Шеф

  Весной семьдесят девятого случилось невозможное. Звонок, обычный, телефонный.

- Юрдмич, почему за документиками не идете...

  Папа опустил трубку, присел, тяжело выдохнул и задумался.
  И тут мама - на точке кипения. Возле.

- Ну, говори уже.
- Документы...
- Отказали - так и знала!
- Не совсем.
- Отложили, вызывают, что...
- Готовы.

  Примерно за полгода до тетка выслала приглашение. Италия - на три месяца. По гостевой. Отец отмахнулся.

- Меня, беспартийного еврея, не смешите - с такой-то анкетой в Болгарию не пустят.

  Разумеется, ничего делать не стал - с такой-то анкетой. И вот, пожалуйте.

  Первый семестр первого курса пришелся на одиночество вдвоем. Баба Сима - видел в щелочку. По многолетней привычке запиралась.
  Обедать пришлось по талонам. Спортивным  - Хейман подсуетился - раз у друга така беда.
  Ну, и баба Поля - фаршированный фиш, жаркое, как ты любишь, курочка...

- А коржики?

  К новому году объявились. Иностранцы. Шесть чемоданов чудес - джинсы, дубленки, куртки. Главное, пластиночки. По списку - Оскар Питерсон, Билл Эванс. Под обещание на отлично. Сдержал. Еще до сессии - три автомата из четырех.
  На следующий год поехали деды. Летом.

- Деточка, вот ключик, иногда заходи, проверяй, договорились...

  Деточка зашла. На три месяца. Вместе с половиной центра. К сентябрю объявился великий скульптор - Виктор Петрович Бокарев. И остался на два месяца - Горького лепить. Чтоб Высоцкого по ночам, по-полной. Плюсом наш курс. Аркаша Туник, будучи в добром здравии, бывало через окно - ближе к трем утра. Благо, второй этаж. Чтоб не беспокоить.
  Джаз-рок, фьюжн, андеграунд. Музыка качественная, что греха таить. Кримсон, Дженезис, Махавишну, Чик Кория.
  Приперли Океан, 35-е колонки и понеслось - с утра и до утра.

  Разумеется, написали куда следует. Так мол и так, программа время, а тут - диверсия, сионизм,  фарцовка,  пьянка. Более того, намечается предательство - побег в Италию.
  Сначала мент - обнюхал, попросил Высоцкого. Еще сказал, явиться.
  Прибыли к назначенному, побыли полчаса, подписали протокольчик, и завершились.

- Эта, пацаны, с соседями поосторожней, лады, - напутствовал он напоследок.

  Не устроило. Написали в институт, родителям на работу и газету "Челябинский рабочий".
  Родители как-то разобрались, газета тоже. С институтом вышло сложнее. Пришлось созывать комсомольское.
  По-молодости, глупости постановили - не виноват. Еще экспертизу провели - акустическую. Мол, врут граждане.
  На следующий день прибежал взмыленный комсорг факультета.

- Вы че, совсем. Быстро объявляем выговор без занесения. Наверху все согласовано.
 
  Написали, честь по чести, отнесли. Довольный Вовчик, заулыбался.

- Давно бы так. Кстати, ты обещал Цепеллинов ...

  Вроде успокоились. И тут ...

- Быстро к шефу, срочно, вещи оставь...

  Давид Аронович встретил хмуро.

- Не ожидал. Впрочем, мне доложили, вас уже проработали.

  Молча кивнул. Мол, да, проработали - теперь остро переживаю вину.

- Думаю, нет смысла говорить, насколько негативно это отражается на репутации кафедры..

  Снова кивнул.

- Хорошо, надеюсь, исправитесь, извлечете.

  Третий раз - извлеку, справлюсь, осознаю...

  Шеф встал и демонстративно открыл дверь. С понурой головой повлекся на выход.

- Подождите там, - строгим шепотом приказал он, указав на лестничный пролет.
 
  Повиновался. Минут через пять, стремительно проходя мимо, процедил:

- За мной!

  Нашел пустую аудиторию, запустил, и шепотом, в телеграфном стиле, наскоро произнес:

- Италия. Бывал. У меня там знакомые. Дам рекомендательное письмо, и вас хорошо примут...

  И пока студент изумленно приходил в себя, столь же стремительно вышел.

  От такой шеф - участник войны, коммунист, гроссмейстер сопромата, бессменный
руководитель кафедры "Сопротивления материалов". Вечный Гохфельд.