Наши улицы и дворы
Сегодня улицу он перебежал перед полуторкой, доверху нагруженной пряжей для фабрики, и беззаботно насвистывая мотив из фильма «Путь к причалу», как всегда опаздывал в школу. Впереди дом старика Магницкого, который в эту минуту выкатывал двухколесную тележку на рессорах, в ней кабачки и огурцы с собственного огорода.
- Кулак недобитый! Буржуй! Всё ему мало – подумал Серёга, - Вот тоже, денег не хватает, сейчас огурцы, помидоры и сливы пойдут, глядишь, к первому сентября и гладиолусы с астрами понесёт продавать на Преображенский рынок.
Подперев столб чугунной ограды школы, Серегу поджидал Юрка Шилов:
- Ну что, пойдём пивка попьём, - предложил Шило, великовозрастный лентяй и хронический второгодник, отсидевший в каждом классе по два года, но не злой, добродушный, долговязый и худой. Он звонко хлопнул по плечу Серого, такого же свободолюбивого лентяя, ненавидевшего школьную дисциплину и слишком строгих учителей, мечтающего с первого класса побыстрее выйти на пенсию,и предпочитающего всем своим друзьям только одного верного, молчаливого и безотказного друга – велосипед.
- Ну так что? – повторил Юрка, - Айда сейчас во время уроков. Ты сбросишь в окно портфели из туалета и вперёд на Архиерейку, там за прудом колхозное поле, как раз кабачки созрели, а после в «Севастополе» фильм посмотрим «Акваланги на дне». Или на троллейбусе в Сокольники, там мировая пивнушка на шестом лучевом, даже артисты заходят туда пивка попить. Можно и в бильярдную заскочить: блатные, карманники там шары катают, милиция знает об этом, но их не трогают, когда они при делах, да и стучат некоторые ментам.
- Пошли, - согласился Серёга, - у нас сейчас дойч будет.Таисия наша Бостанджого нудеть будет, произношение ей подавай. Перевод задала, целую страницу, а по телеку каждый вечер новая серия «Операции «Трест» показывают, успей тут.
- Да-а, и у нас не лучше, - прогудел Юрка, – я в инглиш ни в зуб ногой. Завуч у нас английский ведёт, все Шилов да Шилов… Ну её! День-то какой сегодня замечательный! Сентябрь! Неделю уже в школе отпахали, пока погода солнечная да тёплая, надо и погулять, школа не убежит. С 1939 года стоит всё на этом же месте.
Юрка поймал сброшенные портфели, и ребята выскочили со школьного двора, Юрка насвистывал какой-то мотивчик, прижимая к себе чёрную тощую папку на молнии-застёжке, Серёга тихонько напевал песню из фильма «Последний дюйм», у него в руках грязно-оранжевый портфель, набитый неизвестно чем, он и сам толком не знал, что там, и редко докапывался до самого его дна.
Ребята на ходу делились впечатлениями о быстро закончившемся лете. Юрка, например, ездил один на каникулах под Тулу к деду, мать не поехала, она работает уборщицей на «Электрозаводе». Юрке очень нравилось у деда, хотя дом его и развалюха, но какие там поля, лес! Речка чистая! Гуляй, катайся на велике, мопеде, лови рыбу… Хоть совсем не приходи ночевать, никто не заругает, не спросит строго, где был? Свобода! Лафа!
А Серега как обычно проводил лето в городе, на своей, как ему казалось, лучшей улице, тихой и зелёной со старыми тополями, образующими прохладный тоннель, А ещё в палисадниках росли разноцветные садовые ромашки жители высаживали семена перед своими окнами каждую весну, и они расцветали красными, белыми, розовыми, бордовыми цветами.
Ребята шли по чётной стороне улицы. Наверно, эта улица была похожа на множество других таких же, затерявшихся на карте города, идущих по окраинам вкривь и вкось. Отец Сереги, сам коренной москвич, как-то сказал сыну, что Москва – это большая деревня, как это так? Но отцу он верил. Дом их семейный, аж в два этажа, до сих пор стоит в Сокольниках на 3-й Рыбинской. Ещё совсем маленьким запомнил, как ходил мимо этого дома, крепко держась за твёрдую ладонь отца.
Юрка и Серега миновали пожарную часть с деревянной каланчой, напоминавшей гранёный чайный стакан. На самом верху, на балконе каланчи расхаживал дежурный пожарный в каске, а внизу уже за воротами депо стояли готовые днём и ночью броситься тушить огонь, замечательно красивые, блестящие, с лестницами на крыше, красные ЗИСы. Слева в ряд стояли по улице деревянные дома с палисадниками. Осенние цветы: золотые шары, георгины выглядывали через окрашенные доски заборов. За Архиерейским прудом хорошо видна большая дача московских митрополитов. А за ней поле, огороды…
В школе рассказывали, что раньше в теплицах церковного хозяйства созревали арбузы и дыни. Теперь эта земля местного совхоза «Красный луч», в бывшей даче же находится администрация. Вот мимо этого дома под самыми окнами, крадучись и слыша стук костяшек счёт, тихонько ползли ребята. За совхозной конторой большое поле, на нём тяжёлыми артиллерийскими снарядами лежали кабачки, набрали кто сколько смог, Серёга набил портфель доверху, утрамбовав на самое дно тетрадки, решили всё-таки забежать домой и освободиться от этих «боеприпасов». Ну, а после в Сокольники. До вечера есть ещё времечко. Родителей-то дома нет, не спросят, где был. В стране Советов все работали, всё взрослое население обязано было трудиться. Кто не работает, то не ест, если не работаешь, значит, тунеядец. Жди повестку от участкового, сам не устроишься, тебя устроят, но в парках Москвы и днём, и поздним вечером, и в будни, и в выходные в бильярдных шла игра по- крупному. Почему не ловили фартовых тунеядцев?
- Шило, ты чего такой серьезный вдруг? Да так, есть одно дельце. – прогнусавил Юрок. – попугать хочу кое-кого.
- А чего в кармане у тебя тянет?
- Так. Ерунда. Пугач. Пробками стреляет. Выменял как-то у цыган, недавно через нашу улицу проходили.
- Покаж.
- Потом, - отмахнулся Шило, - пошли сначала к розарию в бильярдную, а после и в пивнушку заглянем, там артиста знакомого увидишь. В «Шумном дне» снимался.
Время летело незаметно, большие круглые часы на фонарном столбе в парке показывали шестой час.
Из бильярдной доносился стук шаров, над столами, еле пробиваясь сквозь сизый дым, тускло горел свет. Юрка сразу куда-то пропал. Серёга остался один, и чтобы никому не мешать, встал в уголок. Он и не мешал, его и не замечали. Серьёзные люди занимались серьёзным делом, это вам не на заводе гайки точить, не на железной дороге вкалывать в жару и мороз, здесь фарт идёт за столами! Большие куши срывают в американку, откуда-то из-за дымовой завесы вынырнул Юрка.
- Пошли отсюда. Здесь его нет, в пивной, наверно, пиво дует.
- Юрка, кто? Ты о ком?
- Да так, гад один, поговорить надо мне с ним, - и зачем-то пощупал карман своего серого школьного пиджака, где у него, как он сказал, лежал просто пугач.
До пивной минут десять-пятнадцать. Рабочий день закончился, и народ повалил в парк, в ракушке у главного входа на сцене играет духовой оркестр. Кафе- шашлычная стекляшка «Сирень» заполняется постепенно. Вечером отчетливее доносится женский смех,и желающих прокатиться по парку возят на автомобиле-поезде с длиннющим прицепом...
Ребята с интересом разглядывали прогуливающиеся парочки, Юрка нарочно чуть задевал локтем девушек, или слегка на ногу наступал, но тут же, улыбаясь, извинялся. В свои шестнадцать он выглядел, как взрослый двадцатилетний парень. На лучах-просеках лесопарка стояли дома с резными наличниками и застеклёнными верандами, за ними фруктовые сады во дворах. Эти строения были когда-то дачами дворян и зажиточных горожан, но советская власть национализировала всё, превратив роскошь господ в коммунальные квартиры, в них стали проживать рабочие московских заводов и фабрик. Огромные дубы и липы обступили эти бывшие усадьбы. И закрылась дверь в прошлое
«Скучно, наверно, жить здесь, - подумал Серёга, - мрачно как-то». За поворотом показалась пивная. Совсем небольшое деревянное с облупившейся зелёной краской строеньице, с виду барак. Правда, есть ещё за невысокой оградой небольшая площадка с навесом, круглые столы-стойки с мраморными столешницами вечно мокрые, пахнет пивом и рыбой. Какой-то особенный свой запах витал здесь, запах сильных суровых мужиков, запах тайн и загадок. Дурной славой пользовалось это место. Заводские да и просто отдыхающие старались сюда не наведываться, сторонились, как слышал Сергей. Какие-то тёмные личности ошивались здесь. Возможно карманники, карточные шулеры и другие «деловые» люди Москвы назначили здесь свои встречи.
- Давай у поворота в кустах орешника подождём, – негромко сказал Юрка, - сегодня он должен быть обязательно.
- Да кого ждём, Юрка? – не выдержал Серёга, - да ещё в кустах.
- Молчи! После расскажу, - одними губами ответил тот.
Сидели на ящике из-под пива и молчали. Начал моросить мелкий противный дождь. Со стороны Ростокинского проезда показалась наконец машина с горящими подфарниками. ГАЗ-51 двигался довольно медленно. Сергей догадался, что это рыбовоз, на его голубом борту большими белыми буквами тянулась надпись «Живая рыба». Рыбовоз почти поравнялся с ребятами, машина как машина, не танк ведь. «Чего сидим, чего ждём?» - подумал Серёга и вздохнул – надоело уже таскаться весь день, дома котлеты с картошкой ждут, мамка собиралась на ужин приготовить…
Внезапно Юрка соскочил с ящика, Сергей не удержался и полетел в прошлогоднюю листву, дождь усилился и часто забарабанил по листьям орешника, остальное он плохо запомнил. Пока вставал, отряхивался… Серёга единственное успел заметить, что у шофёра рыбовоза большая приплюснутая голова и маленькие широко расставленные глазки, а к верхней губе будто приклеили длинные тонкие усы, торчащие в разные стороны.
Юрка в это время догнал машину, замедлившую движение перед поворотом к пивной. Он поравнялся с водительской дверью, шофёр в кепке спокойно положил локоть на открытое окно дверцы, при этом другой рукой небрежно придерживая руль, в уголке его рта дымилась папироса, Юрка выхватил что-то чёрное из кармана, в ту же секунду сухо прозвучал выстрел. Шофёр сразу уронил голову на руль, автомобиль, сминая кусты, завалился набок в придорожную канаву. Юрка дёрнул обалдевшего Серёгу за руку:
- Ходу!
Дождь превратился в настоящий ливень. Промокшие ребята, не помня себя, летели через редеющий лес,выскочили к трамвайной остановке, повезло – сразу сели в одиннадцатый маршрут.
- Юрка, ты чего? Что это было? – еле вымолвил, дрожа от страха и холода, Серёга.
- Молчи! – приказал хмурый Шилов.
тяжёлом молчании доехали до Измайловского парка, и тут наконец Юрку прорвало:оказывается Юркин отец сидит в тюрьме,
на фронте тот был танкистом, горел под Курском, еле выжил. В Германии закончил войну, награжден орденом, медалями. Вернулся домой, устроился работать в такси, но эта работа оказалась не по душе, всё слишком хитро там, пошёл на рыбовоз. Командировки, часто в Рыбинск на Волгу, сменщик у него, Сомов, на фронте не был, раздобыл где-то липовую мед -справку, что туберкулёз у него, и всё тут! Хитрый мужик и ворюга, воблу, икру в больших банках провозил в Москву под сиденьем. Здесь сбывал чуть ли не в первый гастроном, Елисеевский, ну и в места попроще, вроде этой пивной в Сокольниках. Икра, вобла шли нарасхват, потому что были в страшном дефиците.
Сомов или Сом стал уговаривать отца Юрки, давай, мол, дела крутить вместе, Шилов старший отказался, сказал, что танкист, войну прошёл, честно работать привык и Сому не товарищ в его деле, пригрозил ещё, что сдаст, если не прекратит воровать. Сомов затаился, выждал момент, когда напарник вернулся из поездки с рыб -завода, и подбросил втихаря мешок воблы и десять банок икры в заводской таре. В воротах при въезде в гараж машину отца остановили, обыскали, дальше суд, срок дали, вот теперь под Архангельском на лесовозе кругляк возит, отбывает.
- Сом этот, когда отца посадили, стал к матери приходить. Последний раз недавно был, говорил, что отец ему барыге семьсот рублей должен, так пусть мать отдает, или отрабатывает.
Мать в три смены на заводе, дома не бывает, денег не хватает. Никаких дел отец не имел с Сомом. Отец честный человек, ворюг этих на дух не переносит.
Потом уже зимой Юрка рассказал Серёге, что Сома-то он всё же убил, ведь они тогда убежали, но никого так и не нашли – дождь шёл, все следы смыл.
- Шило. А из чего ты его бабахнул? – тихонько спросил Сергей.
- На Багдашке за трамвайным кругом дом ломали, во дворе за грудой кирпичей, среди старых керосинок и керогазов валялся ржавый бидон, за керосином с ним когда-то ходили, толкнул ногой – загремело что-то, поднял, вытряхнул старые обрывки газет. На траву упал свёрток в грязной промасленной бумаге, развернул, смотрю – револьвер. На рукоятке клеймо, «Тульский императорский оружейный завод 1913 год». В барабане три патрона, одним я в лесу в дерево попал, когда тренировался, здорово бьёт, хотя и старое оружие, мы ведь от военкомата на стрельбище ходим, руку набиваем, чтоб в армии сразу оружие доверили, - похвалился Юрка, - а Сома не жалко, гад был, у многих крови попил, наган этот я далеко в Яузу забросил.
За школьным январским окном валит снег, кажется, что снежинки-непоседы стучатся в стекло. Любимый велосипед одиноко стоит в холодном тёмном чулане под замком. «Сегодня контрольная по алгебре, сдую у соседки по парте Наташки Михельсон» - решил Серёга и тяжёло вздохнул, до летних каникул было ещё очень далеко-целая жизнь.
Свидетельство о публикации №219062001461