Честертон Гилберт Кит

Гилберт Кит Честертон (1874—1936) — английский христианский мыслитель, журналист и писатель.


Бог, личность:

Мало найти богов — они очевидны. Надо найти Бога, подлинного главу всех богов.

…у мира есть цель, а раз есть цель — есть личность. Мир всегда казался мне сказкой, а где сказка, там и рассказчик.

Космос бесконечен, но в самом причудливом созвездии нет ничего интересного, вроде милосердия или свободы воли.

Если Бог заключен в человеке, человек заключен в себе. Если Бог выше человека, человек выше себя самого.


Христос:

Однажды небеса сошли на землю, даруя власть или печать образа Божьего, благодаря которой человек стал владыкой Природы; и вновь (когда во всех империях люди были взвешены и найдены очень легкими), чтобы спасти человечество, небеса сошли на землю в потрясающем облике Человека.


Вера и идеалы, атеизм и свободомыслие:

Таково свойство материализма и скептицизма, ибо если разум механичен, думать неинтересно, а если мир нереален, думать не о чем.

Сомнения агностика — это всего-навсего догмы материалиста.

…материалистическая философия (верна она или нет), несомненно, стесняет больше, чем любая религия.

Христианин вправе верить, что в мире достаточно упорядоченности и направленного развития; материалист не вправе добавить к своему безупречному механизму ни крупицы духа или чуда…

Христианин признает, что мир многообразен и даже запутан, — так здоровый человек знает, что сам он сложен… Но мир материалиста монолитен и прост… Вера не ограничивает разум так, как материалистические отрицания.

Секуляристам не удалось сокрушить небесное, но прекрасно удалось сокрушить все земное… Сторонники эволюции не убедят нас, что Бога нет, — Бог может действовать и постепенно. Но себя они убедили в том, что нет человека.

Напрасно речистые атеисты говорят о великих истинах, которые нам откроются, когда мы увидим начало свободной мысли, — мы видели ее конец. У нее не осталось сомнения, и она усомнилась в самой себе.


Чудо и духовность:

Жизнь прекрасна, ибо она — приключение; жизнь — приключение, ибо она — шанс.

Чем отчетливей видим мы, как похожа жизнь на волшебную сказку, тем ясней, что эта сказка — о битве с драконом, опустошающим сказочное царство.

Их неверие в чудеса было верой в неподвижную безбожную судьбу, глубокой искренней верой, что мир неисцелимо скучен…

Чудо — мгновенная власть духа над материей.

Чудо — свобода Бога…

Для закона недостаточно, как воображал Гексли, что мы рассчитываем на обычный порядок вещей. Мы не рассчитываем, мы делаем на это ставку. Мы рискуем столкнуться с чудом…

Мы не учитываем чудо не потому, что оно исключено, но потому, что оно — исключение.

Не мистики недостает нам, а здоровой мистики; не чудес, а чуда исцеления.

Мы, западные люди, «пошли туда, куда нас поведет разум», и он привел нас к вещам, в которые ни за что не поверили бы поборники разума.


Вера и истина:

Что я отвечу, если нет мерила, стоящего вне времени?

Вера зависит от взглядов, а не от века и часа.

Проще всего — идти на поводу у века, труднее всего — идти, как шел… Легко упасть; падают под многими углами, стоят — только под одним.

…некоторые ученые заботятся об истине, и истина их безжалостна; а многие гуманисты заботятся только о жалости. И жалость их (мне горько об этом говорить) часто лжива.

Как опишу я такие горы истины? Трудно защищать то, во что веришь полностью… убежден не тот, для которого что-то подтверждает его веру. Убежден тот, для кого все ее подтверждает, а все на свете перечислить трудно.

Религии не очень отличаются обрядами, они страшно различны в учении.


Апология христианства:

…в истории христианства присутствует какая-то неестественная жизнь, — можно считать, что жизнь сверхъестественная.

Одни и те же люди обличали кроткое непротивление монахов и кровавое насилие крестоносцев…

Люди, начинающие борьбу против Церкви во имя свободы и гуманности, губят свободу и гуманность, лишь бы биться с Церковью… Секуляристы не уничтожили божественных ценностей, но (если это может их утешить) поколебали ценности земные. Титаны не разрушили небес — они разорили землю.


Радость и простота:

Бог ненасытен, как ребенок, ибо мы грешили и состарились, и Отец наш моложе нас.

Человек больше похож на себя, человек более человечен, когда радость в нем — основное, скорбь — второстепенное… Радость — великий труд, которым мы живы.

Люди способны к радости до тех пор, пока они воспринимают что-нибудь, кроме себя, и удивляются, и благодарят… Но стоит им решить, будто они сами выше всего, что может предложить им жизнь, всеразъедающая скука овладеет ими, разочарование их поглотит, и все танталовы муки ждут их.


Альтруизм и эгоизм:

Счастье проверяется благодарностью…

…Ницше отрицает эгоизм тем, что его проповедует: проповедовать учение — значит делиться им. Эгоист называет жизнь войной без пощады и не жалеет усилий, чтобы уговорить своих врагов воевать. Проповедник эгоизма поступает весьма альтруистично.

Каждый, кто не желает смягчить свое сердце, кончит размягчением мозга.


Гордыня и смирение:

Снобы — простые души, вроде дикарей.

Из всех страшных вер самая страшная — поклонение богу, сидящему внутри тебя.

Безусловная вера в себя — чувство истерическое и суеверное.

…худшее в мире зло воплощено не в рюмке, а в зеркале, не в кабаке, а в той уединенной комнате, где человек рассматривает себя.

…«я сам» — очень мелкая мера и в высшей степени случайная. Так возникает типичная для нашего времени мелочность, особенно свойственная тем, кто кичится широтой взглядов.

Человек, не доверяющий своим ощущениям, и человек, доверяющий только им, равно безумны…

… править должен тот, кто чувствует, что править не может. Герой Карлейля говорит: «Я буду королем»; христианский святой — «Nolo episcopari». Если великий парадокс христианства вообще что-нибудь значит, он значит вот что: возьмите корону и обыщите всю землю, пока не найдете человека, который скажет, что недостоин ее.

Гордый примеряет все на свете к себе, а не к истине.


Грех, покаяние, прощение:

Где чистый ужас перед неправдой, который так прекрасен в детях? Где чистая жалость к человеку, которая так прекрасна в добрых? Христианство нашло выход и здесь. Оно взмахнуло мечом — и отсекло преступление от преступника. Преступника нужно прощать до семижды семидесяти. Преступление прощать не нужно.

Наше время подвело подкоп не под христианскую демонологию, не под христианскую теологию, а под ту самую христианскую этику, которая великому агностику казалась незыблемой, как звезды.


Любовь и верность, дающие силу:

Верность одной женщине – недорогая плата за то, чтобы увидеть хоть одну женщину… Полигамия – недостаток любви, словно ты рассеянно перебираешь десяток бесценных жемчужин.

Я принимаю мир не как оптимист, а как патриот. Мир — не пансион в Брайтоне, откуда мы можем уехать, если он нам не нравится. Он — наша фамильная крепость с флагом на башне, и чем хуже в нем дела, тем меньше у нас прав уйти…

Рим полюбили не за величие — Рим стал великим, ибо его полюбили.

…необходима извечная верность бытию.

…надо любить мир, не полагаясь на него; радоваться миру, не сливаясь с ним.


Идеалы и свобода:

Мы не стали менять реальность в угоду идеалу. Мы меняем идеал; оно и легче…

Если вы хотите, чтобы все оставалось как есть, меняйте почаще веры и моды…

Бунт современного бунтаря стал бессмысленен: восставая против всего, он утратил право восстать против чего-либо.

Мой идеал устойчив — он встал вместе с этим миром. Мою утопию не изменишь, ибо имя ее — рай. Можно переменить место назначения, но не место, из которого ты вышел.

У того, кто верит, всегда есть повод к мятежу: ведь Бог в сердцах человеческих под пятой сатаны. В мире невидимом ад восстал против неба. Здесь, в мире видимом, небо восстает против ада. Верующий всегда готов восстать; ведь восстание — это восстановление.

Современный молодой человек не изменит мира — он занят тем, что меняет убеждения… идеал должен быть устойчивым… Твердое правило нужно не только правителю, но и мятежнику. Устойчивый идеал нужен любому мятежу.

Свободомыслие — лучшее средство против свободы. Освободите разум раба в самом современном стиле, и он останется рабом. Научите его сомневаться в том, хочет ли он свободы, — и он ее не захочет…


Перемены:

Ницше высказал бессмысленную идею, будто люди некогда видели добро в том, что мы ныне зовем злом. Будь это так, мы не могли бы говорить, что превзошли предков или хотя бы отстали от них.

Изменение — чуть ли не самая узкая и жесткая колея, в какую только может попасть человек.


Фанатизм как сумасшествие:

Однородность его мышления делает его скучным, она же делает его сумасшедшим.

Если б сумасшедший мог на секунду стать беззаботным, он бы выздоровел… Ему не мешает ни чувство юмора, ни милосердие, ни скромная достоверность опыта.

Сумасшедший заключен в чистую, хорошо освещенную тюрьму одной идеи, у него нет здорового сомнения, здоровой сложности.


Демократия:

…первый принцип демократии: главное в людях то, что присуще им всем, а не кому-то в отдельности.

…газетчикам незачем сражаться против цензоров. Прошли те времена. Теперь сама газета — цензор.


Труд:

Я всегда доверял массе тяжко работающих людей больше, чем беспокойной породе литераторов, к которой принадлежу. Даже фантазии и предрассудки тех, кто видит жизнь изнутри, я предпочту яснейшим доводам тех, кто видит жизнь снаружи.


Творчество:

Картина или книга удалась, если, встретив после нее облако, дерево, характер, мы скажем: “Я это видел сотни раз и ни разу не увидел”.

Переворот в искусстве  — одно, в нравственности — другое…

…приедается только изображение; чувства остаются чувствами, люди — людьми…

Тех, кого заботит правда, а не мода, не собьет с толку чушь, которой окутывают теперь всякое проявление раздражительности или распущенности. Те же, кто видит не правду и ложь, а модное и немодное, —несчастные жертвы слов и пустой формы.


Избранные афоризмы взяты на сайте foma.ru.