Глава 15. Самурай без клана

Под конец рабочего дня организм Дениса наотрез отказывался бодрствовать — сказывались две, практически, бессонные ночи: до тошноты разболелась голова, кулаки так и тянулись протереть глаза от надоедливой мути, челюсти сводила зевота, но пришлось собрать себя в железный кулак, мобилизовать резервы жизненных сил и составлять подробный рапорт об оперативно-розыскных действиях, совершённых лично им, Варламовым Денисом, под непосредственным руководством майора Дивенкова Н. М. на указанных местах происшествий в городском округе Протасовичи.
 
За окном заметно потемнело, когда старший следователь просмотрел отпечатанные листки, вложил их в папку «Уголовное дело №…» и отпустил Дениса домой:
— Можете быть свободны.
Дивенковский стол был буквально завален бумагами, поверх исписанных листочков лежали заполненные бланки и рапорты, яркими пятнами выделялись фотографии, на краешке стола остывал чай и заветривался бутерброд с докторской колбасой, следователю было не до еды.
Дома его никто не ждал, и можно было, не торопясь и не отвлекаясь на текущие дела Управления, подумать над тем, с чем они столкнулись, что (не кого же!) им придётся найти и, как это нечто обезвредить. Копчиком Дивенков чувствовал, что времени на раздумья крайне мало…

Варламов заглянул в кабинет, где его младший братишка дремал, сидя на стуле в тоскливом ожидании возмездия за свои преступные наклонности. Панкратовой Лены в обозримом пространстве видно не было, вместо неё охранную вахту несла уборщица Татьяна Степановна, которая совмещала караул с мытьём окон. На столе возле Серёжки валялась пустая коробка из-под торта, стаканчик из-под йогурта, одноразовая тарелка с остатками увядшей зелени (верняк, из столовки приносили какие-нибудь котлеты!), чашка с недопитым чаем — однако, целый фуршет ему тут устроили!
Денис полез в шкаф за сумкой и барсеткой, Татьяна Степановна с облегчением слезла со стремянки.
— Наконец-то! — упрекнула она Дениса. — Совсем заморил мальчишку, целый день сидит тут, да и у меня смена уж давно закончилась.
— Спасибо, Татьяна Степановна, — уставший, как ездовая собака после броска через тундру, Денис хлопнул брата по плечу. — Просыпайся, поехали.
— Куда? — заволновался Серёжка.
— Домой, — не стал тот лукавить, сил на словесные игры не осталось…

* * *

С пугающим ощущением, что западня вот-вот захлопнется, переступил Серёжка порог дома своего сводного брата. Почему тот привёз его к себе, переспрашивать не стал, много чести для этого робокопа, стоял, молча разглядывая сверкающую чистотой просторную прихожую.
Подумаешь, чистоплюи какие!
Встретить их, откуда-то из глубины квартиры, откуда тянуло слюновышибательно-вкусным запахом, выбежала светловолосая худенькая девчонка в пижамных штанах и длинной футболке и сразу же кинулась к Денису.
— Дэник!
Девчонка намеревалась полезть к братцу с обнимашками, но тот ловко от них уклонился, выдвинув перед собой Серёжку.
— Знакомьтесь: мой брат Сергей, моя жена Ирина.
— Клёвая телочка, — процедил Серёжка в ответ на вежливую улыбку
Пусть не расслабляются.
Пресмыкаться перед братцем он не собирался, тем более перед его женой, и делать стойку на задних лапках тоже, равно как и демонстрировать тут подхалимскую вежливость. Они, эти двое, ему никто! Если нет родства душ, о каких кровных узах может идти речь? Посторонний человек, Ростик, оказался ему ближе и родней, чем сводный братец, а ребята, с которыми довелось разделить несколько вечеров, из этой глянцевой квартиры казались навсегда потерянными любимыми родственниками. Впереди все равно ждёт тюрьма, так стоит ли расшаркиваться перед робокопом-надзирателем и его белобрысой женой?
«Не обязан», — справедливо рассудил внутренний голос.
«Воин не должен быть неуверенным в себе. Соблюдать чужие традиции — потворствовать возможным врагам. Не позволяй другим превзойти себя на своём пути!»* — сдержанно напутствовали древние самураи.
Почувствовав поддержку незримых собеседников, Серёжка приободрился и пронаблюдал с нескрываемым удовольствием, как девчонка приоткрыла рот, растерянно захлопала глазами.
— А ну, извинись! Живо! — братский кулак ощутимо ткнул между лопатками.
— Ну, извини, — процедил Серёжка.
Несмотря на видимое поражение, цель была достигнута: во-первых, неожиданное смятение, внесённое в стан врага, доказало насколько разным может быть оружие самурая, а во-вторых, вернулось чувство собственного достоинства, утраченное в результате ареста. В какой-то мере, даже любопытно стало, что будет дальше.
— Идём, покажу твою комнату.
Брат бросил грязную Серёжкину куртку на пол, а его самого подтолкнул вперёд по коридору.
 
Комнатушка оказалась так себе, метражом гораздо меньше, чем осталась у него дома, но зато в ней была маленькая лоджия, и это сразу перекрывало явные недостатки. От высоты тринадцатого этажа захватило дух, далеко внизу, насколько взгляд мог вместить в себя пространства, простиралось море огней — красотища!
Жалко, что уже стемнело и нет возможности полюбоваться окрестностями города, наверняка половина его видна, как на ладони, пожалуй, стоит завтра как следует рассмотреть, в какой стороне его дом, а в какой шалаш Ростика — мало ли, как оно всё обернётся.
Пока он составлял для себя план ближайших действий, братец вытаскивал из шкафа коробки со старыми дисками и журналами, и ставил в коридоре, потом разложил диван, при этом что-то, гулко стукнув, прокатилось по полу и затихло в недоступном для рук пространстве возле самой стены.
Доставать не стали.
Серёжка подумал, что было бы совсем уж унижением себя кидаться на поиски неизвестной гремящей штуки и остался стоять на месте, а что подумал братец осталось неузнанным, тот, вроде как, особого внимания не обратил на посторонний звук.
— Ну, кажется, это всё, — пробормотал братец, вытащив за дверь последнюю стопку журналов.
Задумчиво вздохнул, усевшись на диван, и посмотрел на Серёжку.
— Моя бывшая комната. Ближайший месяц поживёшь здесь, с твоей матерью договоримся. И сразу запоминай правило, очень простое: одному из дома не выходить, меня и Ирину слушаться беспрекословно, её особенно, — потряс он пальцем перед носом мальчишки. — А, если ещё раз я услышу какие-нибудь высказывания в её адрес — язык вырву с корнем! Всё усвоил?
Ещё бы не усвоить!
Так значит, вот они, эти четыре стены, в которые дед с усами предложил его засунуть на месяц! Уютная комнатка с привлекательной лоджией сразу потеряла своё очарование, прямо на глазах превращаясь в одиночную камеру, пленительное воздушное пространство под лоджией, манящее развернуть крылья в первом полёте, оказалось абсолютно недоступно орлёнку-Серёжке.
Целый месяц проторчать среди вот этих дурацких обоев с каким-то абстрактным узором и даже ни разу не выйти?!
— У меня же школа! — крикнул он с гневным негодованием.
— Ты всё равно туда не ходил, так что считай, что заболел и сидишь в карантине, — заявил братец. — Со школой разберёмся. Плохо, конечно, что оценки не выставили, но всё решаемо, что-нибудь придумаем. Закончатся каникулы, я сам поговорю с учителями, может, переведём тебя сюда поближе, чтобы ты не ездил через весь город. В мою старую школу, тут до неё идти пять минут.
— Сюда?! — неприятно поразился Серёжка, даже комок появился в горле и его пришлось заталкивать обратно.
Сглотнув несколько раз и продышавшись, он решительно прояснил ситуацию:
— Я что, тут надолго? А когда же я поеду домой?!
Перспектива открывалась далеко не радужная. А как же мать? Как же Женька? Ребята? Судьба поворачивалась крутым боком и косилась на Серёжку, как на отработанный материал, мол, сделала всё, что смогла, а теперь выживай, как хочешь, на неё не рассчитывай.
— Посмотрим, — уклончиво пообещал братец. — Главное сейчас: очистить тебя от всякой дряни в организме. Счастье ещё, что в школе никто не успел узнать про твои ночёвки на улице. Это же надо, жить с бомжами!
— Не жил я там, — буркнул Серёжка, отворачиваясь.
Пару раз переночевал на улице — сразу бомж! Затянулся косячком — сразу наркоман! Быстро они пришивают ярлыки! А не ответил у доски, завалил реферат — значит, тупица с одной извилиной, по которому специнтернат плачет!
Права была Райка, когда подговаривала его бежать и жить на свободе, не заморачиваясь условностями.
Серёжка вспомнил Райкин нож, бенладанку — нет, стать похожим на отвязную девчонку, так же кашлять, материться сквозь выбитый зуб он вовсе не хотел, в ней привлекала, пожалуй, только её независимость.
Но, разве человек не сам выбирает себе судьбу? Ведь в школе именно это твердят все учителя: мол, вы сами хозяева своей судьбы, мол, полно дорог, выбирай любую — а в реальной жизни, оказывается, это пустые слова, потому что стать хозяином самому себе ему, например, никто не позволил. Может, разных интересных дорог и много, но в действительности все они оказались запретными. Всего один шаг успел сделать в сторону — и вот вам, пожалуйста — месяц заключения без права собственного голоса!
 
Суровые японские воины, мудрое учение которых всегда оказывалось для Серёжки опорой и поддержкой в трудные минуты, вклинились в его размышления и наперебой принялись внушать основы правил поведения будущего самурая в обществе и наедине с самим собой.
«Хорошему научиться трудно, привыкнуть же к плохому легко», — начали они издалека, и поначалу Серёжка не заметил подвоха, а полностью согласился с вполне справедливым изречением.
Следующая фраза так же не показалась ему подозрительной:
«Силён не тот, кто не упал, но тот, кто, упав, сумел подняться»
И с этим тоже было не поспорить — такие прописные истины даже и обсуждать нечего.
«Всё в этом мире всего лишь кукольное представление», — философски-глубокомысленный вывод убедил расслабиться и успокоиться.
И чего он так переживает?
Всё преходяще — пройдёт и месячное заключение, уж как-нибудь перетерпит, не на год же его закроют, а братец ещё содрогнётся, вспоминая этот месяц!
И тут последователи кодекса Бусидо разозлились на Серёжкино упрямство:
«Помни сыновний долг! Самурай без клана и без лошади — не самурай вообще!» — резко припечатали напоследок.
Это был удар ниже пояса!
Разве его, Серёжкина, вина, что он остался без клана? Что родная мать поверила подлой клевете братца? Конечно же, она не захотела, чтобы Фил начал презирать её, как мать преступника, но не с ним она пожелала расстаться, а согласилась на тюремное заключение единственного сына — а могла бы сделать совсем другой выбор! Это клан отпихнул его от себя, боясь запачкаться!
 
Жгучая обида на жестокое равнодушие людей и, придуманных ими законов, вспыхнула на щеках двумя горячими пятнами, увлажнила глаза, Серёжке захотелось забиться куда-нибудь в тёмный угол и выпустить ее на свободу. Он отвернулся, отчаянно заморгав.
— Ладно, — братец устало вздохнул и поднялся с дивана. — Я пока постелю тебе, а ты иди мойся и переодевайся. Надо бы завтра заехать за твоими вещами, но ты, наверное, и сам знаешь, какие сложные отношения у нас с твоей мамой. Лучше вечерком прогуляемся в новый супермаркет и купим чего-нибудь. Ты как, согласен? А пока оденешь мои старые шорты и футболку.
Не дожидаясь ответа, он вручил Серёжке стопку с одеждой и отправил в ванную…

           * * *

Пока там шумела вода, Денис засовывал старенькое одеяло из верблюжьей шерсти в пододеяльник и костерил себя последними словами.
Какой супермаркет? Денег осталось только дотянуть до зарплаты, да дадут ли ещё её вовремя, может, снова задержат — это значит, как ни крути, а придётся влезть в кредитку. И почему он такой дурак щепетильный? Сделал бы морду кирпичом и забрал бы у Мэри Серёгину одежду, с какой стати он должен тратиться на её ребёнка?
Едва допустив эту мысль в своё сознание, он тут же её отогнал, как абсолютно неприемлемую.
Снова встречаться с его мамашей?! Вот уж спасибо! Не жалко никаких денег, только бы не видеть эту стоялую кобылицу.
— Дэник, вы ужинать идёте? — в комнату заглянула Иришка, уставшая ждать их на кухне. — Я разогрела курицу и гречку, есть салат из помидоров… — она умолкла, насторожённо глядя на него.
— Уже идём, — почти спокойно ответил Денис.
Опять это идиотское «Дэник», ведь просил же, кажется! Он повернул голову к жене, но Ирка тут же скрылась за дверью, не стала дожидаться его резких замечаний. Да-а, заварил ты кашу, товарищ Варламов — расхлебать бы! О ночёвках у Казупицы теперь можно забыть и дома надо следить за тем, что срывается с языка — не ругаться же при Серёжке.
Окончательное объяснение с Иркой снова откладывается, по крайней мере, на ближайший месяц, следовательно, придётся стиснуть зубы и изображать счастливую семью. Или хотя бы дружную. Да просто спокойную семью с доброжелательным отношением к подростку — без дворцовых церемоний.
Месяц, пережить ещё месяц и поставить вопрос о разводе ребром!..

Чистый и благоухающий яблочным гелем для душа, Серёжка молча сметал всё, что лежало на его тарелке. Лохматые волосы после ванны неожиданно закудрявились кольцами и отгородили его от родственников.
Денис так же был не настроен поддерживать светские беседы за столом, устал до чёртиков, не уснуть бы над тарелкой. Завтра снова вставать ни свет ни заря, но хотя бы выспится в своей родной кровати. Маленькому бонусу обрадовалась каждая мышца в теле, с неудержимой силой Дениса потянуло устроить голову на подушке и закрыть глаза.
Он покосился на Ирку, та с интересом разглядывала его брата.
— В каком ты классе, Серёжа?
От неожиданности Серёжка чуть не подавился хрящиком, который старательно обкусывал с куриной косточки.
Язык, слишком занятый более насущной проблемой, не пожелал отвлекаться на такую ерунду, как поддержание ненужного разговора.
Какие разговоры?
Куриное мясо в острых специях таяло во рту, гречневая каша, политая каким-то соусом, казалась восхитительно-вкусной, а в большой миске его ждали не могли дождаться два пирожных эклера, на которые никто больше не посягал. Среди напряжённой работы челюстей никак не выкраивалось ни одной минутки для праздных ответов.
Да и стоит ли отвечать?
Вступить в переговоры — это значит принять всерьёз те условия, которые ему навязывают, то есть малодушно смириться с вынужденным заточением в доме братца, признать свою беспомощность, расписаться в собственном бессилии и покориться чужой воле.
Как же, как же, щазз, распишемся! Беспрекословно слушаться вот эту дуру? Ага! А шнурки ей не погладить?
Серёжка метнул в сторону жены брата быстрый оценивающий взгляд и снова спрятал глаза за прядями волос.
Интересно, чем это она так хороша, что братец в неё влюбился? Никакого сравнения с Алисой Рудольфовной по красоте эта Ирина не выдерживает. Она даже Серёжкиной матери не годится в подмётки, разве только тем, что готовит вкусно, дома-то у них почти всегда была покупная еда.
Ну и что! Разве это главное? Живем не ради еды — а едим, чтобы жить! И мать вовсе не виновата в том, что красивая и, что вокруг неё вечно вьются всякие козлы. Да, она любит вечеринки — а кто их не любит?..
— Эй! — перед носом пощёлкали пальцы братца. — Оглох, что ли? Может, проявишь немного вежливости и уважения? Тебя, где воспитывали?
От пренебрежительно-презрительного тона своего личного надзирателя Серёжка залился гневным румянцем, показалось безоговорочным позором после такой проповеди отвечать что-либо на какие бы то ни было вопросы.
Да кто они такие, чтобы поучать его?!
Он резко отодвинул тарелку с недоеденной курицей, бросил полный сожаления взгляд на два одиноких эклера и чуть ли не бегом покинул кухню. За один только этот день братец достал своими угрозами: «я тебя!..», да «я тебе!..». И бежать некуда — все ребята в тюрьме, а Райка, небось, уже из области свалила.

Серёжка посмотрел вниз, перегнувшись через балконный бортик — начало отвесной стены терялось где-то в темноте далеко внизу — не убежишь и не спрыгнешь. Связать верёвку из простыней? А где взять столько простыней? И позвонить нельзя никому, и надеяться теперь не на кого — этот гад, робокоп, легко отнял его у матери, кто знает, может, он и ей угрожал тюрьмой!
— Бежать собрался? — раздалось прямо за спиной.
Серёжка вздрогнул от неожиданности и отпрянул от бортика лоджии.
За ним что же, по пятам будут ходить? Дома мать крайне редко заглядывала к нему в комнату и не разрешала заходить в свою, потому что это личная территория — так она всё время ему твердила. Раз эта комната его, остальным в ней делать нечего! Но, здесь, похоже, никакие правила не соблюдаются, во всяком случае, в его личное пространство вторгаются все, кому не лень.
Братец уселся на краешек дивана и похлопал рядом с собой, приглашая Серёжку устроиться рядышком. Не двинувшись с места, тот остался стоять посреди комнаты и смотрел волком из-под буйных кудрей.
— Послушай, Серёга, — брат вздохнул. — Ты думаешь, я в восторге, от такого положения вещей? У меня своих проблем хватает, только успевай расхлёбывать. Если хочешь знать, я вообще не представляю, как мы с тобой будем уживаться, как Ирина будет с тобой справляться, меня-то, ведь дома почти не бывает, но месяц нам придется потерпеть, так что ты уж будь любезен, подружись с ней, не надо её игнорировать, не надо ей дерзить — полегче с этим.
— А то что? Опять прикуёшь меня наручником? — съязвил Серёжка, не собираясь, ни дружить с кем-либо в этом доме, ни подстраиваться ни под кого…

* * *

Воспитательная беседа явно не удавалась, несмотря на предельно дружелюбный тон со стороны Дениса, мальчишка моментально ощетинился колючками, как дикобраз, которого приволокли из леса и посадили в клетку, и не подпускал к себе. Ужин съел, сделав этим всем глубокое одолжение, но на большее рассчитывать пока не приходилось.
Придётся просить недели две за свой счёт, да только, кто его отпустит в такое горячее время.
Денис не представлял себе, как завтра будет работать, зная, что творится в доме, не мог придумать, как миновать Серёжкины колючки и, хотя бы сделать так, чтобы тот не кидался на каждое слово, не огрызался враждебно и не ограждался непримиримыми взглядами.
Ни о какой любви и привязанности речь тут даже не шла, всего лишь о мирном сосуществовании в течение месяца.
Ирка пока не выказала вполне обоснованное недовольство внезапным постояльцем, но все равно Денис был в некотором замешательстве, когда сообщил ей «радостную» новость, глядя вслед убегающему с кухни брату:
— Поживёт у нас немного, пока не решим небольшие проблемы с его здоровьем.
— Конечно, — не стала она возражать.
Денис приготовился к расспросам (что да как?), но Ирка не проявила никакого любопытства, присущего всем женщинам, молча принялась собирать посуду со стола и прибирать на кухне. Не задала ни одного вопроса, не высказала никаких жалоб, в кратком ответе он не уловил фальши, хотя обращал внимание на такие тонкости, интонацией можно передать разное настроение, но его жена, кажется, действительно понимала, что случай особенный.
— Ты не против? — уточнил он на всякий случай. — Скажи честно, потому что мне не хочется тебя напрягать.
— Не против, — Иришка сдержанно улыбнулась. — Только, похоже, нам с ним придётся коротать время вдвоём, станет ли он меня слушать?
— Я с ним поговорю, пусть только попробует не послушать!
Положа руку на сердце, Денис и сам сомневался в том, что Серёжка признает авторитетом для себя девушку, и поэтому надо было сразу исключить все возможные подводные, а также, зарытые в землю камни в их будущих непростых взаимоотношениях.
Дверь в комнату он закрыл, чтобы брату было легче высказать, что накипело в душе…
Но доверительной беседы так и не вышло: каждое слово Дениса тут же нанизывалось на выставленную оборонительную колючку, словно он разговаривал с кактусом — чем больше он говорил, тем сильней топорщились острые иголки. В конце концов, он пришёл к выводу, что воспитатель из него — смешить цыплят на даче у Харитоновых, разозлился на собственную беспомощность перед тринадцатилетним подростком, поэтому на язвительную колкость ответил так, как ответил бы преступнику на своей службе — с позиции силы.
— А то что? Опять прикуёшь меня наручником? — бодался Серёжка.
— Точно, ловишь на лету!
Как ни странно, такой тон братишке оказался намного ближе, понятнее и привычнее, чем нудные разглагольствования о неинтересных проблемах, а также воззвания к самосознанию и совести.
Того вдруг прорвало потоком претензий:
— Если меня приговорили, то почему я не могу сидеть вместе с остальными?! Они мои единственные друзья! Думаете, вы всех поймали?! Ха! Райку вам никогда не поймать!
— Стой, стой! — Денис выставил перед собой руки. — Подожди. Ты что, серьёзно считаешь этих ребят своими друзьями?
Братишка гордо тряхнул кудрями.
Денис продолжил:
— Извини, если сейчас разочарую, но ты знаешь, что все трое имеют приводы в полицию по подозрению в наркоторговле? Хорошо, оба раза они оказались чистыми, а вероятней всего, уже успели сбыть с рук те самые сигареты с планом и жмыхом, которыми снабдил их Кунцев, но запись в учётных карточках осталась, если что, они первые будут на подозрении. А ты знаешь, что твой разлюбезный Ростислав, то есть, Ростик, припеваючи живёт всю зиму на те самые денежки, которые такие пацаны, как ты, Андерсон и братья Воробьёвы ему приносят в обмен на романтику АУЕ, а большую часть пересылает на зоны?!* А летом сбивает вокруг себя новую сеть, чем младше дилер, тем лучше — несовершеннолетнему ничего не будет, а сам он, вроде как, не при делах! Ты что, действительно хотел вступить в это братство?! Так оттуда нет выхода, к твоему сведению! Только смерть!
Круглые зелёные глаза из-под светлых лохм смотрели на Дениса растерянно. Видно было невооружённым глазом, мальчишка ничего знать не знал ни о каком братстве, просто искал временное пристанище на ночь, ему и в голову не приходило, как будет за него расплачиваться и, что расплачиваться придётся собственной свободой и правом выбора.
— Кстати, ты там что-то упомянул о некой Райке. — Денис был последовательно безжалостен. — Вероятно, это Зенцова Раиса Анатольевна, через два месяца ей исполнилось бы четырнадцать лет — твоя ровесница. Никто из вашей компании даже не заметил, как она умерла. Захлебнулась собственной кровью — передоз на фоне туберкулёза. Теперь ответь мне, ты действительно хотел такую же судьбу?!
— Ты врёшь! Она сбежала, уехала из области! — Серёжка выставил частоколом все свои колючки, но Денис чувствовал, что попал в уязвимую точку, сообщение о смерти девочки братишку потрясло.
— Нет, — как можно равнодушнее он пожал плечами. — Она здесь. Лежит в городском морге. Андерсон и Воробьёвы отправлены в наркологическую клинику на психотропы, а вот тебе повезло на первый раз: твои анализы мы сдадим амбулаторно, но месяц ты сидишь под арестом вот в этой самой комнате. Если что-то хочешь сказать — говори.
— Ничего, — Серёжка отвернулся, ему надо было обдумать информацию, которой оказалось слишком много для одного дня.
— Ну тогда я скажу ещё буквально два слова, чтобы ты был в курсе, — Денис поднялся. — Хочу, чтобы ты запомнил: характер у меня не сахар, могу сначала врезать, а потом начать разбираться, так что не надо провоцировать.
— А меня не надо всё время пугать! И угрожать! — вдруг зазвенел возмущёнными слезами голос братишки.
— Не будешь грубить и провоцировать, никто не будет тебе угрожать! Усёк?! — Денис так же повысил голос.
— Да! — почти крикнул Серёжка в ответ.
— Ну раз усёк, — раздражение улеглось так же внезапно, как и поднялось. — Предлагаю перед сном короткую пробежку по аллее. Сразу предупреждаю, убежать не надейся! Вот там, в ящике доставай кроссовки, мне они малы, значит тебе вполне сгодятся. Жду пять минут, потом бежишь в чём есть, хоть в одних носках.
Денис вышел из комнаты и чуть не столкнулся с обеспокоенной Иришкой. Она стояла в коридоре, не решаясь прервать общение двух братьев.
— Дэник, да я вовсе на него не сержусь! Что ты там с ним сделал?
— А что, по-твоему, я мог с ним сделать?! — чуть снова не взорвался он.
За какого деспота и домашнего тирана она его принимает? Возникшая было признательность за понимание и сопереживание готова была вдребезги разбиться под нахлынувшей волной неподвластной ему неприязни. Невероятным усилием он взял себя в руки.
— Послушай, мы с ним еле-еле наладили какой-то контакт, прошу тебя, не надо сейчас между нами вставать. Поверь, я его не убью, по крайней мере, это случится не сегодня. И, ради бога, прекрати называть меня «Дэник»!
— Извини, извини, — пролепетала Иришка, круто развернулась и убежала в их комнату.
Денис шумно выдохнул от бессильной досады, мрачно глядя вслед жене. Опять он не сдержался и нагрубил ей, и опять Ирка предпочла убежать, но не показывать свои слёзы.
Ну хоть бы раз она ответила ему в его же духе: наорала, влепила бы пощёчину, хлопнула дверью! Всё сразу встало бы на свои места — они бы раз и навсегда выяснили бы свои отношения, а там уж, как получится. Так нет же! Она только плачет, а он из-за этого чувствует себя последней скотиной!
 
Легко Казупице давать советы поговорить с девушкой — как с ней говорить, когда она предпочитает убегать от проблемы и плакать вместо разговоров.
А вот Серёжкина мать, небось, не плачет, небось, горя не знает: ребёнок пропадал на улице, а ей и плевать, лишь бы денежки приходили вовремя!
«А ведь через месяц придётся его отдавать обратно! — мысль больно полоснула по сердцу. — Загубим парня, а он пока до конца не испорчен. Что-то надо делать».
«А надо ли?» — снова подкрадывались сомнения.
Может, не стоило забирать его к себе?
Может, надо было отправить его к матери, пусть бы Мэри сама расхлёбывала? Не слишком ли большую обузу и ответственность он взвалил себе на плечи? Мало ли, что он там наобещал отцу! Обещал, лишь бы тот отвязался, и не обязан он перевоспитывать трудных подростков!..
Самую середину размышлений прервали шаги, Денис обернулся. В его спортивных штанах, в футболке до колен Серёга болтался, как карандаш в стакане, кроссовки длинными лыжами торчали под брючинами — наверное, великоваты, всё-таки — круглые глаза выжидающе-доверчиво уставились на старшего брата и от этого внутри Дениса разлилась волна незнакомого чувства: то ли жалости, то ли нежности, но он решительно пресёк в себе такие опасные эмоции.
— Готов? Погнали!

                * * *
 
Будильник он сразу не услышал, спал — как в пропасть провалился, выныривать оттуда оказалось делом не из простых.
Сколько же времени? О-о, почти пять утра!
Иришка свернулась маленьким клубочком на самом краю кровати, подальше от него — это что-то новенькое.
Если бы было время Денис неприятно удивился бы такому пренебрежению к себе, но времени, как раз, не было, поэтому неоднозначный факт до поры до времени тихонько отложился в укромном уголке памяти и замер.
Денис нажал кнопку сброса звонка, однако, музыка продолжила играть.
Так это не будильник, а кому же неймётся-то в такую рань?! Ну ясен перец, Лёха, неугомонный напарник и непримиримый друг.
— Чего тебе?
— Спишь?
— Нет, сексом занимаюсь.
— А-а! Помирились, значит? Молодцы!
— Да говори быстрей, пока всех не перебудил!
— У нас проблемка образовалась, мне сейчас один корешок звонил из больницы, он там на полставки подрабатывает ночным охранником. Ну, понимаешь, ночным платят больше и день свободен…
— Я тебя сейчас убью.
— Так вот, корешок мой говорит, в морге сегодня ночью была какая-то заварушка. Вроде кто-то напал на дежурного.
— Ну? А мы-то, здесь при чём? Пусть вызывают бригаду. Ты ему сказал их контактный телефон? Экстренные службы — 112.
— Да он говорит, труп пропал.
— Твой корешок?
— Нет, тот дежурный: на него напали, избили, а потом труп пропал.
— Что за ересь?! Кому мог понадобиться труп?
— Ну, ты знаешь, в контексте всех этих сериалов про ходячих мертвецов!..
— Я сейчас отключусь.
— Труп той девчонки с дороги, помнишь? — Лёшка перестал, наконец балагурить.
Денис окончательно проснулся и сел на кровати.
 
На телефоне заиграл будильник…