Путешествие Степана. Часть 4, глава 1

Часть 4

1.
СОХРАНИ НАС БОГ ОТ МОРА, ОТ ПОЖАРА, ДА ОТ НАШЕГО БРАТА, ЧТО УХОДИТ В БАРА
Мы продолжали ехать на север. Всё чаще нам попадались хвойные леса, где росли сосны, кедры, пихты и ели. Как велика и прекрасна наша страна! Деревни и сёла стояли всё дальше друг от друга, и молва о нас сюда уже не доходила, а народ не жаловался на плохую жизнь и на правителей.

Наконец, мы добрались до города Кондрашова, откуда мне пришло челобитное письмо от охотника, который видел великанов. Поздно вечером мы приехали к постоялому двору на окраине города. Старый хозяин вышел к нам и спросил, увидев медведя:
— Уж не скоморохи ли вы?
— Они самые, — ответил Евсей.
— Мне не велено пускать к себе скоморохов, но сейчас у меня нет постояльцев, и жаль прогонять вас. Жена градоправителя требует, чтобы я докладывал ей, кто и зачем приехал в наш город. Вам лучше схитрить и сказать всем, что вы не скоморохи, а приехали продавать свинью и гуся, а медведя вашего мы спрячем. Или что другое придумайте.
— Передай ей, что я плотник, — сказал Харитон. — А это — огородник, повар...
— А мы — строители, — сказал Евсей, показав на меня, Сысоя и на себя. А это отец наш, Макар, и жёны.
— Меня зовите Ильёй, — сказал хозяин. — Свинью и гуся я на время возьму к себе, а медведя придётся спрятать.
— Суровая у вас градоправительница, — сказал я. — Как её зовут?
— Мы называем её КамышИхой. Замучила она нас в кровь. Прежние постояльцы говорили, что ездят по стране какие-то скоморохи, которые помогали людям прогнать дурных правителей. Если вы — те скоморохи, то за укрывательство вас я могу лишиться головы, да и вас не помилуют, а мою семью бросят в темницу.
— Расскажи нам о Камышихе, — попросил я его.
— Городом у нас сейчас правит не правитель Гусаков, а его жена. Пока Гусаков был женат на дочери боярина Курнакова, мы жили неплохо. Но Гусаков любил вкусно поесть и выпить хмельного. И однажды взял себе новую повариху, которая хорошо умела готовить жирную и сладкую еду. Он души не чаял в ней. Жена Гусакова умерла, а повариха взяла над ним такую власть, что заставила его жениться на ней. С тех пор она стала править нами. Старший сын Гусакова тоже умер, а младшего Камышиха выслала в дальнюю деревню Камыши, откуда сама родом. По городу пошли слухи, что повариха отравила жену и сына правителя, чтобы взять себе полную власть. С тех пор неугодных ей людей она ссылает в Камыши, где они содержатся под стражей, потому люди и прозвали её Камышихой.
Илья рассказывал нам о ней шёпотом, оглядываясь по сторонам и пугаясь каждого шороха.
— Она заставила нас платить ей такие большие подати, — продолжал он, — что теперь мы еле концы с концами сводим. Как говорится, сохрани нас Бог от мора, от пожара да от нашего брата, что уходит в бара. Даже купцы к нам не едут, как было раньше. Мой постоялый двор пустует.
— Почему царю не жалуетесь? — спросил Даниил.
— Не все знают грамоту и идут к писарям, которые могут правильно писать челобитные. Но писари потом обязаны сообщать Камышихе, кто и что писал в челобитных. И тогда жалобщиков хватают, сажают в темницы, бьют или ссылают в Камыши. Много стало доносчиков. И потому теперь все боятся соседей, друзей и даже родственников.
— А почему люди не бегут от такой жизни в разбойники? — спросил Евсей. — Леса-то у вас вон какие большие, небось, не одна шайка уже завелась!
— Шайка-то есть, но не в лесу, а здесь, в городе. Злее и опаснее любых разбойников, — отвечал Илья. — Она служит Камышихе. Если кто против неё говорит, или собирается бежать, то шайка расправляется с ним, а если кто из горожан донесёт о недовольных людях этой шайке, тот может получить какие-нибудь подарки, а порой даже дом этого недовольного.
— А не было у вас слухов о великанах? — спросил я.
— Как же, были. Год назад жил у меня охотник Евстигней из села Говорухино. Он промышлял далеко от наших мест. Пугал, пугал нас этими великанами, но ему никто не поверил. Говорил мне, что писал царю о великанах, а потом и какому-то богатырю Степану. Но когда узнал о Камышихе, то сказал: «Это беда похуже великанов, они-то никому лиха не делали. Поеду сам к Степану». Сел на лошадь и уехал. Похоже, не доехал никуда. Говорят, его лошадь видели в поле за городом. Еле поймали её, а хозяин и перемётная сума с седла исчезли.
— Ну и попали мы, как куры в ощип! — сказала Евдокия. — Давайте уедем отсюда, пока не поздно! Не правительница, а злыдня какая-то! Будто ведьма!
— Дорвалась баба до власти, а на всех напасти! — пробормотал сказитель.
— Неужто отступим? — сказал я. — Бог с ними, с этими великанами, но мы не можем людей в беде бросить! Давайте, поживём здесь, посмотрим и что-нибудь придумаем.

На другой день мы пошли искать работу. Даниил, Евсей, Сысой, плотник Харитон и я легко её нашли — купец Щёголев задумал строить большой дом. А мы были готовы работать задёшево, поэтому он выбрал нас, а не других строителей. Василий помогал нам. А повар Серапион стал готовить еду на базаре. Он пёк пироги и пирожки, варил каши, которые готовят в других городах и сёлах, по-особому. Одну кашу — с мёдом, другую — с орехами либо с изюмом, да так вкусно, что тут же подходило всё больше и больше людей. Фёкла и Евдокия давали им попробовать еду Серапиона, а люди с удовольствием ели, ведь было это очень вкусно, да и стоило недорого. Моя Евдокия угощала ребятишек пирожками. Недалеко стоял огородник Леонтий, который возил с собой из разных мест семена растений, цветов, овощей, ягод, рассказывал, как их вырастить и предлагал свою помощь, давал советы. Весёлый и смешной, он так увлечённо мог говорить о растениях и цветах, что около него всегда собиралось много покупателей.
— А ты что будешь делать? — спросил Даниил Пафнутия.
— Я буду здесь и нигде, — ответил Пафнутий.
— Как это? — удивились мы.
— Потом поймёте. Ночевать я буду с вами, на постоялом дворе. И пока не спрашивайте меня ни о чём.

Четыре дня, с утра до вечера мы строили дом для купца Щёголева. Но после обеда я уходил от строителей. Бродил по городу, разговаривал с людьми, вёл себя, как старый дед, которому всё интересно, сиживал в харчевне, заходил на базар. За мной, как и за другими скоморохами, первые три дня следовали люди Камышихи, проверяя, нет ли у нас замысла против неё, но после успокоились. Я встречал Пафнутия, но не сразу узнавал его, каждый день у него был новый облик — то нищий на базаре или у церкви, то молодой, весёлый коробейник, продающий ленты, серьги, бусы, кружева, дешёвые колечки и прочую мелочь, то был старым суровым монахом с длинной бородой и нахмуренными бровями. Все мы слушали, о чём говорят люди, приглядывались к ним, запоминая всё, что увидели и услышали, а с некоторыми подружились.

Скоморохам, которые были на базаре, мне и Пафнутию удалось увидеть Камышиху, когда она приезжала на базар или когда ходила в церковь. На базаре она сама выбирала товар, торговалась, жалея каждую монетку, несмотря на своё богатство. Четверо слуг несли её покупки к карете, вокруг неё всегда собиралась толпа, все кланялись ей, как царице. Нищие бежали и ползли за ней на коленях, протягивая к ней руки и умоляя: «Матушка, подай копеечку!» Мне порой казалось, что среди нищих я видел и Пафнутия. Но нет, вон он, в зелёном кафтане, мелькнул в толпе зевак. Камышиха иногда бросала нищим горсть мелких денег. Когда они дрались из-за денег, она смеялась над ними. Это была толстая, высокая баба, с большими нарумяненными щеками, с узкими, злыми глазами, крючковатым носом и тёмно-рыжими волосами, одетая в яркие сарафаны. Разговаривала она громким, зычным голосом, повелевая или ругая кого-либо.

В воскресный день она приехала на базар с мужем, правителем Гусаковым. Ростом он едва доставал ей до плеча, и, чтобы выглядеть повыше, носил красную высокую шапочку. Голова его была мала, живот — огромен, как большой шар, не меньше, чем у самой Камышихи, ноги тонки и коротки. Он был в синем кафтане, в чёрных сапогах. За ними, как обычно, шли слуги и два стражника. Смотреть на Гусакова и Камышиху было смешно, но никто не мог позволить себе засмеяться.
Почуяв вкусный запах пирогов Серапиона, Гусаков подбежал к его прилавку, схватил пирог и стал жадно есть. К нему подошла Камышиха, горой нависла над ним, выхватила пирог и встряхнула мужа, гаркнув:
— Не жри здесь! Не проверено! Отравят!
Фёкла и Евдокия, кланяясь, бросились стряхивать крошки с кафтана правителя.
— Давно ты здесь? Когда пришёл в Кондрашов? — спросила Камышиха повара Серапиона.
— Я здесь пятый день, матушка, — кланяясь и улыбаясь, ответил он.
Люди, разинув рты, с удивлением смотрели на происходящее.
Камышиха, держа левой рукой рвущегося к еде мужа, а правой показывая на пироги, приказала слугам:
— Попробуйте каждый пирог и каши. И покажите мне начинку пирогов. Живо!
Слуги, боясь отравы, дрожали от страха и пробовали пироги и каши. Камышиха разглядывала начинку разломанных ими пирогов, нюхала всю еду, а после сказала Серапиону:
— Мужу надоела стряпня нашей кухарки. Приходи завтра со своими помощницами ко мне домой к обеду!

2017 г.
(Продолжение следует)