Мужская дружба
Операцией по задержанию преступной группировки руководил майор Павел Вязин, начальник оперативного отдела. Вот милиция уже окружила дом. По цепочке пронеслось: «Огонь открывать только по команде». Защелкали затворы автоматов. Было раннее утро. На востоке струился алыми лучами рассвет. Заорали петухи. Майор взял в руку громкоговоритель и произнёс:
- Говорит милиция. Всем находящимся в доме, приказываю выйти с поднятыми руками. Вы окружены. Сопротивление бесполезно. Даю минуту на размышление.
Вязин встал за толстое дерево и вскинул руку с часами. На часах было без пяти шесть. Майор перевёл взгляд на дом. Казалось, ничего не происходит, на мгновение у него даже закралось сомнение, не ошибся ли наблюдатель, который вчера доложил, что воры именно в этом доме? Но вот в окне промелькнула какая-то тень. Нет, всё верно, они там. Ошеломлённые, растерянные, напуганные они там, не знают что делать.
- Может, их вообще там нет, товарищ майор – сказал подошедший к нему молоденький старший лейтенант.
- Да нет, там они – ответил майор, - сейчас сам увидишь.
Он поднёс ко рту громкоговоритель и закричал:
-Минута вышла, сдавайтесь, иначе я прикажу открыть огонь. Считаю до трех, и мы открываем огонь на поражение. Раз. Два. Тр…
Вязин не успел договорить, как рядом с ним просвистела пуля и ударилась в находившееся неподалёку дерево. Дом ощетинился смертоносным огнём. Из всех окон сеяли смерть автоматные очереди. Майор спрятался за деревом и закричал что было мочи: «Огонь». Но в этой команде уже никто не нуждался. Началась яростная перестрелка. Находясь в более выгодном положении, укрывшись за стенами, преступники вели круговую оборону. Вот упал один милиционер, вот другой закричал и схватился за окровавленную руку. Но потихоньку начали пропадать автоматные дула в окнах и уже спустя полчаса, на траве лицом вниз лежало восемь человек с наручниками на руках. Ещё четырём наручники уже были ни к чему. В ходе задержания погибли пять сотрудников милиции, ещё семеро были ранены.
Вязин сидел у себя в кабинете, к нему заглянул тот же старший лейтенант.
- Заводить – спросил старлей.
- Заводи – ответил майор.
Дверь открылась, и в кабинет зашёл мужчина со скованными наручниками руками. Его завели двое конвойных.
- Присаживайтесь – сказал ему майор,- конвойный, расстегни наручники.
Перед Вязиным сидел человек небольшого роста, коренастый, широкий в плечах. На вид ему было чуть больше 45, но седые волосы создавали впечатление, как будто перед ним сидел старый дед. Своими мускулистыми руками он растирал занемевшие и натёртые в наручниках запястья. Его голубые глаза смотрели на майора. И почему то лицо «Хромого» показалось Вязину знакомо. Он спросил:
- А мы раньше с вами нигде не пересекались.
- Пересекались – ответил вор.
- И где же – осведомился милиционер.
- Пересекались мы с вами каждодневно с 42-го по 44-ый в разведроте 141 дивизии 6 армии сначала Воронежского, а затем 1 Украинского фронта. Что Коль, не узнаёшь?
- Пашка! Это ты? Пашка! – закричал майор.
- Я – ответил «Хромой».
Два друга слились в крепких объятиях. Двадцать четыре года. Долгие двадцать четыре года прошли с момента их расставания, когда тяжело раненного Николая Вязина увозили в медсанбат дивизии. А уже на следующий день там очутился и Павел Венчиков с перебитым бедром. Когда Павел немного оправился, он выяснил, что Николая в медсанбате уже нет, его эвакуировали в тыловой госпиталь. Ногу у Павла удалось спасти, но кости срослись неправильно, и в итоге одна нога стала короче другой на целых 2,5 сантиметра, из-за чего Венчиков сильно хромал. Его комиссовали. С тех пор и до этого дня они больше не виделись.
Только спустя несколько минут товарищи оправились от шока, Николай сел на своё место и сказал:
- Ну, рассказывай Пашка, как ты до жизни такой докатился.
- Да долгая это Коля история, долгая и горькая.
- А мы разве куда-то спешим? – спросил Вязин, - бери, закуривай и излагай.
Венчиков взял папироску из протянутого портсигара, закурил. А майор сказал:
- Не узнаёшь?
-Кого? – удивился «Хромой»
Портсигар – ответил Николай, - твой, ты же мне его на память в карман сунул, когда меня в госпиталь увозили.
-А, точно – ответил Павел, крутя в руках портсигар, - ты смотри, сохранил.
- А как же – сказал майор, - ну ладно отвлеклись, давай рассказывай.
-Ну, что рассказывать. На следующий день после того, как тебя отвезли в медсанбат, мне случайным осколком перебило бедро. Доставили в госпиталь, заштопали, а кости срослись не так, как надо, одна нога у меня стала короче другой на два с половиной сантиметра. Комиссия признала меня годным к нестроевой, и отправили меня в войска по охране тыла в город Орёл. Там я год отбарабанил в охране тылового госпиталя, а в 45-ом дембельнулся. А как ты знаешь, дома у меня нет, сам я детдомовский, семьи нет. Ну, вот я и остался в Орле. И вот передо мной вопрос – куда идти? Делу я никакому не обучен, физический труд с моей хромотой мне не подвластен. Устроился кое-как строителем. Зарабатывал копейки, еле еле на еду хватало. Пытался в институт устроиться, мне говорят образования недостаточно. Пошёл в вечернюю школу. Два месяца проучился, а потом меня выгнали.
- За что? – удивлённо вскрикнул Вязин.
- Да, по глупости. Пьяный припёрся и набил молодому учителю морду, за то, что у него белый билет был и не воевал он. А у него мать – директриса этой школы. Вот меня и попёрли. Вот тут-то во мне что-то и надломилось. Знаешь, так тоскливо стало. За что, спрашивается, я кровь на фронте проливал? За что в немецкий тыл на брюхе ползал? За то чтобы теперь жить в нищете, в снимаемой комнатушке метр на метр с голыми стенами. В общем, тогда-то я пить и начал. По взрослому, не пересыхая. Так, что в одно утро под забором проснусь, в другое, непонятно где. Самому противно было, но всё равно продолжал пить, пока в один день не проснулся в милиции за решёткой. Мне сказали, что я, находясь в состоянии алкогольного опьянения, совершил убийство. Да, вот так вот. Пришил я случайно какого-то пацана 22 лет. Суд постановил, что я совершил убийство по неосторожности, и мне грозило лишение свободы на срок до трёх лет, но учитывая мои прежние заслуги перед Родиной, мне дали 1,5 года. Вот там-то на зоне, меня и взяли в оборот. В то время Коля в блатном мире начиналась всем известная «Сучья война», когда законники начали грызться с ворами-фронтовиками. Там, я тебе скажу, такая бойня была, ничуть не лучше чем на фронте. И когда эти самые законники узнали, что я воевал, меня сразу хотели на нож поставить, но тут вмешались воры-фронтовики. А главным у них был «Лютый». Он, как оказалось, после штрафбата угодил в нашу армию, но только в соседнюю дивизию. Ну, и когда узнал, что мы ещё и соседями были, взял меня, так сказать под своё крыло. С зоны я вскоре вышел, полтора года, не вечность, прошли. Устроился опять на стройку, пить бросил, в вечернюю школу устроился, с девчонкой познакомился, уже жениться собирался. В общем, жизнь у меня потихоньку начала налаживаться. Но вот, в один прекрасный день ко мне заявился «Лютый». И опять пошло, поехало. Он взял меня в свою шайку, и дал конкретно понять, что если я сбегу, то меня найдут, и порежут, вместе с девушкой. Вот тогда-то Коля, я и стал вором. На первых порах было нормально. На дела меня не брали. «Лютый» берёг меня, как хорошего бойца, для встреч с законниками. Вот тем-то я глотки резал нещадно. За счёт этого вскоре и стал любимчиком, и кем-то по типу заместителя у «Лютого». Так прошло несколько лет, но вот на одной из сходок «Лютого» убили. Он умер у меня на руках, и завещал мне стать главарём. А куда мне было деваться. Уйти и спокойно жить, мне не дали бы, поскольку я должен был выполнить последнюю волю вора. С тех пор я и стал у них за главного. И вот уже лет 15 я в этой «должности». А дальше я думаю, ты и сам всё представляешь. Грабежи, убийства, побеги от милиции. Так что, вот так вот Коля, жизнь меня помотала.
- Паш, так ведь у тебя руки, по локоть в крови. Причём в крови невинных людей. Ты убийца Паш! – грустно проговорил Вязин.
- А ты кто, Коля. Или ты забыл, как ты в разведке караулы резал? – вспылил Венчиков.
- То была война. Там всё было по-честному. Либо мы их, либо они нас.
- А это тоже война Коля, своя война, своеобразная. Тут тоже, либо ты их всех, либо они тебя заложат – уже практически проорал «Хромой».
- Да, не того Пашку я знал, тот Пашка был другой – с грустью сказал майор.
- А и не Пашка я теперь вовсе. Я вор, вор по кличке «Хромой» - сказал Венчиков,- можешь меня прям так и называть, я уже привык.
Павел взял сигарету и жадно закурил. А майор опустил голову и глубоко задумался. О чём? Одному Богу известно. Никто и никогда не узнает, что творилось в голове у Николая Вязина в эти минуты. Но вот он поднял голову и сказал:
- Паш, а тебе ведь вышка светит.
- Я догадывался – с невесёлой усмешкой ответил Павел, - да и пёс с ней. Задолбала такая жизнь, в постоянных угрызениях совести. Я за неё не держусь. Ладно, Коля заболтались мы с тобой. Давай по протоколу, и я пойду – сказал, затушив окурок, бывший разведчик, орденоносец и коммунист, а нынешний вор по прозвищу «Хромой».
На часах был третий час ночи, а майор всё ещё сидел у себя в кабинете. Сидел он с тяжёлым сердцем. Его друг, боевой товарищ, с которым они два года ели из одного котелка, пили из одной фляги, спали под одной шинелью, с которым он не раз ходил в разведку, с которым они вместе рисковали жизнью, за которого он, Коля Вязин, в те годы готов был порвать любого, сейчас сидел за решёткой и, по сути, доживал свои последние часы перед и так всем ясным приговором. Майор курил не переставая. Пепельница вся была завалена окурками. Под потолком расплывалась огромное облако сигаретного дыма. На столе стояла початая до половины бутылка коньяка. Вязин находился в грустной задумчивости. Но вот он встал и отправился к камерам с заключёнными. Подойдя к дежурному, он сказал:
- Слушай, братец, а открой мне «Хромого», хочу с ним ещё раз переговорить.
-Есть товарищ майор, но не слишком ли поздно? – спросил дежурный.
- Никогда ещё не поздно – задумчиво ответил Вязин.
И вот они с Павлом снова сидят в его кабинете.
- Значит так - говорит майор, - сейчас выслушай меня, пожалуйста, и не перебивай. Мы сейчас с тобой находимся на втором этаже. Окна моего кабинета выходят на улицу. За углом дома стоит такси, которое отвезёт тебя на вокзал. Вот билет на поезд до Архангельска, деньги и твои новые документы – с этими словами Вязин протянул другу небольшой конверт, - в Архангельске, в порту, найдёшь начальника порта, некого Лисицына Петра Андреевича. Скажешь ему, что от меня, и он устроит тебя матросом на любое судно, которое выберешь. Но прежде, чем ты выпрыгнешь в окно, ты должен мне поклястся всем, что тебе дорого, всем святым, что для тебя ещё осталось, что ты никогда больше, слышишь, никогда не возьмёшься за старое, что ты порвёшь все контакты с блатными. Ну как, клянёшься?
- Коля, это же должностное преступление, ты этого не сможешь скрыть, тебя посадят – сказал вместо ответа Павел.
- Начхать – ответил Вязин, - меня, как посадят, так и выпустят. А тебя к стенке поставят, и вот этого я себе точно никогда не прощу.
- Коль, я же тебе уже говорил, что я уже с жизнью распрощался. Так оно может быть и лучше. А вот тебя я подставлять не буду.
- Значит вот так – задумавшись, сказал майор.
- Так – ответил «Хромой».
- То есть, жизнь тебе не дорога? – не унимался майор.
- Не дорога.
- Ладно – сказал Вязин и приставил табельный пистолет к виску,- свою жизнь не бережёшь, побереги мою. Ты же знаешь, у меня духу на курок нажать хватит.
- Не дури Коля – закричал Павел.
- Бери пакет, и в окно.
- Хорошо, хорошо, - сказал Венчиков, беря пакет, - давай, что ли выпьем на прощание.
- Иди Пашка, не доводи до греха – ответил ему майор, всё ещё держа пистолет возле виска.
- Ну, прощай дружище – сказал Паша и протянул ему руку,- спасибо тебе за всё.
- Не за что Пашка, я просто плачу по счетам – сказал Николай и горячо пожал руку друга.
Павел на минуту задержался в проёме окна, он смотрел на друга, и скупая мужская слеза катилась по его щетинистой щеке. Но вот он развернулся, бесшумно, словно кошка спрыгнул на землю и, прихрамывая, побежал за угол к ожидавшему его такси, к новой жизни, к самому себе. А Вязин стоял у распахнутого окна и смотрел вслед удаляющемуся другу. За окном стоял октябрь, моросил мелкий противный дождик, в окно задувало прохладу, город спал, а 47 летний майор милиции Николай Вязин стоял у раскрытого окна и вспоминал годы своей юности выпавшей на тяжёлые годы Великой Отечественной войны. Когда майор сказал другу, что платит по счетам, это были не пустые слова, тогда в августе 44-го, именно Павел Венчиков двое суток тащил на себе раненого Николая. Двое суток они пробирались к своим из вражеского тыла. И тогда Павел спас его, и только сейчас спустя двадцать четыре года Николай смог вернуть другу старый должок.
На следующий день Майор Вязин был арестован. Суд приговорил его к 10 годам заключения. Но в тюрьму Николай шёл с лёгкой душой, поскольку опасного преступника и рецидивиста «Хромого» милиции поймать так и не удалось.
Прошло 10 лет. И из тюрьмы вышел уже не мужчина полный сил и энергии, а самый настоящий дедушка. А у ворот тюрьмы его встречал коренастый мужчина небольшого роста, с седой бородой и такими же седыми усами, одетый в флотский костюм, с капитанской фуражкой на голове. Мужчина представился:
- Капитан дальнего плавания Северного флота Иван Алексеевич Озёров.
А на Вязина в этот момент смотрели голубые, полные энтузиазма и жизни глаза, точно такие же, как и тридцать четыре года назад.
Свидетельство о публикации №219061900922