Проверки на вшивость

Правильно бы слово вшивость взять в кавычки, но дело в том, что в заглавиях произведений на литературном сайте кавычки исчезают, а вот в тексте остаются. Так что правильное название моего произведения – Проверки на «вшивость».

Считается, что у русского человека обостренное чувство справедливости. Об это пишут многие – и писатели, и историки, и уже тем более психологи. Я – не совсем типичный русский. Отец да, чисто русский в неизвестно каком поколении. А мама, хотя и написано в паспорте, что русская, но дитя белоруса с украинкой. Но, как недавно было установлено учеными, изучавшими гены евреев, живших много тысяч лет назад, и теперешних, именно с мужской хромосомой передаются те качества, которыми отличаются евреи. Хотя официально национальность евреи связывают с матерью, от еврейки рождает еврей. И хотя русские – не евреи, но законы природы одинаковы для всех, и русских, и евреев, и немцев, для всех рас и народов.

Почему же я сделал такое большое вступление? Просто, чтобы показать, что у меня тоже обостренное чувство справедливости, если меня обижают незаслуженно, то я стерпеть не могу. И отвечаю не грубо, но вполне достойно, чтобы обидчик понимал, что спуску я не дам, кем бы он не был.  Почему такой я уродился? Скорее всего, не уродился, а получил такое воспитание.  Меня отец строго не наказывал,  и уж тем более не бил ремнем.  Бить ремнем – это унижение, и отец не унижал меня.  Нет, наказания за шалость у меня были, но заключались в том, что меня ставили в угол, чтобы подумал, хорошо поступил или нет.  Когда, как всякий первоклассник, я стал шалить на уроках, рассказали об этом факте моим родителям. И у нас с отцом состоялся примерно такой разговор:
- Саша, ты знаешь, что я директор школы, а мама учительница. Мы требуем от учеников хорошего поведения на уроках. А нам в ответ могут  сказать: «А ваш сын тоже плохо себя ведет». Что им на это ответить? Так что прошу тебя, не подводи нас с мамой.
Я пообещал отцу, и с тех пор ни разу его не подвел. Ни в школе, и, думаю, в жизни тоже.

Ну,  а теперь расскажу о случаях, когда меня не обижали, но неподобающим образом со мной разговаривали, и я считал, что это происходило незаслуженно по отношению ко  мне.  Но  во время учебы в школе и в институте таких случаев не припомню.  Разве что мальчишки старше меня возрастом в школе поколачивали, но со временем об этом  и думать перестали, потому что я стал лучшим спортсменом школы,  был и самым быстрым, и самым сильным.

А вот во время службы на подводной лодке после окончания медицинского института была два случая еще в первый год службы. Меня направили служить начальником медицинской службы на дизельную подводную лодку, которая проходили ремонт на военном заводе во Владивостоке.  Ремонт закончился, начались заводские испытания, во время которых вместе с моряками выходили рабочие с завода, чтобы оперативно устранять выявленные неисправности или недоделки. Причем их было на разных выходах больше 10 -15 человек. 

И экипаж, и работяг во время выхода в море требовалось кормить.  Лодка три года стояла в ремонте,  перед которым из неё было выгружено все, в том числе  и продукты питания, и посуда.  За все это должен был отвечать помощник командира, но на нашей лодке это была вакантная должность. Вернее, она не была вакантной, просто её занимал проштрафившийся во время выхода на боевую службу, так называемую «автономку», командир другой подводной лодки, ждущий нового назначения.  Он появлялся лишь 1 раз в месяц, 13 числа, чтобы получить денежное довольствие. Пока лодка была в ремонте, это никак не сказывалось.  А когда впереди замаячили выходы в море на ходовые испытания, перед командиром встал вопрос – кто будет отвечать за питание личного состава? И он  нашел выход.

Наш командир Сергиенко, капитан 2 ранга, пришел на нашу лодку 611 проекта, относящуюся к большим океанским лодкам, из Советской Гавани, где он командовал подводной лодкой 613 проекта, которые называли средними. На этих лодках меньшего водоизмещения за питание экипажа отвечает начальник медицинской службы.  Вот поэтому командир  обратился ко мне не с приказанием, а с просьбой – взять на себя получение продуктов питания на складе, загрузку их в подводную лодку, и организацию приготовления пищи. А там как врач я должен был снимать пробу  с уже готовых блюд и т.д.

Моя семья жила в Хабаровске, я жил в офицерской общежитии, был не очень обременен обязанностями на лодке,  поэтому  согласился.  Но даже не представлял, какую ношу взвалил на себя.  Оказалось, что за лодкой числились огромное количество посуды (лодка до ремонта была в строю 15 лет, и все это время получала какую-то посуду), но ни одной миски или ложки на ней не было. Пришлось договариваться  с мичманом, который за бутылку спирта согласился выдать справку, что он получил всю несуществующую фактически посуду в качестве цветного лома (около 2-х тонн весом).   Потом уже за три бутылки спирта рабочие с завода немного уменьшили размеры холодильника «Зил», чтобы его можно было загрузить в лодку.  Выписал и получил на складе и посуду, и продукты питания, для этого пришлось обсчитывать потребность на полную автономность плавания из расчета 75 членов экипажа.  Причем в те годы еще не существовало счетных машинок, все действия выполнял, как какой-нибудь второклассник, считая в столбик.

Наконец, все было загружено, и мы вышли в море вместе с заводчанами.  Но мне никто не подсказал, что всех прибывших надо было вносить в вахтенный журнал, кормить-поить, а потом представить на завод счет, чтобы те оплатили эти расходы.  Конечно, подсчет продуктов в стоимостном выражении не я должен проводить, а финансисты береговой базы. Но представить документы для них должен был. А какой из меня, врача, баталер или финансист?  Но продолжение эта история получила чуть позже.

Начались ходовые заводские испытания. Все шло своим чередом. Что-то работало как надо, что-то ломалось, на лодку доставлялись катером запасные детали, работяги устанавливали их, заменяя вышедшие из строя.  Заканчивался 1971 год, от успешного завершения испытаний зависело, выполнит ли завод годовой план или нет. Все были на нервах. 

В один из дней командир вызывает меня к себе и предлагает поехать на берег на катере, который привез очередную партию запчастей, и привезти свежего мяса, мол, тушенка уже в горло не лезет.  Я взял под козырек и поплыл на этом катере.  Но мяса мне не выдали, заявив, что надо было дать заявку по рации, тогда бы мясо было бы приготовлено к моему приезду.

Так, «не солоно хлебавши», я возвращаюсь на лодку. Спускаюсь по трапу внутрь, в третий отсек, в центральный пост, где находится командир и еще много других людей – офицеров, старшин и матросов, рабочих с завода. На вопрос командира: «Привез мясо», отвечаю: «Нет. Надо было заявку подать по рации заранее». И тут командир обрушивается на меня с грубой бранью.  Я, не слова не говоря, разворачиваюсь и, открыв переборочную дверь, ухожу во второй отсек, в  офицерскую кают-компанию, которая была для меня рабочим местом. Буквально за мной следом в кают-компанию врывается замполит Кудлаев: «Что ты себе позволяешь? Почему без разрешения ушел от командира?» Я ему в ответ: «А что он себе позволяет? В присутствии всех оскорбляет офицера, причем не заслуженно».  Замполит ничего на это не сказал,   ушел.  Я сидел и оскорбленный, и не знающий, во что выльется этот инцидент в центральном посту в присутствии очень многих людей.  Не знаю, какие слова нашел замполит, но вечером в кают-компании командир передо мной извинился. Сказал, что был взвинчен очередной поломкой, вот и сорвался на мне. Я был вполне удовлетворен.

Но буквально через месяц у меня снова возникли проблемы, связанные с организацией питания. На время ремонта наша лодка была поставлена на все виды довольствия в 4-ю бригаду 6-й эскадры подводных лодок, которая базировалась на берегу бухты Золотой Рог.  А по завершению ремонта переходила  в другую, 19-ю бригаду, расположенную в бухте Малый Улисс.  Командир решил уйти туда,  полностью рассчитавшись с 4-й бригадой по всем видам довольствия. Приказал выгрузить все продукты питания и сдать на склад.  Уже до этого я знал одну особенность. Если весь автономный запас загрузить на лодку, и потом выгрузить, ни одного дня не питавшись, получится очень большая недостача.  Просто моряки, которые таскают ящики с той же сгущенкой, компотами, соками, галетами, шоколадом, растаскивают их  по отсекам.  Тем более что на подводной лодке  нет кого-то одного складского помещения, ящиками с продуктами на 90 суток забиваются все свободные площади и объемы.   А тут еще 10-15 работяг питались почти в течение месяца, на них тратились продукты. В общем, когда подбили бабки, получилась недостача свыше 2 тысяч рублей.  Командир решил повесить её на меня. Но против этого решения у меня был козырь.

Как известно, в СССР, да и в России тоже, любое большое дело заканчивается банкетом. По завершению ремонта и подписания документов со стороны завода и Тихоокеанского флота был устроен банкет. Конечно, мне,  всего начальнику медслужбы, на нем быть не положено, а вот старпому – обязательно. Но именно в тот день, когда проводился банкет, я и наш старпом Янин, на другой лодке были оправлены в море.  Стоя на мостике, мы разговаривали со старпомом, и он посетовал, что  не попал сегодня на банкет.  На мой вопрос, откуда деньги, ответил, что у завода есть экономия, они, мол, не платили за питание рабочих во время выходов на заводские испытания. Так совершенно случайно у меня появился козырь, которым я и воспользовался,  когда командир решил взыскать с меня недостачу.

Командир понял меня отлично, и предложил посоветоваться в продчасти, что можно по этому поводу сделать.  Когда начальник продовольственного отдела уже 19-й бригады узнал, с какой просьбой я пришел, он мне посоветовал, как все правильно сделать, и недостачи я не платил.

После увольнения в запас во время работы в городской больнице № 11 города Хабаровска мне не приходилось сталкиваться с тем, чтобы кто-то в неподобающей форме вел со мной разговоры. Хотя был небольшой эпизод, связанный с тем, что меня, как парторга, обвинили в том, что наша больница меньше, чем годом ранее, выписала партийной литературы.  Я с этим не согласился, и подсчитал, что примерно такая же по числу сотрудников и членов партии больница скорой медицинской помощи, расположенная в том же Индустриальном районе города, что и наша,  почти в полтора раза выписывает меньше всевозможной литературы, в том числе партийной,  чем больница № 11.  И вся критика райкома партии  была переведена на другую парторганизацию.

Но гораздо более крупные стычки, если там можно выразиться, произошли тогда, когда меня назначили заместителем заведующего отделом здравоохранения крайисполкома.  Я был начинающий чиновник, многих тонкостей своей работы не знал,  поэтому, не мудрено, что однажды оформил какую-то бумагу в крайисполком не совсем так, как требовалось.  Как гласит пословица, короля делает свита. Была такая свита и у заместителя председателя крайисполкома Стрелковой в  лице двух её помощниц, которые после непродолжительной работы в школе попали в число чиновниц крайисполкома.  Одна из них, к которой попала моя бумага, пригласила меня к себе,  и стала отчитывать, как мальчишку.  Я решил сразу поставить её на место.  Тут же пошел в кабинет к Стрелковой. У неё был заведующий отделом народного образования, который увидев, с каким видом я зашел в кабинет и попросил срочной аудиенции, быстро закончил разговор и вышел.  И я высказал свое негодование Ирине Ивановне, которая все поняла, пообещала переговорить со своими помощницами. Она сдержала свое слово, больше подобных случаев в отношениях с помощницами Стрелковой у меня за долгие годы совместной работы не случалось. А я был единственный из заместителей отделов, подчиненных Стрелковой как заместителю председателя крайисполкома по социальным вопросам, которого она пригласила на свой 50-летний юбилей.

А теперь о случае, который позволил мне не очень лестно отозваться о втором секретаре крайкома партии Богданове.  Вышло постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР об увольнении из рядов Вооруженных сил большой группы офицеров. Одним из пунктов данного постановления было требование обеспечить всех уволенных в запас всеми видами медицинской помощи.  Изучив документ, я пришел к выводу, что целесообразно закрепить в Хабаровске данный контингент за гарнизонной поликлиникой, в Комсомольске за МСЧ-98, а в других городах по месту их проживания за территориальными поликлиниками и больницам.  Это было вполне обоснованно.

Но проводивший это заседание бюро крайкома партии в отсутствии Черного Богданов не разобрался в существе вопроса и доверился своему инструктору, который взял протоколы предыдущих  аналогичных заседаний бюро и написал свой доклад  совершенно не по данному постановлению ЦК и Совмина.  Он обвинил органы и учреждения здравоохранения в том, что они недостаточно заботятся об оздоровлении призывных контингентов. И Богданов, первым предоставив слово в прениях мне, обрушился на меня с теми же претензиями, что и докладчик.  Он напрочь отмел  все мои доводы о том, что речь идет не о призывниках, а об увольняемых в запас офицерах.  Также был против моих  предложений по их дальнейшему медицинскому обслуживанию. Грозили оргвыводы, не сулящие  отделу здравоохранения ничего хорошего. 

Но мне на помощь пришел один из выступающих, генерал-лейтенант из штаба округа. Он все расставил по местам и  поддержал мои предложения. С генералом спорить Богданов не посмел,  и  было принято решение коренным образом переработать постановление бюро, проект которого приготовил тот инструктор крайкома,  меня включили в состав комиссии.  Не успел я вернуться в свой кабинет, как заведующий отделом здравоохранения крайисполкома Вялков уже был информирован об итогах заседания бюро крайкома,  и зашел меня поздравить с успехом.

Так что я на собственном опыте убедился, если ты прав, то доказывай это, и аргументами,  словами, сказанными в разговоре или  изложенными на бумаге. Мне такое тоже не раз доводилось делать,  и в большинстве случаев я отстаивал свою правоту.  Но для этого надо иметь не только знания, но и личный опыт, когда каждая ступенька карьерной лестницы взята, а не перепрыгнута по воле вышестоящего начальства, перед которым ты в таком случае вынужден лебезить.

У читателей может возникнуть мнение, что я такой уж безгрешный. Увы, это далеко не так. Были и у меня ошибки, упущения, и я вполне заслуженно наказывался, но это заставляло меня еще тщательней подходить ко всем поручениям или обязанностям, чтобы не повторять впредь.  К тому же я «мотал на ус»,  узнавая об ошибках своих коллег, чтобы не повторить самому. Только дураки учатся на своих ошибках, умные – на чужих.