Пруссия языческая. Глава 1. Первое посвящение

1
Сначала осозналась боль, а вместе с ней вернулись и обрывочные, но необычно яркие воспоминания о том, что случилось, казалось бы, вот только что. Тихий осенний лес, чуть припорошенный первым снегом. Напряженное, но вместе с тем веселящее чувство охотника, выслеживающего зверя. Неожиданный треск сучьев в густом ельнике поблизости, совсем рядом. Огромный, прекрасный в своей стати черный кабан с желтыми, далеко выдающимися вперед клыками. Какое-то человеческое выражение его глаз, источающих уверенную силу и непримиримость. Вставшая дыбом грива, рывок в атаке, страшный удар клыков, вспарывающих его правую ногу от колена до самого паха, алая кровь, высоко брызнувшая из бедра на лапы елей, моментально подкатившая к горлу тяжелая тошнота – и провал в черную пропасть…

Постепенно вспомнилось и другое. Он – граф Гебхард фон Массов, глава семи рыцарей тевтонского ордена, составляющих гарнизон крепости Неттинен . Захваченная у Надровов как удобный плацдарм, с которого орден мог осуществлять контроль за всеми их землями, она находилась всего в двух днях езды на восток от замка Кенигсберг. И хотя считалось, что уже вся Надровия находится под влиянием Церкви Христовой, глухие леса, через которые проходила дорога, делала связь братьев с орденом опасной и нерегулярной. Эта оторванность рыцарей Неттинена от ордена была причиной того, что сами надровы все еще жили как язычники и хранили верность своим языческим богам. Ходили даже слухи о том, что где-то поблизости они поставили новое святилище взамен древнего, находящегося неподалеку от залива Фришес Хаф, в Погезании, в местечке Рикойто.

Фон Массов попытался пошевелиться, и новый, еще более сильный удар боли обрушился на него, остановился в правом бедре и внизу живота, заставляя думать теперь только о настоящем. Лучше не шевелиться... Но он ведь не умер… Как ему удалось спастись? Почему так темно? И совсем не холодно… Где он теперь? Что все это значит?

В неподвижности боль мало-помалу становилась ровнее, привычнее – и потому терпимее. Фон Массову показалось даже, что к ней прибавилось какое-то приятное, доброе тепло. Легкими, мягкими волнами оно пробегало по телу, делая его тяжелым, чужим, далеким… Дыхание становилось ровным, глубоким. Мысли потекли легко и плавно – они и были сам фон Массов, здоровый и свободный. Как будто бы даже повеяло запахами леса... Он вновь увидел перед собой старого кабана, который уже не был беспощадно враждебным. Наоборот, весь его вид говорил о том, что он настроен к фон Массову дружелюбно. И хотя от него по-прежнему исходили сила и уверенность, казалось, они могут стать друзьями…. И они в самом деле пошли по снегу рядом, понимая друг друга и испытывая друг к другу какое-то особое, глубокое доверие. И снег искрился и скрипел у них под ногами, студеный воздух бодрил, тело и сознание были сильными, послушными – они сами искали себе битвы и победы. Все это приносило фон Массову неизъяснимую радость. Он внутренне благодарил весь мир за то, что этот мир был и вмещал в себя его, фон Массова. И это захватывающее чувство было новым и удивительным. Оно возвышало и давало силы, которые хотелось сейчас же вернуть миру в любви и почтении и тем отблагодарить его за проявленную щедрость.

Солнце вставало над лесом все выше, его свет слепил фон Массова. И от этого света и от переполнявшей его радости он проснулся.

Первое, что он увидел в темноте, – освещенное светом масляной лампы лицо склонившегося над ним незнакомого человека. Незнакомец держал лампу в руке, пламя ее колебалось, и тень от головы незнакомца металась по стене какого-то помещения. Он молчал, но взгляд его показался фон Массову странно знакомым. В этом взгляде не было ни вражды, ни недоверия, ни тревоги. Лишь сила и спокойная уверенность светились в нем – таким взглядом смотрел на него кабан в его сне. Судя по одежде и по длинными волосам, спускавшимся на самые плечи, это был прусс, принадлежащий народу надровов.

Увидев, что фон Массов открыл глаза, он удовлетворенно качнул головой, выпрямился, поставил лампу на стол и вышел, неплотно притворив за собой низкую дверь. В оставшуюся щель ветром заносило с улицы снежинки, веяло свежим запахом хвои и зимней прохладой. И фон Массов поймал себя на мысли о том, что боль почти совсем ушла, что он думает уже не о случившемся с ним, а о просторном сумраке там, за дверью, о жизни, которая до весны копилась под снегом, о том, как хорошо сейчас в лесу, о собственном будущем… 

Дверь открылась и вновь вернулся незнакомец. В его руках была большая глиняная чаша, распространявшая терпкий и густой запах заваренных трав. Он по-прежнему молча подошел к фон Массову, одной рукой приподнял его голову, а другой поднес чашу к его губам. Фон Массов покорно сделал несколько глотков и вновь откинулся на шкуры, лежавшие у него в изголовье.

– Где я? – собравшись с силами, спросил он и, постаравшись вспомнить то немногое, что ему было известно о языке надровов, повторил уже по-прусски: - «Кур ас»?

– Не заботься, рыцарь, – ответил незнакомец хоть и с акцентом, но по-саксонски. – Говори на своем языке. Я много общался с вашими людьми и теперь могу понять и вашу речь, и то, что наполняет ваши души. Я даже был в ваших храмах, и меня посвятили Богу, которому вы поклоняетесь, – вы называете его Иесус Христус, не так ли? Это странный бог: он слаб и покорен, имел врагов среди людей и дал им убить себя. Но вы считаете, что он спасет вас после смерти, при этом ничего не зная о том, что такое смерть. Вы просто верите, и только это делает вас сильными. Понимая это, я отношусь с почтением и к вашей вере, и к странному богу, которого вы чтите. Сейчас же я скажу тебе, что ты в безопасности. Я вайделот надровов – рядовой жрец, которого боги сами избрали быть посредником между ними и народом этой земли. Так и зови меня. Это мой дом, и ты будешь находиться в нем, пока полностью не поправишься. Ты можешь быть спокоен, рыцарь.

– Я помню, в лесу на меня напал кабан и я должен был погибнуть, – слабо произнес фон Массов. – Как же случилось, что я не погиб? Ты подобрал меня?

– Ты судишь слишком прямолинейно, не задумываясь о скрытом смысле событий. Пока я могу тебе сказать лишь, что это не было ничьей ошибкой или злой волей. Все, что предрешено в этом мире, должно быть исполнено. Мудрый каждое мгновение знает, что должно свершиться, и спешит действовать. Он – орудие судьбы. Вот и я исполнял то, что должно было произойти, и противиться этому было вне моей власти. Но я же подхватил ткущуюся нить событий и не дал тебе умереть. Сейчас тебе это странно слышать, рыцарь, но позже ты поймешь, что я хочу сказать.

Вайделот как-то странно задумался, взгляд его стал неподвижен и далек. Пламя лампы, отражаясь, мерцало в его темных, расширившихся зрачках. Морщины на лбу и возле глаз проступили резче, отчетливее обозначились вены на висках, густые седые брови, казалось, опустились на глаза еще ниже. Видно было, что он мыслями ушел глубоко в себя.

Фон Массов смотрел на него и думал о том, что он услышал только что. «Мудрый является орудием судьбы… Задача мудрого – исполнить должное… Но как узнать его? И какому событию не мог противиться этот странный человек?»

Вайделот вдруг вышел из задумчивости и как бы отвечая на вопросы, которые внутренне задавал себе фон Массов, повторил:

– Да, ты еще поймешь мои слова, у нас с тобой все только начинается. А сейчас постарайся уснуть. Ты потерял очень много крови и ослаб. Пройдет немало времени, пока твое тело вернет ту силу, которую оно вмещало ранее. А чтобы это произошло скорее, почаще пей отвар из трав, который я приготовил для тебя.

Он встал и собрался было уходить, но фон Массов остановил его.

– Погоди немного, вайделот. Сейчас я хочу задать тебе последний вопрос, который не дает мне покоя. Почему же все-таки ты спас меня? И теперь говоришь мне странные вещи, о которых я никогда ранее не слышал, но которые мне кажутся… Да, они сами ложатся на сердце, но ведь они не предназначены для посторонних ушей? Я чувствую, что с другим ты об этом не говорил бы.

Вайделот мягко улыбнулся.

– Я рад, что ты сам почувствовал это, рыцарь. Но я отвечу на твой вопрос. Ты воин по своей духовной сути. Моя духовная основа – такая же. Получается, что мы с тобой – внешне такие разные и далекие друг от друга – братья по духу и поэтому можем говорить о самом сокровенном. Кроме того, ты побывал в том мире, который обычно закрыт для живых, ты просто этого не помнишь. И это тоже знак. Судьба выбрала тебя, а я говорил: повеление судьбы должно быть исполнено. Ты получил ответ на свой вопрос, теперь – отдыхай.

С этими словами он вышел, а фон Массов остался один. И темнота, лишь чуть отступившая перед слабым огоньком масляной лампы, почему-то уже не казалась ему такой непонятной и пугающей.


2
Проснувшись назавтра, фон Массов увидел, что на столе рядом с постелью из шкур, на которой он лежал, уже стоит еда – хлеб на большом блюде, кружка молока, мед лесных пчел в миске, сыр, яйца, вареное свиное мясо. Здесь же стояла чаша со свежим, еще горячим отваром трав, таким же, как вчера, – это фон Массов понял по запаху. Следуя наказу вайделота, он отпил из нее несколько глотков и вдруг почувствовал, что ему очень хочется есть. Это был хороший признак. Он знал по опыту: если больной человек ест с удовольствием, значит, выздоровление составляет лишь вопрос времени.

Дрожащими от слабости и нетерпения пальцами он стал отламывать кусочки сыра, хлеба, мяса и торопливо запихивать их себе в рот. И ему казалось, что вкуснее он никогда ничего не ел.

Когда он уже спокойно, с осознанным удовольствием дожевывал вязкую, липнущую к зубам массу воска, высасывая из нее последние остатки меда, дверь открылась и вошел вайделот. Первым делом он подошел к стене и снял с нее кусок тяжелого толстого сукна, за которым, как оказалось, было небольшое окошко, затянутое молочно-белым бычьим пузырем. И в помещении, в котором лежал фон Массов, сразу стало светлее и даже как будто бы веселее. Пропало ощущение безвременья и потерянности, а уверенности и оптимизма, напротив, прибавилось.

– Я вижу, рыцарь, тебе сегодня гораздо лучше, – сказал вайделот, повернувшись к фон Массову. – Это значит, что твоя рана заживает правильно. Но все-таки давай ее посмотрим.

Он откинул мягкую оленью шкуру, прикрывавшую фон Массова, тот тоже привстал на локте, пытаясь взглянуть на свою правую ногу и низ живота. Они были замотаны полосками льняной холстины. И первое, что поразило фон Массова, – это отсутствие на них пятен крови. Полоски были чистые, свежие, нельзя было даже подумать, что под ними скрывается страшный след кабаньих клыков, от которого – Массов это хорошо знал – обычно умирают в несколько мгновений. Опытные братья в ордене учили, что через бедро возле паха проходит особая кровяная жила, связанная прямо с сердцем, и если жилу поранить или порвать, сердце сразу же теряет силу и останавливается.

Второе, что бросилось в глаза фон Массову, – это необычный для такой раны внешний вид ноги. Она не была толстой и тяжелой, как бревно. Свободные от повязки ступня и небольшая часть ноги выше ее не были багрово-красными и тем более черными. Фон Массов особенно опасался последнего: ему было очень хорошо известно, что если нога или рука чернеют при ранении, их нужно отрезать, иначе человек умрет. Фон Массов попытался пошевелить пальцами – они были как деревянные, но двигались, и боли при этом не было.

Однако в настоящий шок повергло его то, что он увидел, когда вайделот полностью освободил ногу от повязок. Ему не раз приходилось бывать в сражениях, он имел дело со всякими ранами: легкими и тяжелыми, такими, от которых человек трудно, но выздоравливал, и такими, которые убивали после, принося страшные мучения. С тем же, что открылось его взору, он не сталкивался никогда.

Все бедро от колена до паха было рассечено – страшно, глубоко, почти до самой кости. Но вся эта рана ничуть не кровоточила. Была хорошо видна красная, волокнистая, живая мясная плоть, отливавшая светло-фиолетовым атласом. Синие кровяные жилы лежали в ней покойно, пропуская через себя темную, уже вяло текущую кровь, алые – заметно пульсировали, наполненные кровью свежей, светлой, сильной. Ближе к колену белели толстые сухие жилы, прикрепляющие мясо к суставам. Кожа на бедре широко разверзлась, непривычно обнажая обычно скрытые глубины человеческого тела. При всем этом даже капля крови не выступила нигде. Только тонкая прозрачная пленка покрывала всю рану, по временам странно вздуваясь и опадая, создавая впечатление, что рана дышит и живет какой-то особой, своей жизнью.

Фон Массов, ошеломленный тем, что он увидел, поднял глаза на вайделота, но тот не проявлял ни малейшего удивления. Наоборот, он явно был удовлетворен наблюдаемой картиной. Заметив состояние фон Массова, он заговорил негромко, тщательно подбирая нужные слова:

 – Я вижу в твоих глазах вопрос. Ты удивлен тем, что увидел, и это естественно. Ведь все, что случается в жизни редко и что нам кажется непонятным, мы считаем чудом. Сейчас ты не понимаешь, почему кровь, которая в лесу била из тебя фонтаном, вошла в привычное для нее русло и даже не сочится из раны, почему рана, от которой ты должен был умереть, сейчас не заставляет тебя страдать, почему, наконец, у нее такой странный, непривычный для тебя вид. А ведь ты повидал много ран, не правда ли? Я отвечу тебе так, и постарайся понять то, что стоит позади моих слов, а не только то, что воспринимается ушами. Все в мире связано, рыцарь, все подчинено закону… вертикальной силы, назовем его так. Например, у тебя был отец, но у него тоже был тот, кто его породил, и так далее. Или в крепости Неттинен ты главный, мне это известно, рыцарь, и там у тебя есть рыцари и их кнехты, которые исполняют твои приказы. Но ведь и по отношению к тебе есть тот, кто сильнее тебя и чью волю ты исполняешь, – у вас он называется, кажется, комтуром. А комтур подчиняется великому магистру вашего ордена. У животных стая идет за сильным, и именно сильный выживает в случае опасности. Высокому дереву достается больше солнца. Вот этот закон, рыцарь, царит над всеми законами мироздания, ему покорно все в мире. Даже боги не могут его изменить и следуют ему беспрекословно. Это люди стали забывать о нем…

Вайделот замолчал, задумавшись, и видно было, что мысли его невеселы. Он думал о людях. И масло, сгорая, потрескивало в лампе, дымок от нее затейливо вился, поднимаясь вверх, мыши шуршали по углам, слабо шумел ветер в кронах деревьев за стенами дома.

– Так вот, рыцарь, – неожиданно вышел из задумчивости вайделот, – если у тебя достаточно силы, ты можешь отдать приказание низшему, обратившись при этом к  мысли о высшем. Об этом сложно говорить, но на самом деле все очень просто: к своей силе ты обращаешься лишь для того, чтобы руководить низшим посредством воли высшего. Ты не умер, рыцарь, потому что я приказал твоей крови остановиться – я умею это делать силой, данной мне. По этой же причине не болит и твоя рана. И выглядит она необычно потому, что ее исцеление начинается не как всегда, с внешних изменений, когда кровь склеивает ее края, а изнутри, и это тоже мое желание, моя сила. Я так попросил богов, и так стало.

Он вновь замолчал, видимо, полагая, что сказанного достаточно для понимания всего происходящего. Фон Массов тоже ничего не говорил, стараясь осмыслить то, что он услышал. В полной тишине заматывал полосками холста ногу фон Массова старый вайделот. Когда все было готово, он заботливо прикрыл рыцаря шкурой и так же молча вышел. И фон Массов не мог видеть, что в глазах вайделота светится искорка удовлетворения, а усы и борода скрывают добрую усмешку.


3
После этого выздоровление фон Массова пошло удивительно быстро. День ото дня у него прибывало сил, и когда он садился на своей постели, голова уже не кружилась, его не тошнило и испарина не выступала по всему телу. Он много и с удовольствием пил отвар из трав, который ему дважды в день приносил вайделот, и всякий раз чувствовал после этого прилив бодрости и сил. Его радовала еда, и он даже стал интересоваться у вайделота, какие травы принято добавлять у надровов в мясо при его приготовлении, чтобы оно было вкуснее и ароматнее.

Но то, как исцелялась рана, какие изменения происходили с ней буквально каждый день, по-прежнему приводило в смятение фон Массова. Сначала – он заметил – покрывавшая ее пленка стала мутнеть и как будто бы утолщаться. В следующий осмотр оказалось, что она приобрела розовый оттенок, и под ней уже почти совсем ничего не видно. Когда вайделот осматривал рану еще через два дня, фон Массов увидел, что пленка превратилась в нежную розовую кожицу, которая покрывала всю ее, не оставляя никаких рубцов.

При всем этом фон Массов очень тревожился за ногу, старался ее не беспокоить лишний раз, а о том, чтобы наступать на нее, не было и речи. Вайделот на этом и не настаивал. В один из дней он принес две длинные палки с рогатками наверху. Рогатки он обмотал тряпицами, и фон Массов смог перемещаться по дому, упирая их под мышки. Подойдя к двери, он выглядывал на улицу, глубоко вдыхая чистый зимний воздух, всматривался в заснеженное пространство и думал о жизни, о странностях судьбы, о необходимости исполнения ее предначертаний…

Однажды, когда вайделот в очередной раз пришел проведать фон Массова, тот попросил его присесть на край постели.

– Я хочу задать тебе вопрос, – обратился он к вайделоту, – на который сам никак не могу найти ответа. Вот ты как-то говорил о важности исполнения предначертаний судьбы. Я старался понять, что стоит позади твоих слов, как ты учил меня, и мне показалось, что ты имел в виду все происходящее в мире при его движении к какой-то очень далекой и ему одному известной цели. Ведь иметь судьбу – это быть в единстве с миром? Но по-другому и не бывает… Так ли это? И как тогда узнать повеления мира? И как их исполнить? Как понять, чего хочет мир?

Вайделот внимательно вгляделся в лицо фон Массова и заговорил непривычно серьезно, тщательно взвешивая слова, как он делал всегда, когда говорил о важных для него вещах.

– Мне нравится, рыцарь, твое сравнение судьбы с движением мира. Ты прав, и ты проник мыслью очень глубоко. Да, и боги идут по пути мира. Но помни, что любые слова о самых глубоких тайнах лишают их жизни и силы. Поэтому давай не будем больше толковать об этом. Высокие истины постигаются в молчании.

При этих словах он действительно умолк, как будто давая возможность фон Массову понять то, о чем он пока еще не догадался, но что может открыть для себя именно сейчас. Фон Массов также молчал, ожидая продолжения этого разговора и понимая, что все сказанное вайделотом становится для него самым важным в жизни, неотделимым от того, что тот называл сущностью.
 
– Что же касается повелений судьбы, – продолжил вайделот, вновь удивляя фон Массова своей прозорливостью и способностью угадывать его мысли, – то узнать их можно по знакам. Учись видеть их и понимать. Кроме того, ты должен сам постичь в себе свою сущность и постоянно утверждать ее в этом мире. Ничто в нем не случайно. И твоя сущность сама укажет тебе то, что ты ищешь, ведь она и есть это повеление, – последние слова вайделот произнес подчеркнуто с расстановкой. – Каждое мгновение утверждать в этом мире свою сущность – это и значит исполнять должное. Но пока довольно и об этом. Скажу лишь, что ты на верном пути, рыцарь, так что продолжай размышлять. Сейчас у тебя много времени, ты свободен…

Глаза вайделота вновь стали добрыми и лукавыми. Он собрал со стола пустую посуду и вышел, оставив фон Массова в глубокой задумчивости. Что-то как будто бы прояснилось в его душе, но вопросов по-прежнему оставалось очень много. Казалось, их даже становилось все больше. И главный касался его веры. Если в мире царит закон, то как же тогда быть с Божьей волей? Мир живет по воле Господа или по закону, который выше ее? Сам этот закон – от Господа или?.. Все в сознании фон Массова перемешалось, он все больше запутывался в своих рассуждениях. То закон представлялся ему самим Господом, и это была явная ересь, то Господь представлялся осуществлением закона, но и это не соответствовало учению отцов церкви. И почему, как они учат, нужно верить в Господа, но нельзя даже стремиться к Его познанию? Ведь чтобы войти в отношение вертикальной силы, о котором говорил вайделот, нужно знать Того, кто выше и к кому нужно обратиться своей силой за силой, которой располагает уже Он. От всего этого можно было сойти с ума, но не размышлять об этом фон Массов уже не мог.


4
В этих размышлениях проходили дни. Он стал уже выходить на своих палках на улицу в сопровождении вайделота. Во время этих прогулок, становившихся все более продолжительными и далекими, фон Массов узнал, что он, оказывается, пролежал без памяти очень долго – за это время луна обновилась два раза, зима вошла во всю свою силу, дни стали самыми коротким в году. Вайделот рассказал ему, что некогда он сам точно так же лежал без памяти, и душа его странствовала по свету – поднималась к небу и опускалась под землю по особому дереву, местоположение которого в этом мире для него, фон Массова, является пока тайной. Он рассказал, как боги на небесах судили его, расчленив на мельчайшие части и промыв каждую его косточку в удивительно чистом и прекрасном источнике, как потом вновь собрали его тело воедино, поместив в центр его головы какой-то сверкающий кристалл, как учили его своему языку и как объясняли истины, царящие в мире.

– После этого я и стал жрецом, – пояснил он. – Ведь быть им – это служить людям на небесах. Я понимаю веления богов, боги слышат мой голос, и я взываю к ним от имени моего народа. Но я тебе скажу больше, рыцарь: с той поры боги живут во мне, наше общение является постоянным, и именно в этом моя сила.

Эти рассказы, похожие на чудо, всегда глубоко волновали фон Массова. Однажды он признался вайделоту, что истины, о которых он узнает, настолько для него странны и сложны, что его разум не может их вместить.

– Все это по-прежнему кажется мне запутанным, и вместо того, чтобы приближать к пониманию жизни, лишь приводит меня в удивление и уныние.

–Ты бы еще больше удивился, рыцарь, – ответил вайделот, – если бы понял, как просто все на самом деле устроено в мире, как небеса похожи на землю. Каждый человек должен постичь это в себе сам, а я ему в этом помогаю. Тебе же я скажу, что ты на свой счет заблуждаешься. Твое смущение – хороший знак, говорящий, что главное ты понял: человеческий рассудок слаб, и к небу нужно идти, вооружившись не рассудком. Он тебе мешает – вот и откажись от него.
И это опять было непонятно.

Странным и удивительным казалось фон Массову и то, что на небо или в подземное царство ведет дорога, начинающаяся здесь, на земле. Этими сомнениями он тоже поделился с вайделотом, сказав, что если бы это действительно было так, то это означало бы, что небеса всегда открыты человеку.

– А в нашем учении, – объяснил он, – рассказывается, что жители одного древнего города задумали построить высокую башню – такую, которая доставала бы до небес, и по ней можно было бы прийти к Богу. Но Бог разгневался на них за это и наказал, расстроив их труд, лишив согласия и разрушив башню. Бог не хочет, чтобы человек возвысился!

– Ты опять все понимаешь буквально, хотя в чем-то и прав. Вдумайся: дорога на небеса или в ад – так вы говорите – действительно начинается на земле, и в этом состоит один из главных смыслов этого мира, – он  пристально посмотрел фон Массову в глаза. – Дорога, дерево, лестница, башня, гора, веревка… Не все ли равно? Просто мы свой духовный путь объясняем для себя в этих образах. Они дают плоть одной и той же идее, но в этом мире, бывает, становятся для человека и реальностью. Да, Бог не хочет, чтобы человек возвысился до Него – но без почтения к Нему, лишь в своем самомнении. И Он не может быть для человека такой же целью, как вон тот куст или дерево, к которому мы идем и возле которого скоро отдохнем. Думая так о Боге, человек никогда Его не постигнет. Если человек хочет постичь Бога, он должен понять, что Он есть само движение. Он даже раньше движения и цели – Он вся жизнь!

– Но ведь вы, пруссы, верите в разных богов! – не успокаивался фон Массов. – Как совместить то, что ты говоришь мне сейчас с вашей верой?

– И вновь ты, рыцарь, задерживаешь свой взгляд на внешнем и не берешь на себя труд вникнуть в то, что его наполняет. Неужели ты до сих пор не понял, что наши боги – это выделенные и представляемые отдельно сущности жизненно важных вещей в этом мире? Так о них легче думать, так удобнее проявлять к ним почтение. А мы чтим все то, что есть на земле. Вот смотри: наш бог Звайтико, образом которого считается солнце, – это сущность солнца, которую мы мыслим как бы независимо от него самого; Аутримпс – бог моря – это выделенная сущность моря; Пушкайтс – воплощение земли, мы его еще представляем себе в виде бузины; Курке – сущность зерна, и мы иногда представляем этого бога как петуха. Но ты ведь понимаешь, что ни петух, ни зерно, ни бузина, ни море, ни земля при этом не перестают быть сами собой. Бог Дейвс – это вершина, абсолют, он неизъясним, но именно к его постижению мы стремимся. И его имя – лишь условность, позволяющая хоть как-то обратиться к нему мыслью.
Вайделот замолчал и по своему обыкновению сам глубоко задумался о том, что он объяснял фон Массову только что. Так они дошли до старой липы, стоявшей в заснеженном поле, как предводитель войска, отдельно от зловеще темневшей поодаль массы лесных великанов. Фон Массов устало прислонился к мощному, в несколько обхватов стволу, покрытому морщинистой грубой корой в зеленых пятнах лишайника, и тоже стал размышлять о том, что такое боги, машинально всматриваясь в истоптанный ими во время предыдущих прогулок снег, в следы птиц, по-видимому, искавших здесь пропитание, в сухие прошлогодние листья и светло-желтые шарики плодов, которые липа берегла на себе до зимы, а теперь растеряла, терзаемая порывами холодного, сырого ветра.

Неожиданно вайделот прервал молчание и продолжил начатый разговор о богах так, как будто долгой паузы вовсе не было.

– Но я надеюсь, рыцарь, ты понимаешь, что существует вера толпы и вера избранных. Для первых боги – главным образом слова или заменяющие их предметы. Эти люди говорят о вере, но на самом деле лишь думают, что верят. Их обращение к богам вырастает из привычки, данной им родителями, жалости к себе и желания быть опекаемыми. Они только просят у богов, принося им жертву потому, что так поступали и до них. «Так делали наши предки» – вот единственное оправдание их веры. Для вторых боги – реальность. Обращение к ним связано с необоримым внутренним желанием познать сущность бытия и – я тебе даже так скажу – познать тот особый мир, который позади очевидного. Так верят воины по духу, готовые пострадать за правду, потому что неправда им не нужна. Так верят те, кто знает: этот мир существует. И их жертвы богам – дары, преподносимые в чистой и светлой щедрости сердца. И неизвестно, кто кому больше дает: такие люди богам или боги таким людям.

– Я понимаю, вайделот, что если ты постиг все то, о чем говоришь мне, ты избран богами, – произнес фон Массов с неожиданной силой, – ты и сам говорил мне об этом. Но ведь это означает, что ты относишь и меня к числу избранных. Может ли так быть, чтобы я, чужой для вашего народа человек, оказался  среди тех, кто впереди его?

– Ах, рыцарь, рыцарь… Ты сам себе не хочешь поверить, что свойства духа не связаны с принадлежностью человека к тому или иному народу. Конечно, родившийся в определенном народе сохраняет с ним единство не только всю свою жизнь, но и после смерти – так устроен мир. И все-таки важно другое: носители истины живут во всех землях. А если их не станет в народе, он оказывается ненужным миру и уничтожается. Что же касается чужих… Наши боги примут любого, кто своими молитвами сумеет достичь их слуха. Пойдем, рыцарь, назад, уже начинает смеркаться.


5
Прошло еще несколько дней, и все это время фон Массов был молчалив и задумчив. Гулять он обычно отправлялся один, с прогулок возвращался подавленным, внутренне еще более уставшим. Но временами на него находило лихорадочное состояние, во взгляде появлялся странный огонь, он даже заговаривал сам с собой, что-то доказывая себе и сам же себя опровергая. Он либо совсем ничего не ел, либо, наоборот, ел много, но не задумываясь о еде и не чувствуя ее вкуса.

Вайделот не мешал ему во всем этом, хотя и внимательно и уже без улыбки следил за его состоянием. Замкнутость рыцаря явно не была для него неожиданностью. Он как-то напряженно затаился, ожидая чего-то от фон Массова – какого-то вопроса ли, поступка, откровения… И вот однажды, когда они поздно вечером сидели у очага и наблюдали за там, как мерцают искры на догорающих углях, да язычки пламени, меняя свой цвет, пробегают по ним, то умирая, то оживая вновь,  фон Массов, глубоко вздохнув, прервал молчание.

– Мне нужно поговорить с тобой, вайделот. Я заметил, что в беседах со мной ты часто произносил слово «сила». У христиан сила, говорил ты, – это результат их веры, сила дает здоровье телу, без силы не удается молитва, а слова сказанные понапрасну о важном, лишают его силы и сути. Я чувствую, что именно здесь кроется очень важная, возможно, самая главная загадка бытия, но разгадать ее без посторонней помощи никак не могу. Помоги мне, вайделот. Ведь ты же говорил, что мы как братья. А без этого знания я теперь уже не смогу жить. Я тебе вот еще что скажу: уже в твоем доме во сне я испытал удивительное, неповторимое чувство силы, которое в реальной жизни никогда не испытывал ни до, ни после. Что это было?

Впервые за последние дни вайделот улыбнулся. Было видно, что какой-то груз упал с его плеч, что он испытал внутреннее облегчение, которого сам ждал с беспокойством.

– Да, рыцарь, я открою тебе великую мудрость, которую ты должен узнать, – таково веление судьбы. Послушай меня внимательно и не торопись в суждениях: у тебя еще много раз будет возможность убедиться в справедливости того, о чем я тебе сейчас расскажу, – вайделот замолчал, как бы собираясь с мыслями и решаясь на что-то очень важное.

– Наши боги не просто сущности – это силы мира, – наконец продолжил он медленно и с какими-то новыми для фон Массова убедительными интонациями. – Постигая эти силы и поклоняясь им, ты познаешь весь мир, в том числе и путь, по которому он идет. Это главное. Но пока для тебя это лишь слова, истинный смысл которых – их силу – тебе еще предстоит понять. А если ты соединишься с силами, о которых я сейчас говорю, составишь с ними глубокое духовное единство, ты станешь всем этим миром, а он – тобой. И это как раз то, к чему следует стремиться в жизни. Человек рождается и проходит весь свой жизненный путь только для этого.

Вайделот вновь замолчал. Он испытующе вглядывался в фон Массова, оценивая, насколько тот понял глубину и важность сказанных им слов. И фон Массову казалось, что кто-то как будто мягкими нежными пальцами перебирает наполняющие его сознание мысли, выпрямляя их, выстраивая в стройные ряды, и освещает их каким-то необычным, приятным светом.

– Продолжай, вайделот, прошу тебя – сказал он твердо. – Я чувствую, что твои слова удивительным образом успокаивают тот внутренний иссушающий огонь, который мучил меня все последние дни. Я знаю: ты даешь мне именно то, в чем я так нуждаюсь! Но мне кажется, ты еще что-то недоговариваешь. Сущности вещей – это их силы… – фон Массов задумался. – Человек может быть сильным или слабым физически. Сильным или слабым может быть его дух. Огонь может быть сильным – когда его много и побороть его очень трудно. Сильным может быть холод… Звезды светят слабо, а солнце – сильно... Кажется, я начинаю понимать: сила соли – это ее соленость, сила зерна – способность к росту, сила хлеба, который мы едим, – его способность насыщать, сила одежды, которую мы носим, – ее способность защищать нас от холода… Я верно рассуждаю, вайделот?

– Все это действительно так, но рассуждая подобным образом, ты на самом деле имеешь в виду разные силы, – вайделот сделал акцент на слове «разные». – А нужно смотреть еще глубже. Ты должен понять, что есть лишь одна единственная универсальная сила, которая дает существование всему. Лесные орехи к осени созревают – это они накапливают в себе свою сущность, свою силу. Точно так же созревает человек, в средние годы жизни его природная человеческая сущность проявляется наиболее ярко, и это в нем проявляется все та же сущностная сила. В поле посеян ячмень: его зерно еще только наливается, а сила, о которой я говорю, уже заложена в нем. Такая же сила из малого дает многое, незначительное действие она наделяет большим результатом. Поздней весной и летом бывают дожди – короткие, легкие, радостные, и сколько такой плодоносной силы заложено в них! Как все растет и расцветает после  этих дождей! Если сеть обладает такой силой, ею хорошо ловится рыба, ее считают удачной. Если такой силой обладает оружие, оно само разит наверняка, если одежда – она не только защищает от холода, но хорошо носится и долго не ветшает. Вся сила домашнего благополучия заложена в горящем очаге дома – именно поэтому он никогда не должен угасать. Один человек побеждает другого в битве потому, что у него больше именно этой силы. Лодка способна плыть быстро только в том случае, если она обладает большим ее количеством. Человек может тяжело работать, но если в его труде нет этой силы, то он никогда не разбогатеет. Особенно много этой силы у вождя племени – без нее он просто не может стать вождем. И эту свою силу он распространяет на всех членов племени – она становится для всех источником любого благополучия. Короче говоря, лишь обладание этой силой дает возможность выполнять что-либо в превосходной степени. Именно она дает возможность достичь любой цели, созидательной и совершенной.

Пока вайделот говорил все это, фон Массов слушал, широко открыв глаза. Он чувствовал, что мир становится для него иным – не просто осмысленным,  но все более понятным, логичным и справедливым. Казалось, нужно лишь найти в этом мире свое место и дальше жить по  его законам, следуя  его цели. Все было так странно, так ново и удивительно! Но по-прежнему оставалась масса вопросов, которые хотелось прояснить здесь же, немедленно.

– Я чувствую, вайделот, я точно знаю, что все сказанное тобой – глубочайшая и ценнейшая правда, – произнес фон Массов. – Мне ее так не хватало! Я теперь даже не могу понять, как я без нее мог жить раньше. Но вот ты говоришь, что лесные орехи и, наверное, любые другие плоды свою сущностную силу набирают в определенное время года. Означает ли это, что сила и время связаны между собой? Так ли это, или я ошибаюсь?

– Ты не перестаешь радовать меня, рыцарь, задавая такие вопросы. Действительно, сила, о которой я тебе говорю, неотделима от времени. Ты знаешь, есть дни, когда все удается. Почему так происходит? А просто эти дни наполнены такой силой. Я тебе даже так скажу: для всего в мире есть свое урочное время, и это время силы. Таким временем определяется, быть или не быть событию. Тебе покажется это странным или невозможным, рыцарь, но даже время, в котором мы существуем, движется быстрее или медленнее в зависимости от количества этой силы в нас. И если бы ты сказал, что время – это тоже сила, я бы согласился с тобой.

– Тогда еще один важный вопрос, который я не могу не задать тебе, – фон Массов нетерпеливо схватил вайделота за руку. – Можно ли копить эту силу впрок? Существуют ли способы ее удержания? Я думаю, что да, ведь как бы иначе вождь имел ее в таком количестве, чтобы облагодетельствовать весь свой народ?

Неожиданно лицо вайделота стало серьезным. Он глубоким, проницательным взглядом посмотрел на фон Массова и заговорил с какими-то новыми, непривычными для него интонациями:

– И вновь ты прав, рыцарь. Человек действительно может копить эту силу в себе. Слушай меня внимательно и запоминай: эта сила и есть проявление священного в мире. Она содержится в любом предмете или действии и может быть извлечена из них. Но именно здесь перед человеком открывается великий соблазн обратиться к добру или злу, – взгляд вайделота становился все более острым, интонации жесткими. – Человек может выбрать путь похищения этой силы у окружающего мира, у других людей. У нас были случаи, когда злые люди собирали эту силу с целого народа, тем самым обрекая его на голод, нищету и всякие беды. Тогда, я помню, перестала ловиться рыба, пчелы как будто бы исчезли из лесов, пушной зверь не попадался в капканы, зерна собирали достаточно, но его странным образом не хватало и до середины зимы. Этот народ трудился не покладая рук, но результата своего труда он не видел, потому что его сила была в чужой воле… – вайделот замолчал, тяжело задумался, как будто вспоминая о чем-то очень далеком и печальном.

– И как же этот народ вернул себе силу, принадлежащую ему по праву? – тихо спросил фон Массов.

– Люди, похитившие силу народа, были найдены и убиты. И сила вернулась к этому народу, а вместе с ней вернулась и прежняя изобильная, счастливая жизнь. Но какого труда стоило найти этих людей! Ведь могли пострадать невиновные… – вайделот вновь замолчал.

– Я понимаю, что этот путь приносит окружающим зло, – прервал молчание фон Массов. – Но я чувствую, что его порочность заключается не в этом. А в чем?

– В том, – ответил вайделот, выходя из своей тяжелой задумчивости, – что этот путь не прибавляет количества священной силы в нашей человеческой жизни и препятствует ее равномерному распределению среди людей. Вспомни, в чем состоит священная задача вождя, – в наделении этой силой каждого в его народе. А кто крадет ее, тот нарушает равновесие в природе и идет против нее. Пожалуй, единственное исключение из этого правила – завоевание этой силы в открытом бою. Побежденный и умерший соперник отдает свою силу победителю – таков закон мира. Но есть и другой путь – прямой и эффективный – получить эту силу от самих богов или от предков. Мы обращаемся к ним с просьбой об этом, приносим им жертвы и взамен получаем то, в чем больше всего нуждаемся в этой жизни, – силу бытия. Самый главный и самый щедрый наш бог в этом отношении – Прове, живущий в священных дубах, лесах и рощах. Он являет собой силу и сущность этих дубов и всего прусского народа. Взывать к нему – означает взывать к своей собственной глубинной сути. Подобную сущность мира или что-то похожее на нее наши соседи мазуры называют Порвата, а еще дальше, на берегу холодного моря, ей дали имя Поревита. Так говорят бывалые люди.

– Скажи мне, вайделот, как обратиться к Прове с просьбой о силе? Мои корни не в вашем народе, и я не могу попросить об этом своих предков. Но может быть, Прове мне поможет в обретении силы и реальном постижении всего того, о чем ты мне сейчас говорил? Ведь обычные разговоры только убивают силу, не так ли?

– Боги к тебе благосклонны, иначе мы бы с тобой не встретились в лесу, не произошло бы все то, что произошло. Так вот, способ только один, и он открыт тебе – об этом говорят все знаки. Обратись к Прове, добейся в молитве единства с ним. И когда вы будете одно, его сущность станет твоей сущностью, а значит, и его сила проявится в тебе. Действуй, рыцарь. Ты ведь помнишь: все то, что должно свершиться в мире, мудрый спешит исполнить, потому что он – орудие судьбы.

С этими словами вайделот встал с бревна, лежащего у совсем уже угасшего очага, и вышел.


6
Над землей надровов стояла глубокая ночь. Несмотря на то, что зима уже совсем подходила к концу, было морозно, сухо.  В высоком небе необычно ярко для здешних мест светили звезды и сияла огромная луна – каждое пятно на ней было видно в самых мельчайших деталях. Воздух, казалось, звенел от напряжения бесконечности, так явно, так отчетливо соединявшей в эту ночь небо и землю. Во всем этом было ощущение необычности, волшебства.  И было ожидание чего-то…

По сияющему в лунном свете насту, толстой коркой сковавшему подтаявший за день снег, шел человек с простой  холщовой котомкой на плече. Человек слегка припадал на правую ногу, но шаг его был уверен и скор. По еле видной, но, по-видимому, хорошо известной ему тропинке он шел к лесу. Вот он вошел в лесную чащу, но не остановился. Тропинка вела его все дальше к какой-то известной только ему цели там, в глубине леса.

Так человек шел через лесные заросли довольно долго. Наконец его тропинка привела его к дубу, высотой и стройностью выделявшемуся среди других деревьев. Подойдя к дубу вплотную, человек сначала снял с плеча котомку и опустил ее на снег, затем положил обе руки на ствол дуба и так долго стоял молча, вглядываясь в его вершину, уходившую далеко вверх, в звездное небо.

Сколько времени так прошло – неизвестно, но вот человек, нагнувшись, подобрал котомку и достал из нее два глиняных кувшина. Открыв первый, он вылил его густое содержимое на корни дуба, и в холодном воздухе сладко-сладко запахло летом, цветущими травами, старыми дуплами деревьев, таящими в себе пчелиные семьи. Открыв другой кувшин, человек вылил туда же и его содержимое, которое было белого цвета, но в лунном свете отдавало голубым. И в воздухе пронесся запах живого коровьего тела, хлева, надежной сытости. После этого человек обхватил дуб руками, прижался лицом к его холодной, шершавой коре и стал о чем-то горячо говорить, то ли рассказывая ему что-то, то ли о чем-то умоляя. И время остановилось для обоих. Оба они – человек и дуб – стали единым целым под бесконечным звездным небом.
А где-то под этим же небом, в маленьком деревянном срубе где-то далеко от прусской деревни старый вайделот сидел у очага, вглядываясь в его огни и думая о чем-то своем. И усы его скрывали добрую, довольную улыбку.