Свадьба

            СВАДЬБА

          Я стащил с себя гимнастёрку, через голову. Почему- то внимание привлекли швы на плечах. Я помедлил секунду- иногда предметы пытаются вам о чём- то сообщить. Эти швы… Что в них было, кроме пота, подлых насекомых и неистребимого запаха? Они показались верёвками, тугими, вросшими в пространство, существующими отдельно от ткани и вообще всего. Я увидел в них некое упрямство, необъяснимое. Эти тряпки, расходный материал, как и мы сами, рвущийся ежедневно и ежедневно же штопающийся огрубевшими не привыкшими к тонкой работе пальцами… Я не понял. Я подумаю позже, если останусь жив.

           Кто- то пихнул сзади в плечо. Я обернулся- сосед- старшина (бывший, разумеется), он уже стаскивал с себя брюки и стоял босым. Все мы пригибались по старой привычке, траншея не в рост. Я заметил, как он по- хозяйски- аккуратно складывает своё обмундирование, будто собираясь воспользоваться им позже, будто собирается просто искупаться. «Разве может быть деловитым- безумие?»- это в тексте так выглядит, а в действительности- быстрый взгляд на его копошение и- холодок в сердце, почему- то «сносящий» голову.

           Спешить некуда. Справа и слева появлялись всё более и более обнажённые тела с «чужими» головами: лица- чёрные, всё остальное… Это был немыслимый цвет: зады, бёдра, животы, промежности разных очертаний, запах пота.

        Это война? Я спрашиваю, это война?.. А там- мать с её платочком на голове… Отец с каким- то торжественно- парадным видом. Вся деревня ушла на фронт. Кто- то откупился, как писали в письмах, кто- то погиб или пропал.

        - Да отойди ты отсюда! - «старшина» вторично, уже нарочито, пнул в плечо. - Вещи тут, не видишь?
       Я отхожу на шаг. «Неужели на том свете тоже кто- то кому- то постоянно мешает? Полетим с этим старшиной после первой очереди из ДОТа в небеса и будем пинаться по пути… «Не мешай!..»
       - Невестушка моя, а как на счёт супружеского долга?
       - Ты живот сначала подтяни, да помойся, там видно будет.
       - Щас все «умоемся», щас всех «умоют». Там две линии, слышал? Нам и до первой не дойти. Так что «свадьбу» играть придётся на ходу, пока фрицы ещё не проснулись. Ты готовься, готовься.
       - Я готов.
       Где- то кто- то хмыкнул. Шутка же! Но кто- то один, у остальных веселье не клеилось. Да и хмыкнул тот, худой, который давно уже хмыкает по любому поводу. Его бы в психушку. А он всё создаёт видимость укомплектованного штрафного подразделения…

       В руку бы! В ногу! Ах как бы это было… Солдат не помнил, была ли у него прежде мечта. Она была теперь. В какой- то момент начинаешь понимать куда попал. Жил бы в деревне. Женился, может, учиться бы куда поступил. Детей бы нарожал- и так и не знал бы где это и что, и детям бы не поведал. А теперь…

          Когда вышли в тот раз из сумрака, злые, уставшие, пустые. Языка брать- это охота, это лишь небольшой шанс на удачу при всех прочих благоприятных обстоятельствах. Был шанс, командир группы не рискнул. 50 на 50 – это не тот шанс, не та пропорция. Он- то отбрешится, у него репутация, как у редкого специалиста высокого уровня. А всё равно- досада. Слякоть, дождь, да и не любил он, когда ему рецепты всякие перед рейдом в назидательной форме предлагают. А было именно так. Сам бы он не ввязался в это. Знал, что ничего не выйдет… Так и шли уже за нашей линией по лесу. А тут- дорога, сумрак, человек в накидке:
        - Кто такие?
        - А ты кто такой?
       Слово за слово, поматерились и дальше пошли. А на следующий день особисты по подразделению шныряли, да приметы сверяли. Все и «огребли» по полной…
   
       У Пантелея это была уже вторая «ходка». В первой ранение выручило. И вот опять.
       - Ракеты не будет. Команды тоже не будет. Какие уж тут команды, когда дурь такая несусветная. Когда Пантелей на бруствере задницей мелькнёт- вот тебе, значит, и «ракета», мать её. Понял? Передай по цепи.
       Оружие- в блиндаже у «завхоза». Кому теперь достанется? Петля на руке, на другом конце верёвки- лопатка или нож- Пантелей «нарыл». И чего только не смог бы этот Пантелей, жизнь только свою уберечь не в его силах. Да и ни в чьих.

        Где- то вздохнула гармонь, да ещё балалайка брякнула.
        - Фату- то накинь! Негоже без фаты. Срам один. Да и что за свадьба. Приказ это. Фуражки с цветочками- у сватов. Остальные- с букетами. Ох и заживём с тобой, паря! Я мужик справный. И дом построю, и достаток будет. Держись за меня. Под ручку пойдём. Чего дрожишь!..

       Вот она, война- то. Что я внукам расскажу? Почему- то он всюду «припоминал» своих внуков, которых не было и, скорее всего, и не будет. Самому- то всего…

       Нет других вариантов. Не разбежишься по флангам до полной и окончательной. Все на виду. Две линии обороны. Долговременная огневая точка (ДОТ). А сзади… Какая вам разница, что сзади и кто сзади. А рота просто поляжет… или…

       - Хороша я хороша
       Да плохо я оде- е-  та.
       Никто замуж не берёт
       Девицу за э- это…- затянул Пантелей и лениво выбрался наверх.
       Меня снова пнул старшина, боясь упустить своё «счастье» в обрывках нестиранного белья на голове, и стал карабкаться следом.
       - Пойду с горя в монастырь
       Богу помолю- уся…

       Гармони. Балалайки. Балаган…
       Иду я по деревне, ветер обдувает. Концерт. Сотни глаз со всех сторон. А волнения нет. А и песня хороша! Сколько нас, орущих! И кажется, будто перекричать что- то надо, обязательно надо. Это вам не «Ура». Свадьба, понимать надо.

       -Уроди-илася я,
       Что в поле былинка,
       Разнесча- астная я,
       Божия крови- инка…
       Сколько мы шли и орали под гармонь с балалайками,- никто никогда не узнает. Потому что время не то. Не эпоха, а время –тянущееся. Ног не чуешь. Голые все- так вроде и надо. А песня… Хороша была песня…

       А вот и "гости", и тоже не в себе будто:
- Wahnsinnigen! Verruekten!..*
Над первой линией появились смеющиеся головы. Вместо ожидаемого штрафбата- эти чучела. Где- то уже хлопали в ладоши… Когда округа покрылась воем. Который невозможно забыть. Пантелей нырнул в окоп. Никто не заметил, что блеснуло у него в руках. За ним- другие. Редкие выстрелы быстро прекратились, вой усилился, обоюдно. Лязг металла, звон, будто кто- то целой ротой принялся окапываться в каменистом грунте.

- Я ничего не помнил, ни тогда, ни спустя годы.
 
Теперь, уже красные, в крови, голые «индейцы» рвались ко второй линии, которая просто сбежала, оставив свой ДОТ.

- Я ничего не помнил. Даже когда рассказывал внуку. Вся рота, кто остался, была реабилитирована. Высоту взяли.

       И мой внук узнал, что все мы где- то не там и кто- то не те, не из той ткани…
Но это лишь в тексте так выглядит.

 /По мотивам рассказов ветерана ВОВ разведчика Пикущего Пантелея внуку./

20.06.19

   */Сумасшедшие, чокнутые.