Карфаген должен быть разрушен

1

Мы зашли в тупик, увязли в болоте, подошли к краю пропасти. Мы осознали это, как будто даже повернули назад - а лучше не стало. По крайней мере, таково мнение большинства людей. В чём же дело? Ведь прочим "социалистическим" странам реформы уже приносят плоды. Что же нам-то мешает? Хочется поскорей в этом разобраться.

2

Отметим, во-первых, что было бы очень странно, если бы нам удалось выбраться из "социализма" так же легко, как другим: ведь нигде во имя его не было пролито столько крови, сколько у нас. Просто кощунственно предположить, что возможно уничтожить десятки миллионов людей, а потом сказать: "Мы ошиблись", сделать какие-то реформы и зажить не хуже других. Нет, есть закон кармы, никакое зло не проходит бесследно, не родив нового зла.

И всё же, если мы осознали, что выход из кризиса не может быть легким, это еще не повод, чтобы не искать его.

Нам десятки лет не только внушали некую новую языческую веру, но и убивали всех несогласных, всех маломальски возвышающихся над толпой умственно или нравственно и потому могущих оказаться несогласными. Наш инфантилизм есть следствие этой селекции. Остатки коммунистических идеалов прочно засели в наших мозгах - в этом наше отличие от жителей других соцстран. Оно-то и не дает нам выбраться из болота.

Живя под оккупантами, люди всё время помнили, что оккупанты - это оккупанты; поэтому они не заразились от оккупантов их фашизмом. Но живя под большевиками большинство считало, что всё более-менее нормально; и потому заразились от них их большевизмом.

3

Что же такое социализм? Не поняв это, мы не поймем, как от него избавиться. Да и не поймем, надо ли избавляться.

Ясно, что социалистическая утопия - это не то же самое, что реальный социализм. Всё же какое-то отношение одно к другому имеет, раз, идя к первому, всегда приходишь ко второму. Видимо, чтобы осуществить социалистические идеалы, нужна мощная машина с железными зубами; а машины быстро забывают об идеалах и сосредоточиваются на самообслуживании.

Вот и в 17-ом году люди честно хотели устроить царство божее на земле, но впали в грех - сочли, что цель оправдывает средства. Средства с самого начала были кровавые, но лет через десять и цель забыли. Кукушонок Сталин выжил вождей, искренне веривших в коммунизм. Дальнейшее движение уже не приближало, а удаляло нас от первоначальной цели. Чтобы убедиться в этом, достаточно сравнить идеалы с реальностью.

Идеалы, по-видимому, были такие: 1) социальные гарантии безбедной жизни, 2) отсутствие нетрудовых доходов, 3) имущественное равенство. Единственно возможным средством достижения этих целей социалисты считали: 4) средства производства должны быть собственностью производителя.

Эти четыре идеала никогда не были вполне забыты и порождали разные смешные извращения. Исключительно трудовые доходы противоречат и равенству, и социальным гарантиям. Поэтому "уравниловку" всегда ругали, а пенсию платили только при наличии справки о стаже (и не только пенсию по старости, но и по инвалидности). И всё же зарплата гарантировалась всем соблюдающим "трудовую дисциплину", а слишком большой трудовой доход мог и до тюрьмы довести, не говоря уж о ненависти окружающих. Родился некий новый идеал: все средства производства отняты и у капиталиста, и у производителя и отданы чиновнику; единственный доход - зарплата, выдаваемая чиновником; социальные гарантии безработным, бездельникам и инвалидам не нужны, потому что таковых просто нет.

Мы не приблизились к осуществлению социалистической утопии. Социальная защищенность у нас очень низкая: "Каждый рубль - догнать Америку". Доходы очень мало корелируют с трудовым вкладом, не зря зарплату зовут зряплатой. А уж о равенстве номенклатуры и подпольной буржуазии - и прочих граждан нечего и говорить. Зряплата номенклатуры не так уж велика, всего в несколько раз больше обычной. Но главное-то ее преимущество - отдельные магазины и рестораны, отдельные больницы, даже отдельные продукты, плюс поездки за границу, черные "Чайки", зеленые заборы и прочее и прочее. Подпольная буржуазия имела колоссальные по нашим понятиям доходы. Правда, она платила за них постоянным риском посадки. Да и купить что-то стоящее на эти деньги было трудно: особняк в Москве, поместье в Крыму, личный самолет - это доступно только высшей номенклатуре.

4

Главные пороки реального социализма: 1) юридическое бесправие (любого можно посадить в тюрьму или дурдом, а тюрьмы и дурдома у нас - не приведи Бог), 2) цензура (и в периодике, и в книгопечатании), 3) гонения на религию, 4) запрет общественной деятельности (не только политической, но и просветительской, благотворительной и др.), 5) запрет всякого труда не под контролем чиновников (да и под контролем не моги высовываться), 6) отсутствие права жить где хочешь, т.е. пресловутая прописка.

От этих пороков, за исключением последнего, нас уже более-менее избавила Перестройка. Конечно, человеку мало одних только прав человека, хочется еще какого-никакого богатства. Смею утверждать однако: лучше быть бедным, но свободным, чем богатым, но рабом. Боюсь, многие с этим не согласятся. В том-то и беда.

Однако рабы редко бывают богатыми.

Ленин писал: социализм победит потому, что даст более высокую производительность труда. Не дал. Следовательно, он обречен. Можно этому радоваться, можно огорчаться, но обречен. Ленин был прав: победит тот строй, который даст большую производительность труда. Слава Богу, в наше время большую производительность труда дает тот же строй, который наиболее склонен соблюдать права человека. Этот строй - капитализм, как мы его привыкли называть.

Да, я против социализма, следовательно, за капитализм. Потому что ничего третьего пока не изобрели. Чтобы хоть как-то оправдаться перед сторонниками социализма, повторю: реальный социализм имеет мало общего с социалистической утопией. Да, кровавый эксперимент был начат с благими намерениями. Но эксперимент не удался. Несколько раз в разных странах его начинали, и всегда вместо освобождения труда получался принудительный труд.

Если непременно пользоваться языком "измов": реальный социализм есть разновидность феодализма. Так что зовя от социализма к капитализму, я, согласно марксистским представлениям о прогрессе, зову не назад, а вперед.

В самом деле: именно для феодализма характерен правящий класс, богатство которого проистекает из власти, а не власть - из богатства; стимулы к труду не столько экономические, сколько внеэкономические; чтобы достичь цели (скажем, построить дорогу или стадион к Олимпиаде, или ракету) важны не деньги, а высокое указание.

На самом деле, конечно, было бы непростительным упрощением утверждать, что существует два строя - феодализм и капитализм, что второй во всем лучше первого, и что, следовательно, мы должны до основания разрушить наш феодализм, именующий себя социализмом, а затем построить на его месте капитализм. Оно, может, правда, что в Европе всё лучше, чем у нас. И даже не только в Европе, но и в Южной Америке (ведь строя капитализм, мы, очевидно, построим нечто более похожее на Южную Америку, чем на Европу). Но мы слишком хорошо знаем, как опасно наметить цель и ломиться к ней, смело преодолевая преграды. Нет, лучше не сочинять долгосрочные программы, а лишь определить предпочтительные направления. И на каждом шаге их корректировать. И помнить при этом, что капитализм лучше феодализма обеспечивает и права человека, и богатство. Так что в сомнительных случаях лучше выбирать капиталистический вариант, чем феодальный. Но главное - не между этими двумя "измами" выбирать, а всё делать, чтобы не было нарушений прав человека, чтобы не мешали тем, кто склонен работать как следует, чтобы не росли, а уменьшались злоба и зависть.

Честно говоря, я с сочувствием слушаю консерваторов, говорящих: Перестройка собиралась дать свободу предприятиям; теперь уже началась приватизация, а простой свободы предприятиям так и нет. Думаю, лучше всего было бы в начале Перестройки громко провозгласить возврат к НЭПу, и снять запреты с любых форм труда. Но, видимо, столь прямой путь был невозможен из-за сопротивления социализмофилов. В результате, мы пошли даже дальше в сторону капитализма, но не прямой дорогой, а кривой тропинкой. Как бы там ни было, либерализация свершилась, в том числе в экономике, и это прекрасно. Вслед за либерализацией начался кризис, так что многим он кажется следствием либерализации. Но "вслед за тем" не значит "вследствие того". Экономика очевидно шла к кризису. Здание, построенное на крови, не могло быть долговечным. Вероятно, Перестройка ускорила наступление кризиса. Зато она породила средства, его облегчающие - новые экономические и политические структуры.

Страшно подумать, что было бы, если бы не Перестройка. В лучшем случае, мероприятия типа андроповских и раннегорбачевских отсрочили бы начало агонии на несколько лет. Но когда бы она всё-таки началась, пошли бы голодные бунты и подавление их по образцу Новочеркасска. Вероятно, вскоре верхушка была бы вынуждена уйти. Может быть, новые лидеры начали бы реформы типа Перестройки, но в еще худших условиях, чем теперь. А может быть, наоборот, подкинули бы народу мысль о вредителях и началось бы что-то среднее между Ливаном 70-х годов и Советским Союзом 30-х. Нет, слава Богу, что Перестройка началась хотя бы в 86-м году (ее началом я считаю возвращение Сахарова в Москву, а не что-нибудь раньше: вспомните кампанию против "нетрудовых" доходов, свирепствовавшую летом 86 года).

5

Один из главных признаков капитализма, вежливо называемого рынком (подобно тому, как современный феодализм вежливо называют реальным социализмом) - свободные цены. Похоже, главное, что нас сегодня не пускает к рынку - всеобщая неприязнь к свободным ценам. Психологически это очень понятно: рост цен неприятен, потому что лишает надежды (пусть эфемерной) купить много. А что на свете дороже надежды? Да у нас, в отличие от жителей других стран, нет иммунитета против этой неприятности.

Вероятно, после довольно бурной реакции народа в 62 году, власти решили предпочесть повышению цен постепенное превращение денег в лотерейные билеты. Крайне низкую оплату сельскохозяйственного труда власти вынуждены были в какой-то степени повышать. Но продажная цена на еду почти не менялась. В результате - миллиардные дотации сельскому хозяйству. И рост разницы между рыночной и магазинной ценой. А значит рост соблазна для работников гос.торговли продавать всё налево. А с другой стороны - снижение конкурентоспособности недотируемого сельского хозяйства (приусадебных участков), и рост неприязни к торгующим на рынке.

Доброе государство рабочих и крестьян повышало зарплату своим подданым быстрее, чем росло производство (даже в денежном выражении). В результате, купить что-то на свои деньги становилось всё труднее, так что люди всё больше времени тратили на хождение по магазинам и стояние в очередях, и Черный Рынок рос как на дрожжах. И вовсе не спекулянты - короли этого рынка, т.е. не люди, удачно купившие что-то в магазине и затем продающие по рыночной цене. Короли черного рынка - работники гос.торговли, торгующие налево.

В последние два-три года рост денежных доходов ускорился, рост производства замедлился и перешел в падение. А цены росли мало. В результате, купить что-нибудь в магазине стало совсем невозможно. И люди как обезумевшие забегали с "распродажи" на "распродажу", так что работать стало совсем некогда. А кто-то говорит, что работать мешают митинги. Нет, митингуем мы в выходные и после работы, и, поорав на свежем воздухе, назавтра идем на работу посвежевшими и помолодевшими. А на "распродажу" бежим в любое время, и на другой день чувствуем себя злыми и разбитыми.

Беда нашей экономики: денег у людей больше, чем товаров в магазинах. Значит, много энергии тратится на искание товара, так что мало остается на зарабатывание денег. А ведь зарабатывая деньги, человек часто делает что-то общественно полезное, бегая же по магазинам - никогда.

6

А между тем повышение цен до сих пор кажется людям ведущим к понижению уровня жизни. Люди правы: последнее повышение цен связано с понижением уровня жизни. Но не одно есть следствие другого, а оба суть следствия третьего - падения производства.

Если всё дорого, мы не можем ничего купить, потому что нет денег. Если всё дешево, мы не можем ничего купить, потому что нет товара.

В соответствии с лозунгом "От каждого по способностям, каждому по потребностям" наше государство недоплачивает нам зарплату, а потом недополучает с нас за товары и услуги. Попытка устранить только первую половину этой глупости - еще большая глупость.

Лозунг "каждому - по потребностям" предполагает, что мои потребности определяю не я, а кто-то другой. Но я сам хочу решать, что мне нужнее: хорошо питаться и одеваться, жить в просторной квартире, дать детям хорошее образование или совершить кругосветное путешествие. Однако решает тот, кто платит. В данном случае решает государство, т.е. никто. Точнее, в лучшем случае решает чиновник-взяточник, так что я все-таки могу заплатить и получить, что хочу. А в худшем случае решает случай или чиновник, не берущий взяток.

7

До чего же трудно понять простую вещь: повышение или понижение цен это лишь изменение способа распределения, на количество распределяемых вещей оно не влияет. Следовательно, если кто-то проиграл от повышения цен, то, обязательно, кто-то выиграл. Общий выигрыш, обязательно, равен общему проигрышу. При частной торговле от повышения цен проигрывает покупатель, выигрывает продавец. При государственной торговле кажется, что все только проигрывают.

Общий проигрыш может оказаться больше общего выигрыша только в одном случае: если цены станут такими большими, что часть товаров останется нераскупленной. И впрямь, после последнего повышения цен подорожавшие скоропортящиеся продукты, бывало, приходилось выбрасывать. Но ведь и раньше случалось выбрасывать. Тогда это списывали на неких "саботажников" и "вредителей". На самом деле, это, вероятно, работникам гос.торговли продавать что-то легальным путем почти так же невыгодно, как выбрасывать; а продавать нелегально - не всегда так легко, как кажется. Так что еще вопрос, больше стали гноить продуктов или меньше после подорожания. А один всеобщий выигрыш от подорожания налицо: люди меньше стали покупать ненужных или не очень нужных вещей.

Итак, кто-то от повышения цен пострадал, но, значит, кто-то и выиграл. Очевидно, пострадали самые бедные, мало ощущавшие всеобщий дифицит и легко тратившие свои копейки. Также пострадали люди, имеющие немного денег, но много времени, т.е. наиболее бодрые из пенсионеров и наименее обремененные работой из работающих. Соответственно, выиграли люди со средним доходом, особенно те, кто работает по-настоящему, кому некогда бегать по магазинам и стоять по очередям. При этом и они, возможно, чувствуют себя в проигрыше, т.к. лишились надежды купить что-то дорогое, чего, впрочем, всё равно, в продаже нет. Что касается богатых, то они сколько съедали, столько и будут съедать. Всё же они несколько проиграли, потому что платить им придется теперь дороже, так что у них меньше останется на такие вещи, которые бедным и не снятся.

Итак, произошло перераспределение благ от бедных к средним. Кроме того, уменьшился разрыв между государственными и рыночными ценами, так что уменьшился разрыв между высшей частью средних и низшей частью богатых. Под средними я понимаю пользующихся, в основном, гос.торговлей, а под богатыми - коммерческой (включая черный рынок). Правильно расчитанная компенсация должна нейтрализовать перераспределение от бедных к средним. В таком случае на первый план выходит перераспределение от имеющих время и силы на поиски и очереди к неимеющим. Кроме того, проиграли все продающие по рыночным ценам, особенно те из них, кто перепродает купленное тем или иным способом по государственным. Соответственно, выиграли все, не относящиеся к этой категории.

Что касается номенклатуры, то она не могла ни выиграть, ни проиграть, т.к. живет при коммунизме, снабжается по совсем другим каналам.

8

Но главный эффект от повышения/понижения цен - не непосредственный, а через его влияние на производство. Главное: повысился или понизился стимул к труду? С одной стороны, цены растут, чтобы купить что-то, надо платить больше, значит, надо больше заработать, значит надо много работать. С другой стороны, цены растут, деньги обесцениваются, значит нет смысла много работать. Боюсь, чтобы первый эффект возобладал над вторым, состоявшееся повышение цен было недостаточным: магазины почти столь же пусты, как раньше. Значит, много зарабатывать есть смысл только в надежде на будущие покупки. А сбережения-то обесцениваются. Инфляция уравнивает имеющих и не имеющих деньги. Следовательно, еще больше, чем раньше становится предпочтительна работа пусть не денежная, но оставляющая время для поисков и очередей; а еще лучше - дающая доступ к закрытому распределению ("заказам").

Кроме того, повышение/понижение цен изменяет покупательную способность разных групп населения, и значит, изменяет ориентацию производителя. Если у бедняков не стало денег на самое необходимое - менее выгодно стало делать простые, дешевые вещи. Если богачам приходится больше тратить на жратву и тряпки - менее выгодно стало делать предметы роскоши. Возможное отрицательное следствие повышения цен - своего рода кризис перепроизводства: общая покупательная способность снизится настолько, что товары останутся нераскупленными, и в результате падение производства, не находящего сбыт.

Люди завистливые очень завидуют большим доходам кооператоров. И невдомек им, что разница доходов в государственном и частном секторе обусловлена разницей между государственными и рыночными ценами. Конечно, зарплата на гос.предприятии должна быть ниже: эффективность производства там ниже, к тому же гарантии от увольнения выше. Но когда эта зарплата ниже не в 2-3 раза, а в 5-10 - это уже противоестественно. Повышение государственных цен ведет к уменьшению этой разницы.

Конечно, лучший регулятор цен - рынок. Государственные цены вовсе не нужны. Но слишком скорая их отмена привела бы к очень резкому качанию маятника, удерживаемого сейчас в положении очень далеком от равновесия. Таких качаний он может не выдержать, т.е. начнется то, что называют "непредсказуемыми последствиями". Кроме того, монополии смогут, сворачивая производство и повышая цены, сохранять свой доход. С другой стороны, маятник сейчас так далек от равновесия, что правительство вряд ли ошибется, "руками" перемещая его к равновесию, чтобы отпустить, уже не боясь чрезмерных качаний.

Итак, цены повышать надо, и пока не по-рыночному, а административно. Но повышать осторожно, чтоб суммарная цена всех товаров не превысила количества денег у всех людей. И самое главное: самая благотворная реформа не должна делаться за счет страданий тех, кто попал под колесо истории. Нельзя допускать, чтобы хотя бы немногие оказались ниже некой критической черты. Есть разные способы не допустить этого: карточки, бесплатные столовые для бедных и др..

9

Город всегда и везде грабил деревню. Но большевики в этом деле побили все рекорды. Правда, в последние 38 лет положение немного улучшилось.

Надо понять: у нас не хватает продуктов потому, что у нас нищая деревня, так что никто не хочет там работать. А деревня у нас нищая потому, что крайне низки цены на сельхозпродукцию.

Страна с самой большой в мире территорией, прежде вывозившая зерно, теперь его ввозит. Если мы хотим избавиться от этого позора, то должны платить нашим крестьянам достойную плату за продукты их труда. Чтобы автомобили, видеомагнитофоны, хорошая одежда стали более обычны в деревне, чем в городе. Они там и нужнее, не говоря уж о том, что это было бы справедливее.

Даже здорово повышенные, гос.цены на многие продукты остаются ниже их себестоимости, а не только рыночной цены. Разницу доплачивает государство, т.е. мы доплачиваем друг за друга. Точнее, голодные доплачивают за сытых. Кроме всего прочего, это порождает идиотские таможенные границы внутри страны: раз торговля идет себе в убыток, торговец (в данном случае, облсовет) старается ее сократить, вводит талоны, купоны и запреты вывозить.

А уж говорить о конвертируемости рубля, когда наши цены на продовольствие в десятки раз ниже мировых, просто смешно.

10

Самый большой из устоявших до сих пор пороков "социализма" - прописка. Вероятно, его трудно устранить, не устранив другой порок - смехотворно низкую квартплату. Этот порок считался даже достоинством. На самом деле ничего бесплатного не бывает. Если я получил квартиру даром, значит, за нее заплатили все по-немножку, в том числе и ютящиеся всемером в одной комнате, и построившие себе дом своими руками или деньгами. Следствие этой несправедливости - тысячи квартир без жильцов. Мне известны случаи, когда люди, не живя в своей комнате или даже отдельной квартире, предпочитали годами держать ее за собой. Оно понятно: платить за это приходится гроши, а откажись от площади - потом, когда она, может быть, понадобится, ее не купишь и за тысячи. А сколько людей отказываются ехать в плохую квартиру, предпочитая ждать несколько лет в еще худшей. Согласись - и останешься в ней до конца дней.

Мы так привыкли стоять в очередях, что очередь длиной в полжизни кажется нам меньшим злом, чем справедливая плата за жилье.

Сейчас снять в Москве квартиру можно за несколько сотен в месяц, и то с великим трудом. То есть рыночная цена в десятки раз выше государственной. Значит, десятикратное повышение квартплаты - одна из необходимейших мер. Конечно, полученные так дополнительные деньги надо разделить между всеми, так что проиграют живущие в государственной квартире площади выше средней, а выиграют живущие в государственной квартире площади ниже средней или в собственном доме. Но суммарный выигрыш будет больше суммарного проигрыша, т.к. откажутся от квартир те, кому они не нужны или не очень нужны; и будут сданы комнаты в неудобных коммунальных квартирах. Кроме того, дорогое жилье влечет хорошие доходы строительным фирмам, хорошую зарплату строителям. В результате, к 2000-му году у каждой семьи будет отдельная квартира.

Всё, конечно, не так просто на деле, как на словах. Немало стариков живут в комнатах, площадь которых не велика, но всё же много больше средней площади на душу населения. Но заставлять их переезжать (пусть не административными мерами, а экономическими) было бы жестоко. Поэтому предлагаемую жилищную реформу надо растянуть на много лет.

11

Значительное повышение цен на еду, квартиры и многое другое - вещь необходимая, но неприятная, потому чреватая бунтами. И дестабилизирующая экономику, т.к. увеличивающая недоверие к деньгам. Самое же плохое: любая самая распрекрасная реформа для кого-то всегда оказывается сильным снижением уровня жизни. Поэтому надо искать и другие способы оздоровить экономику.

Один такой способ знают все: приватизация. Из мирового опыта известно, что переходя в частные руки, промышленность, сельское хозяйство, торговля делаются эффективнее. Кроме того, продавая свою собственность, государство сможет покрыть свои огромные расходы не за счет дифицита бюджета или повышения цен. Конечно, и расходы надо снижать, но это не сделаешь в один год. Нельзя же выгнать на все четыре стороны офицеров, а также рабочих военных заводов. И не оставишь офицеров без солдат, а оружие - без употребления.

У государства много всякой всячины, и продавая ее, казалось бы, можно ликвидировать дисбаланс между деньгами у людей и товарами в магазинах, не повышая цен. На самом деле, это не совсем так: мало кто откажет себе в еде и одежде, даже в телевизоре и поездке на юг, чтобы купить грузовик или участок земли, или недостроенный завод. На эти покупки пойдут другие деньги, а давление на потребительский рынок мало уменьшится. Конечно, люди, купившие недостроенный завод, постараются его достроить и начать выпускать что-нибудь путное. Когда-нибудь им это, несомнненно, удастся, и тогда потребительский рынок выиграет. Но когда? Боюсь, нескоро.

Единственный способ добиться быстрого выигрыша от приватизации - продавать государственное имущество иностранцам. Дай Бог, чтобы хоть что-нибудь купили. Тогда на вырученные деньги мы купим за границей ширпотреб. А фирма, купившая завод, обязательно, его модернизирует - иначе зачем он ей. Надежду на выздоровление экономики умные люди связывают с СП типа "Макдональдса": они и рынок насытят, и, как надо работать, покажут. Только вот как привлечь иностранный капитал?

К сожалению, и просто приватизации мешают социалистические предрассудки: "Как так, "теневики" отмоют свои миллионы!". Слава Богу, если отмоют, если преступник превратится в бизнесмэна. Ну, с этим обыватель еще может смириться. Но продавать заводы и магазины иностранцам, а тем более, землю - ни-ни! Лучше будем нищими! Ну, нищими, так нищими; только обижайтесь тогда не на судьбу, не на правительство, а на самих себя.

Вообще, надо решить, чего мы больше хотим - единости-неделимости государства или благополучия людей? Если первого, то можно повесить железный занавес, запретить СП, не пускать за границу тех, кто хочет уехать, заставлять служить в армии тех, кто не хочет служить, можно превращать человека в винтик и приносить его на алтарь отечества. Если же важнее благополучие людей, то тогда на государство естественно смотреть как на инструмент, и терпеть его лишь на столько, на сколько оно способствует этому благополучию. И если мне скажут, что без единого-неделимого не будет и благополучия, что нас превратят в рабов, пустят по миру, сживут со свету, то я возражу: наоборот, чрезмерные заботы о государственной машине превращают людей в рабов, а в результате скрепленная рабами-винтиками машина в конце концов разваливается, так что цель, всё равно, не достигается. Это мы сейчас и наблюдаем.

12

Честно говоря, я не думаю, чтобы корень всех благ и бед был в экономике. Но все сейчас спорят на экономические темы, вот и я не удержался. Дай Бог, конечно, чтобы экономика наладилась. Только надо понимать, что это не решит автоматически все прочие проблемы. КПСС, КГБ и армия не растают как три миража. Неправда, что в богатых странах люди счастливее и добрее, чем в бедных, что там меньше убийств и самоубийств. С образованием и экологией там и впрямь лучше, но и то не всегда.

В последнее время распространилось очень опасное заблуждение: что искусство, благотворительностьь, охрана среды - удел сытых. На самом деле, наоборот: легче верблюду пройти в игольное ушко, чем богатому - в царство небесное. Этому учат все религии, даже такая примитивная как марксизм.

С другой стороны, и чтобы экономику поправить, надо сначала изменить психологию. Не врагов сокрушить, не пускающих к сытости и богатству. Нет, враги эти внутри нас, это наши социалистические предрассудки. Этот-то Карфаген, точнее, Утопию, надо разрушить.

Мы ворчим на наших депутатов, пишущих ненужные законы. Да, эти законы не выполняются, они противоречат один другому. Но они вовсе не ненужные: они мало-помалу отучают нас от социализма и приучают к капитализму. Реформы бытия пойдут тогда, когда изменится сознание. А сознание изменится неизбежно, потому что оно, как известно, определяется бытием. Ну а бытие у нас известно какое.

Каждый должен, по словам Солженицына, потеснить зло в самом себе. А сейчас одним из аплотов зла внутри нас являются остатки наших коммунистических убеждений. Не только они, конечно, но в большой степени - они. Они не только мешают необходимым экономическим реформам - это бы полбеды. Но мы в глубине души продолжаем верить, что цель оправдывает средства, что общественные интересы выше личных, следовательно, ради общего блага можно лишать благ личных (и не себя лишать, а других). Ради общего блага можно запретить ходить на митинги, запретить продавать свои вещи за сколько хочешь. Ради борьбы с преступниками можно, в крайнем случае, и непреступника иногда посадить.

Обыватель не доволен Перестройкой так же, как наркоман не доволен врачом, не дающим наркотиков. Конечно, наркоман вправе губить свое здоровье. Но наркоманы часто бывают агрессивны. Коммунисты тоже часто бывают агрессивны. Да и наркотики уже кончаются.

Грустно думать о миллионах задуренных, кому теперь твердят со всех сторон: ваши идеалы были слеплены из дерьма. Но что же делать, если, правда, - из дерьма?

Чтобы хоть как-то оправдаться перед сторонниками социализма, признаюсь: я тоже - за бескорыстный труд. Да, бескорыстный труд лучше, чем корыстный. Но корыстный труд лучше, чем безделье. А безделье лучше, чем труд из-под палки.

--

13

Эта статья была закончена 17 августа. События следующих дней заставили меня признать, что во многом я был неправ.

Оказалось, главным врагом демократии была не КПСС, а КГБ, не социалистическая идея, а великодержавная. Впрочем, "реальный социализм" - это как раз сверхмощная государственная машина, созданная для построения социализма, но забывшая это и заботящаяся только о своей великости, единости и неделимости.

Путчисты пытались привлечь на свою сторону народ, обещая накормить его и избавить от преступников. При этом они расчитывали на глупость и безнравственность народа. Глупость, потому что только дурак может думать, что танки могут помочь наладить экономику, могут кого-то накормить. И невозможно изгонять бесов силою князя бесовского - справиться с преступностью преступными методами. Но даже если бы путчисты были способны выполнить свои обещания, безнравственно было желать, чтобы им это удалось. Безнравственно желать себе сытости и безопасности за счет сотен тысяч, кого хунта бы уничтожила или заключила в лагеря, и сотен миллионов, кого бы она снова превратила в рабов.

К счастью путчисты просчитались: наиболее активная часть народа не польстилась на их кровавую колбасу. За годы Перестройки люди почувствовали вкус свободы, и предпочли рисковать жизнью, чем позволить вновь сделать себя рабами.

После провала путча обстановка в стране резко улучшилась. И всё же мы продолжаем топтаться на пороге экономических реформ. По-прежнему многие с настальгической тоской вспоминают Сталина и Брежнева, при которых "всё было", по-прежнему ненавидят лютой классовой ненавистью "спекулянтов". Но надо понять: Сталин грабил деревню, Брежнев грабил природу; больше грабить некого, так что необходимость экономических реформ должны признать и самые консервативные консерваторы.

Необходимо от распределения перейти к свободной торговле.

1991