Пыльная буря

Дверь моего номера закрывалась плохо. Она перекосилась, и виной тому были несколько небольших землетрясений, произошедших в последние дни. Я указала управляющему на трещины на стенах, но его такие мелочи совсем не заботили.
Как всегда в это время, я отправилась на прогулку.  Я скучала и злилась, поправляла то изящные маленькие серьги, купленные в дорогом магазине, рядом с которым расположилась зловонная свалка, то кулон на золотой цепочке, привезенной с собой из-за моря. Жадно вглядывалась в прохожих, что шли навстречу мне нескончаемой вереницей в чалмах и причудливых шапочках, в балахонах и набедренных повязках, с кольцами в носу или вовсе закутанными в черное с головы до ног.
Мне мечталось услышать от них о чем-то, что я уже знала из книг. Я представляла, как некто в ярком одеянии взмахнет рукой и скажет нараспев:  «И создала богиня другую богиню для великой битвы, а потом созданная захотела навсегда остаться здесь, на этом поле». Или: «Эта башня была специально построена, чтоб в оконных проемах  выставлять отрубленные головы преступников. А когда было много казней – головы сваливали прямо у подножия башни».
Но женщины, что сидели на голом асфальте, как всегда, только просили денег, а мужчины то и дело предлагали «шоппинг» и «маркет». Не знаю, жара или скука в тот день утомили меня настолько, что я не позвала туктук и не стала возвращаться в гостиницу, а свернула в маленький двор, чтобы отсидеться там.
В середине двора, еле видный с главной улицы из-за валявшегося повсюду строительного мусора, находился небольшой павильон из красного песчаника. Я забыла об усталости и пробралась к нему. Его, как и всё здесь, покрывал густой слой пыли, и я принялась счищать её рукой , чтоб рассмотреть полустертую временем неглубоко высеченную надпись.
 - Расчищаешь? Мудро ли это? – послышался голос за моей спиной.
 - Мудрее, конечно, не расчищать, а ходить вокруг незнакомых людей с видом мудреца, будто бы знаешь, что погребено под этой пылью, - ответила я, добавила пару раздраженных слов на родном языке и продолжила свое занятие. Слой мельчайших серых крупиц  поддавался плохо.
 - Сколько языков ты знаешь? -спросил голос.
Я почему-то смягчилась:
 - Да, собственно, только один. И на нескольких могу объясниться на рынке. Сколько стоит, почему так дорого, нет, не буду покупать.
Голос засмеялся. А я уже водила пальцами по старинному камню, но, несмотря на мое знание местного алфавита и немалого количества слов, буквы не хотели складываться в слова.
 - Это стихи нашего известного поэта, - сказал голос.  – Он писал их сразу на трех языках: одну строку на одном, другую на другом…Все народы, что жили здесь, понимали его.
 - Ты хочешь сказать, что все жители знали эти языки? – удивилась я.  – И когда же это было?
 - Много веков назад. Когда он умер, в его память возвели несколько павильонов с поэтическими строками.
 - Так этой вот…беседке – уже столько лет? – я обернулась к говорившему, но он, похоже, отступил в тень огромного дерева, пускавшего корни прямо с ветвей, и стал невидим.
  - Если знать, что ищешь – то везде можешь найти следы былых времен. В тихих двориках, у правительственных зданий, рядом с автозаправкой или школой. Люди, как ты сказала, просто живут и знают. А город подступает, ползет, хочет зацепиться корнями. Но – не выходит..
Мне вспомнилась древняя  крепостная стена, единственная оставшаяся от всей крепости, вдоль этой стены я долго шла на днях. Из нее, разметав осколки кирпича, выступали жилистые корни, на них параллельно земле держался огромный в толщину, но короткий ствол, а от него вверх, к небу, тянулись большие ветви. То ли корни имели такую силу, что выдержали все ураганы, то ли буря никогда не подступала со стороны, не защищенной этой стеной?
 - Посмотри, что в твоей руке, - сказал голос.
Пригоршня пыли. Еще вчера я бы просто нашла, где помыть руки. Сегодня -  смотрела в эту пыль. В ней были мельчайшие частицы древней кирпичной кладки, которую возводил очередной, уже через год после стройки поверженный правитель. В ней были крупинки драгоценной бирюзы с украшений придворных, неразличимые глазом частички синей глазури, что обрамляла арки постройки с соседней улицы, куда водят экскурсии, много веков назад. Что-то из нитей одежды людей, которые сменяли друг друга, приходили и уходили, говорили на разных языках, воевали и заключали мир. На какую-то из этих пылинок упала слеза вдовы, какая-то была смахнута слугами, начищавшими свадебные украшения принцессы.
«Расчищаешь? Мудро ли это?» Кто  сказал те слова – больше не было важным.
Сколько врывалось сюда, на эти земли, завоевателей, чтобы  «расчистить» и утвердить своё? Где они теперь? Прошли мимо памяти человеческой. А те, кто ходил босыми ногами, сгибаясь под тяжестью груза, кто строил, растил, спорил о цене, - те впитали всё, что было до них, вжились в эту землю и оставили частицы себя.
В прежние дни я боялась дышать здесь, ведь пыли в городе больше , чем воздуха. Чтобы жить под водой – нужно уметь отделять от воды то драгоценное, что поддерживает в нас дыхание. Чтобы жить на этой земле, надо кожей и легкими вбирать  перемешанные годы правлений, сплетения эпох, шум новых строек, сплавленный с хвастливыми словами и грандиозными планами забытых султанов. Слиться с пыльной бурей времен, которая остановилась здесь и рассыпалась по равнинам. Поначалу она горит в груди.
Кто-то пойдет босиком по этому краю через пару столетий, и звон моих серег-колокольчиков прозвенит ветром в его ушах. Рука человека проведет по запыленному подоконнику, впитает крохи цветных камней моего ожерелья.
----
Вот ты и услышала  всё до конца. Подойди, сядь. Воды, что ты дала мне, тебе хватит на час, мне на день.
Знаешь, меня сторонятся. Считают, что у меня белая кожа из-за болезни. Но ты-то всё понимаешь и не испугаешься, садись, садись, Собирающая. А ты думала – можно быть только дельцом, торговцем, носить бумаги судье или мести прочь с улиц их обрывки? Нет. Есть те, кто знает звуки, есть идущие сквозь ароматы, касающиеся плоти металла. Ты – собирающая истории, или мой единственный здоровый глаз уже ничего не видит. Тебе даются в руки истории крестьянина, идущего на рынок, и истории зеленых листьев из его повозки, обожженных зноем в краю, где не бывает росы.  Кто-то хранит, кто-то строит, ты – собирай.
И не кричи громко и не пугайся, когда я исчезну на твоих глазах, оставив блестеть под солнцем скомканный пластик бутылки. Сколько раз подавала ты нищим – разве оглядывалась назад? Разве не исчезали они для тебя вместе со всем тем, что оставалось за спиной? Исчезну и я. Знаешь, скоро будет пыльная буря. Прогнозы? Откуда эти люди могут знать? Они не хотят ходить босиком. Придет буря, не закрывай окно…если хочешь еще раз услышать мой голос.