Путешествие Степана. Часть 4, глава 2

2.
ДУРЕЛОМ
На другой день Серапион вместе с Евдокией и Фёклой пришёл к Камышихе. Он приготовил десяток кушаний под присмотром Камышихи и её сестры Устиньи, и показывал, что он делал. Вкусные запахи заполняли дом, а правитель, сидя за столом, стучал ложкой по тарелке и кричал:
— Скорее, несите! Я не могу больше ждать!
— Подождёшь! — громовым голосом отвечала ему Камышиха.
Слуги пробовали еду. После них пробовала сестра Камышихи, такая же высокая, как сама градоправительница, но худая и бледная. Она знала, что умрёт, если еда отравлена. А если что-то случится с Гусаковым, то сестра прикажет сурово наказать её. Наконец, еду подали правителю и он набросился на неё, словно не ел целый год.
— Ты запомнила всё, что делал повар? — кричала Камышиха своей сестре. — Если не запомнила, пусть этот Серапион всё расскажет тебе заново.
После обеда Серапиона и его помощниц отпустили домой. Камышиха кричала им вслед:
— Завтра чтоб были здесь!

Вечерами, собираясь вместе на постоялом дворе ночевать, мы рассказывали друг другу, что видели или слышали за весь день. Плотник Харитон рассказал нам, что случайно услышал разговор купца Щёголева со своим братом: «Если я не сочиню какой-нибудь донос на Таратихина, то он может донести на меня». «Но ты же никому ничего не говорил о Камышихе!» — прошептал ему брат. «Ну и что? Время сейчас такое. Если я не донесу на него, то он сам может наврать на меня с три короба!» — отвечал ему купец. Но всё же, через два дня, ночью к купцу Щёголеву пришли люди из шайки Камышихи и увели его. Пафнутий рассказывал нам, что видел в городе много недовольных людей, которые хотят, чтобы правление Камышихи поскорей закончилось, но страх их так велик, что они боятся даже ходить друг к другу в гости, а друзья, встретившись на улице, даже не разговаривают ни о чём. Никто не ходит по городу поздно вечером и ночью, все сидят дома и ждут, придут сегодня за ними или нет. И почти каждую ночь люди Камышихи кого-нибудь хватают и уводят неизвестно куда. А повар Серапион, Фёкла и Евдокия рассказали, как они бывали в доме Камышихи и что там видели. Им не хотелось ходить к ней, но приходилось.
— Теперь мы достаточно насмотрелись, — сказал я. — Нужно сочинять действо! Только как и где мы будем его показывать?
— Я теперь знаю, что показывать, — сказал Пафнутий, — завтра же начнём писать действо.
— Вы забыли о предводителе шайки, которая служит Камышихе, — сказал Макар Емельянов. — Как бы он не пронюхал что-нибудь о нас. Люди говорят, что он даже опаснее Камышихи. Он не только выполняет её волю, но и сам хозяйничает, как захочет. Даже сама Камышиха будто бы его боится. Но мне не довелось его увидеть.
— Я видел его, и не раз, — сказал Пафнутий. — Этот человек привык убивать. Сейчас я вам расскажу, как он выглядит: ростом высок, лоб у него маленький, глаза — навыкате и совсем пустые, будто бесцветные; толстые губы, широкий нос, тяжёлая челюсть, большие усы и маленькая борода. Толст, широк в плечах, вдвое шире обычного человека. Жестокий и беспощадный. В народе его кличут Дуреломом. Он очень не любит, когда его так называют.
— И я видел его, — сказал отрок Василий. — Когда я играл с мальчишками в лапту, один из них вдруг крикнул: «Дурелом идёт!» И все бросились бежать, повторяя: «Дурелом, Дурелом!» Я не понял, что это значит, но вдруг увидел здоровенного дядьку с угрюмым, злым лицом, который схватил камень и шёл ко мне. За ним шагали ещё два человека из шайки Камышихи, которых я знал. Я так испугался, что бросился бежать. А ведь это не я кричал: «Дурелом!», но разве докажешь ему? Он хотел убить меня камнем. Я долго бежал от него, но слышал, как он гонится за мной, громко топая, и, наконец, я сумел спрятаться под старой телегой. Хорошо, что он не заметил меня и пробежал мимо. Степан, у него руки и ноги вдвое толще твоих, а шея, как у быка! Мальчишки говорят, что сильней его никого нет. А ты бы смог его побить? Или тебе меч нужен?
— Смог бы, — ответил я. — У него — злоба и ненависть, а у меня — справедливость, я за людей стою. Он бы и ударить меня не успел, как уже на земле бы лежал. Но мы приехали сюда не меч поднимать и не драться с шайкой и правительницей, люди сами себя должны освободить! Перестать бояться, посмеяться над лиходеями и над самими собой. Ведь вместе они сильней и Камышихи, и этой шайки. А сейчас нам нужно найти место для показа действа людям.
— В городе есть лавка купца Потехина, — сказал Пафнутий, — товаров в ней мало, а новые не привозят по приказу Камышихи. Часть товаров забрала шайка Дурелома. Остался в лавке только один купеческий приказчик. У него есть пустой сарай на окраине города, он готов продать его. Я ходил с ним смотреть этот сарай. Его можно помыть, вычистить, сделать окна, поставить скамьи, смастерить помост, где мы будем показывать действа. И тогда нам останется только придумать, как показать его. А зрителей найдём среди знакомых и друзей, которых мы здесь завели.

Утром мы пошли с Пафнутием и приказчиком купца Потехина к сараю и купили его. Стоял он на краю города, у леса. За пять дней мы подготовили действо. Скамьи и помост плотник с Евсеем сделали сами. За двенадцать дней, проведённых в Кондрашове, мы познакомились с людьми, недовольными Камышихой, и могли им доверять.

В первый день на показ своего действа мы пригласили сотню людей, но пришло только двадцать три зрителя, кто поодиночке, кто парами. Остальные побоялись прийти. Во время действа зрители озирались по сторонам, но потом увлеклись и стали смеяться.

На другой день слухи о нашем балагане разошлись по городу. Мы увидели людей, которые встречаясь, шептались, смеялись, пересказывая увиденное. Через два дня мы снова показали наши действа. Вначале мы, как всегда, показали действа о тех правителях и судьях, которых встречали в пути, и лишь потом — о правителе Гусакове и Камышихе. В этот раз пришло около полусотни человек. Они посмеялись и над чужими правителями, и над своими, стали свободней и дружней. Расходясь по домам, они не бежали в страхе, как в прошлый раз, а благодарили нас. В третий раз собралось так много народу, что все еле поместились в балаган. Многие стояли вдоль стены, и даже за окнами.
 
Сначала мы, как и в прошлый раз, показывали действа о других правителях, а затем — о Гусакове, Камышихе, Дуреломе, а также о других людях, которых зрители хорошо знали. Они увидели правителя Гусакова, которого изображал наш гусь, важно шагающий впереди всех, с красной шапочкой на голове. Камышиху изображал Красный Кабанчик, идущий на задних ногах, в разноцветном сарафане, его пятачок прикрывал приделанный крючковатый нос. За ними следовали двое слуг, их очень похоже показывали наши скоморохи, а за «слугами» шёл медведь, наряженный в Дурелома, и был так похож на него, что многие зрители вначале испугались. За «Дуреломом» шли три человека из его шайки, их тоже все узнали. И «Камышиха», и «Дурелом», и «Гусаков» говорили и кричали так похоже, что зрители сначала вздрагивали, а потом хохотали. Конечно, это говорили и кричали не сами «злодеи», а спрятавшиеся Пафнутий и Даниил. Я и Евдокия показывали нищих старика и старуху, которые просили денег у «Камышихи».

Зрители от души смеялись, но тут вдруг раздались выстрелы! В балаган ворвалась шайка Дурелома. Первые пули попали в Кабанчика. Он упал. Я быстро уложил Евдокию на пол, повалил всех скоморохов, и кинулся к стрелкам. Пули попали и в меня, но я их словно не чувствовал. Я сбил четырёх нападавших ударом кулака, но их было ещё много. Со злодеями дрался и Сысой. Вместе с нами на стрелявших бросился наш пёс Малыш, вбежавший с улицы, он хватал их зубами за руки, держащие ружья, прокусывал руки. Зрители, крича от ужаса, бросились из балагана, а я, протискиваясь сквозь толпу бегущих людей, не успел добраться до Дурелома, который несколько раз ударил ножом нашего пса Малыша. Его визг услышал наш медведь, в два прыжка настиг Дурелома и повалил его, стал кусать и рвать когтями. Дурелом взвыл от боли и страха. Зрители, увидев, как повержен и перепуган Дурелом, кинулись на остальных стрелков, стали хватать их, бить и вязать своими кушаками. А те зрители, что уже выбежали из балагана, громко закричали, призывая горожан:
— На помощь!
Горожане словно ждали, когда их позовут. И прибежали к нам. Они ловили убегающих людей Дурелома, повязали всю шайку, вынесли меня, Кабанчика и пса Малыша и уложили рядом.
— Зовите лекаря, — сказал кто-то. Скоморохи и часть жителей остались с нами, остальные отправились к дому Камышихи. Дурелом, искусанный и изорванный медведем, был ещё жив. Но громко кричал:
— Уберите медведя! Лекаря мне!

К нам привели лекаря. Он осмотрел наши раны. Пули попали мне в грудь, в живот, в руку и в ногу. В Кабанчике застряли три пули. У Малыша была изрезана ножом грудь, живот и задняя лапа. Многие люди, уходя, били ногами Дурелома и плевали на него. Вся одежда на нём была изорвана и залита кровью. Но, несмотря на страшные рваные раны от медведя, он мог ходить, и горожане потащили его на площадь.
— Ведите всех людей из его шайки, Камышиху, Гусакова и их слуг! Судить их будем на площади! — кричал народ.
— Собаку и свинью лучше умертвить, чтобы не мучились. Пули, что пробили старику руку и ногу, прошли насквозь, — сказал лекарь, показав на меня. — Две других застряли, одна около сердца, а другая — в животе. Их не вытащить. До утра он не доживёт.

Следом за ним прибежала знахарка. Она принесла с собой всяческие снадобья. Посмотрев наши раны, приложила примочки, дала нам выпить своих снадобий и сказала:
— Я помогу им, но вылечить не смогу. Зато знаю, кто может спасти их. Но этот лекарь живёт далеко, в лесной чаще. Берите повозку и повезём старика, а там, где не сможем проехать, нужны будут носилки для него. Принесите с собой топоры и пилу, чтобы сделать носилки в лесу.

2017 г.
(Продолжение следует)