Просто хорошее кино другой страны

               
     Злобный Никсон твердо торит путь - дорожку фронтовую, отшибая Попль - Вухом лорингитный шлемофон, что кожанисто свисает проводками медных струн на плечо с лежащим хером, лошадиным сам собой.
     - Правильно было бы указать  " само собой ", - чуть в нос грассирует мадам Гершензон, фрейлинисто подзывая буйный вокал Алисы Лайт, нашей еще одной Элис Ньюстар, но без собак и без лошадей, так, чисто пробздеться, - знаете, милочка, - ярится поэтесса замоскворецких кущ, - бесит меня вопиющая неграмотность Бродского.
     Бродский рыж, сутул, упорен в заблуждениях. Висит портретом, явно злоумышляет, только не понять, что именно. Но если прислушаться, то можно услышать комариный писк, исходящий из побледневших от патриотизма уст поэта. Зудит малярийно : " Ваша - Анфиса, моя Раиса, смотрите, Бальзаминов, не перепутайте ". Бальзаминов пророщен в илистом горшочке битвы тронов, немало смущая неприхотливые умы православных коммунистов, выискивающих блошек Гумберта и гнид тети Юли Латыниной во всяком Шумурдякове, не говоря о Якове, уже вступившем на эшафот.
     - Свечой истает Достоевскай, - нараспев цитирует старик Яков, разрывая диагоналевую гимнастерку теннисной ракеткой проигравшей корову мисс миллионерши, - узрев коровий взор у Скарлетт. Йоханссон, - поясняет чуть в сторону по - щепкински Яков и продолжает, сбиваясь на зоофилию, - а много ль корова дает молока ? - Вперяет воспаленный жаждой справедливости для всех, вкупе, ин масс взор в сидящего толстой задницей на могучей куче не оправдавших Харви Вайнштока и уточняет, закрыв уставшие глаза. - Не выдоишь за день - устанет рука.
     - Аааааа, - визжит тут же выскочившая Надька Михалкова, показывая умирающим танкистам мисс Лори Пети свисающие вглубь титьки. Белые, молочные, кисельными берегами единоличных достатков покачиваются сочные маркоташки, наводят на вполне целесообразные мысли об инцесте, ведь прет уже усами ридный папка, ротенфюрер Папке. Эвон, бежит.
     - Девять чорных всадников покинули Минас - Тирит ! - кричит арагорновским плагиатом Папке, спотыкаясь на пороге юрты, чем приводит в бешенство молча пирующих цибулей и луком монголов. - Кадыров - брат Лукашенки, а вопросы Борислава Брондукова о фетишистских элементах игруний в  " Что ? Где ? Когда ? " свихнули с ума всех.
     Монголы требуют жестами пояснить : кто эти все. Кажет Папке на всех и монголы воют тоненькими голосами азиатов.
     - О, Кусумда, - кричат монголы, посыпая лысые головы буддистских нефритовых идолов порохом минувших эпох, - о, сектым ерей !
     Сектым. Ерей - сан, он же великий, как сам Грибов, актер Жижикин. Каратист, гугенот, мосластый и опасный. Надевает рясу и у - шу, машет ногами, ушами, жопой трясет и оборачивается Сомиком.
     - Сомик - тян, - возглашает мажордом и эмпэтриплейер дон Паскуале Блез, народный академик с орденом, - хер победишь, кто такая.
     Пляшет Сомик перед вислобородым Иродом соблазнительный танец Диты фон Тиз, сымая шмотки и бросая доломан Лойко Зобара в искаженные лица лукавых царедворцев. Все на одну рожу. Опухшие, зенки бесстыжие, курлычат маленькими пахомами, икая сыто бужениной и гоня беса крестным целованием наградного оружия ГПУ. Получает заслуженный приз зрительских симпатий Сомик, а я думаю об исчезнувшей стране, где только - только научились снимать просто хорошее кино, писать нормальные книги, выбирать в восемьдесят восьмом так, как и не приснится современной Украине прямым и кривым от надежд пальцем соответствующую каждому - в уровень - зирочку малую, как все лопнуло и слилось в такое говно ... Что даже в Холливуде Тактарову злостный Путин мешает танцевать от печки, а безвинный Серебренников стал - таки старорежимным Сметанниковым и забацал трактирный романс на канале культур - мультур хочишь ? Скока ? Сто ? На тэбе двести ! 
      Потом курю и тяжело вздыхаю, не в силах доораться до зеленоглазой, а потом вспоминаю Рокси. Вот ! Я же писал, что хочу стать конем и возить на себе Рокси, пока она вновь не сможет ходить. Может, Машку привязать японской леской к креслу бортстрелка ?
      - Хрен теперь сбежишь, - бормочу дельно, приматывая блондинку к гашеткам крупнокалиберных пулеметов, - спряталась, овца, корову проиграла. Сволочь ! - ору в ее розовые уши, целуя жалостливо и нежно в блондинистую макушку и длинный любознательный нос. - Ты ж одна такая, - внушаю ей, залезая за пазуху, где обретаются маленькие кругляши. Сижу там, как камень, почти не дыша. Думаю о Бэйли.