекс, брось это. Убей. Убей ее.
-Кого?
-Заразу.
*
"Я помню, как мы с Эдом шли по пшеничному полю. Пили пиво. Или вино. Кажется, это было пару лет назад. Это было ценно, идти и разговаривать, ласкать колосья пшеницы, пропуская их между пальцев. Молчать. И слушать. Наслаждаться жизнью. Тогда совсем не похоже на сейчас."
-Ее состояние улучшилось. В скором времени она придет в сознание.
"Я чувствую руку Эда на моем плече. Он сопит мне в шею. Боюсь, как бы ме-ня не продуло. У него такое холодное дыхание. Думаю, он уснул."
Необходимо отличать выдумки мозга от реальности. Лабиринт, по которому ты бредешь наощупь от человека, дышащего тебе в шею. Это вроде как очи-щать рабочий стол компьютера от всякого хлама: неиспользуемых ярлыков или пустых папок. Почти что то же самое, тот же принцип. Полезное оставить и аккуратно расфасовать по папочкам, которые в свою очередь собрать в папки покрупнее, а остальное отправить в корзину. Твердая_кушетка01, кРоВоточАщщий-ноС, Джен с ПО РЕ ЗАН НЫ МИ ВЕ НА МИ - оставить, а берег-моря-реферат.exe, nomer otelya i godovshina 720p, Джен и жаркое немецкое пианино - в корзину.
"Счастлив ли я в реальности? Нереальной реальности? Может, проще идти вчетвером, мне, Джен и нашим детям по берегу моря или пить вино вдвоем по вечерам? Жить счастливо?"
Нет! Не прячься! Это удел слабаков! Я не слабак! В корзину, к черту! К черту все! Все! Всю жизнь!
Я реален. Дженни поправляется. Все будет хорошо.
*
-Эй, Джен?
Молчание.
-Джен?
Ее волосы на подушке, и Алекс ласкает их, словно бы колосья еще не по-спевшей пшеницы. Они такие же... прекрасные. Может, потому что принад-лежат ей?
-А... - ее губы еле шевелятся, а ресницы медленно разлипаются.
-Д...Джен?
-Алекс?
-Да, Джен, да! Да! Это я... - он целовал ее холодные вялые пальцы, нежные плечи и гладил ее щеки.
-Что слу... случилось?
-Ты не помнишь?
-Не... нет...
-Ну... ты порезалась, когда делала салат.
-О, черт, - на ее лице появляется что-то вроде улыбки. - Глупо, да?
-Очень.
-...
-Джен? Я люблю тебя.
-Я тоже люблю себя, - она снова улыбнулась.
-Еще бы процитировала те тупые сборники каламбуров. Гениальные шутки.
Алекс улыбается. Они улыбаются.
Творится какое-то безумие. Все рушится, кажется, стены раздавят их, совсем, совсем скоро.
Но солнце пляшет на ее руке, и это значит, что пока все хорошо. Она и есть солнце.
Берег моря. Двое детей. Вечера вдвоем с бутылкой вина на веранде. Это может стать реальностью.
-Джен, отдохни, тебе надо поспать.
-Не...
-Так сказал доктор.
-Остань...ся со мной.
-Буду.
Он держит ее руку. Гладит ее кожу. Лезет ей в мозг. Это и вправду она.
Это и есть пульсация. Пульсация пространства. Пульсация сердца. Пульсация мозга.


14
В данный момент каждая клеточка моего тела совершает мини-суицид. С каждым днем их становится все меньше и меньше, этих клеток.
Я умираю. И это неотвратимо, как и все  во Вселенной. Я всеми своими действиями, каждым своим вдохом и выдохом лишь ускоряю этот процесс.
Я не хочу, чтобы Джен ко мне сильно привязывалась. Уж помру поскорей - и дело с концом. Но... я не могу ее отпустить от себя, вот в чем проблема. Может, проще даже найти или изобрести машину времени, вернуться в девяносто восьмой и сделать так, чтобы мы никогда не встретились. Чтобы не любили. Чтобы не плакали. Чтобы она не плакала, когда я умру. Ведь по статистике мужчины живут гораздо меньше женщин. И это не просто какие-то цифры, взятые невесть откуда. Это факт.
Я - скелет, лежащий на дне деревянного ящика на глубине шесть с половиной футов под землей, или пепел, летящий над городской помойкой.
Мой разум странствует. В нем возникают новые идеи, всплывают не-ожиданные воспоминания. Вы думали, что я ограничен собственным те-лом? Нет. Я - все.
Я - вы. А вы - я. Мы обмениваемся энергией, наши молекулы, атомы, ионы, в конце концов, обмениваются энергией. Физика, восьмой класс, нет? "Я - это все, окружающее меня" - не философия. Физика. Это наука, детка.
Наш разум бесконечен, он не ограничивается правым и левым полушарием и мозжечком, или как там это называется.
Это все бесконечный поток сознания. Но, в любом случае, всему когда-нибудь настанет абсолютный конец. The End. Fin. Slutningen. El final.
Финита ля комедия.
*
Через какое-то время ей стало лучше. Сказали, что ее скоро выпишут. Она все больше улыбалась и рассказывала пошлые анекдоты. Их было много. Очень много. Неприлично много.
Казалось, Алексу тоже становилось лучше. Но... в долгосрочной перспективе это было бесполезно. Просто один малюсенький светлый островок в черном океане. Не больше. Может, меньше, но уж точно не больше. Приступы все еще были, и мысли про берег моря, и прыжки по каплям никуда не делись. Просто... стали реже. Но в любом случае это бы никуда не привело. Не было такой волшебной таблеточки, которая могла бы излечить его по щелку паль-ца. Может, она сделала бы только хуже. Да, определенно.
Весна 2012
Почти каждый вечер мы куда-нибудь ездим. Я отрабатываю смену в "Старбакс", мы берем там кофе напоследок и просто едем, едем в никуда. Иногда заезжаем в супермаркет на окраине города и берем бутылку самого дешевого виски или вина, когда как. Я - созд... Я счастлив.
Часто заезжаем в одно местечко за городом, Рощу Вдов. После Первой Мировой вдовы приходили сюда оплакивать своих мужей, потому что здесь было тихо и спокойно и отчего-то грустно.
Мы пьем, молчим и смотрим на закат. Не то, чтобы нам не о чем гово-рить, просто... Молчание - это что-то вроде нашей фишки. Или чего-то такого. Ну, вы поняли. И, когда произносишь хоть слово, вся магия разру-шается, и остается только телесная оболочка. Молчание - это самое лучшее, что в ней есть. Это прекрасно. Это по-настоящему.















15
Лето 2012
Маяк. Солнце. Скалы. Этого так давно не было. Так приятно видеть лица ме-стных жителей, осознавать, что они реальны.
Вот Алекс стоит на крыльце. Июньское, совсем еще новое, солнце играет на его затылке, и он чувствует приятное жжение.
Динь-дон. Алекс раньше и не замечал, какой это приятный звук. "Готов ли я?" Этот вопрос звучал в его голове, словно заезженная пластинка. Повтор. И снова. Повтор. Часть безумия.
"Скучал ли я?" Еще один вопрос. У мамы опухоль прямо внутри ее головы. Кусочек краски на двери свисал на небольшой паутинке, и это почему-то раздражало.
-Кто там? - Алекс узнал голос Кесси. Как же она выросла. "Я скучал." Вот и ответ на вопрос.
-Кесси, это я.
Кто - я? Алекс? Специалист "Волт-Тек"? Убийца в хоккейной маске? Разделе-ние личностей. Я - молекула и Вселенная. Дверь все так же протяжно скри-пит, ничего не изменилось за шесть лет. А разве должно было?
-Алекс! Алекс! - непонимание на ее лице сменилось улыбкой. Казалось, что она тянулась к нему от самого конца коридора через весь дверной проем.
Кесси бросилась в объятья брата. Руки Алекса касались ее худощавых лопа-ток. А он просто закрыл глаза и наслаждался моментом. Время остановилось. Птица висела в воздухе. Американский флаг трепало безветрие. Этот момент должен длиться вечно. И... почему нельзя прожить всю жизнь в одном-единственном моменте? Быть этим моментом?
-Алекс, как я скучала... Мы скучали.
-Я тоже... Как мама, Кес?
-Мама? Трудно сказать... Болезнь прогрессирует, и рак у нее в голове... На-деюсь...
-Ладно, Кес, я понял.
Алекс нагнулся пониже и поцеловал ее в лоб. Дал ей часть своей энергии. Стал ее частью. Хоть малой, но частью.
-Ой, Алекс... что мы стоим? Пошли.
Прошел почти год с тех пор, как Алекс не был дома. По-настоящему дома. В месте, где все было пропитано едким дымом воспоминаний, где все было родным.
Везде в доме лежал слой пыли, въевшийся в стены и пол, ставший полно-правным обитателем.
-Кесси, тетя Сидни к вам приходит?
-Да, раз в день. Разговаривает с мамой, это редкие разы, когда она улыбает-ся. Еще готовит нам с ней еду. Помогает. Еще приходит миссис Филлипс, она из больницы, и ставит маме капельницы.
-Денег, которые я вам высылаю, хватает?
-Да.
Пикают часы, считая секунды.
-Дочка, кто пришел? - было слышно, с каким трудом и надрывом Рози это произносит.
Мама лежала на диване. Ее рука свисала и почти касалась грязного ковроли-на. Ее глаза не выражали ничего, кроме безразличия к себе и жизни, они бы-ли абсолютно пусты. Как и все ее тело. А кожа была сухой и истрепанной, особенно на ладонях, там она пострадала от постоянного мытья посуды хи-мическими средствами. Ее глазницы стали глубже, а дыхание реже и преры-вистей. Появились хрипы, шедшие прямо из глубины умирающих, высохших легких. Она увядала на глазах. Прямо как Алекс. Но между ними было одно важное отличие...
В маминой комнате стоял едкий запах лекарств. От него кружилась голова и хотелось спать.
-Мам? Это я, Алекс, - парень подошел к дивану и присел на корточки.
-Алекс? - Рози повернула голову. - Это и правда ты?
-Да, мам, это я.
Ее лицо озарилось подобием улыбки.
-Мой мальчик... Мой мальчик... Я люблю тебя... Я скучала...
-И я, мам.


*
Город изменился. Маяк еще больше истрепался, да, он изжил себя, его вре-мя ушло. Магазинчик "У Джо", тот, что около поля, все же закрылся, продажи шли на нет, посетителей не было, все отоваривались в торговом центре на окраине. Через город проложили трассу, прямо через центр. Теперь среди частных домиков красуется татуировка. Строят все больше деловых центров. В основном рядом с шоссе, но их много и на окраине.
Портленд-Сити начал терять свой облик. Становился таким же бездушным, как и другие города.
И никто не мог с этим ничего поделать. Наверное, это было в любом случае неизбежно. В какой-то момент город должен был потерять все, что имел и обрести новую форму. Плохо ли это? Трудно сказать. Таких городов сотни, если не тысячи, по всей Америке. А Портленд-Сити один. И Хейзел тоже один. И Саунти-Таун тоже. Может, романтика есть и в тени небоскребов. Бы-ло бы кому ее создавать.
Офисные центры на обрыве около моря. Странное зрелище. Пока до этого не додумались, но все возможно. Поставить офис вместо маяка. А директор компании будет мигать фонариком проплывающим мимо кораблям, чтобы те не сели на мель или не напоролись на камни.
*
Рози отказалась от сильных препаратов. Она считала, что раз ей все равно придется умереть, так зачем мучить себя. Они бы все равно не спасли ее. Иногда приходила медсестра из больницы и ставила ей капельницы. Это бы-ло все, на что Рози соглашалась.
Обычно она лежала на диване, смотрела сериалы от "Нетфликса" или что-то вроде "Все любят Реймонда". Или пялилась в потолок. Представляла, что вместо покрашенных досок там бесконечный космос. Она парила вместе с диваном, укрытая пледом, а на отсутствие гравитации и абсолютный вакуум ей было плевать. А где-то там, совсем рядом, летал он. Марк. На большой ракете с американским флагом у турбоускорителя. Ее разум был бесконечен. В отличие от тела, оставленного где-то позади полупустого скелета. Рози редко вставала, в основном в туалет или посидеть в гамаке в саду. Иногда говорила, но в основном молчала. Улыбалась внутри самой себя незабвенной вечности.
Наверное, это было идеальным времяпрепровождением для умирающего человека.

Осень 2011
-Кесси, черт подери, где мои вещи?!
Иногда у нее бывали резкие приступы агрессии, но они быстро заканчива-лись. А этот длился по меньшей мере с полчаса.
-Мам... - всхлип, - я не знаю...
Кесси плакала. Она понимала, что это всего лишь приступ, это просто-напросто симптом маминой болезни, что он скоро закончится, и все будет как прежде.
-Кесси, где мои вещи?! Вещи!
"Мама... любит меня... Это скоро закончится..."
-Кесси!
Ее имя стало ей ненавистно. Оно убивало ее. Упивалось каждой ее слезин-кой.
-Кесси!
-Я не знаю! Я не знаю, блин! Это твои вещи! Пошла в к черту! Слышишь?! Ес-ли я скажу кому-нибудь, что ты тут устраиваешь, меня заберут отсюда! И ты умрешь в одиночестве! - она больше не могла терпеть. Это было ей не по си-лам, не по силам никому.
Пощечина. Резкий удар, ставящий все точки над i. Обрывающий все. Когда-то она била и его.
Кесси упала на пол и свернулась в комок. На ее щеке образовывался крово-подтек. "Пожалуйста... пусть все прекратится... пусть кончится!"
-Кесси? - злость уходила из голоса Рози. Ее дыхание замедлялось, а сама она становилась спокойнее. - Кесси, девочка моя...
Рози упала на колени и прикоснулась к дочери. Девочка нервно дернулась.
-Малышка...
Рози легла вместе с дочерью на пол и обняла ее. Она чувствовала каждый ее всхлип, а по ладоням матери текли слезы. Слезы девочки. Ее девочки. Ее ма-лышки. Женщина рыдала. Холодный паркет касался ее тела, и она плакала. Ее тошнило от собственной жестокости. Может, она была и не виновата. Бо-лезнь. И только.

16
В какой-то момент это случилось. Должно было случиться. И случилось.
Это было не то, чтобы неожиданно, скорее... обидно. Что она ушла ночью. Что ей, кажется, стало лучше, но... нет. Что в какой-то момент она встала со своей постели, прошла мимо закрытой двери в кухню, из-под которой лился тихий свет, где сидел Алекс и пил дешевый растворимый кофе из пакетиков. Что она открыла входную дверь, а петли не скрипнули. Что доски крыльца под ее ногами не завизжали, как бешеные. Что она вдохнула воздух, пропи-танный ночной свежестью, и закрыла глаза. Что она рассчитывала дойти до края дороги, но не смогла сделать еще ни одного шага. Что ей становилось все труднее дышать, но она не сопротивлялась, не кричала, а лишь грустно улыбалась, потому что была не против умереть. Что она присела на холод-ную деревянную ступеньку крыльца, мокрую от росы в предрассветный час, самый холодный в течение ночи. Что она посмотрела на свежеуложенную уличную дорогу, на клумбу с только-только распустившимися цветами, на калитку, на соседский дом на той стороне, на небо, еще пустое и темное, на восток, который пока только еле-еле желтел под тяжестью встающего солн-ца, на маяк, который почти что было видно отсюда, на запад, глухой и чер-ный, на котором не было видно радиовышку, что поставили всего пару месяцев назад. Что ей было и не было холодно. Что потом она прилегла, моргнула, улыбнулась до ушей, потом снова моргнула и закрыла глаза. Что ушла. Что не дышала. Что утром Алекс нашел ее в такой позе, улыбающуюся, лежащую на спине с заложенными за голову руками.
Она растворилась в воздухе. Могла быть всем, кроме своего, уже бывшего тела. Философия. Или физика?
Когда уже рассвело, на ее теле блестели бусинки росы, словно капли дождя на запотевшем стекле. В тот момент, когда разум покидал ее тело, она кру-тила в голове одну единственную песню, думая о близких ей людях.
Here I go,
Falling down, down, down,
My mind is a blink,
My had is spinning around and around
As I go deep into the funnel of love. (9)
Когда Алекс открывал дверь, он точно знал, что будет там, за ней, на крыль-це. Он дословно выучил все свои мысли. Каким-то образом он понимал, что она хотела этого. Умереть, уйдя красиво. Чтобы все ломали голову: "Как же так?", "Никто ничего не узнает?", "Почему? Почему?" Но, несмотря на все это, на всю свою осведомленность, Алекс рыдал. Сжимал ее руку. Умолял кого-то. Гладил ее спутанные волосы. Капал слезами на крыльцо. А Рози все также лежала с закрытыми глазами, широко улыбаясь и  заложив руки за голову.
Да, это случилось.
Рози умерла. Так, как хотела. Ушла молча и никого не тревожа, оставив после себя загадку, которую никто никогда не сможет разгадать.
*
Если весь мир - поэзия, тогда какой у этой самой поэзии жанр? Какие изо-бразительные средства применяет автор? Эпитеты? Метафоры? Инверсию? Какой у этой поэзии лирический герой? Или его вообще нет? Чем оно конча-ется, а с чего начинается? Какую моральную ценность оно несет для мировой литературы? Станет ли его автор великим и известным мастером, будет ли раздавать автографы? Будут ли его сравнивать с Байроном, Лермонтовым, Цветаевой, Шекспиром, Есениным? Будет ли он еще писать? Если да, то что? Поэмы? Оды? Комедии в пяти действиях? Ударится ли он в классицизм или романтизм? Будет ли он страдать от звездной болезни? Станет ли затворником? Возглавит ли его стихотворение списки постоянно цитируемых бестселлеров? Будет ли за автором бегать толпа оголтелых малолетних фанаток в коротких юбочках? Что станет с его семьей? И будет ли она у него? Кому он посвятил это стихотворение? Откуда у него появилось вдохновение?
Кто он?
*
Могильная земля скрывала много секретов. Гроб опускали на шесть футов ровно.
Дженни с Кесси держали Алекса за руки, а Эд стоял рядом и все смотрел, смотрел и смотрел куда-то вдаль. Это было тяжело. Все это.
Рози так и похоронили. В той же позе и в ее фиолетовом домашнем халати-ке. Может, эй бы это понравилось.
Дождя не было, светило солнце. Зайчики бегали по поверхности гроба, пока тот совсем не скрылся под черной землей.
Ноль шансов остаться живой. Ноль шансов быть. Ноль шансов на удачную шутку. Все сводится к абсолютному нулю, рано или поздно. Наверное, с этим пора смириться и перестать тратить минимум оставшихся сил на поиск бессмысленных, никому не нужных ответов.
Через час
-Ну... я совсем не знала миссис Роуз. Но, наверное, от этого не меньше люби-ла ее. Кажется, мы говорили только раз, когда мне было пятнадцать, и я пришла к Алексу. Она открыла мне дверь. Первое, что я подумала было: "Как же она прекрасна". Да, я понимаю, вроде ничего примечательного, но я это запомнила. Почему-то. Может, потому, что она действительно была пре-красна. Нет. Как прекрасна сейчас, - Дженни заплакала.
Она обняла Алекса и прошептала ему на ухо: "Я люблю тебя".
Алекс промолчал.




















17
Нет, это не могло больше продолжаться. Нет, это не могло продолжаться вечно. Нет, это невозможно было терпеть.
Не верь! Не верь! НЕ ВЕРЬ! Твое спасение во мне! Это и есть я! Нет! Нет!
Они оба умирали - Рози и Алекс. Но они отличались. Рози умирала от того, что он так захотел. Он умирал от того, что захотел этого сам. Он разрушал сам себя, чтобы потом никогда не вернуться обратно. Достигнув самого низа сознания, ты уже не в состоянии найти точку возврата. Таковы правила.
Чемодан. Чемодан. Чемодан.
Прошу тебя, нет! Алекс, не делай этого!
Код. Код. 0451. 0451. Механический щелчок.
Не смей! Я тебе запрещаю! НЕТ! НЕТ!
Пульсация. Чистая энергия жизни в пульсирующем мозге. Пульсация. Пуль-сация жизни. Концентрированное безумие.
На дне старого кожаного чемодана лежит налитый кровью, обтянутый сетью нервов, пульсирующий, живой мозг. Это - центр. Это - ядро. Мозг. 0451. 1504. 1045.
На лице Алекса появляется улыбка. Все будет хорошо. Берег моря. Мы вдво-ем. Тише. Закоулки разума.
Берег моря. Наши дети. Прошу, оставь это. Не надо.
УБЕРИ! УБЕРИ!
Алекс закрыл глаза. Он дышал. Но и это скоро прекратится, как прекращается все живое и неживое.
Сумасшедшая улыбка на лице. Глаза ничего не видят. Тьма окутывает. В ушах несмешные и пошлые шутки.
Разорви его в клочья. Рви. Кровь покрывает стены, когда Алекс рвет пульси-рующий в его руках мозг. Куски мяса и пучки нервов падают на грязный ко-вер. Никто никогда не узнает, что и когда здесь было. Никто. Потому что все-го этого не было. Это было нереальным. Искусственным. Ненастоящим.
Пульсация.
Дженни.
Истинное сумасшествие.
*
Я вижу, как Дженни улыбается. Как ветер ласкает ее волосы. Как кровь течет по ее венам. Как пульсирует ее сердце. Как работает мозг.
Я тоже улыбаюсь.
Мы стоим у маяка, и она шепчет мне на ухо: "Я люблю тебя". А я молчу, потому что молчание - это наша фишка. Я только слушаю, и это все, что от меня требуется.
Все рушится. И я, и она, ощущаем это. Прекрасное превращается в бред. Черт. Я все теряю. "Вот он. Выход. Иди," - Дженни показывает рукой на обрыв. Я знаю, что это совсем не та Дженни. "Умри, Алекс. Это все, что тебе нужно." Это не она. Но я все равно слушаюсь ее. А иначе придет она. Она придет изнутри этой Дженни. Дженни и есть она.
Солнце слепит глаза. Может, это и правда выход? "Прыгай, Алекс, прыгай. Не бойся, я люблю тебя, я с тобой." Дженни берет меня за руку и ведет к обрыву. Я подчиняюсь ей. Она около заборчика. Он бежевый. Она проникает сквозь него, оставляя на поверхности легкий, скользящий след.
Она прыгает, тянет меня за собой. "Не спасай меня, Алекс! Не спасай! Не надо! Иди за мной!" Я не сопротивляюсь. Она - это она. Она - это я.
Я в воде, и мне холодно. Мы становимся рыбами. Она не говорит, лишь пускает пузырьки воздуха, но я ее понимаю. "Вот видишь, Алекс? Ты не умер! Твой разум переселился! Вечная жизнь! Разве не так?" Нет. Не так.
Мы плавали, и я видел свои радужные чешуйки, переливающиеся на солнце,  чувствовал силу упругого хвоста и воздушную легкость пузыря. Потом мы были крабами, состригающими водоросли острыми клешнями. Потом - морскими огурцами, лангустами, простейшими, воздухом и водородом. Это было весело. Это было грустно.
Потом мы были птицами, летали и издевались над прохожими, а они грозили нам кулаками и бешено кричали: "Джонни, они на деревьях! Они на деревьях!"
А потом я врезался в чей-то дом. Я был мертв. И никто уже не мог меня воскресить. Никто не мог мне ничем помочь. Помогать было уже некому. Меня не было. Я исчез. Безвозвратно, бесконечно. Растворился в манящей вечности.
Дженни добилась своего.

*
Алекс знал, что лежало у него в руках. Оно материализовалось из воздуха.
В одной ладони он крепко сжимал стрелковое ружье, а в другой - патроны к нему. Он знал, что надо с этим делать.
Глаза Алекса были налиты кровью, а тело совсем не слушалось. Разум стран-ствовал, он был отдельно от тела. Он был мертв, но Алекс спускался по лест-нице на первый этаж.
Он знал, что надо делать и выучил все свои движения. Он открыл дверь на кухню. Там были Дженни и Эд. Их тела сплелись.
-Дженни... - прошептал Алекс.
Он поднял ружье и щелкнул затвором. Выстрел. Эд уронил голову на плечи и сполз на пол. Дженни кричала.
-Алекс! Алекс! Что ты делаешь? Что ты делаешь? Я люблю тебя! Не надо! Я знаю! Знаю! Это она тебе приказала! Нет! Не слушай ее! Слушай меня! Я люблю тебя! Я люблю тебя.
Алекс закрыл глаза. Он рыдал.
Выстрел. Грохот. Никто больше не кричит.
-Прости...
Алекс вышел из дома и пошел на восток. К маяку.
По его лицу текли слезы. Он кричал. И стрелял. По проводам. По птицам. По стеклам домов.
Его разум не странствовал. Никогда не странствовал. Он был при нем, только несколько глубже, чем кто-либо предполагал.
Алекс медленно растворялся в воздухе. Лист падал с дерева. Червь полз по дороге, сожженный палящим солнцем и раздавленный ботинками прохо-жих. От бессилия и ненависти Алекс разулся и дальше пошел босиком, бро-сив носки и кроссовки посреди дороги. Он хотел чувствовать, как острые стекляшки пронзают его тело и выпускают наружу его кровь.
Сзади него полыхал пожар. Он опалял волосы и рушил все, что осталось.
Дело №12 подходило к концу.
Стоп Алекса касалось все: разгоряченный асфальт, трупы муравьев, пожел-тевшие листы деревьев, стекляшки разбитых бутылок. Они пропарывали ко-жу, застревали между пальцами. Но он этого не чувствовал. Не хотел чувст-вовать. Все это было лишь декорацией.
Алекс стоял около обрыва над самым морем. Он пришел сюда.
Алекс подошел к маяку, стесал первым попавшимся камнем надпись "А.Р. + Д. А. = Любовь",  открыл "Facebook" и написал там свое послание, заранее зная, что никто никогда его не прочтет. Он плакал.
Все должно было закончится так. Он знал все варианты.
Алекс прыгнул.
Летя, он думал, как же ужасен и прекрасен этот мир, созданный им. Все во-круг рушилось, и реальность была похожа на засвеченную кинопленку. Он хотел снять фильм об этом мире. Но было уже поздно.
Она была основой всего. Без нее все умирало.
Хруст костей. Кровь вокруг тела. Закрытые глаза. Корм для рыб. Я - корм для рыб. Я - все.
Я - этот мир. Я - это я. Мы - это я. Я написал эту книгу. И я ее сжег. Я сгорел.
Я... песни волн.













Тело твое
я буду беречь и любить,
как солдат,
обрубленный войною,
ненужный,
ничей,
бережет своей единственной ногою.
Маяковский
Часть 4. В голове
1991
Когда он родился, она плакала. Нет, не от радости, а от того, что это вылезло из ее тела. Пусть это была часть ее мужа, ее любимого человека, ее Марка, но ей сын показался отвратительным.
Когда пришел Марк, она спала, как и десяток часов до того. Он сидел около нее, держа цветы, сорванные на больничной клумбе, и все смотрел и смот-рел на нее. А когда она открыла глаза, то увидела маленькую кроватку у сте-ны и пухлые пальцы младенца. Ее сына. Марк держал мизинцем всю его ла-дошку. Ей это показалось забавным.
Он поцеловал ее, пригладил волосы и сказал: "Отдыхай, детка." А она отве-тила: "Разве я работала?" И вновь посмотрела на маленькую кроватку. И от-вернулась, потому что не могла этого терпеть.
Когда Марк ушел, она заплакала. Она не хотела видеть этого малыша. Не хо-тела. Она думала отдать его, куда следует, но почему-то... не смогла. Она ненавидела его, но не могла отпустить от себя. Потому что он напоминал ей Марка. Каждой клеточкой своего новорожденного тела он был похож на не-го. А раз она любила мужа, то полюбит и сына. Когда-нибудь.
1995
В начале того месяца они ездили в Сакраменто. У Марка был старый "Шев-роле", машина, у которой постоянно что-то ломалось.
Осенними вечерами в тех местах частенько можно попасть в густой туман. Уже почти что стемнело, но он все не отступал. Он был везде, просачивался во все потайные уголки, и ничего от него нельзя было упрятать.
Маленькие иконы на приборной панели тихо покачивались, когда "Шевроле" колесом цеплял какую-нибудь яму или выбоину. Это она заставила повесить их сюда, эти иконы. Всяко спокойней, когда Иисус смотрит на тебя косым взглядом, и даже никакие ремни или подушки безопасности не нужны. Она так думала.
Рози посмотрела в зеркало на козырьке от солнца. Алекс играл на заднем сиденье с только что сложенным бумажным самолетиком. Он привязал к нему нитку, представляя воздушного змея, что парит высоко в облаках. А после становился отважным пилотом ВВС США. Он любил самолеты, впрочем, как и все, что летает. Он любил папу. Он любил маму.
А она его нет.
После очередного виража он схватил самолетик другой рукой, и бумага за-трещала. Все было порвано, а пилот чудом успел катапультироваться.
Алекс постучал папе по плечу и попросил сделать ему новый самолетик. Марк обернулся, сказав, что сделает его чуть позже.
Единственное, что Рози запомнила из того, что было дальше, так это удар и скрип металла. Иконы вырвало с приборной панели, и одна из них воткну-лась Марку в щеку. Он вылетел головой вперед, пробив стекло, и призем-лился животом на капот. Рози ударилась затылком о боковое стекло. Алекс впился животом в подлокотник. Машина перевернулась, когда в нее въехала одиннадцатитонная фура. От "Шевроле" не осталось ничего, а от Марка - только пустое тело.
Машина скатилась в кювет, ударившись задним бампером о невысокое де-ревце, сломав его пополам.
Полицейский, в последующем допрашивая водителя грузовика, услышит: "Они вылетели на встречку, кажется, сосем немного, может, водитель от-влекся, или что-то такое, и... я не успел среагировать... извините..."
Она смотрела на тело своего мужа, теперь уже далеко-чужое, и не могла ни-чего сказать. Оно лежало в метре от нее, укутанное колыбелью придорож-ной травы, и она не верила ни во что произошедшее. Рози просто смотрела сквозь разбитое стекло на его тело... Затылок ужасно ныл, но она не обраща-ла на это никакого внимания. Рядом лежал ее любимый человек. Мертвый.
Рози медленно повернула голову, и сзади увидела своего сына. "Это ты сде-лал! Это ты виноват! Я никогда тебя не любила! Это ты! Это все ты!"


1999
-Выпрямись.
-Будь достоин своего отца.
-Заткнись.
А потом удар. Удар. Удар.
Он слышал и чувствовал это почти каждый день. Исключение составляло воскресенье, когда она замазывала все его синяки тональным кремом, чтобы никто не узнал, и, улыбаясь, вела его в церковь, где рассказывала, как она его хорошо воспитывает, как его любит, и какой он умный, добрый, смелый.
Однажды он подошел к пастору Монтгомери и рассказал ему обо всем. Алекс потянулся пальцем к щеке, чтобы стереть крем, но тут же подбежала Рози, схватила его за руку и сказала: "Ой, у него такая богатая фантазия! Что он вам уже успел наговорить?" Пастор промолчал и только странно покосился на нее.
Через пару недель, когда Рози снова замазывала синяки на лице Алекса то-нальным кремом, он сказал ей: "От Бога не скроешься, ма." Она снова его ударила. Потом повела его в больницу, накладывать гипс на сломанную руку. А в церкви сказала, что он случайно споткнулся о порог и упал. Тогда пастор Монтгомери снова на нее покосился, но опять промолчал.
Как молчал и на следующей неделе, и через месяц, и в следующем году. Ро-зи делала слишком хорошие пожертвования.
2005
Когда она его позвала, он не откликнулся. И когда снова позвала, не отклик-нулся. И потом еще раз. Он молчал, просто сидел, смотря в свою до сих пор наполненную тарелку с супом.
Рози смотрела на него, не отрывая взгляда, а он не обращал внимания. Тогда она встала со стула и подошла к нему. Она загребла в кулак его волосы и окунула лицом в суп. Он закричал.
-Что ты делаешь?! Что ты делаешь?!
Она ударила его. Алекс упал со стула и отполз к раковине.
-Демоны захватили тебя! Разве ты не видишь? И ты помогаешь им! Помога-ешь! Понимаешь? За что я плачу ей деньги? А?! За что? Молись, и, может быть, Господь пощадит тебя! Молись, щенок!
Из ее рта летели слюни и падали на пол.
Вечером того же дня
Когда она села на колени около своей постели, ковер зашуршал. Он склони-ла голову на край кровати и сложила ладони вместе. Ее губы открывались, а откуда-то из-за зубов вылетал шепот. Она цитировала Библию. Она думала об Алексе.
А сыны царства извержены будут во тьму внешнюю: там будет плач и скрежет зубов.
За окном лил дождь, и ей казалось, что все небо стонет от отвращения к ней. Она знала: Алекс опять "где-то... далеко", как сказала она.
Боже! Ты знаешь безумие мое, и грехи мои не сокрыты от тебя.
Она просила прощения. Но не у Алекса. У Бога, потом что боялась смерти. Боялась ада.
2011
Когда сказали, что это за болезнь, Алекс ничего не выразил, не сказал, не крикнул, не скривился, не заметался в гневе, переворачивая все, что попада-лось под руку. Он ничего не сделал. Ему было плевать. Этот человек, в чьей голове расползался, сжирал все, клетку за клеткой, рак, был Алексу никем. Это был человек, доставлявший ему только боль.
И поэтому, когда она попросила принести ей стакан воды, он просто стоял и смотрел на нее. Но потом сжалился и протянул ей холодный бокал, наблю-дая, как она с жадностью заглатывает каждую каплю жидкости внутрь себя.
К концу года ее тело стало напоминать лысый скелет, обтянутый кожей.
Но Алекс знал, что там, совсем недалеко, в пределах одного лишь нервного импульса, ждет его Сиэтл, молчаливый и спокойный. Одна лишь мысль. Одна секунда. Один момент.
Одна жизнь.
2012
Он точно помнил и дату, и время. Седьмое июля, 17:40. Он вообще хорошо помнил все, после того как полежал на скрипучей койке в "Маунтин Велли". Это случилось, как только отгремели последние вспышки салютов, как только умолкли трещотки и свистелки Дня Независимости.
Он нашел ее на диване у телевизора, когда по "HBO" шел какой-то новый се-риал, а на "FOX" - очередной выпуск новостей. Она показалась ему равно-мерно распределенной по всей сетке вещания, равносторонне размазанной по всем телеканалам, которые она постоянно смотрела.
Когда ее хоронили, он не проронил ни единой слезы.
Тогда и начался конец. Его конец.
Конец всего.
Она пыталась уничтожить ее. Но у нее не получилось.





















ДЕЛО №12
(с личными записями и заметками)


Пациент: Алекс Роуз
Лечащий врач: Кэрри Прескотт
Первичный диагноз: Онейроидный синдром
Частный психологический
центр г. Кливленд











1998-2012
1998-1999
08.06.1998
Сегодня ко мне пришел мальчик. Вернее, его привела мать, миссис Роуз. Мальчика зовут Алекс. Миссис Роуз довольно приятная женщина. Она рассказала мне о симптомах, и, как мне кажется (пока я не разговаривала с мальчиком), это похоже на онейроид. Рози мне рассказала, что он постоянно сидит у себя в комнате и никуда не выходит, не откликается на свое имя, не реагирует практически ни на что. Он думает о чем-то. Я сказала, что подобные вещи не возникают просто так, что порой человек замыкается в себе в силу определенных причин. Рози ответила, что у них с сыном хорошие отношения, и она сама не понимает, что произошло.
Весь сеанс Алекс молчал, не удостоил вниманием ни один мой во-прос.
СПРАВКА: Онейроидный синдром (онейроид) - синдром, характеризующийся особым видом нарушения сознания, переплетением своеобразных галлюцинаций и реальности, дизориентировкой во времени и пространстве.
28.06.1998
Мне кажется, со временем мы найдем общий язык. Я пытаюсь как-то его увлечь, захватить его внимание. Мы играем в "МОНОПОЛИЮ", кажется, ему нравится. Я прошу миссис Роуз выйти, и мы остаемся вдвоем. Играем иногда по двадцать минут, а иногда по два часа. Я пытаюсь задавать ему разные вопросы, но он все еще мне слабо доверяет. Отвечает только, как его зовут, сколько ему лет, где он живет и какой подарок хочет на День Рождения. На остальные вопросы только хмыкает. Но, думаю, процесс идет.
ЗАМЕТКА: Черт, он у меня постоянно выигрывает! Как так вообще? Это законно?
04.07.1998
Думаю, он начал доверять мне больше. Начался прогресс.
Он рассказал мне о городе, который создал. И назвал его Порт-ленд-Сити.
А еще он рассказал, что придумал девочку и назвал ее Дженни. Я отметила, что это очень красивое имя.
Мы с Алексом уже достигли больших успехов, и, надеюсь, он стал доверять мне.
18.07.1998
Алекс нравится мне все больше и больше. Пока рано говорить, но, думаю, мы в каком-то роде подружились.
Все время он рассказывает мне об этой Дженни. Он говорит, какая она красивая и добрая. Она любит его. Он рассказал, как они поцеловались на маяке. Как он сказал ей, что любит ее. Это мило. И грустно. Они вместе с папой, Марком, делали воздушного змея, а потом его запускали. Думаю, это что-то вроде воспоминания о его настоящем отце. Даже не воспоминания, а... идеал отца. Идеал человека, который мог бы быть ему отцом.
Все, все образы, что Алекс рисует у себя в голове - то, что он бы хотел видеть. Та реальность, в какой бы он хотел жить.
27.07.1998
Я пыталась. Честно. Но это... сложно.
На мои доводы, что там он не может чувствовать запахи, прика-саться к предметам, он отвечает, что может представить, как делает это. Я говорю ему, что там нет настоящих людей, например, его мамы. Когда я сказала про его маму, он встрепенулся и прошептал: "Я не хочу, чтобы она там была."
Не знаю.
Хоть это и ребенок, но его очень сложно переубедить. Он думает совсем как взрослый. С ним интересно говорить, дискуссировать. Он - интересная личность.
ЗАМЕТКА: Почему он встрепенулся, когда я упомянула его мать???
ЗАМЕТКА №2 (ДОБАВЛЕНО 5.09.2012): Я сделала это тогда. Это была новая методика. Задавить, сломить его психологически. А потом восстановить, словно бы... из пепла. Я начала ломать его. Я не писала об этом в отчетах, но... я виновата в том, что случилось. Сейчас я поняла, что все было против того мира. Я, Рози, все, кого он когда-либо видел. Встречал. Мы рушили его сознание, поэтому и происходили... плохие вещи. Все это происходило.
03.08.1998
Сегодня Алекс сказал, что у него умер отец. Как он нашел ночью миссис Роуз на полу около тела. Сегодня годовщина смерти настоящего Марка.
Боже, как мне жаль Алекса.
Я разговаривала с миссис Роуз насчет того случая, когда Алекс дернулся. Она заплакала, но так ничего мне не сказала. Я не знаю, что мне делать.
Я не знаю, почему Алекс ничего мне не говорит.
ЗАМЕТКА (ДОБАВЛЕНО 05.09.2012): Я знаю, почему он не сказал мне ничего. Он... словно бы боялся меня.
05.08.1998
Сегодня Алекс сказал, что Дженни не пришла на похороны. Хотя он хотел, чтобы она там была.
Не знаю... Почему она не пришла? Ведь Алекс контролирует свое сознание. Неужели он хочет причинить себе моральную боль? Он хочет страдать?
Мне кажется, он отдаляется от меня. Уходит все дальше, дальше, чем я могу достучаться. Мне становится все сложней говорить с ним. Мы возобновили наши игры в "МОНОПОЛИЮ". Но и он не помогают. Если он не хочет ничего говорить, я задаю ему вопросы, а ответы мне он пишет на бумажке. Но это тоже не работает. Он рисует. Хочет показать мне, в точности, как выглядит Дженни. Думает только о ней. Говорит (если говорит) только о ней. Единственное, что я смогла узнать: в первый день их знакомства она чуть не погибла.
ЗАМЕТКА (ДОБАВЛЕНО 05.09.2012): Вся вина лежит на мне. За все, что случилось. Рози уничтожала его физически, а я - морально.
06.08.1998
Я поняла.
Дженни - это личность. Создание со своим характером, внешностью, привычками. Алекс создал ее и отправил в уже созданный им мир, сделав основой всего. Умрет она - умрет и весь мир. Он подумал: "Будь что будет." Он не управляет ей, да и не управлял никогда.
07.08.1998
Алекс рассказал, что сегодня она уехала. Оставила записку и все. Взяла и уехала. Весь день он плакал. Думаю, дело в том, что завтра они переезжают. Я буду скучать по нему. Он хороший мальчик.
Когда ему было пора уходить, он... обнял меня.
Думаю, это было наше последнее занятие.
22.05.1999
Сегодня мне пришло письмо от Алекса.
У него родилась сестра, назвали Кесси. Я не сразу поняла, что никакой реальной Кесси нет.
Еще он написал, что не может придумать Дженни замену. Не может создать ничего, кроме пустоты.
2006
30.05.2006
Сегодня Алекс снова пришел ко мне. Он изменился. Так вырос. Честно, я сперва не узнала его. Когда он вошел в мой кабинет, я подумала, что он ошибся дверью, и продолжила так думать, даже когда он сказал: "Здравствуйте, миссис Прескотт." А я ответила: "Я?" А он сказал: "Да." И тут я почему-то поняла. "Алекс?" - спросила я. "Да," - ответил он. Сколько же "да". Боже, как много "да".
Он рассказал, что миссис Роуз уволили с работы, кажется, из-за проблем с алкоголем, и они вернулись сюда.
Алекс увлекся книгами. Не только читал, но и писал. Я рада за него. Он пишет книгу за отца. За его образ, который писал книгу. Он будет снова ходить ко мне, ведь его "мысли" (как выражалась его мать) никуда не делись. Да и не думаю, что куда-нибудь денутся. Правда, кажется, та методика, которую я применяла давно, немного помогла.
ЗАМЕТКА (ДОБАВЛЕНО 05.09.2012): Нет. Не помогла.
06.06.2006
У Алекса появился друг, еще давно, в детстве. Его зовут Эдди.
Сейчас я вижу, что Алекс стал более открытым, общительным. Я горжусь им. Это большой прорыв. И, думаю, Эд - это какая-то поддержка для него.
ОБНОВЛЕНО 06.06.2006 в 20:32
Я задалась вопросом: почему его мир не разрушился, когда она уехала, ведь Дженни была для него основой. Основой для всего.
ОБНОВЛЕНО 06.06.2006 в 21:17
Дженни не умерла. Она до сих пор в его голове, где-то на задворках разума, скрывается вне его досягаемости. Она до сих пор существует, всего лишь прячется от Алекса.
09.06.2006
Сегодня Алекс пришел пьяный. Он открыл дверь в мой кабинет и просто упал на пол. Я кое-как дотащила его до диванчика и подложила подушку под голову. А потом накрыла его пледом. Не буду его выдавать. Пусть поспит.
ОБНОВЛЕНО 09.06.2006 в 17:24
Он проснулся. Не то чтобы он был окончательно трезвым, но отвечать на мои вопросы вроде мог. Речь все еще было трудно разобрать, но я поняла, в чем суть. "Она приехала." Вот что он мне сказал. Дженни приехала обратно. Наверное, вместе с Алексом. Ее... терпение, если можно так выразиться, подошло к концу. В любом случае, после того, как он это сказал, снова уснул, и еще чего-либо я от него не добилась.
Да и не надо было.
Наверное.
Сегодня я поняла, что они неделимы. Реальный Алекс и Алекс в голове. Практически все, что происходит с реальным Алексом, то происходит и с "астральным" Алексом. Правда, иногда бывает разница во временных промежутках, но... все равно.
Знаете, я тоже хотела выпить. И выпила. Бла-бла-бла, алкоголь пагубно влияет на организм, бла-бла-бла, подростковый алкого-лизм...
Я промолчу.
10.09.2006
Голова болит. Вот все, что я могу сказать.
ОБНОВЛЕНО 10.09.2006 в 12:50
Когда я проснулась (а это было около девяти утра), Алекса на диване не было. Не было и на стуле. В шкафу тоже. Я искала. Он ушел. А когда я посмотрела на свой стол, улыбнулась.
"Дорогая миссис Прескотт!
Большое спасибо, что прикрыли меня. В прямом и переносном смысле. Если что, я тоже вас прикрыл, повесил на дверь табличку, чтобы вас не беспокоили. Еще раз спасибо.
Люблю вааааас :3
Алекс"

Он такой милый.
21.06.2006
Думаю, Алексу в какой-то степени стало лучше.
Его "мысли" и "образы" никуда не делись. Не думаю, что это плохо. Он просто развивается. Его мир... расширяется. Они с Дженни часто гуляют. Радуются жизни.
Недавно он сказал, что Дженни боится, что я сотру ее.
Я не знала, что на это ответить.
02.07.2006
Сегодня Алекс и Дженни пошли на вечеринку. Настоящий Алекс просто заперся у себя в комнате и включил музыку погромче. И танцевал. Веселился.
Его друг, Макс, хотел сделать это с Дженни. Я не знаю, что сказать на этот счет.
Наверное... Алекс не контролирует ее, Дженни. Не контролирует никого. Он только создает мир, после просто заселяя его.
Потом... когда Алекс открыл дверь, Дженни бросилась ему на шею. Они убежали оттуда. А затем всю ночь гуляли по ночному Портленд-Сити.
Он, нет, они были счастливы.
25.07.2006
Поверить не могу. Это случилось. И... так быстро.
Сегодня Алекс пришел ко мне пошатываясь. Сперва я подумала, что он снова выпил, но заметила, как с его щек слезы падают на ковер.
И тогда он закричал. А после упал на пол. Сжался в комочек и рыдал. Ему было больно. Больно внутри. Я хотела подойти к нему, но он вскочил, перевернул кресло и разорвал обивку, вытащив оттуда желтые куски поролона. А потом снова упал.
Я осторожно подошла к нему и обняла его за плечи. Он весь дро-жал. А потом снова закричал, бил руками об пол. И плакал, и плакал.
Я поняла все с самого начала.
Она уехала. Это было причиной всего, что произошло в моем кабинете. Но... почему? Никаких предпосылок к этому в реальной жизни не было. Но я поняла.
Она - человек, живущий в голове другого человека.
Да, звучит сложно, но я попытаюсь объяснить...
Алекс в какой-то момент создал мир в своей голове. Это был 1998 год. Пока вымышленный Алекс в одиночестве бродил по улицам пустынного городка Портленд-Сити, настоящий - лежал в своей постели и думал, думал об этом мире, прокладывая дорогу для другого Алекса, создавая деревья и кусты, горы и долины, маяки и жилые дома. Тогда он окончательно создал город, свой город, город, который хотел видеть.
Это была одна локация, в пределах которой он планировал разви-вать дальнейшее действие. Словно бы какой-то дешевый ситком, действие которого не выходит за пределы одной-единственной квартиры.
А когда приходило время вернуться в настоящий мир, он просто ставил свою реальность на паузу. Как в видеоигре. Но потом это начало увлекать его все больше и больше, он перестал откликаться, стал замкнутым. Это был онейроидный синдром.
Он жил внутри себя самого. А потом он начал заселять свой мир. Кроме обычных людей, серой массы, что служила лишь фоном, он создал основных персонажей, копии реальных людей. Своих маму и папу. Как Адама и Еву. В детстве он часто цитировал мне целые отрывки из Библии. Один из них я запомнила целиком:
"Воззови ко мне - и Я отвечу тебе, покажу тебе великое и недоступное, чего ты не знаешь."
Он создал фальшивые воспоминания. Создал их фальшивую любовь. Фальшивую семью. Фальшивую жизнь.
Тогда до него невозможно было достучаться реальным людям. Он был там, где ему хорошо. Уютно. Где его любили.
Я знала об отношениях реальных Алекса и Рози. Догадывалась о них. Думаю, именно это заставило уйти Алекса туда. Там ведь хорошо. Он был равнодушен к крикам матери и представлял ее идеал. Идеал матери. Как и идеал отца.
Именно в этот момент Рози привела его ко мне. Я надеялась, что он еще не достиг точки невозврата. Надеялась ему помочь.
Но... нет. Он достиг этой самой точки, как только оказался там.
А потом он создал Дженни. И, наверное, это было главной ошибкой  его жизни. Да, ему стало, кого любить, стало, с кем делить груз этого мира, но... она тоже любила его. И это было основой ее личности. Для Дженни не было другого чувства, кроме как любви к Алексу. Поэтому она и уехала, тогда, в девяносто восьмом. Она любила его. И не хотела причинять ему боль, мучая его пустыми обещаниями и словами с надеждой на что-то большее. Она понимала, что находится внутри его черепной коробки. Понимала, что он - ее создатель. Понимала, что она - просто мысль, мимолетная мысль. Поэтому... исчезла.
Прошло восемь лет. И что? Она не могла больше ждать. Жить без него. Она терпела и мучилась, потому что любовь - ее основа.
А потом... Время шло и шло. Мысли о том, что это ни к чему не приведет, вернулись, и она вновь уехала. Оставила Алекса, Алексов, одних, сидящих на полу моего кабинета и плачущих мне в плечо.
(ДОБАВЛЕНО 05.09.2006) Я тоже влияла на Дженни. "Я боюсь, что она сотрет меня, Алекс! Сотрет!"
Он не мог придумать ей замены. Да, у него были ряды штампованных Дженни, но... это была не она.
ОБНОВЛЕНО 25.07.2006 в 18:03
Кажется, я успокоила его. Уложила спать на диванчик. Пусть от-дохнет, он так измотался.
23.07.2006
Сегодня наутро Алекс рассказал мне, как они с Эдди пили пиво на лавке у маяка. Сказал, как это было прекрасно, и даже заплакал от счастья. Я увидела мокрые следы на подушке.
Алекс с Эдом разговаривали. Пошло шутили. Смеялись и потом долго кашляли. Они щурились от солнца, светившего прямо в глаза.
Алекс сказал, что прошло меньше суток, а он начал забывать ее. Словно уехав из города, она уехала из его памяти, из его разума. Насовсем?
Но его реальность не рушилась. Она легла на его плечи. Перешла под его контроль.
ОБНОВЛЕНО 23.07.2006 в 10:46
Только что пришла Рози и забрала Алекса. Кажется, со мной она была приветлива, но как только закрылась дверь моего кабинета, я услышала крики. Это она кричала на Алекса.
Я выбежала, широко распахнув дверь, но они уже ушли.
24.07.2006 - 17.09.2011
ДАННЫЕ УТЕРЯНЫ
ПРИЧИНА: ПЕРЕЗАПИСЬ НОВЫХ ФАЙЛОВ ПОВЕРХ СТАРЫХ
ИСПРАВЛЕНИЕ НЕВОЗМОЖНО
ВОСПРОИЗВЕДЕНИЕ НОВОГО ФАЙЛА
ФОРМАТ: ВИДЕОЗАПИСЬ MP4
ДАТА: 19.11.2008
ИМЯ: 8-АЯ ГОДОВЩИНА СВАДЬБЫ
Человек протирает пальцем объектив камеры.
-Эй, Кэр, ты только глянь, какая штучка, - человек вертит в руках камеру, словно бы это бумернанг.
-Ха. Ха. Ха. Маленький мальчик нашел себе новую игрушку. Тебе почти сорок! Тебе пора задуматься, Оскар! - ответила Кэрри, не отвлекаясь от нарезания салата.
-Я люблю тебя, Кэр, - Оскар покрутил в руках маленького глиняного человечка. - Кстати, кто сделал этого... парня? Или девушку... Я не понимаю, кто это!
-А, это... Это Алекс сделал.
-О, круто! Он большой молодец! А кто такой Алекс?
-Мой пациент.
-С каких это пор ты принимаешь подарки от пациентов?
-Оскар, прошу, не заводись! Он просто мой пациент. К тому же, я для него старовата.
-Прости.
-Ничего, - Кэрри улыбнулась.
МАТЕРИАЛ ПОВРЕЖДЕН
-Ну, за нас! - сказал Оскар и поднял в воздух бокал, до краев наполненный шампанским.
-За наши восемь лет, - добавила Кэрри.
-За нас.
МАТЕРИАЛ ПОВРЕЖДЕН
-Оскар, хватит! Перестань!
-Хватит?! Перестань?! Заткнись, просто заткнись!
-Оскар!
-Что?! Что Оскар?! А?! - он схватил в руку тарелку и разбил ее.
-Перестань, у нас же годовщина! - она умоляла его остановиться. Но он не слушал ее.
-Заткнись! Заткнись! - он ударил ее. Она упала.
МАТЕРИАЛ ПОВРЕЖДЕН
КОНЕЦ ФАЙЛА
ОКОНЧАНИЕ ВОСПРОИЗВЕДЕНИЯ
ЗАКРЫТИТЕ ФАЙЛА
2011 - 2012
18.09.2011
Сегодня Алекс сказал, что они с Рози очень крупно поссорились. Они были готовы перегрызть друг другу глотки. Насколько я знаю, это вполне возможно.
И тогда Алекс подселил в голову его Рози рак. Опухоль, которая будет медленно уничтожать ее изнутри. Я сказала ему, что это плохо и что ей больно. Но он ничего не ответил, а только странно ухмыльнулся.
В последнее время я, кажется, побаиваюсь его. Да, я понимаю, что это тот самый Алекс, которого я знаю с девяносто восьмого, но... в последнее время он изменился. Стал каким-то ожесточенным. Может, это лишь процесс взросления, особая эмоциональная стадия жизни, но...
26.09.2011
Знаете, я рада. Рада за него. За них обоих, обоих Алексов. Пусть и внутри себя, но он ходит в киноинститут, получает образование. Потом он будет работать, снимать фильмы и крутить их в воображаемых кинотеатрах. Он будет счастлив. Буду счастлива я. Какая разница, почему и где он счастлив, главное ведь, что счастлив. Разве нет?
Алекс говорит, что, пока учиться просто, но потом, в конце ноября, будет большой зачет. Хорошо, что он получает образование. Там, у себя в голове, он слушает лекции, а в реальности читает "Википедию".
Алекс говорит, что мыслей о Дженни почти что нет, он с головой ушел в учебу. Все преподаватели ему нравятся.
Недавно он устроился на работу. Настоящий Алекс. Недалеко от его дома есть кафешка "Старбакс", и он работает там. Причем и в реальности, и у себя в голове.
Его жизнь пришла в стабильность. Все более-менее наладилось. Институт, работа, дом...
Ему редко снится Дженни.
27.09.2011 - 06.02.2012
ДАННЫЕ УТЕРЯНЫ
ОШИБКА. ПРОИЗОШЕЛ УДАР ЖЕСТКОГО ДИСКА
ИСПРАВЛЕНИЕ НЕВОЗМОЖНО
07.02.2012
Сегодня у Алекса День Рождения. Я решила подарить ему свитер. Сама его связала. Мда... Думала, получится красиво, но в итоге вышло так себе.
ОБНОВЛЕНО 07.02.2012 В 19:09
Алексу понравилось. Хотя свитер получился не самым лучшим (а если откровенно, то вовсе ужасным), но свою главную функцию он выполнял. Он согревал.
Алекс сказал: "Миссис Прескотт, знаете, я не буду его снимать, даже когда соберусь помыться."
ЗАМЕТКИ: Я же просто мастер вязания!
18.02.2012
Эти мысли возвращаются. Так Алекс мне и сказал. Он видит образы. Они детальны. Они прекрасны. И весь мир вокруг него стал более детальным. Все люди вели себя, как... настоящие. Эти мысли пришли к нему, когда он стоял за кассой "Старбакса".
Потом он шел по улице, а снег сыпал ему в лицо. Он закрывал глаза рукой, но ничего не помогало. И все снежинки были особенными. Алекс не создавал их. Они создали сами себя. Мир вокруг него создал сам себя. Изначально он был его истоком, началом мира, но сейчас он становился лишь его участником, одним из тысячи безымянных людей в толпе. Творение словно бы поглощало его.
Сейчас он уже не создатель. Он человек. Человек, который не может сделать ничего значительного. И он боялся этого, боялся потерять контроль. Боялся, что не оставит ничего после себя. Хотя он и создал мир, никто не знал, что он - Отец.
А потом они напились. Они с Эдом. После всех этих философских размышлений просто напились. Думаю, для него это было лучшим вариантом.
19.02.2012
Сегодня он встретил ее. Да, этого я боялась, но это произошло. Он просто шел по улице и  увидел Дженни. Думаю, она специально искала его. Она хотела к нему вернуться, снова быть счастливой вместе с ним. Это был эгоистичный поступок, ведь она могла причинить ему боль, давая ложную надежду, она... сама так думала. Но, сотканная из абсолютной любви, она не могла сделать ничего другого.
Все же, это ее "отторжение" от Алекса было резким, но, в каком-то смысле, правильным. Ведь не было бы логичного финала у всего этого. Свадьбы или смерти в один день. Был только промежуток. Промежуток жизни. Она знала, что не выдержит.
Она не смогла долго говорить с ним: вероятно, просто испугалась.
20.02.2012
У меня не было выбора. Он был нестабилен. Это крайняя стадия. Бешенство. Психоз...
ИЗ ПОКАЗАНИЙ ПСИХОЛОГА К. ПРЕСКОТТ ОТ 13.08.2012
"Я не очень хорошо помню тот день, но...Он вломился ко мне в кабинет в половине четвертого. И закричал: "Ненавижу тебя!" Он... подскочил ко мне, перевернул стол и схватил меня за горло. Сдавил. Не отпускал. Я пыталась ему сказать что-то вроде: "Алекс! Успокойся! Не надо! Хватит!", но не могла. Я только хрипела.
В тот день Дженни порезала себе вены и попала в больницу. Он подумал, что так я захотела ее стереть.
Я... нет... я не... черт. Простите, просто... это тяжело. Про-стите.
Ко мне вбежал охранник и ударил его по голове. И... у меня не было выбора, кроме как сделать то, что я сделала."
ПОСЛЕДУЮЩИЕ ЧЕТЫРЕ С ПОЛОВИНОЙ МЕСЯЦА А. РОУЗ ПРОВЕЛ В ПСИХИАТРИЧЕСКОЙ ЛЕЧЕБНИЦЕ МАУНТИН-ВЕЛЛИ В ОКРЕСТНОСТЯХ ГОРОДА КЛИВЛЕНД, ШТАТ ОГАЙО.
15.03.2012
Сегодня он прислал мне письмо. Думаю, доктора сотни раз его проверили, прежде чем оно добралось до меня. Он извиняется.
Я давно уже простила его. Он не виноват.
"Дорогая миссис Прескотт!
Я прошу у Вас прощения, за то, что тогда произошло. Я, несомненно, виноват во всем этом, но я раскаиваюсь в произошедшем и теперь стараюсь контролировать себя. Надеюсь, вы оправились от тех увечий, которые я Вам нанес.
Я знаю, что вы вряд ли меня простите, но очень надеюсь на это, потому как наши с Вами отношения мне очень дороги.
Мне здесь нравится. Обо мне хорошо заботятся, и я иду на поправку.
Прошу Вас еще раз меня простить.
Ваш Алекс Роуз"
Я знала, что это написал не он. Да, оно написано его рукой, но совсем не им самим.
Все это время он думал о Дженни. Я надеюсь на это. Сейчас она - единственное его спасение.
24.03.2012
Сегодня я разговаривала с докторами, которые "присматривают" за Алексом в Маунтин-Велли, но они мало что мне рассказали.
Единственное, что я узнала, так это о его "многоуровневых фантазиях". Там, у него в голове, в голове "астрального" Алекса, появилась новая Дженни. Он наконец создал ее. Пока настоящая Дженни лежала в больнице, он был с новой, абсолютно чистой Дженни.
О Боже... Что я натворила?
07.07.2012
Сегодня Рози умерла. И Алекс пришел ко мне.
Я не узнала его. Под его глазами образовались глубокие фиолетовые мешки, он ссутулился, а кожа на его теле болталась, как что-то отдельное от него.
-Миссис Прескотт? Можно присесть? - его голос охрип и стих.
-Да... Садись, Алекс, - я все смотрела на него, и не могла оторвать взгляда. Я знала, что это конец.
-Простите, миссис Прескотт, - он прошептал это тихо-тихо, и я едва услышала.
-Алекс? Они пичкали тебя наркотиками?
-Я не... Да... Да...
-Господи, Алекс...
Он заплакал. И плакал, плакал. И все шептал:
-Простите меня, миссис Прескотт... Простите меня, миссис Пре-скотт...
-Алекс, Алекс! Успокойся, прошу тебя...
Я встала и подошла к нему, но, когда обняла, он дернулся.
-Вы... не ненавидите меня?
-Нет, Алекс, я тебя не ненавижу. Я тебя... люблю. Люблю. А те-перь успокойся, успокойся, милый. Тише...
И я обнимала его, обнимала и обнимала. Ему было спокойно в моих руках. Он был словно бы забитой птичкой. Прекрасной птичкой.
Но... я сделала это с ним. Не наркотики. Не врачи. Я.
Я ненавижу себя! НЕНАВИЖУ!
10.07.2012
Это произошло... Нет! НЕТ! О Господи, что я натворила... Господи! Господи!
ПОЛИЦЕЙСКИЙ ОТЧЕТ
А. Роуз, недавно вышедший из психиатрической лечебницы Маунтин-Велли, был найден в доме своей матери 08.07.2012 в 22:53 мертвым. Полицейские приехали по вызову соседей, сказавших, что они слышали выстрелы в доме Роузов. Двадцатиоднолетний А. Роуз застрелился из ружья своего отца. За несколько дней до инцидента от рака головного мозга скончалась мать Роуза.
Остальная информация пока неизвестна.
ОТКРЫТИЕ ВИДЕОЗАПИСИ
ФОРМАТ: MP4
ДАТА: 10.07.2012
ИМЯ: ВЕБ_КАМЕРА_01
Кэрри плакала. Она посмотрела в камеру ноутбука и прошептала: "Алекс." Она смотрела куда-то поверх всего, поверх реальности.
Она какое-то время сидела молча, не в состоянии произнести ни слова, но в какой-то момент все-таки решилась.
-Это я во всем виновата, Алекс. Я... Это было не больше, чем эмоциональный всплеск, потрясение. О, Боже... Алекс? Они... я... уничтожила тебя, - она снова заплакала.
Через какое-то время она снова подняла голову и начала говорить:
-Алекс, может, ты меня сейчас слышишь. Не знаю. Может, вся эта чушь про призраков просто бред, ничего большего, но... я хочу тебе кое-что сказать.
Алекс, если ты меня слышишь, знай, я люблю тебя. Может, это глупо звучит, но это так. Я люблю тебя. Ты был... ты есть... Ты - прекрасный человек, которого загубили люди. Общество. Их непонимание, непонимание этих людей... Загубила я. Я. Боже... Прости... Прости меня...
Но... знай, Алекс, помни, помни нас. Не забывай. Никогда.
Ведь мы... мы любим тебя. Скучаем. Ждем.
Не забывай, прошу.
ДОКТОР КЭРРИ ПРЕСКОТТ
КОНЕЦ ДЕЛА №12

ПРИМЕЧАНИЯ.
1) Перевод строк из песни The Beatles - "Yesterday"
2) Отрывок из стихотворения Иосифа Бродского "Не выходи из комнаты..."
3) Перевод строк из песни Nirvana - "Smells Like Teen Spirit"
4) Строки из песни Radiohead - "Creep"
5) Строки из песни David Bowie - "Heroes"
6) Перевод строк из песни Skillet - "Monster"
7) Стихотворение Ричарда Бротигана "Призрачный поцелуй" (пер. М. Немцова)
8) Строки из песни The Queen - "I Want To Break Free"
9) Строки из песни Wanda Jackson - "Funnel Of Love"