Детство бабули

Я не скажу, что наша семья была бедной, но и богатой ее тоже было назвать тяжело. Папа рано остался вдовцом, мама умерла от тифа, когда мне было 3 годика. Вскоре он привел мачеху, у нее были свои дети и поэтому чужие были в тягость. И она задумала страшное дело, посадила меня в мешок и отнесла на болото, где и бросила. На тот момент моя родная тётя возвращалась из соседней деревни и услышала детский плач со стороны болота. Полезла туда и нашла свою племянницу, то есть меня. С этого времени я жила у нее, и она стала для меня мамой. Вскоре новая коммунистическая власть дошла и до нашей деревни. К нам приехали люди в кожаных куртках и стали агитировать за колхоз. На этом собрании они назначили Мишку, пропойцу и тунеядца, председателем и выдали ему кожаную куртку, тетрадь и карандаш.  Глядя на всё это, мой папа, обратившись к жителям, сказал: «Есть такая власть – назначать лодырей на власть! Такая власть долго не продержится, нечего нам их слушать, нам надо работать!» и все разошлись. Через неделю приехали какие-то люди и арестовали папу. Только спустя какое-то время я узнала, что папу убили по дороге в город, как антисоветчика, и меня объявили дочкой кулака! Моих братьев спасло то, что мачеха быстро закрутила роман с каким-то начальником, и выйдя за него замуж, уехала. А меня, 12-летнюю девочку, мама (тётя) увезла в город и отдала в домработницы. Нужно было выживать, так как новая власть кроме голода и разрухи, нечего не принесла! Вскоре и мама (тётя), забрав моих братьев, переехала в город, спасаясь от голода. И мы стали жить снова большой дружной семьёй. До 24-го года вся страна спокойно отмечала все церковные праздники. Рождество и Пасха были даже государственными выходными днями. Резко все изменилось с 25-го года с появлением так называемой "безбожной пятилетки". На улицах всё чаще и чаще стали появляться «бесенята» — эти так называемые будущие пионеры! Они приходили к храмам, начинали дудеть в свои дудки, бить в барабаны, и глумиться над старухами, которые шли в храм.
Ужасное было зрелище! В начале их пытались разгонять, но «народные дружинники», которые следили со стороны за происходящим, стали арестовывать активных верующих граждан и сажать в тюрьму за хулиганство! Поэтому трогать стало их небезопасно. Таким образом, заполучив поддержку со стороны властей, бесенята стали действовать наглее. Они врывались в храмы во время богослужений и выкрикивали оскорбительные слова, а на улице уже стояли дружинники, готовые арестовать «верующих хулиганов». Они были подобны маленьким провокаторам, которые пытались поджечь народный гнев! И где им это удавалось, там стали закрывать храмы. А в начале 30-х годов и вовсе стали ходить по квартирам и переписывать тех, кто верит в Бога. Вот тогда и произошёл этот случай, который тяжелым грехом вошёл в мою жизнь. И к нам пришли, чтобы узнать верующие мы или нет!
Когда очередь дошла до меня, я от страха сказала, что не верю в Бога. «Раз вы не верующие все, значит и иконы вам не нужны» - заключил один из пришедших людей. И пошел забирать иконы, которые у нас находились в углу. Наперерез ему бросился мой младший брат и ухватился за край иконы и повис на руках этого мужчины. Его так и вынесли вместе с иконой во двор, где уже был разведен костер из икон. Его пытались оторвать от иконы, но он крепко держал её в своих руках. Тогда они швырнули его вместе с иконой в костёр, в надежде, что его это испугает. Но он продолжал держать её. К костру никого не допускали. И тогда мужики, ругаясь на комсомольцев, стали брать в руки палки и пошли на них. Испугавшись такого натиска, они испугались и убежали со двора, грозя тем, что вернутся. Но самое удивительное то, что произошло с братом – он никак не пострадал, даже не обжегся! Только обгоревший кусочек с изображением херувима остался в его руке. Этого херувимчика я сохранила на всю свою жизнь, как память о брате и тяжелом грехе моего отступничества. Во время финской войны брат заболел туберкулёзом и вскоре умер. Звали его Василием! А Михаил погиб во время Отечественной войны, и я осталась одна.