Б. Эпилог

Эпилог


     Когда он приехал в клинику, небо было мутным, молочно-серым. Сквозь плотно обложившие всё до горизонта облака почти не пробивалось солнце. При входе его одарила заученной улыбкой красавица Светочка, витрина всего заведения.
     – Здравствуйте, Борис Львович, с добрым утром вас, – отчеканила она привычную фразу, которой встречала каждого, входившего в эти двери.
     Он что-то ответил, кажется, довольно вежливое. Прошёл в свой кабинет, поставил портфель на стол и некоторое время стоял, уставившись в одну точку. Затем тряхнул головой, сбросил с себя оцепенение. Снял пиджак и переоделся в новенький салатного цвета халат, специально подготовленный для операционной.
     Когда он застёгивал халат, то почувствовал что-то в левом кармане. Какой-то то ли конверт, то ли стопку бумаги. Он с удивлением опустил руку и нащупал скользкую поверхность фотографии. Это было странно, ведь халат он надевал всего пару раз и определённо ничего не оставлял в карманах. Откуда она взялась? Борис вынул фотографию и стал в недоумении рассматривать её. На снимке была изображена молодая женщина – незнакомая ему женщина. Она стояла возле какой-то тёмной шершавой стены, похожей на скалу, прислонившись к ней спиной и глядя прямо в объектив. Красивая, даже очень красивая женщина. Каштановые волосы, тёмно-зелёные глубокие глаза, правильные, скульптурные черты лица. И взгляд… о, такой странный, пронизывающий взгляд! Казалось... казалось, что в руках у него вовсе не фотография, а живое изображение, что фигура у скалы вот-вот шевельнётся, пойдёт прямо на него. Борис резко отвёл руку, державшую снимок, как будто испугался, что он и правда оживёт. Что за наваждение такое? Кто мог подложить это ему в халат? И с какой целью? Незнакомая женщина, не имеющая к нему никакого отношения. Только вот так ли уж она ему незнакома? Преодолев свой иррациональный страх, Борис поднёс фотографию к глазам. Да, лица он действительно не мог узнать, но всё-таки что-то в этих чертах было… Как будто воспоминание из далёкого детства или… или из прошлой жизни. Ерунда, он ведь не верит в прошлые жизни, переселение душ и прочую дребедень! Тогда что же это? Он всё пристальнее вглядывался в снимок, словно желая прожечь его насквозь, и в какой-то момент в лице девушки произошла еле уловимая перемена. Теперь её уже нельзя было назвать незнакомкой. Нет, она менялась, и менялась очень быстро. Даже цвет волос стал другим, гораздо более тёмным. И глаза – они теперь отливали небесной синевой. И Борис понял – перед ним было изображение Жени, его Женечки. Именно такой она была тогда, в пору их юности, в пору их любви. Беспечная, юная, смеющаяся. Ему никогда не удавалось полностью восстановить в памяти её внешность. А теперь у него был этот снимок, таинственным образом очутившийся в кармане халата. Это ли не знак? И разве важно, откуда появилась фотография? Главное, что теперь он может…
     На этом месте мысли его были прерваны вежливым стуком в дверь. Борис поспешно сунул снимок в ящик стола.
     – Да-да, войдите.
     На пороге появился его ассистент, молодой, но уже опытный врач, подававший большие надежды. Он был уже в халате и шапочке. Очень пунктуальный, никогда не опаздывал.
     – Мы готовы, Борис Львович, – деловитым тоном сообщил он. – Пациент прошёл все необходимые процедуры. Можем приступать.
     – Хорошо, Гриша, спасибо, я сейчас, через три минуты.
     Дверь за молодым доктором закрылась. Борис потоптался немного по кабинету, стараясь унять внезапную дрожь в руках. Значит, вот оно как бывает. Тебя просто зовут – и ты идёшь делать своё дело. Так же, как сотни раз до того. И никому нет дела, что ты думаешь или чувствуешь. Тебе надо выполнить работу, выполнить её чисто, без ошибок. Неважно, что ноги у тебя болят, и скоро ты уже не сможешь выстаивать по нескольку часов за операционным столом.  Пациенты ждут, что ты им поможешь, что ты их спасёшь. И этот самый человек – тоже ждёт. Поздно уже отступать, да и некуда.
     Он вышел из кабинета, щёлкнул замком. Медленно, стараясь ступать так, чтобы не потревожить связки, прошёл в операционный корпус. Там его уже ждали молодой ассистент и анестезиолог, сурового вида мужчина с щёткой жёстких усов. Борис обменялся с ним быстрым рукопожатием, после чего подошёл к умывальнику и начал натирать ладони пемзой.
     – Есть какие-нибудь противопоказания? – спросил он анестезиолога через плечо.
     – Никаких, – с готовностью ответил тот. – По крайней мере, ему ничего такого неизвестно. И тесты дали отрицательный результат.
     – В таком случае, как обычно, гексобарбитал?
     – Да, именно так.
     – Отлично.
     Он тёр свои шершавые, желтоватые пальцы, а перед глазами стояло лицо Женечки, лицо на фотографии. Ну почему именно сегодня, именно сейчас?..
     – Всё готово? – спросил хирург, протирая руки фенолом и натягивая тугие упрямые перчатки.
     – Да, Борис Львович, – ответил молодой ассистент.
     – Тогда пусть везут.
     Ассистент вышел из операционного блока, чтобы распорядиться. Хирург и анестезиолог некоторое время молча смотрели друг на друга. Им не о чем было говорить. Они были хорошими врачами, и им не о чем было говорить.      
     Раздалось характерное шуршание, и двери распахнулись, под крепкой спиной одного из санитаров. На каталке лежал, пристально глядя в потолок, пациент. В белой рубахе без рукавов он казался ещё более тщедушным. Или, может быть, успел ещё похудеть за выходные.
     – Здравствуйте, доктор, – сказал он слабым, придушенным голосом. – Ну вот и мы.
     Почему это “мы”, подумал Борис. Что за неуместная манера? 
     – Как самочувствие? – подчёркнуто деловым тоном спросил он.
     – Да в общем… ничего. Хочется только побыстрее, доктор.
     – Что ж, я вас вполне понимаю. Тогда давайте приступим.
     Санитары подхватили пациента под мышки и колени и легко перенесли на операционный стол. Затем, что-то насвистывая, удалились, толкая перед собой каталку.
     – Сейчас мы введём вам наркоз внутривенно, – начал объяснять меж тем анестезиолог. – Эффект наступит через две-три минуты. Вы просто уснёте и даже не заметите, как это произойдёт.
     – Да, понятно, – кивал пациент. – Я всё понимаю.
     Борис стоял чуть в стороне и старался не смотреть на стол. Две-три минуты. Всё, что у него есть.
     Анестезиолог один за другим подключал к телу датчики, и вслед за этим оживали мониторы за его спиной. Потом он привычными лёгкими движениями натёр локтевой сгиб обезболивающим, быстро и чётко ввёл иглу. Открыл клапан, и наркоз бодрой струйкой побежал по трубке. Вот уже он достиг руки, вот он уже проникает внутрь. Борис не сдержался и кинул взгляд на лицо этого самого человека. Он было спокойным, даже умиротворённым. Глаза смотрели куда-то мимо, в пространство. Затем они медленно, словно раздумывая, закрылись. Голова склонилась набок, тело едва приметно обмякло.
     – Готово, – анестезиолог закрутил клапан, затем накрыл верхнюю часть тела пациента термоодеялом. – Теперь он ваш. – Он сделал шаг назад и приготовился следить за мониторами.
     Молодой помощник раскладывал на подносе инструменты. Они тихо позвякивали, и Борис машинально считал про себя: один, два, три, четыре… Всего двенадцать позиций. Ведь операция не сложная. Много инструментов не понадобится.
     – Вот, Борис Львович, готово, – бодро возвестил молодой ассистент, пододвинув в его сторону поднос. – Пора приступать.
     – Да, – тихо повторил за ним Борис. – Пора приступать.
     В конце концов, всё завершается так, как и должно было завершиться. Они были связаны всегда: он и этот самый человек. Они, в каком-то смысле, составляли единое целое. Вчера, во время концерта, ему это стало совершенно понятно. Перед ним на столе лежит он сам, его прошлое, его история, вся его жизнь. Он волен выбирать, как ему поступить со своей жизнью.
     Борис протянул руку и взял с подноса скальпель.

КОНЕЦ