Отрывок из главы 3. Выживание первые шаги

    Уложил спать уставшую, измученную жену, поцеловал её и пожелал спокойной ночи. Мне же боль не давала возможности прилечь в постель и расслабиться. Она заставляла организм двигаться без отдыха, до изнеможения. Чтобы чем-то себя занять, включил в ванной комнате свет, подошёл к зеркалу. При ярком свете с трудом, насколько это было возможно, максимально широко открыл рот. Я часто осматривал эту поражённую полость, пытаясь визуально проследить прогрессирующую болезнь. Зрелище было не из приятных: кровоточащие дёсны, язвы, сильно вспухший с одной стороны язык, красная от воспаления гортань, ранки на внутренней стороне щеки от многократного непроизвольного прикусывания, к тому же бил в нос специфический запах гниения. Завершала этот парад видимых болячек и неприятных ощущений красующаяся чёрно-бордовая дыра в верхней части нёба, уходящая, по моему ощущению, вглубь черепа. Вся правая часть головы изнывала от внутренней боли. Вспомнил слова знакомого врача, когда он в доверительном разговоре рассуждал о том, что в моём случае дело не ограничивается тем, что я видел в зеркале. Он говорил, что, скорее всего, раковая опухоль распространяется внутри головы, а метастазы проникают в другие ткани и органы. Я предполагал это. И каждый раз, когда я видел в зеркале вспухшую от метастаз правую сторону шеи, иронично произносил: «Красота, да и только! — и тут же задавал себе один и тот же вопрос, — а что же будет завтра и как с этой заразой бороться?»
    Но ответа, как и в этот раз, не было. Не выключая свет, я вышел из ванной на кухню. Морщась и стеная от боли, подошёл к холодильнику, достал буханку хлеба, взял небольшой шматок сала, налил до краёв стограммовую рюмку холодной водки. Не ощущая отвращения, как воду, выпил её до дна. Водка обожгла все воспалённые и оголённые раны. Я застонал от этого ещё сильнее, но закусывать не стал. Отрезал кусочек чёрного хлеба и, конечно же, сала — белого, обсыпанного солью. Сделал бутерброд. Поднёс его к лицу, вдыхая запах ароматного хлеба, сала и чеснока. Возникло ощущение непередаваемого блаженства. Получив удовольствие от запаха, положил на маленькую тарелочку приготовленную закуску и вновь налил такую же порцию водки. Посмотрел на неё через прозрачное стекло, ухмыляясь, подумал: «Нетрезвый взгляд на жизнь! Ну и пусть, всё равно осталось жить недолго… Пришел конец, Серёжа! Ух, как умирать-то не хочется, но, видимо, уже ничего не поделаешь, надо принять это как должное».
    Залпом выпил водку — зажгло, будто тысячи иголок вонзились в мою глотку. Морщась от ожидаемой боли, не двигаясь, просидел около минуты, давая жжению затихнуть. Взял живописный бутерброд и осторожно откусил от него небольшой кусочек. Медленно пережёвывая, наслаждался едой — она была волшебной. Я словно пытался запомнить эти приятные вкусовые ощущения, не предполагая, что в скором времени мои рецепторы сначала частично, а затем и полностью на многие месяцы перестанут воспринимать вкус чего бы то ни было. В тот вечер, как и во все предыдущие дни, я пил, стараясь залить свой страх и изматывающую боль, которая к концу дня забирала последние жизненные соки. Вконец измотавшись под тяжестью прожитого дня, под действием алкоголя, убрав за собой остатки еды и выключив во всех комнатах свет, жалея себя и напевая какой-то грустный мотив, пристроился в постели рядом со спящей женой, придавая своему разбитому телу полусидячее-полулежачее положение. Закемарил и, кажется, даже ненадолго заснул.
    Каждую ночь, добираясь до постели, я мысленно прощался с жизнью, с родными и близкими. Мне казалось, что каждая наступающая ночь окажется последней. Я твёрдо был убеждён — до утра не доживу.