Хирс Часть 2 Дон Педро

       В летний период большую часть времени детвора поселка Новабад проводила на речке, для чего нужно было по круче спуститься к заводям реки Сурхоб. Примерно на полпути из скалы бил мощный источник. Отношение к роднику у поселковых было почтительное, место возле родника всегда было опрятным и ухоженным. В мои обязанности входило ежедневно принести из родника домой три – четыре небольших ведерка кристально чистой и обжигающе - холодной удивительно вкусной воды.

       Возле реки было несколько «купалок»  и детвора распределялась по ним с учетом возраста - малышня купалась в заводи помельче, где движения воды почти не было, поэтому она прогревалась достаточно быстро, а более старшие ребята купались в водовороте одного из рукавов основной реки. Именно в таком месте, где речушка образовала крутой изгиб, я чуть не поплатился жизнью – мальчишки хвастались друг перед другом и предлагали, нырнув, переплыть рукав реки под водой, чтобы выбраться на небольшой песчаный островок,  где можно было вволю без сутолоки позагорать на солнцепеке. Для местных ребят это было делом плевым,  так как по стремнине они плавали, чуть ли не с самого рождения, а я, хоть и умел плавать, но пока только «по-собачьи». Тем не менее, на предложение посоревноваться «кто быстрее»,  опрометчиво дал свое согласие. Нырнув же, и попав в стремительный поток, понял, что, чтобы с ним справиться, детских силенок и опыта мне явно не хватает. В доли секунды мое тельце понесло по притоку, который возвращался через метров двадцать  в еще более бурный поток основного русла реки Сурхоб. Что было бы со мной после этого - и к гадалке не ходи…! Наглотавшись студеной воды, судорожно хватая ртом воздух и семеня руками, я из последних сил пытался удержать голову над водой. Мне уже не слышны были ни крики ребят, ни шум реки, при этом в голове почему- то теснились две мысли, сменяя друг друга - что сейчас утону и что хорошо бы было оказаться в небе рядом с этой величавой птицей, которую увидел мельком высоко в небе при очередном всплытии. По всей видимости, я уже начал тонуть, так как наступило полное безразличие ко всему и пропало стремление сопротивляться, но тут внезапно ощутил над собой купол сетки. Сетка вначале потянула меня на дно, но вскоре довольно интенсивно начала подниматься вверх. Вцепившись в ромбики сети мертвой хваткой окоченевших пальцев, я был вытянут на берег, словно большая рыба!

       На мою удачу на берегу находился местный рыбак Дядя Петя – огромного роста мужчина, прозванный моим отцом в шутку «Дон Педро»- по имени короля Кастилии, отличавшегося высоким ростом. Кличка прижилась, тем более что добродушный дядька с улыбкой, и, даже, с какой- то бравадой, подыгрывая отцу, откликался на нее.  В тот для меня злополучный день дядя Петя в буквальном смысле поймал меня «накидкой» - круглой плетеной сетью диаметром под четыре метра с карманами для рыбы и увесистыми грузилами по периферии. При такой скорости реки, у него был единственный шанс метнуть в меня сеть и не промахнуться, и он использовал его сполна.

       Я минут десять  сидел в позе средневекового китайского уродца, только не в плетёной клетке для придания телу экзотической формы, а в коконе из сетки, выплевывая из легких остатки речной воды. Пальцы мои железной хваткой вцепились в сетку, да так, что  дядя Петя никак не мог их расцепить. Я дрожал крупной дрожью до тех пор, пока тело не согрелось  в лучах южного солнца, и только тогда дядя Петя помог мне выпутаться из кармана сетки и расцепить  заиндевелые скрюченные пальцы. После того, как я окончаьельно согрелся и пришел в себя, дядя Петя поинтересовался -  смогу ли я самостоятельно дойти до дома, и наказал не говорить об этом инциденте отцу и быть впредь с горной рекой предусмотрительней.

       Этого дядьку нельзя было не слушаться – он был веселым балагуром и неутомимым рыбаком. Своего сына у него не было, поэтому с разрешения отца он неоднократно брал меня на рыбалку в качестве «Санчо Панса Новабадского» (тоже прозвище моего отца) - я таскал за ним холщовый мешок для рыбы и через подсобный труд познавал основы рыбалки. Он советовался со мной как с взрослым,- с какой стороны следует бросить сеть, следует ли отпускать форель маленького размера (в отличие от других рыб у отрогов Памира, у форели на чешуе имелась слизь, в случае повреждении которой рыба была уже нежизнеспособной), что повышало мой рейтинг среди детворы. Любимым видом ловли у моего рыбацкого покровителя была рыбалка руками. Я обычно держал горящий  факел, а пара - тройка взрослых мужчин в ночное время заходили  по колено в воду чистой заводи, куда полакомиться мальками выплывала хищная рыба – та же самая форель и маринка, но иногда попадалась и более редкая для этих мест рыба - подус. Рыбак, а вернее охотник должен был зайти сзади ослепленной рыбины и осторожно, сводя ладони, крепкой хваткой взять ее в руки.   

       Дон Педро не чурался и сети накидки, которая в то время еще не считалась браконьерской снастью.  Он знал повадки местной рыбы до мельчайших подробностей, и при забрасывании сети,  мог предсказать, сколько в этой заводи поймает  и какой масти будет пойманная рыба. Наши семьи сдружились и часто совместно выезжали за километров десять от поселка на очередную, по мнению дяди Пети, эксклюзивную рыбалку. Он бредил мечтой поймать форель невероятных размеров (о гигантской форели среди местных ходили легенды), но раз за разом размер форели оставался стандартным – 30, ну, максимум 40 сантиметров, а вот маринка временами попадалась знатная.

       Перед рыбалкой дядя Петя обязательно "пропускал" грамм сто "беленькой", причем делал это необычно, перекрестившись (он был крещеный татарин) и  произнеся как  заклинание: "Грехов- то немало!". За всю рыбалку он "принимал" только одну рюмку и больше к спиртному не притрагивался. После приема "рюмочки"  морщинки на  лице Дона Педро начинали разглаживаться, лицо приобретало какой – то отрешенно - благородный вид (Дон Педро, однако!), но ненадолго. Достаточно было взять ему в руки сеть, как он входил в рыбачий азарт - глаза его начинали светиться, на лице появлялось выражение радости, щенячьего восторга, отмечалась несвойственная до этого гиперактивность. Он начинал носиться  от притоки к притоке без усталости, как заведенный, швыряя накидку словно пёрышко. В такие моменты я еле поспевал за ним, подтягивая волоком иногда достаточно весомый мешок с пойманной добычей, оправдывая данную мне отцом шутливую кличку. Принятая "доза"  на скорости реакции дяди Пети  никак не сказывалась, за исключением, может быть того, что он забывал остерегать меня от красивого, но ядовитого растения под названием «юган». Сам он был невосприимчив к нему, другим же людям достаточно было слегка задеть мягкий на ощупь кустик  с  каким - то непонятно по какой причине  дьявольски притягательным видом, вызывающим желание потрогать его, как с листьев на тело абсолютно безболезненно попадали капельки ядовитого сока, который вызывал повышенную чувствительность кожи к солнечным лучам. Местные ребята называли юган шайтановым кустом - порождением злого духа иблиса (дьявола). Сразу после контакта с растением, ожог был незаметен и до утра следующего дня не давал о себе знать, но на утро человек просыпался с высоченной температурой, головной болью и крупными пузырями на коже. На третий - четвертый день пузыри вскрывались долго незаживающими язвами, а на коже в течение нескольких лет оставались черные кольца - последствия перенесенного солнечного ожога.  Однажды две студентки с геологического факультета, приехавшие на практику, решили заночевать  на природе в палатке, а для ночлега нарвали «замечательных метелочек». Их удалось спасти только благодаря выпрошенному у пограничников вертолету. Один дядя Петя ходил, смело раздвигая кусты югана голыми ногами, и никогда не страдал от этого. Я тоже не избежал такого "плевка шайтана"- трижды получал ожоги, и после каждого из них в течение недели «зализывал» раны!

       Любимым развлечением Дона Педро было отловить маринку килограмм на пять и последние метров двадцать пути взвалить ее мне на плечо. Я гордо заносил рыбину на место нашей стоянки, где все начинали дружно хвалить удачливого рыболова, отчего дядя Петя смущался, но похвала ему явно нравилась. Впрочем, часть почестей доставалась и мне, так как Дядя Петя, явно привирая, заявлял, что без меня никакой рыбалки бы не было! К моменту возвращения рыбаков, женщины уже хлопотали над костром и экзотической по тем временам переносной газовой плитой, под «охи» и «ахи» «мою» и остальную рыбу быстро разделывали. 

       Отловленную форель обжаривали в кипящем масле без муки по рецепту дяди Пети, отчего корочка ее становилась хрустящей, но, в то же время, мясо оставалось  мягким и нежным внутри, а из маринки готовили тройную уху. В каньоне меж высоких гор, даже в самую жару  сидеть было приятно и комфортно (за счет прохлады, исходящей от ледниковой реки), а уха и жареная форель, приправленные местными травами (в сезон можно было набрать желтого и красного барбариса, дикого чеснока, лука, а если повезет, то и зиры), казались неимоверно вкусными!
 
       Река величественно текла между скалами, свидетелями многих катаклизмов природы - периодически встречались  разломы, с сошедшим селевым потоком, либо состоящие из нагромождения мегалитов в виде застывших гигантских каменных водопадов, являющихся следствием былых землетрясений. В таких местах меня так и подмывало подшутить над дядей Петей. Дело в том, что  замечена  такая особенность - взобравшийся по разлому, даже на небольшое расстояние человек, на фоне камней терялся из вида.  Со стороны  его было слышно, но не видно, что вызывало ощущение какой-то таинственности, нереальности. Сюрреализма добавляло и многократное раскатистое эхо, делающее диалог между собеседниками бессмысленным, ибо понять что- либо  при нем становилось невозможно. Я шустро перелазил с одного камня на другой и уже в метрах двадцати дядя Петя терял меня. Он как клушка, потерявшая цыплёнка, начинал носиться вдоль древнего камнепада, пытаясь отыскать меня, и успокаивался только тогда, когда я, наконец, попадал в его поле зрения.

        Воспоминания о дяде Пете, или Доне Педро остались самые теплые. Великолепный рыбак и знаток рыбалки, он привил эту любовь и мне, и очень жаль, что вскоре после нашего отъезда, дядя Петя прославился на всю округу, но уже не как самый удачливый рыбак. Дело в том, что в осенний период на Новабад случилось нашествие крыс. Эти твари заселились в дома, и, несмотря на всевозможные приманки и крысоловки, никак не хотели из них добровольно эвакуироваться. И тогда Дон Педро, как лидер всего нового и передового в городке, решился на отчаянный шаг. Он где-то услышал, что крысы панически боятся крика соплеменницы, и, если крыс сильно напугать, они сами покинут жилище. Для реализации задуманного, дядя Петя в присутствии толпы соседей, пришедших по приглашению посмотреть на новый способ избавления  от хвостатых бестий, отловил в доме крысу, привязал к ее хвосту тряпку, облитую солярой, поджог ее, и стал ожидать исхода крыс из жилища. Крыса действительно испугалась, заверещала, и,  глотнув воздуха  свободы, тут же юркнула в какую то норку. Через минут пять к радости дяди Пети и приглашенных соседей,  из всех дыр роем полезли крысы и другая живность.  Правда долго наслаждаться зрелищем не довелось, так как вскоре  из подвала раздался подозрительный треск, потянуло гарью, а через пятнадцать минут дом сгорел дотла вместе с пристройками и многочисленной живностью.

          Были в этой истории и два положительных момента - никто из домочадцев не пострадал, и, крысы тоже сгинули вместе с пожаром, все до одной, причем во всем поселке!