У Клопа была собака

                Сквозь всё, где всё - насквозь из добра,
                Сквозь всё белоснежно-нежное,
                Чёрною брешью сквозит дыра
                В прошлое — неизбежное.

1. ЖИТЕЛЬ

Бодро зевнув, без пяти минут — обладатель степени бакалавра Теории итоговой неизбежности постоянства пространства и времени Альберт Клэпштейн, он же Алька-Клоп для друзей и сокурсников, проснулся, потянулся, и нехорошо отозвавшись о климате, выполз из-под одеяла. Немного поразмыслив о том о сём, он умылся, оделся, заварил чай, подумал, что хорошо, что у него нет собаки, и с головой погрузился в информацию.
Клоп готовился к защите работы на тему «Евреи времён последнего локального Армагеддона и Современная космополитология».

О последнем локальном Армагеддоне Алька знал практически всё, а в Современной космополитологии рулил не хуже, чем в передовых гидропонических агротехнологиях возделывания каннабиса в бытовых стиральных машинах. По крайней мере, ему так казалось. И оставалось-то всего ничего: выяснить, кто такие эти евреи и с чем их ели в те далёкие времена.

Клоп верил - если отнестись к работе со всей ответственностью, она будет интересна и необходима не только Высшему Совету, но и глобально. Жителям. В глубине души Алька надеялся, что Совет по достоинству оценит его труды и даст направление в магистратуру, а там, со степенью магистра…

…Наверху холодно. И ничего нет. Ничего, кроме снега. Наверху тренируются биатлонисты. В отсеке Клопа, расположенном на одиннадцатом отрицательном уровне - теплее, но тоже - не солярий. Как они там тренируются? А не пора ли накатить? Хорошо, что нет собаки…
 …Египет, плен, пирамиды, Моисей, не сотвори себе кумира, Соломон, Ирод, Первый Храм, Второй. Ещё потуплюсь и сгоняю. Христос, Андрей, Пётр, Иоанн, Иаков Зеведеев, Филипп, Варфоломей, Матфей, Фома, Иаков Алфеев, Иуда Фаддей, Симон, Иуда Искариот. Если сгоняю, на ста пятидесяти не тормознусь, проверено. Ньютон, Колумб, Маркс, Эйнштейн, Бейлис, Бронштейн, жидомасоны, безродные космополиты, Зускин, Михоэлс, Ферер…

…За что их так? Кому они в компот нассали? Что это за жидомасоны такие, безродные космополиты? Стоп.

Космополитология? Современная? Каким боком? Ещё копать и копать. Холодно. Хорошо, что нет собаки…

Информацию Клоп черпал в архивах гугла, совсем недавно обнаруженных, расшифрованных и размещённых в Отделе личного свободного и полного доступа для жителей. И чем глубже черпал, тем больше ему казалось, что, судя по всему, именно он, Альберт Клэпштейн, сильно смахивает на еврея. Но он не был евреем. Он был жителем. И для него это было совершенно естественно, так как все остальные жители - тоже были жителями.

Быть жителем — не значило быть им по национальности, вероисповеданию, гражданству или партийной принадлежности. Всего этого не было. Не было ни паспортов, ни свидетельств о рождении, ни национальностей, ни всяких разных стран с всякими разными гражданами и народами.

Не было и родителей. Нет, номинально, они, конечно, были. Но выполняли чисто прикладную функцию. Своих родителей юные жители не знали и никогда не видели. Их кормил, поил и воспитывал Высший Совет.

Личный идентификационный код им присваивал генератор случайных комбинаций графических и звуковых символов, код инсталлировался в мозг новорожденного, после чего мозг активировался генномодифицированными теленейронами, подключался к Центральному общественно-информационному телепорталу, и житель становился жителем. Двадцать лет назад, из бесконечного множества символов и их комбинаций, генератор выбрал идентификационный код «Клэпштейн Альберт», и Алька стал Алькой.

И все его данные — с паспортами, свидетельствами, дипломами, справками, выписками и протоколами, весь Клоп со всей своей сутью — поступками, мыслями, мечтами, снами и придурью, с первого дня своего существования находился в этом свободном доступе. С которым все остальные жители, в свою очередь, так же как и Алька, тоже состояли в контакте. Полном, тесном и регулярном.

Именно поэтому, жители, не страдающие психическими расстройствами, были брутальны, бдительны и не любопытны.

2. РАБОТА

Из множества тем, предложенных генератором случайных вопросов, Клоп мечтал заполучить тему из пакета «Вопросы, интересующие Высший Совет в первую очередь». Обычно первоочередных вопросов было много и их с лихвой хватало на всех желающих. Но на этот раз особо выбирать не пришлось. В пакете был только один. Конкуренция предстояла нешуточная.

Решать вопросы, интересующие Совет в первую очередь, доверялось лишь самым достойным и проверенным, но Клэпштейн таковым не являлся. Клоп был круглым отличником и лучшим среди сотен выпускников, но… Он не увлекался биатлоном. Друзья на него косились, были прекрасными биатлонистами и не без оснований считали Клопа выскочкой. И погоняло своё он получил вовсе не потому, что был Клэпштейном, а потому, что его не любили.

Но произошло чудо! Несмотря на широкий общественный резонанс и отсутствие спортивной подготовки, тему доверили именно ему.

Строго предупредили:
1. Работа курируется Высшим Советом и огласке не подлежит.
2. Обо всех промежуточных результатах исследований немедленно докладывать Председателю Президиума.
3. Лично.
4. За разглашение — расстрел.

Поздравили:
— Верным путём идёте, товарищ Клэпштейн!

Объяснили:
1. Отдел свободного и полного доступа, равно как и все остальные отделы и подотделы Центрального общественно-информационного телепортала с этой минуты блокируют все каналы приёма информации, передаваемой Алькиным передатчиком.
2. Кроме одного.
3. Канала приёмника Председателя Президиума.

И намекнули, что, судя по всему, его ждёт магистратура и неплохо бы, наконец, заняться биатлоном.

Можно, конечно, было взять что-то попроще, уже копанное, из общего пакета, но всё это было не для него. Он должен пахать целину и каждый день доказывать всем и, в первую очередь, самому себе, что он — это он, а иначе и жить не стоит. Лёгких путей Алька не искал. Ему они были неинтересны. Мозг Клопа ежесекундно перерабатывал горы информации, работа продвигалась, он был доволен собой и гордился результатами.

… Евреи всегда хотели чего-то такого, чего другие хотеть даже не мечтали, за это евреев не любили, их уничтожали, но они появлялись вновь, их жгли, но они возрождались из пепла. Мироеды, кровососы-кровопийцы, комиссары-политруки, Хрустальная ночь, Бабий Яр, Освенцим, Израиль, война Судного дня, Голда Меир, Моше Даян, Палестина, хизбалла, хамас, Сирия, Иран, Индонезия. При чём тут Индонезия? Антисемиты, антисемиты, антисемиты…

Космополитология!

Так вот, кому мы в компот…

…Сработал сигнал датчика визита. Алька нехотя открыл дверь и ощутил что-то очень схожее с симптомами диареи. Перед ним, во всей своей первозданной красе и бутылкой в протянутой руке, стоял Вольф Мессингшмитт.

О том, что краса Мессингшмитта была первозданной, Клоп узнал, буквально, пару часов назад из материалов работы. Визитёр окинул Альку оценивающим взглядом и без предисловий, на одном дыхании выпалил радостно-свежим перегаром:

— Картина Репина не ждали! Как оно ваше ничего! Тут кто-то хотел выпить, или нам только так показалось? — и прошмыгнул в скромное жилище, которое Алькины друзья адресно называли клоповником. Вольф огляделся, закрыл за собой дверь на замок, поставил бутылку на стол и, сменив тон, тихо сказал:

— Альберт, Вы — дурак…

3. ВОЛЬФ

Мессингшмитт легко отзывался на «придурок», регулярно напивался, нёс околесицу, состоял на учёте в психушке и связь со свободным доступом поддерживал одностороннюю.

Ему просто-напросто вырубили приёмник. Чтобы он ничего не слышал. А передатчик оставили. Но тоже частично. Так, чтоб его слышали не все, кто попало, а лишь только те, кому слушать Вольфа было положено по долгу службы. Теперь они о нём знали всё, а он о них не знал ничего. Вернее, не так чтоб совсем ничего, а лишь только то, что сам, без встроенного в голову приёмника, мог услышать и увидеть. А ещё вернее, они так только думали...

…Всё началось ещё в детстве, когда юный Вольф на одном из заседаний Cовета дружины юных жителей открыто заявил, что активированные мозги ему не нужны, что этой активацией он вообще не пользуется, что он и так всё знает, и даже побольше их Cовета дружины. И что все они знают только то - что было. А ему, Вольфу Мессингшмитту, известно и то, что было, и то, что будет. Но, самое главное — ему, в отличии от них, известно и то, что есть. И всех их, он и так, без всякой активации, видит насквозь, и от всего этого ему и так тошно.

На этом же заседании друзья дали ему единодушную объективную характеристику и гневно осудили вопиющее поведение Мессингшмитта, расшатывающее незыблемые фундаментальные устои основ. Совет дружины постановил, что Вольф не достоин высокого звания юного жителя, и обратился в Высший Совет с коллективным требованием — немедленно принять в отношении Мессингшмитта Вольфа самые строгие и решительные меры, после чего ему полбашки и отключили. Уцелевшей половиной юный житель тут же отрапортовал, что в ближайшее же время приложит все усилия к скорейшему исправлению и уже только тем и занимается, что мечтает как можно скорей вернуть утраченное доверие и снова влиться в стройные ряды. Но по прошествии долгих лет, с тех пор мало что изменилось, осуществить мечту своей юности он так и не сумел, в ряды так и не вернулся, и к моменту исторического визита визита к Клопу, придурок Вольф уже более пятидесяти лет всем своим обликом и образом поведения продолжал явственно свидетельствовать окружающим о том, каково это - влачить жалкое полусуществование без приёмника.

Ни на кого из жителей Мессингшмитт похож не был. Две тощие рыжие спиральки, минуя оттопыренные веснушчатые уши, свисали с его висков на такую же тощую шею, на темечке красовалась маленькая шапочка, надетая набекрень и пришпиленная к остаткам волос, граничащих с большой круглой лысиной. Спиральки он называл пейсами, шапочку — ермолкой и носил чёрный концертный костюм с белой рубашкой и лаковыми полуботинками. Два раза в неделю, по выходным, Вольф должен был быть музыкантом на праздничных мероприятиях в честь победителей соревнований. По будням жители работали и в его услугах не нуждались. Играть по субботам он не мог, объяснить почему, не мог тоже, а играть в воскресенье, после субботы, ему удавалось крайне редко. Но диагноз предоставлял определённые льготы, и на жизнь Вольф особо не жаловался. Играл он только тогда, когда хотел и только то, что ему хотелось. Марши с большим барабаном ненавидел и оркестровой музыке предпочитал домашние котлеты. Хорошим музыкантом Вольф себя не считал. Для этого он был слишком хорошим музыкантом.

Иногда Мессингшмитт надирался больше обычного и договаривался до того, что личный свободный и полный доступ для жителей — понты для приезжих и голимый лохотрон, что никакой он не свободный и не полный, а у Совета, так и вообще, есть свои каналы связи с засекреченными информационными порталами, наглухо закрытыми от жителей. Понятно, что подобные факты не могли не фиксироваться и проходить мимо бдительных ушей и глаз добровольных и штатных сотрудников Отдела вредных мыслей и опасных настроений. На всё это Мессингшмитт ложил и продолжал декларировать свой бред.

Передатчик Вольф включал и выключал когда хотел, в зависимости от настроения и объёмов принятого на грудь. И лишь изредка, когда случались острые приступы меланхолической скуки, он усаживался в кресло-качалку, укрывался тёплым пледом, включал на всю мощь вырубленный приёмник, и в щадящих, не наносящих серьёзного вреда здоровью дозах, разрешал себе поинтересоваться, о чём говорят, думают и мечтают его сожители.

Всерьёз Мессингшмитта жители не воспринимали и, по-своему, даже любили. Оценить себя по достоинству, не имея под рукой подходящего придурка, было невозможно. Он был им необходим для сравнения.

4. ЖИТЕЛИ

Жители жили дружно, были убеждёнными жизнелюбами и на соревнованиях по биатлону радостно и метко палили по мишеням холостыми. Соревнования проводились по выходным. Еженедельно.
Биатлон и стиральные машины были тем немногим, что позволяло жителям снять стресс и доставляло радость, поддерживало бодрость духа и предоставляло возможность вести счастливый образ жизни.
Других образов жизни не было и быть не могло — стиральные машины с винтовками предоставлялись каждому желающему. В обязательном порядке.

5. ВОЛЬФ

Выдержав паузу, Вольф продолжил:

— И что Вы собрались им рассказывать? Какой Вы такой хороший, или какой Вы такой плохой? Или что Вы и так, и так сразу? Вы хоть знаете, что они хотят от Вас услышать? — Вольф плеснул в стакан и затараторил:

— Ну, допустим, скажете, что мы плохие. Так им это понравится, Вас похвалят и Вам же от этого станет тошно. Скажете, что хорошие — так тошно будет всем. И им, и Вам. Но Вам будет тошнее. Короче, Альберт, у них там сейчас паника и полный азохен вей, этот их генератор личных кодов всё чаще находит каких-то Айзенштоков, Хаймовичей и Кацов. Думали, что дело в системных блоках, так они их перезапустили и получили опять, буквально, то же самое! Двух Шнеерзонов, одного Цукермана и трёх Вайнштейнов! — Вольф сбавил обороты и резюмировал:

— Генератор стал выдавать не случайные, а неизбежные комбинации! Они поняли! Время пришло! Так может, и до Вас уже когда-нибудь дойдёт, что Ваша тема совсем не случайна! Что они её зарядили специально для Вас! Чтоб Вы помогли им понять, чего ждать. От Вас, от меня, от всех нас… Какой Вы, Альбертик, ещё наивный… Вы думаете, что они за просто так всё бросили и простили Вам их биатлон… И что нам теперь со всем этим цимесом делать? Можете спокойно думать и говорить, Вас никто не услышит. От приёмника председателя я Вас отключил. Ещё тогда, когда Вы нашли себе эту свою работу на мою голову.

6. АЛЬКА

Теперь Алька понял всё. Всё, о чём раньше только догадывался. Понял, что плевать ему теперь на магистратуру вместе со всем Советом и Президиумом, что пьяный бред Мессингшмитта — чистейшая правда, и что именно поэтому, он пойдёт на защиту и выскажет этим тварям всё, что о них думает.

7. ВОЛЬФ

Вольф выпил, хлопнул ладонью по колену, встал, сказал, что чему быть - того не миновать, и он точно знает, что в этом мире можно всё, кроме провернуть фарш назад в мясорубку, сунул за пазуху остатки выпивки и пожал Клопу руку. Мессингшмитт знал - ближайшее будущее не сулит ни ему, ни молодому человеку, ничего хорошего. Время пришло.

8. АЛЬКА

И вдруг в Алькиной голове прозвучали неизвестно откуда взявшиеся, простые и понятные слова. Слова, сказанные очень давно кем-то безмерно великим и мудрым:

Что было, то и будет, что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем.

Только сейчас, несостоявшийся бакалавр Альберт Клэпштейн, он же Алька-Клоп для друзей и сокурсников, наконец понял простую суть Теории итоговой неизбежности постоянства пространства и времени. Теории, изучению которой он ещё совсем недавно собирался посвятить всю свою жизнь, теории, которая, на самом деле, умещалась в трёх коротких фразах Великой Вечной Книги.

9. ЖИТЕЛИ

Жители дружно радовались, беззаботно соревновались и о евреях пока ещё и слыхом не слышали.

Высший Совет готовил «Обращение к жителям с просьбой в содействии в борьбе с безродными космополитами». На склады спортинвентаря поступили боевые патроны. Вольф Мессингшмитт пил.

Было холодно. Была зима. Других времён года на Уране не было.

10. ЧЕЛОВЕК
 
Я - человек. Таких, как я, на земле пока ещё много. Живём мы в разных погодных условиях, имеем различые национальности, паспорта и партийные принадлежности.
Там, где живу я - зимой дожди. Или солнце, если дождей нет. Снега зимой не бывает и биатлон не популярен. Летом у нас солнце. Времён года у нас два - зима и лето.

Днём смотрел снукер. После снукера начался биатлон. Биатлон мне не нравится. Я вышел из спортивного пакета и зашёл в фейсбук, но пробыл там недолго. Посты и комментарии напомнили старый анекдот:

— Моня, как Вам кажется, какой вид спорта самый загадочный?
— Ну, конечно, биатлон.
— И что?
— Так ещё никто не понял, зачем они по три часа друг за другом гоняются по такому холоду на лыжах, с палками и винтовками, если, как им не терпится пострелять, могли бы уложиться в три секунды.

На вопрос: то ли все мы, мы, гомосапиенсы - еб*нутые, то ли лыжи не едут - ответа нет и в ближайшем будущем не предвидится. Лично я думаю, что всё может быть и будет только так, как говорил Ярослав Гашек:

Пусть будет, как будет, ведь как-нибудь да будет, ведь никогда же не было, чтоб не было никак.

И сам не понял. А как я думаю? "Может быть! И будет! Только так! Как говорил Ярослав Гашек!" Или: "Может быть, и будет? Только так? Как говорил Ярослав Гашек?"

И решил я написать рассказ о биатлоне, вышел из фейсбука и зашёл в ворд.

Время пришло.

11. СОБАКА.

Кто-то не понял, причём тут собака? А при чём тут евреи?