Осуждение осквернителей ложа

Осквернители ложа на насильников похожи, ибо как и тем им в качестве партнёров для секса нужны те, кто против (в данном случае супруги, чье ложе они оскверняют). В законах Ману для таковых предусматривались самые суровые наказания, такие как объятие с раскаленной железной женщиной и отрубание удары (пениса, с мошонкой и ее содержимым), в особо тяжких случаях без оказания последующей медицинской помощи (то есть со смертельными последствиями).
Причём обратите внимание, что подробные наказания предусматривались и для мужчин. В отличии от законов Моисея, где женщина как правило априори виновна, до того как не докажет свою невиновность (см. Второзаконие 22). Скоро и камнями за то, что не сохранила признаки девства забивать начнут, как рекомендованно там-же. А мужчина если чем и отделывался, так только принуждением к женитьбе.

Не таковы разумеется гомосексуалисты, которые занимаются сексом в открытую ни кого не обманывая и по обоюдному согласию обоих сторон (хотя конечно осквернители могут быть и среди них).
Ом.

Приложения
1. Дэвид Юм (1711 – 1776)
Дэвид Юм родился в 1711 г. в Эдинбурге в семье обедневших шотландских помещиков. Рано лишившись отца, он остался на попечении матери, всецело посвятившей себя детям. Юму прочили адвокатскую карьеру, но его с юных лет влекла литературная деятельность и философия. Он увлекался чтением моралистических сочинений. Отдавая должное остроумию классических авторов, Юм в то же время обратил внимание на произвольность и гипотетичность их систем. И у него возникла уверенность, что он сможет изменить ситуацию и сказать новое слово в «моральной философии». Как рассказывает Юм в «письме врачу» (март 1734 года. Речь идет о наброске письма, которое Юм, предположительно, собирался отправить Дж. Чейну), после долгих поисков «нового способа, при помощи которого могла быть установлена истина» ему «в возрасте около 18 лет ... открылся новый источник мысли».
Он понял, что начала моральных и эстетических различий надо открывать путем прямого, т. е. основанного на опытах (а не гипотетического), изучения «человеческой природы», которую он решил сделать главным объектом своих изысканий. Предпринятое Юмом исследование человеческой природы, в котором он совмещал сентиментализм Ф.  Хатчесона с эмпиристской методологией И. Ньютона, завершилось публикацией в 1739— 1740 гг. трехтомного «Трактата о человеческой природе», написанного по большей части во Франции в 1734—1737 гг.

Первая часть «Трактата» содержит учение о человеческом познании, вторая — об аффектах, т. е. о изначально свойственных человеку склонностях, либо порождающих представление о том или ином благе, либо, наоборот, являющихся реакциями на блага или их противоположности. Третья книга «Трактата», вышедшая через год после первых двух, посвящена исследованию сущности морали. Учению о познании Юм поначалу хотел отвести вводную роль, уделяя главное внимание теории аффектов, которая должна была стать фундаментом для исследования морали, а также для критики эстетического вкуса и философии политики.
Однако по мере изучения механизмов человеческого познания он обнаруживал все больше парадоксов и необъяснимых феноменов. В итоге именно первая книга заняла центральное место в композиции «Трактата». Трудности, с которыми сталкивался Юм при исследовании условий и законов человеческого познания, послужили истоком его скептических настроений, которые превалируют в первой книге «Трактата» и затемняют позитивную программу создания точной «науки о человеческой природе», которой он первоначально следовал.

Неудивительно, что многие читатели Юма не заметили эту позитивную программу и считали, что «Трактат» являет собой образец чисто скептической философии, сокрушающей основы науки, религии и нравственности.
Впрочем, поначалу на фундаментальный юмовский труд почти не обратили внимания. «Едва ли чей-либо литературный дебют был менее удачен, — писал Юм в автобиографии, — чем мой «Трактат о человеческой природе». Он вышел из печати мертворожденным, не удостоившись даже чести возбудить ропот среди фанатиков». Юм планировал выпустить еще две книги «Трактата», по эстетике («критицизму») и политике, но после провала первых частей этот замысел пришлось скорректировать. В 1741 —1742 гг. он опубликовал сборник популярных «Моральных и политических эссе», который принес ему успех, заставивший «совершенно забыть предшествующую неудачу».

Впоследствии Юм неоднократно переиздавал сборники эссе, дополняя их все новыми текстами.
Между тем Юм не оставлял надежды привлечь внимание к своим идеям не только широкой публики, но и академических кругов. В 1744 —1745 гг. он пытался занять кафедру этики и пневматической философии в Эдинбургском университете, но столкнулся с сопротивлением клерикалов (неудачей закончилась и его попытка устроиться в университет в Глазго в 1751 г.), а в 1748 г. обнародовал «Философские опыты о человеческом познании» (позже Юм поменял их название на «Исследование о человеческом познании»). В этой работе он не только кратко суммировал основные идеи первой книги «Трактата», но и проявил стремление к смягчению скептицизма и смещению от эмпиристской к рационалистической методологии в исследовании человеческой природы. Взамен внутреннего «опыта», о котором он писал в «Трактате», в «Исследовании» он апеллирует к «высшему проникновению» в операции сознания и строгим дедукциям.

В 1751 г. Юм опубликовал «Исследование о принципах морали», которое он считал лучшим из своих произведений. В том же году он переселился из поместья в Эдинбург, а в 1752 г. был избран библиотекарем Эдинбургского общества юристов и принял решение написать «Историю Англии». Осуществление этого грандиозного проекта, конечно, отвлекало Юма от философских проблем. Нельзя, однако, утверждать, что он совсем отрешился от них. Так, в 1757 г. Юм опубликовал «Естественную историю религии», насыщенную философскими и религиоведческими идеями, и он до конца жизни работал над «Диалогами о естественной религии», где предпринят тщательный критический анализ доказательств бытия Бога.
Известность Юма неуклонно росла. В середине 60-х гг. он оказался на высокой дипломатической должности в Париже, где стал кумиром салонной публики. В 1767 — 1768 гг. он работал в Лондоне помощником государственного секретаря. После возвращения в Эдинбург в 1769 г. Юм стал лидером местных интеллектуалов, в круг которых входили А. Смит и А. Фергюсон. Юм умер в 1776 г. Незадолго до смерти он написал небольшое автобиографическое эссе, в котором назвал своей «господствующей страстью» «любовь к литературной славе», тут же добавив, что даже она «никогда не ожесточала моего характера, несмотря на частые неудачи».
Из книги В. В. Васильевой "История философии".

1.1. Понимание причинности Дэвида Юма
 Вера в непрерывное существование тел порождается, по Юму, главным образом неявным смешением сходства с тождеством. Если я смотрю на стол, потом на секунду закрываю глаза и затем опять смотрю на него, то в сознании у меня обнаруживаются две разорванные во времени, но сходные перцепции. Я смешиваю это сходство с тождеством, предполагающим непрерывное существование вещи, а когда вспоминаю о том, что реально не воспринимал ее непрерывного существования, заполняю промежуток идеей такого существования, продолжавшегося даже в момент отсутствия у меня его восприятия. Именно эта процедура, основанная, по Юму, на «грубой иллюзии», продуцирует уверенность в независимом от сознания существовании тел, в совокупности составляющих физический мир.
Вера людей в истинность закона причинности в конечном счете коренится в их убежденности в тождестве прошлого и будущего, накладываемой на регулярности опыта.
Впрочем, этот вывод не провозглашается Юмом со всей определенностью. Неоднозначно истолкована им и связь привычки с убежденностью в независимом от сознания существовании физических объектов. С одной стороны, Юм признает ее. Он утверждает, что вера в независимое от сознания существование тел (именно вера, доказать такое существование, полагает он, невозможно) предполагает уверенность в их непрерывном существовании, т. е. в нумерическом тождестве, которая, как уже отмечалось, зависит от каузальных заключений (невозможных без переноса прошлого опыта на будущее, т. е. без привычки), так как верить в тождество вещи, наблюдаемой после перерыва в ее восприятии, можно только при условии убежденности в отсутствии уничтожающих эту вещь и заменяющих ее другой сходной вещью причин.

Эта уверенность не может опираться на интуицию или демонстративное доказательство — мы можем представить, что ход природы изменится и что в будущем связи событий станут иными, что было бы невозможно при интуитивном или демонстративном знании об указанном тождестве. Из опыта тезис о тождестве прошлого и будущего также не выводим, так как все заключения из опыта опираются на это тождество.
Значит, перенос прошлого опыта на будущее происходит без какого бы то ни было рационального обоснования, инстинктивно. Способность, отвечающая за этот перенос, именуется Юмом «привычкой» (custom), и он причисляет привычку к всеобщим и необходимым свойствам человеческого воображения, устранение которых привело бы к полному разрушению самой человеческой природы. Термин «привычка» для обозначения способности переноса прошлого опыта на будущее может показаться не очень уместным.
Привычку общепринято считать «второй натурой», а у Юма она оказывается не «второй», а скорее «первой», натурой человека. Ведь, строго говоря, она не возникает из опыта, а лишь утилизирует его. Ее можно даже назвать априорным принципом познания, в силу «предустановленной гармонии» направляющим наши идеи параллельно впечатлениям, смена которых, по Юму, определяется неизвестными нам силами.

Суждения о тождестве предмета при перерыве в его восприятии, зависят от уяснения причинных связей. Поскольку большая часть обыденных и научных рассуждений людей предполагает выход за пределы их непосредственных данных чувств, то заключения от причины к действию составляют основу человеческих знаний о фактах.
Неудивительно, что Юм уделяет наибольшее внимание именно анализу отношения причинности. Прежде всего он разрушает картезианский миф об интуитивной истинности закона причинности, т. е. положения «все, что начинает существовать, должно иметь причину существования».

Интуитивная истинность любого тезиса предполагает невозможность помыслить противоположное, как в случае математических аксиом. Но нет ничего невозможного, доказывает Юм, в отчетливом представлении беспричинного события. Причина и действие мыслятся нами как отдельные события, и поэтому мы можем разделить их в представлении.
Если уверенность в истинности закона причинности, свойственная всем людям,  проистекает не из интуиции (и не из демонстрации как цепочке интуиций), то она должна иметь какой-то другой источник, и Юм попытался установить его. Эта особенность его подхода осталась непонятой многими современниками Юма, считавшими, что он подрывает закон причинности. На деле он переводит его обсуждение в феноменологическую плоскость. Отрицая возможность удостовериться, что каждое событие имеет причину, он в то же время считает реальным ответ на вопрос, почему люди верят в причинность. Для этого не нужно выходить за пределы сознания.
Аналогичные вопросы можно поставить и относительно других убеждений, таких как вера в независимое от восприятия существование физического мира и т. п. По сути, Юм открыл целый класс философских проблем и тем самым скорее защитил философию от возможных нападок, выделив ей вполне определенную предметную область, чем разрушил ее. Рассуждая об истоках причинностных, или каузальных, заключений, Юм пришел к выводу, что определяющую роль в них играет опыт. Именно он показывает коррелятивные связи событий. Но одного опыта недостаточно. Каузальные заключения, осуществляемые в обыденной жизни и науке, ориентированы на будущие события, а опыт всегда касается того, что было в прошлом.

«Все объекты, доступные человеческому разуму или исследованию, — писал Юм, — по природе своей могут быть разделены на два вида, а именно: на отношения между идеями и факты».

Юм утверждает, что единственным отношением, позволяющим нам достоверно выходить за границы наличного опыта при рассуждении о фактах, является отношение причинности. Причинные связи, предполагающие наличие коррелятивных впечатлений, позволяют прогнозировать возможные будущие события на основе данных, присутствующих в непосредственном опыте. Смежность вещей как таковая не может быть использована в этих целях — это возможно лишь в случае постоянной смежности, а она уже указывает на причинность.

Одного лишь сопоставления идей недостаточно для знания о пространственно-временной близости их предметов и их возможной причинной зависимости. Представления одинаковых предметов недостаточно и для того, чтобы говорить об их нумерическом тождестве, т. е. о том, что речь идет об одном и том же предмете.

1.2. Наука о человеческой природе есть «столица» всего человеческого знания
 XVIII в. называют «столетием человека», и Юм, несомненно, был сыном своей эпохи. Науку о человеческой природе он объявил «столицей» всего человеческого знания.
От ее состояния зависит благополучие даже таких дисциплин, как математика или естественная теология, которые кажутся независимыми от учения о человеке. Наука о человеческой природе мыслилась Юмом в виде исследования всеобщих структур человеческого сознания. Он почти не обращался к данным физиологии и других естественных наук о человеке. Исследование человеческого сознания происходит в два этапа. Первый именуется Юмом «ментальной географией» (mental geog- raphy). Цель ментальной географии — систематизация ментальных актов и способностей. На втором этапе должна предприниматься попытка сведения разрозненных актов сознания к их общим истокам. Важно отметить, что Юма интересует не абстрактный схематизм ментальных актов человека и их субординации, а их проявление в повседневной жизни. Именно она должна стать единственной областью философии.

Одна из главных ее задач состоит в прояснении обыденного опыта: «Философские выводы суть не что иное, как систематизированные и исправленные размышления обыденной жизни».
Из переориентации Юмом философии на повседневный опыт явствует, что он скептически относился к перспективам традиционной метафизики. Строгий анализ человеческих способностей и в самом деле наносит серьезный удар по спекулятивной философии, занимавшейся вещами, выходящими за пределы человеческого опыта. Юм, однако, не отвергает метафизику в принципе. Наука о человеческой природе, утверждает он, и есть «истинная метафизика». Метафизика противоположна «легкой философии».
Последняя апеллирует скорее не к разуму, а к чувствам, и она нацелена на разрешение практических задач. Но они не могут быть решены без надежного теоретического фундамента, который как раз и поставляет метафизика. Юм говорил, что он пытается найти средний путь между метафизикой и легкой философией и популярно рассуждать на сложные темы.

1.3. Религия
 Проблема доказательств бытия Бога интересовала Юма уже в юности. Он исписал много страниц, сопоставляя различные доводы. Позже он уничтожил эти наброски и ряд других текстов.
Одной из главных опасностей для общества являются войны, многие из которых развязываются по бессмысленным поводам. К их числу Юм относит, к примеру, религиозные разногласия. Религия вообще оказывает сильное влияние на общественную жизнь. Оно может быть и позитивным. Так, религии «исступления», приверженцы которых отрицают любое церковное руководство (превращающее людей в рабов) и стремятся к непосредственным контактам с Богом, могут подготавливать почву для свободомыслия и создавать благоприятные условия для развития гражданских прав.

Разделяете ли вы представления о религии Д. Юма?
Юма интересовало, конечно, не только влияние религий на общественную жизнь. В «Диалогах о естественной религии», опубликованных в 1779 г., он подверг тщательному анализу всевозможные доводы разума, могущие свидетельствовать о существовании Бога. Он оспорил космологическое и онтологическое доказательства бытия Бога, но не отрицал аргумент от целесообразности мира, хотя и редуцировал его вывод до тезиса о том, что «причина или причины порядка во Вселенной, вероятно, имеют некоторую отдаленную аналогию с человеческим разумом».
В работе «Естественная история религии» он, впрочем, доказывал, что этот и другие доводы разума не имели решающего значения при возникновении религиозных представлений у древних народов.
Истоком последних он считал не созерцание природной гармонии и не особое религиозное чувство, которое проистекало бы из человеческой природы, а озабоченность людей жизненными проблемами, решение которых зачастую неподконтрольно им.
Неведомые причины повседневных событий, которые подчас кажутся нарушающими естественный ход вещей, наделяются антропоморфными качествами и становятся предметом поклонения и страха. Первоначальный политеизм со временем сменяется монотеистическими представлениями, которые, однако, слишком абстрактны для большинства верующих и имеют тенденцию к откату к более утонченным формам политеизма.

Религии обычно привлекают людей не сами по себе, а ради вечного блаженства, которое они обещают, и бытие Бога нередко рассматривается в качестве залога бессмертия человеческой души. Юм посвятил этой теме специальное эссе, написанное им для сборника 1757 г., но опубликованное гораздо позже. В этой работе он различает три типа возможной аргументации в пользу бессмертия души: метафизическую, моральную и физическую. Теологический характер имеют прежде всего моральные доказательства. Они «выводятся из справедливости Бога, который, как предполагается, заинтересован в будущем наказании тех, кто порочен, и вознаграждении тех, кто добродетелен».
 Бессмертие души требуется для того, чтобы получить заслуженное в этой жизни. В «Трактате» Юм писал, что несмотря на слабость метафизических доказательств, моральные аргументы сохраняют свою силу. В эссе о бессмертии души он критикует и их. Заключая от мира к Богу, мы можем приписывать Богу лишь те свойства, которые обнаруживаются в мире. Но справедливости в нем как раз и не обнаруживается, иначе не потребовалось бы допущения посмертного воздаяния. Кроме того, Богу нельзя атрибутировать человеческие качества, даже такие, как справедливость. Столь же неэффективны метафизические и физические доказательства. Первые исходят из нематериальности души и заключают, что разрушение тела не приводит к ее гибели — но нематериальность души не может быть доказана.
 Еще хуже обстоит дело с физическими аргументами, основанными на «аналогии природы». Они свидетельствуют, скорее, об обратном. Душа и тело связаны друг с другом. Изменение тела приводит к соответствующему изменению души. Скажем, когда тело слабеет, душа также утрачивает активность и т. п. По аналогии можно вывести, что разрушение тела должно приводить к разрушению души. И хотя Юм не исключает возможности бессмертия в принципе, оно кажется ему крайне маловероятным. Человек должен искать смысл существования и свои идеалы в посюстороннем мире. И Юм считает, что сама природа указывает человеку и человечеству его идеал — «смешанный образ жизни», и предостерегает людей от «излишнего увлечения каждой отдельной склонностью во избежание утраты способности к другим занятиям и развлечениям». В полной мере это касается и склонности к философии:
«Будь философом, — пишет Юм, — но, предаваясь философии, оставайся человеком».

1.4. Принципы социальной философии Дэвида Юма
 Юм исходит из того, что общество приносит пользу индивидам. Общественное устройство приумножает «силу, умение и безопасность» людей. Важно, однако, чтобы люди поняли выгоды общества. И одного размышления здесь могло бы оказаться недостаточно, тем более если речь идет о неокрепшем разуме первобытных народов. Но на помощь разуму приходит естественное влечение людей противоположного пола друг к другу, которое «по праву может считаться основным и первичным принципом человеческого общества». Таким образом, социальное существование начинается с семьи.
 Расширение семьи приводит к появлению более крупных общественных образований. На определенном этапе единство утрачивается и возникают конфликты интересов, в основном по имущественным вопросам, острота которых обусловлена нехваткой ресурсов для удовлетворения потребностей каждого. Для урегулирования этих споров члены социума идут на молчаливое, вытекающее из «чувства общественного интереса» соглашение не посягать на имущество друг друга. Вместе с этим соглашением, утверждает Юм, возникают идеи справедливости, собственности, права и обязательства.
Но хотя люди чувствуют выгоды общественного существования и абстрактно одобряют справедливость, особенность человеческой природы состоит в том, что люди предпочитают близкое благо более отдаленной пользе, даже если она значительно превышает первое. Речь идет не о противостоянии эгоистических и общественных интересов, так как последние тоже базируются на эгоистических устремлениях, а о своеобразной близорукости человека, которая ставит под угрозу саму возможность общественной жизни. Для ее нейтрализации люди изобретают государственную власть, т. е. выдвигают из своей среды людей, которых они непосредственно заинтересовывают в осуществлении справедливости.

Формы государственного правления могут быть, конечно, самыми разными. Но нельзя считать их равноценными. Лучшими следует признать те, которые минимизируют зависимость положения дел в государстве от личных качеств правителей:
«Наследственная власть монарха, аристократия без вассалов и народ, голосующий посредством своих представителей, составляют лучшую монархию, аристократию и демократию». Юм не был чужд и утопических настроений и в эссе «Идея совершенного государства» (1752) предложил вариант оптимального государственного устройства — республики с имущественным цензом, многоуровневой системой органов власти и проработанной системой сдержек и противовесов. При этом Юм допускал, что в компактных сообществах люди могут обходиться без государства или прибегать к его созданию лишь при необходимости перед лицом внешней угрозы. Но сама социальность объявлялась им сущностным свойством человека. Так называемое «естественное состояние» войны всех против всех или, наоборот, представление о золотом веке он считает фикциями, которые, впрочем, могут быть полезны для уяснения природы искусственных добродетелей и выгод общественного устройства.

1.5. Впечатления и идеи
Впечатлениями Юм называет непосредственные чувственные данные, а идеи или мысли — это удержанные в уме образы впечатлений.
Скажем, когда мы видим книгу, у нас имеется впечатление этого предмета, а когда мы думаем о ней или вспоминаем, как читали ее, — идея. Идеи, утверждает Юм, отличаются от впечатлений меньшей степенью «живости» или яркости. Речь при этом идет, конечно, не о физической яркости (тусклый день как ментальная данность остается впечатлением, а идея яркого предмета не превращается во впечатление, т. е. в сам предмет), а о психической. И хотя Юм признается, что при ее характеристике ему просто не хватает слов и отсылает к личному феноменологическому опыту каждого, тем не менее он дает понять, что она является сущностным параметром «актов» ума при восприятии.

 Еще одним важным признаком идей Юм называет их вторичность. Они, как правило, скопированы с впечатлений. Правда, этот тезис справедлив только для «простых идей», хотя даже здесь бывают исключения. Тем не менее эта особенность идей позволяет Юму сформулировать важный методологический прием, оказавший большое влияние на последующую аналитическую традицию: если мы находим какие-то неясности в наших идеях, мы должны попытаться установить, из каких впечатлений они получены, — это помогает прояснить их. Впечатления делятся на «первичные» и «вторичные», или «впечатления ощущения» и «впечатления рефлексии». Общий механизм смены перцепций, по Юму, таков: вначале «от неизвестных причин» в душе возникает впечатление ощущения, затем идея этого впечатления остается в памяти и может, к примеру, породить желание вновь испытать соответствующее ощущение.
Желание является образцом вторичных впечатлений и аффектов.
Порядок смены перцепций служит для Юма основанием композиционных решений относительно науки о человеческой природе. Впечатления ощущения, полагает он, разбирать вообще нет необходимости. Этим должна заниматься «естественная философия». И если впечатления ощущения не интересуют науку о человеке, то начинать нужно с анализа идей и законов их соединения, т. е. со способности познания, а затем переходить к исследованию впечатлений рефлексии, т. е. аффектов, а также воли.

Юм выделяет два типа идей: идеи памяти и воображения. Фактически он рассматривает и еще один вид идей, возникающих при ожидании каких-либо событий.
Такие идеи сопровождаются верой. Впрочем, в более широком смысле вера (belief), по Юму, распространяется и на впечатления чувств, а также на идеи памяти, являясь не чем иным, как живостью представлений. Самыми «живыми» из всех разновидностей идей являются идеи памяти. Они несут в себе остаточную силу впечатлений. Юм даже говорит о них, как о «чем-то среднем между впечатлением и идеей».

Идеи, по Юму, не являются неизменными сущностями. Человек способен разъединять их на составные части (если такие части имеются), комбинировать, а также сопоставлять их. Обособление идей — абстрагирование. Юм поддерживает репрезентативную теорию абстракции Беркли, согласно которой далеко не каждая идея может быть обособлена от других. В частности, он отрицает существование абстрактных общих идей, считая, что с общими терминами всегда связаны идеи единичных вещей, являющиеся представителями целого класса сходных индивидуумов.
*На основе данной теории Юм пытается разрешить противоречия, возникающие в геометрии при трактовке понятия бесконечно делимого пространства. Он считает, что это понятие — фикция.
В реальности пространство состоит из конечного числа частей, а мыслить его бесконечно делимым могут решиться только те, кто отрывает его идею от единичных объектов.

Поэтому он не противопоставляет абстрактное мышление или рассудок воображению.
Комбинирование идей происходит по законам ассоциации, которую Юм сравнивал с физической гравитацией. Он упоминал о трех видах ассоциации — по сходству (представляя портрет, мы вспоминаем изображенного человека), смежности (думая о какой-то местности, мы легко переходим к мыслям о живущих там людях) и причинности (от идеи о сыне естественно перейти к мысли об отце). Сходство, пространственно-временная смежность и причинность выступают, таким образом, в роли ассоциирующих принципов идей. Такие отношения Юм называет «естественными». Но их можно использовать и для сопоставления идей. Тогда это «философские отношения». Круг философских отношений охватывает не только причинность, смежность и сходство. Он включает также отношения количества, степени качества, противоположности и тождества.
Некоторые из этих отношений — а именно количества, степеникачества и сходства, а также противоположности — могут быть установлены без обращения к впечатлениям. В последних трех случаях мы интуитивно схватываем их, в первом же можем опосредовать суждение демонстративными заключениями, примером которых являются математические доказательства.

1.6.. Развитие субъективно-идеалистических идей Беркли на базе последовательного эмпиризма
Суждения опыта, суждения о причинно-следственных связях (по сути, все суждения естествознания сводимы к ним) всегда синтетические и потому никогда не обладают строгой научной достоверностью (индуктивные выводы, в отличие от дедуктивных, не дают логически достоверных следствий) Суждения науки – результат индуктивного обобщения прошлого опыта.
«Всегда после А было Б», значит, и в следующий раз так будет (привычка, вера, ожидание – психологические, а не гносеологические или онтологические категории). Ссылка на существование законов природы ничего не меняет. «Мир всегда был в прошлом устойчив. Но почему он должен быть устойчивым и дальше? Как это-то доказать, не прибегая к индукции типа такой: всегда, когда раньше я рассуждал подобным образом, мир после этого оставался постоянным и закономерным, значит, и сейчас так будет.
  «Парадокс индукции»: невозможность выйти в сфере опыта из пут индуктивных выводов. Так будет (Б после А), потому что мир регулярен. А в чем причина устойчивости самой этой регулярности? И так до бесконечности… «Ни из какого опыта нельзя узнать, что он не может быть иным» Теоретическое знание, наука, философия в традиционном виде невозможны.
Агностицизм (отрицание возможности обладания достоверным знанием) Психологизм (все связи в «знании» носят психологический, основанный на теории ассоциаций, характер) Иррационализм (вера вместо знания, правда, не faith, а belief) Феноменализм (нам доступна только сфера чувственных явлений".

1.7. Этика
 Проблема воли так или иначе связана с учением о морали. Говоря о гамовской этике, сегодня чаще всего вспоминают не его системные построения, а маргинальное замечание о том, что в этических контекстах связка «есть» в суждениях заменяется на «должен». Между тем учение Юма о морали занимает важное место в истории британской этики. В целом он продолжает сентименталистскую традицию Э. Шефтсбери и Ф. Хатчесона, для которой характерно признание основополагающей роли морального чувства как способности оценки нравственной значимости деяний и одобрения благородных характеров. Юм, однако, более систематично, чем упомянутые авторы, определяет содержание морального чувства, т. е. выясняет, какие именно поступки и качества людей вызывают моральное одобрение.
Благим, по Юму, считается 1) полезное, 2) приятное.
 То и другое может быть рассмотрено в двояком плане: полезное и приятное для себя или для других. В результате перед нами оказываются четыре качества, вызывающих одобрение со стороны морального чувства. Важно подчеркнуть, что речь идет о незаинтересованной реакции. Моральное чувство нельзя смешивать с эгоистическими интересами. Оно бескорыстно. Всякий раз, рассматривая некие качества личности, мы одобряем их, если замечаем, что они могут принести пользу или удовольствие либо самому их носителю, либо другим людям, и не важно, можем ли мы воспользоваться выгодами, которые они сулят. Это никак не влияет на нашу оценку.
Рассуждая о моральном чувстве, Юм, однако, не преувеличивает его значение.
Напротив, он пытается дополнить это чувство рациональными санкциями, показывая, что некоторые добродетели (к примеру, справедливость или верность слову) имеют чисто социальный характер. Юм называет их «искусственными» и отличает от «естественных» добродетелей вроде аффекта доброжелательности, направленного непосредственно на пользу других людей. Связь же искусственных добродетелей с пользой опосредованна.
Вне общества они не имеют значения. Как уточнял Юм в «Письме джентльмена его другу в Эдинбурге» (1745), этим он не хотел сказать, что существование вне общества дозволяет людям отказываться от всяких представлений о справедливости или от обязательств следовать достигнутым соглашениям и выполнять обещания. Речь шла только о том, что «вне зависимости от общества они никогда не заключили бы соглашений и даже не поняли бы их смысла».

1.8. Существуют ли достоверные суждения и если да, то какой природы эта достоверность
”Все, с чем я имею дело, - это мои яркие впечатления от вещей и более смутные идеи, рождающиеся на основе анализа впечатлений (только в таком порядке!!!) Что соответствует этим впечатлениям в реальности (за пределами сознания) – вопрос риторический и не решаемый.
 Существование внешнего мира недоказуемо (хотя, видимо, и неопровержимо).

Что является критерием достоверности? 2 типа общих суждений, претендующих на достоверность: в математике (о свойствах фигур и чисел) и в физике (о причинах явлений). Суждения математики истинны в силу законов логики. Они представляют собой аналитические суждения.

Одним из важных элементов его синтетической линии стала своеобразная терминологическая политика Юма, состоящая в отказе от применения специальных выражений для обозначения открываемых им ментальных феноменов.
Взамен Юм использует слова обыденного языка — «впечатление», «привычка», «вера», «живость» и т. п. Он, видимо, считал, что такая практика сделает его рассуждения более понятными неискушенному читателю. На деле, порождая двусмысленности, она создавала дополнительные интерпретационные трудности. И пожалуй наибольшие проблемы принес Юму термин «скептицизм». Он называл свою философию юскептической и многие действительно увидели в нем разрушителя основ знания. Между тем Юм различал несколько видов скептицизма — «картезианский», «академический»,  «пирронизм» и т. д. Из перечисленного лишь пирронизм является скептицизмом в общепринятом смысле, доктриной тотального сомнения. Но от него-то Юм как раз и отмежевывался. Принимаемый же им картезианский и академический скептицизм призывает лишь к осмотрительности в суждениях, но не отрицает познаваемости мира. (Картезианский скептицизм предлагает начинать с сомнения, чтобы найти несомненное. Юм не только соглашался с этим частным положением, но и принимал метод Декарта в целом).
Впрочем, отношение Юма к пирронизму было неоднозначным. Истоком пирронизма являются внутренние противоречия, в которых запутывается человеческий разум, и в «Трактате о человеческой природе», в отличие от «Исследования о человеческом познании», встречаются утверждения о неизбежности таких противоречий. Выйти из них можно, лишь забыв о них, а забыть о них заставляет сама человеческая природа, подталкивающая нас к действиям даже тогда, когда мы не можем обосновать их.

Главным противоречием в знании, по Юму, является нестыковка, возникающая между верой в независимое от человека существование физических объектов и убежденностью разума в том, что подобные объекты не могут существовать независимо от восприятия.
Последнее утверждение Юм доказывал аргументами о субъективности «первичных качеств», заимствованными им у Беркли и, как уже отмечалось в предыдущей главе, не являющимися логически безупречными. От Беркли и Локка Юм перенял и представление о составленности человеческого знания из особых элементов, «идей» (ideas). Впрочем, его не устраивала сложившаяся практика именования «идеями» не только мыслей, воспоминаний и образов, но и ощущений. Он решил подчеркнуть их различие и переименовал идеи ощущения во «впечатления». (impressions).
 Впечатления и идеи Юм объявил разновидностями «перцепций», т. е. ментальных состояний как таковых. С этих дистинкций, собственно, и начинается ментальная география.

2. Яна Ситникова тяжело болеет
В 2013 году я познакомилась с партнёркой (она цисгендерная женщина) и 4 года маялись с репродуктивными делами, так что гормонов я не пила (или совсем чуть-чуть). Когда наконец начала их снова, мне диагностировали рак крови, я полгода лежала в больнице и проходила химиотерапию, от которой выпали все волосы. Моя партнёрка хочет второго ребёнка, но мне это всё надоело, я не знаю, сколько мне жить осталось... короче, с января этого года снова на гормонах. Но из-за коротких волос пасс нулевой.
Яна Ситникова 08. 06. 2019
Политический и общественный деятель,
Радикальная феминистка,
Член партии "Яблоко".

3. Грихамедха
Господь, Личность Бога, сказал: Человек, живущий в семье, совершает религиозные обряды ради того, чтобы получить материальные блага. Tаким образом он достигает экономического благополучия и удовлетворяет свое желание чувственных наслаждений. Этот цикл повторяется снова и снова.
КОMMЕНTАРИЙ (от Ш. Прабхупады): Есть два типа семейных людей: одних называют грихамедхи, а других грихастхами. Грихамедхи стремятся удовлетворить свои чувства, а грихастхи — обрести самоосознание.
Здесь Господь говорит о грихамедхи, или тех, кто хочет оставаться в материальном мире. Они стремятся к материальному счастью и ради этого совершают религиозные ритуалы, которые должны принести им экономическое благополучие и вместе с ним — возможность удовлетворить свои чувства. Ничего другого им не нужно. Tакие люди всю жизнь работают не разгибая спины, чтобы разбогатеть и вкусно есть и пить. Жертвуя деньги на благотворительные цели, они рассчитывают на то, что в следующей жизни родятся на высших планетах в райском царстве. У них нет никакого желания вырваться из круговорота рождений и смертей и положить конец своим страданиям, которые являются неотъемлемой частью материальной жизни. Tаких людей называют грихамедхи.
Грихастха — это тот, кто живет в семье, с женой, детьми и родственниками, но не привязан к ним. Он предпочитает оставаться домохозяином, нежели вести жизнь странствующего санньяси, но его главная цель заключается в том, чтобы обрести самоосознание, то есть достичь уровня сознания Кришны. Однако здесь Господь Капиладева говорит о грихамедхи, целью жизни которых является материальное благополучие. Ради того, чтобы достичь этой цели, они совершают жертвоприношения, раздают милостыню и занимаются благочестивой деятельностью. Tакие люди достигают высокого материального положения, и, отдавая себе отчет в том, что сейчас они пожинают плоды благочестивой деятельности, которой занимались в прошлом, они снова и снова совершают религиозные обряды, которые дадут им возможность наслаждаться в будущем. Пунах пунаш чарвита-чарвананам,  — говорит Прахлада Mахараджа. Им никогда не надоедает жевать уже пережеванное. Mатериальные страдания преследуют их, даже если они богаты и процветают, но, несмотря на это, они не желают менять свой образ жизни.

TЕКСT 2
Привязанность к чувственным наслаждениям лишает таких людей возможности заниматься преданным служением. Поэтому, хотя они и совершают различные жертвоприношения и дают торжественные обеты, чтобы удовлетворить полубогов и предков, в них не пробуждается интерес к сознанию Кришны, преданному служению.
КОMMЕНTАРИЙ: В «Бхагавад-гите» (7.20) говорится, что люди, поклоняющиеся полубогам, утратили разум: камаис таис таир хрта-джнанах. Они одержимы желанием чувственных удовольствий и потому поклоняются полубогам. Безусловно, поклонение различным полубогам ради того, чтобы разбогатеть, поправить свое здоровье или получить хорошее образование, рекомендовано в Ведах. Потребности материалистичных людей многообразны, и многочисленные полубоги помогают таким людям удовлетворять свои желания. Грихамедхи, которые хотят продолжать жить в достатке, как правило, поклоняются полубогам или предкам, принося им пинду, жертвенные дары. Эти люди лишены сознания Кришны и не интересуются преданным служением Господу. Tакой тип «благочестивых» и «религиозных» людей появился в результате распространения философии имперсонализма. Имперсоналисты утверждают, что Высшая Абсолютная Истина лишена формы, и, следовательно, человек может представить себе любой образ и, поклоняясь ему, получить благо. Поэтому грихамедхи, или материалистичные люди, говорят, что могут поклоняться любому полубогу как Верховному Господу. Среди людей, исповедующих индуизм, те, кто привязан к мясу, предпочитают поклоняться богине Кали, поскольку ей, согласно предписаниям, можно приносить в жертву коз. Они утверждают, что не важно, кому поклоняется человек — богине Кали, Верховной Личности Бога, Вишну, или любому из полубогов, во всех случаях результат будет один и тот же. Это бессовестная ложь, но этим заблудшим людям нравится такая философия. «Бхагавад-гита» отвергает эти лживые выдумки. В ней ясно сказано, что поклонение полубогам — удел людей, утративших разум. Tо же самое подтверждает данный стих, в котором люди, поклоняющиеся полубогам, названы словом кама-мудха, что значит «человек, лишенный разума» или «человек, ослепленный страстью к чувственным наслаждениям». Лишенные сознания Кришны, кама-мудхи не занимаются преданным служением и одержимы жаждой чувственных наслаждений. Tаким образом, тех, кто поклоняется полубогам, осуждают и «Бхагавад-гита», и «Шримад-Бхагаватам».

TЕКСT 3
Mатериалисты, которые ищут чувственных удовольствий и поклоняются предкам и полубогам, попадают на Луну, где пьют напиток из сомы. Но затем они снова возвращаются на эту планету.
КОMMЕНTАРИЙ: Луна принадлежит к числу райских планет. Попасть на эту планету можно, совершив определенные жертвоприношения, рекомендованные в Ведах, в частности обряды поклонения полубогам и предкам, при проведении которых нужно соблюдать некоторые ограничения и давать обеты. Но тот, кто попал на Луну, не может оставаться там очень долго. В Ведах сказано, что жизнь на Луне длится десять тысяч лет полубогов. Один день полубогов (двенадцать часов) равен шести земным месяцам.

Луны нельзя достичь на материальном космическом корабле. На нее могут попасть только люди, которые занимаются благочестивой деятельностью в расчете на материальные наслаждения. Но даже тем, кто достиг Луны, придется вернуться на Землю, когда они исчерпают запас своей благочестивой деятельности. Это подтверждается в «Бхагавад-гите» (9.21): те там бхуктва сварга-локам вишалам кшине пунйе мартйа-локам вишанти.

TЕКСT 5
Разумные люди, обладающие чистым сознанием, находят полное удовлетворение в сознании Кришны. Освободившись от влияния гун материальной природы, они действуют не в расчете на чувственные наслаждения, а выполняют предписанные им обязанности, движимые чувством долга.

TЕКСT 8
КОMMЕНTАРИЙ: Частичное разрушение вселенной происходит в конце дня Брахмы, а полное — в конце его жизни. Брахма умирает, когда истекают две парардхи, и вместе с ним гибнет вся материальная вселенная. Tе, кто поклоняется Хираньягарбхе, полной экспансии Верховной Личности Бога, Гарбходакашайи Вишну, не возвращаются сразу к Верховной Личности Бога, пребывающей на Вайкунтхе, а остаются в материальной вселенной, на Сатьялоке или других высших планетах, до конца жизни Брахмы. Затем вместе с Брахмой они восходят в духовное царство.
Парасйа пара-чинтаках значит «постоянно думая о Верховной Личности Бога», то есть всегда пребывая в сознании Кришны. Говоря «Кришна», мы имеем в виду всю вишну-таттву. Кришна включает в себя три пуруша-аватары:
Mаха-Вишну, Гарбходакашайи Вишну и Кширодакашайи Вишну, а также все прочие воплощения Господа. Это подтверждает «Брахма-самхита»: рамади-муртишу кала-нийамена тиштхан — Господь Кришна вечно существует вместе со Своими многочисленными экспансиями, такими, как Рама, Нрисимха, Вамана, Mадхусудана, Вишну и Нараяна. Он существует вместе со Своими полными частями и частями Своих полных частей, каждая из которых неотлична от Верховной Личности Бога. Слова парасйа пара-чинтаках относятся к тем, кто полностью развил в себе сознание Кришны. Tакие люди сразу попадают в царство Бога, на планеты Вайкунтхи. Но те, кто поклоняются полной части Господа, Гарбходакашайи Вишну, остаются во вселенной до ее гибели и только после этого отправляются в духовный мир.

TЕКСT 10
Йоги, которые с помощью дыхательных упражнений и медитации отрешаются от материального, попадают на планету Брахмы, расположенную на огромном расстоянии от Земли. Оставляя свои тела, они входят в тело Господа Брахмы, и, когда Брахма обретает освобождение и возвращается к Верховной Личности Бога, Верховному Брахману, эти йоги вместе с ним тоже попадают в царство Бога.
КОMMЕНTАРИЙ: Йоги, достигшие совершенства в своей йогической практике, попадают на высшую планету вселенной, Брахмалоку (Сатьялоку). Оставив материальные тела, они входят в тело Господа Брахмы. Они не могут сразу получить освобождение, так как не являются преданными Верховного Господа. Им приходится ждать, пока освободится Брахма, и только тогда вместе с Брахмой они тоже освобождаются из материального плена. Пока живое существо поклоняется тому или иному полубогу, его ум поглощен мыслями об этом полубоге, поэтому оно не может сразу получить освобождение и вернуться в царство Бога или погрузиться в Его безличное сияние. Tакие йоги и преданные полубогов рискуют снова родиться в материальном мире, когда начнется новый цикл творения.

TЕКСT 31
О почтенная, Я рассказал тебе о пути постижения Абсолютной Истины, идя по которому человек обретает истинное знание о природе материи и духа и о том, в каких отношениях они находятся между собой.

TЕКСT 43
Tот, кто хотя бы раз подумал обо Mне с любовью и преданностью, кто слушает и пересказывает повествования о Mоих деяниях, непременно вернется домой, к Богу.

Tак заканчивается комментарий Бхактиведанты к тридцать второй главе Tретьей песни «Шримад-Бхагаватам», которая называется «Путы кармической деятельности».

4) Беседа Брамина
 Брамин утешает раджу Сенаджита по случаю смерти сына. Печаль бесполезна, всё суетно и тленно.
Юдхиштхира сказал:
1. Ты изложил прекрасные законы, касающиеся обязанностей раджей, Прадед; О превосходном законе подвижников благоволи рассказать, земли владыка.

Бхишма сказал:
2. Всему (свой) закон установлен; истина — плод подвижников по исходе; Выполнение многовратного закона бесплодным здесь не бывает.
3. Кто какого бы ни достиг решения в том или ином предмете, Так он его постигает, а не иначе, превосходный Бхарата.

4. Где бы ни проходить через бренную основу мира, Везде отвращение (к ней) возникает, в этом нет сомненья.

5. Итак, Юдхиштхира, раз столь великий порок существует в мире, Для своего освобождения средство нужно стараться найти разумному мужу.

Юдхиштхира сказал:
6. Когда умирает жена, или сын, иль отец, иль погибает богатство, Каким размышленьем отстраняется скорбь, это скажи мне, Прадед.

Бхишма сказал:
7. Когда умирает жена, или сын, иль отец, иль погибает богатство, «Какое несчастье», — так помыслив, нужно стараться утишить горе.
8. Об этом такую древнюю быль повествуют: О том, что дружески говорил некий певец, придя к Сенаджиту.
9. Раджу, палимого скорбью о сыне, обессиленного горем, С поникшим сердцем, увидев, певец промолвил слово:
10. «Отчего ты погряз в заблужденье, почему скорбишь? О тебе скорбеть должно. Да и те, что будут скорбеть о тебе, (сами) пойдут той же скорбной дорогой.
11. Ты и я, и те, что тебя, владыка земли, почитают, — Все мы туда пойдём, откуда (сюда) явились».

Сенаджит сказал:
12. Какого учения, какого подвига, певец, богатый подвигом, какого самоуглубления, Какого знания, какого Писания ты достиг, что не впадаешь в унынье?

Брамин сказал:
13. Взгляни: существа здесь пронизаны скорбью повсюду — Вверху, посредине и долу, каким бы ни (занимались) делом.
14. «Или сам я не свой, или моя вся ширь земная; Как моя, так и других», — так помыслив, я не колеблюсь.

15. Эту мысль постигнув, я не ликую и не колеблюсь. Как сталкивается колода с колодой в огромном океане.
16. И, столкнувшись, расходятся, так и существ (происходят) встречи. Вот сын, внук, домочадец, знакомый...
17. Нежность к ним создавать не нужно: ведь неизбежна разлука с ними. Они из незримого появились и в незримое вновь удалились.
18. Ни тебя тот не знает, ни ты его (не знаешь); кто же ты, о чём горюешь? Из мук (неутолимой) жажды возникает страданье, из мук страданья возникает счастье.

19. От счастья рождается страданье; и так страданье снова и снова... Прямое следствие счастья — страданье; страданья прямое следствие — счастье.
20. Подобно колесу, вращается счастье-несчастье людское. Из счастья ты впал в несчастье и вновь достигнешь счастья.
21. Не вечно принимать страданье, не вечно испытывать счастье: Ведь тело — вместилище счастья-несчастья.
22. Итак, вместилище счастья — тело и несчастья вместилище — тело; Какой бы поступок ни совершил воплощённый телом, только телом он (его плод) вкушает.
23. И жизнь зарождается с зарожденьем тела, Оба совместно развиваются, оба и гибнут вместе.
24. Разнообразными узами влечений с предметами связываются люди И оседают, не достигнув цели, как в воде оседают песок и галька.
25. Как ради (получения) масла мучают на мельничных жерновах сезамовое семя, Так всякая тварь мучается на жерновах бедствий, возникающих от незнанья.
26. Ради супруги супруг недобрые дела нагромождает, Но человек и здесь, и в ином мире один подвергается бедам.
27. К домочадцам — сыну, жене — привязаны все люди, Они утопают в пенистом море бедствий, как старые лесные слоны (в болоте).
28. При гибели сына, при гибели богатства, родичей, знакомых Превеликое горе настигает, как при лесном пожаре, владыка!
29. Этот (мир) укрощает судьба в счастье-несчастье, быванье-небыванье; Без друзей, с друзьями ль, без недругов, с врагами ль,
30. С потомством или лишённый потомства (человек) от судьбы получает счастье. Недостаточно для счастья друга, недостаточно врага для несчастья;
31. Недостаточно познания для богатства, недостаточно богатства для счастья, Ни разума для достижения богатства, ни тупоумия для неуспеха;
32. Суетность вращения мира разумный, а не иной постигает. Разумному, отважному, вещему, безумному, трусливому и тупому,

33. Слабосильному и могучему — (всем) выпадает счастье. Корова (принадлежит) телёнку, пастуху, хозяину и даже вору.
34. Кто молоко выпивает, того и корова — таково решенье. Наиболее заблудшие в мире люди и те, что следуют высшему разуменью, —
35. Те благоденствуют; мучаются же средние люди. Мудрые крайнему рады; промежуточному они не рады.
36. Достижение крайностей называют счастьем; промежуточное между крайностями — несчастьем. Кто достиг разумения счастья, двойственность преодолел, от «моего» освободился,
37. Того никогда не потрясают ни достижение, ни неудача. А кто мудрости не достиг, не превзошёл заблужденья,
38. Тот чрезмерно ликует или предаётся скорби; А заблудшие, как боги на небе, постоянно довольны,
39. Неразумные в (своей) великой спеси и самомненье. При нерадивости счастье кончается горем, при усердии горе приводит к счастью:
40. Ведь с прилежанием, не с нерадивостью живёт удача. Приятного, неприятного, счастья или несчастья
41. Достигнув, непобедимый как достижение да сохранит (их) спокойно в сердце. Тысячи состояний скорби, сотни состояний страха
42. День ото дня переживает заблудший, а не пандиты. Разумного, совершенно познавшего, неропщущего, сведущего в Писанье,
43. Самообузданного, укротившего чувства мужа горе (не может) коснуться; Утвердясь в таком ученье, оберегая (своё) сознанье, пусть действует мудрый,
44. Тогда от восхода до заката (жизни) горе его коснуться не может. Каким бы способом ни возникали скорбь, несчастье, страданье
45. Иль возбуждение, их корень, будь то (даже) какой-либо член (тела, его) подобает отринуть. Если в чём-либо принимает участие самость,
46. То всякая такая цель приводит к мученью; Поскольку покидаются вожделенья, постольку полнее становится счастье.
47. За вожделением гонится человек и вслед за вожделением гибнет. Счастье, что в мире (даёт) вожделенье, великое счастье, (что получают) в небе,
48. Не стоит и шестнадцатой доли счастья от уничтожения жажды. Деятельность прошлого воплощения — хорошая или дурная —
49. (Определяет участь) мудреца, заблудшего, богатыря — сообразно (их) поступкам; Таково поистине то приятное и неприятное,
50. Счастливое и несчастливое, что с дживами происходит. (Человек), преисполненный (добрых) качеств, утвердясь в этой мысли, пребывает счастливо.
51. Да хранит он себя ото всех желаний, гнев позади оставив: Тот вращается в сердце; крепкий, как смерть, он в уме (манасе) существует,

52. Он в телах воплощённых устойчив: мудрые его именуют гневом. Когда (человек) отовсюду вбирает желанья, как черепаха члены,
53. Тогда собственный свет Атмана он в себе самом созерцает. Если такой (никого) не боится и его (никто) не боится,
54. Если он не вожделеет, не ненавидит — он осуществляет Брахмо; Покинув правду и кривду, страх и бесстрашие, скорбь и радость,
55. От приятного-неприятного полностью отрешась, он в самом себе умиротворится. Когда во всех существах он не вызывает злого
56. Ни делом, ни мыслью, ни словом, тогда он осуществляет Брахмо. Худоумным трудно покинуть жажду: до старости она не стареет,
57. (И только) с жизнью она кончается; покинувшему этот недуг — благо. Тут, царь, спетой Пингалою песне внимают,
58. Как в годину скорби Пингала восприняла вечную дхарму; В беде эта блудница покинута была желанным;
59. Скорбная, попав в беду, она привела к спокойствию разум.

Пингала сказала:
60. Любила я желанного, нелюбившего; надолго поселила В груди благого, дающего радость; (но) его я не разгадала раньше;
61. А (теперь) замкну одноколонное, девятивратное жилище; Ведь кому же тогда подумать о пришедшем сюда любовнике: «Это мой милый»?
62. Я не желаю; обманщики в образе Камы, адские видом, Не обольстят (меня) снова; я бодрствую; я пробудилась!
63. Нежеланное да будет желанным иль силой судьбы, иль прежних поступков; Я пробудилась, я лишена выявлений, не одолеют теперь меня чувства!
64. Кто свободен от надежд, почивает счастливо: свобода от надежд — высшее счастье. От надежд всех отказавшись, Пингала спит счастливо.

Бхишма сказал:
65. Этими и подобными доводами, высказанными брамином, Был вполне убеждён Сенаджит, возрадовался счастливый раджа.
ТАК В СВЯТОЙ «МАХАБХАРАТЕ», В КНИГЕ «УМИРОТВОРЕНИЕ», В КНИГЕ «ОСНОВА ОСВОБОЖДЕНИЯ» ГЛАСИТ 174 ГЛАВА — БЕСЕДА БРАМИНА С СЕНАДЖИТОМ