Глава 10. Бражелон

Камера была, как не поверни, все же камерой. Достаточно благоустроенной, чистой, но это была тюрьма. И, очень похоже было, что сидеть в ней Бражелону суждено было до суда: комиссару очень улыбалось устроить из этой истории показательное дело. Пришелец из прошлого, раздающий удары шпагой так, словно он дерется на Королевской площади, должен быть наказан. Он имеет дело с правосудием, а двойное убийство – это, как минимум, два пожизненных срока. И сидеть этому красавчику до скончания века. Двадцать первого, так точно: не так давно, установлены новые сроки пожизненного заключения.
То, что виконт убил двух бандитов, в счет не шло: лично он не подвергся нападению, а то, что защищал он владельца лавки, ни в коей мере не смягчало его вины – он обязан был дождаться приезда полиции, а не самому вершить суд.
Все это Раулю объяснил адвокат, которого ему предоставили без его просьбы.
- Выше правосудие имеет дело только с женщинами и стариками, не способными постоять за себя, - пожал плечами Бражелон. – Я воспитан воином, и я не привык ждать помощи, не попытавшись действовать самому.
- У нас – другие правила поведения. Мы уважаем любую личность, даже если это наш идейный враг, - терпеливо гнул свою линию адвокат. – И вам следует принять это к сведению. Иначе мне будет очень трудно что-либо доказать суду.
- Вы хотите мне доказать, что я должен терпеливо ждать, пока приедет полиция, если при мне режут, убивают, насилуют? – Рауль был потрясен.
- Если вы можете обезоружить нападавших – прекрасно. В противном случае, вы не должны вмешиваться. Но вы не должны превышать мер самообороны. Иначе вас ждет суд. Что с вами и произошло в итоге, - заключил адвокат. – По нашим правилам, незнание закона не освобождает от наказания.
- И, тем не менее, я не желаю принимать правила и законы, которые ставят мужчину в жалкое положение, - пожал плечами Бражелон. – И, я хочу вас предупредить, что, если, по ходу суда, вы будете выставлять меня, как беспомощного идиота, не способного постоять не только за других, но и за самого себя, я сделаю отвод вашей кандидатуры.
- У вас есть деньги на адвоката? – ухмыльнулся представитель славного племени Фемиды.
- Это будет уже не ваша забота, сударь. В случае чего, я сумею сам защитить себя.
- Вы самонадеянны, молодой человек. Ну, что же: в таком случае я отказываюсь от вашей защиты прямо сейчас: мне не нужны лишние проблемы в будущем, - адвокат встал, аккуратно отряхнул брюки от несуществующих пылинок, и, кивнув на прощание виконту, удалился ровной и непринужденной походкой баловня судьбы. Тяжелая дверь захлопнулась за ним, прогремев запорами.
Рауль остался в одиночестве. У него было время, о чем подумать.
Марион, кто она и как она оказалась на его пути? Все это начинало сильно походить на провокацию: его вычислили по поиску миниатюры, навели на антиквара, подсунули эту Мэри-Марион, устроили нападение – и все это, эта много ходовая комбинация, только для того, чтобы посадить его за решетку? Что-то здесь было не так.
Кому он нужен, в конце концов? Но миниатюра не была подделкой: он столько раз рассматривал ее, что знал в ней каждую трещинку, каждую зазубринку оправы.
Так ничего и не придумав, Рауль лег спать. Ему приснился Тулон: серые скалы, нависающие над бухтой, и море с высоты этих скал: такое, каким он увидел его в последнюю ночь, когда отец был рядом.

В полдень следующего дня его вызвали на допрос. У комиссара Жюпона был утомленный и раздраженный вид. Рауль, не без тайного злорадства (черта, совершенно не свойственная ему в обыденной жизни), отметил про себя, что, скорее всего, дела у полицейского не заладились. То ли следствие зашло в тупик, то ли указание сверху не отвечало его надеждам. Но виконт хранил молчание, отчетливо сознавая, что инициатива принадлежит, увы, не ему.
Жюпон с кем-то переписывался по мобильному телефону, и Бражелон из-под опущенных ресниц незаметно наблюдал, как меняется лицо комиссара. Наконец, он спрятал мобильник в карман, и поднял глаза на Рауля.
- Плохи ваши дела, месье, - сообщил он сокрушенным тоном, сопроводив фразу тяжким вздохом. – Вашим делом занялись внешняя разведка и Интерпол. Я вам не завидую.
- Вы какую роль решили играть: доброго или злого полицейского? – Рауль сам удивился своему спокойствию.
- У меня роли нет вообще: ваше дело забирают, - буркнул Жюпон. – И вас – вместе с ним. Вы переходите под юрисдикцию Интерпола, - многозначительно добавил он. И помолчав, словно взвешивая значительность своих слов и последствия того, что говорит, добавил: - Вами заинтересовались на самом верху. – Подумал еще мгновение, и вдруг выпалил с чисто детским любопытством, - а вы действительно тот самый виконт де Бражелон? Ну, тот самый, из книги?
- Тот самый и есть, - развел руками Рауль. – Другого пока не придумали.
- А как вы к нам… ну, попали?
- Поверите ли: сам не знаю. Просто захотел – и пожалуйста, я в двадцать первом веке. Чудо!
- Чудо, - согласился полицейский. – Но вам там, - он многозначительно поднял глаза вверх, - там такому объяснению не поверят.
- Но у меня нет другого, - рассмеялся Рауль. – Я действительно не знаю, как происходит этот процесс материализации.
- Там вам объяснят, - пообещал Жюпон. – Очень доходчиво объяснят. И, поверьте мне: я вас не запугиваю, - он звонком вызвал конвоиров.
Рауль снова пожал плечами.
- Воля ваша.
- Уведите подследственного, - скомандовал комиссар двум конвоирам. – Глаз с него не спускать.

Из всего услышанного, виконт сделал вывод, что полиция разочарована в ходе дела: следствие прекращено по распоряжению свыше. Зачем он понадобился наверху, Рауль начал понимать, и это понимание его не радовало. Секрет появления людей, не только давно умерших, но и, существовавших лишь в воображении писателя, обещал сказочные перспективы не только военным. Рауль представил себе армии, придуманные каким-то воякой–маньяком и воплощенные в действительность, и содрогнулся. Этого не допустят!
Он, действительно ничего не знал. Почти ничего. Может быть, догадывался о некоторых моментах. Отец и Арамис знали больше, но никогда это не обсуждали. Была какая-то грань дозволенного, через которую никто не переступал.
Рауль так задумался, что не почувствовал, что в камере что-то неуловимо изменилось. На мгновение до его сознания дошел странный, незнакомый и резкий запах, и тут же перед глазами все заволокло туманом. Он, как лежал на койке, так, лежа, и отключился. Он уже не видел, как двое в масках вытащили его в коридор, перешагнув через лежащее на полу тело дежурного по этажу. Не видел, как быстро и точно были открыты все двери и, без всякой стрельбы, устранены сторожа по дороге. Он не знал, что, именно из-за него, были отключены все системы слежения, и все наблюдатели мирно спали вместе с заключенными именно от того же газа, от которого уснул и он.
Его загрузили в какой-то фургон, двое запрыгнули туда же, и машина умчалась прежде, чем проснулся хоть один обитатель полицейского участка.

Голова болела и подташнивало. Хотелось пить, но не вина, а чего-то кислого. Лимонного напитка с мятой, например. Он пошевелился и, невольно, застонал.
- Пить хотите? – мягкий женский голос удивил.
- Очень хочу. Где я?
- В самолете.
Он услышал, но не воспринял сказанное. Где-то рядом налили воду, стукнули о стекло кубики льда, потом ему к губам поднесли стакан: он глотнул – как она догадалась? Ему сделали именно лимонад, и так, как он любил – с мятой. Бражелон осторожно приоткрыл глаза; он действительно полулежал в кресле, а помещение напоминало салон автобуса. Скосив глаза и не решаясь повернуть тяжелую, как чугун, голову, он увидел ряд занавесок у каждого бокового кресла. За ними, без сомнения, прятались окна. Уловив его желание, женская рука приподняла ближайшую занавесь и у виконта вырвался испуганный вскрик – рядом проплывала огромная туча. Самолет заложил вираж (он явственно ощутил, как его прижало к подлокотнику кресла) и под тучей обнаружилась беспредельная синева моря.
- Куда вы меня везете? – спросил Рауль, почему-то предвидя ответ.
- Мы летим в Джиджелли, - ответил ему все тот же голос, и Бражелон, раскрыв глаза и наплевав на боль в голове, резко повернулся на этот звук.
Мэри-Марион Грефтон смотрела на него с улыбкой, в которой было и понимание, и сожаление. И он предпочел закрыть глаза, чтобы не видеть ее: эта женщина предала его еще раз.

Собственно говоря, какое это все имело значение теперь, когда его опять приволокли в это, проклятое для него, место? Имело, оказывается, потому что образ англичанки все же прочно сидел у него в памяти. И он никак не мог увязать образ чистой и нежной мисс Грэфтон с Марион. Кроме внешности, у них не было ничего общего. Сравнивать их, это все равно, что сравнивать Луизу и… он сам себя отдернул: Луиза осталась там и там же остались его иллюзии. Он обязан на все смотреть трезвым взглядом: отец для него достаточный пример, а к тому же его не зря учили логике.
"Итак, что я знаю", - подвел итог Бражелон." Мне известно, что меня забросили в Джиджелли, и к этому причастна женщина, называющая себя Марион Грефтон. Известно, что меня хотели передать в руки внешней разведки и Интерпола, но Марион и компания их опередили. Все, на этом кончаются факты, мне известные. Не густо… зато вопросов предостаточно: на кого работает эта дама, связана ли она с антикваром, не было ли это все подстроено от начала и до конца, и не развалил ли я всю операцию, прикончив двоих? И зачем я вообще кому-то понадобился? Выпутываться я буду сам, если из этой истории мне вообще удастся выпутаться. Пока что, ясно еще одно: это международная банда."
Нельзя сказать, что подведение итогов привело Рауля в чему-то определенному, но логика неумолимо твердила: он влип в чрезвычайно неприятную историю: выкрадывать человека, которым интересуется всемирная разведка, не станут развлечения ради. Его существование и его возможности, как живого человека, заинтересовали могущественные силы. И они сделают все, чтобы получить от него необходимую информацию.
Что он не мог знать, так это то, что его сделали разменной монетой в большой игре.