Александр Стрижев. Святые подвижники

АЛЕКСАНДР НИКОЛАЕВИЧ СТРИЖЕВ

СВЯТЫЕ ПОДВИЖНИКИ
(Из "Собрания сочинений в пяти томах". том 3. С. 468 - 540)

СВЯТОЙ АЛЕКСАНДР СВИРСКИЙ -
ОДУШЕВЛЕННЫЙ СТОЛП ЦЕРКВИ ХРИСТОВОЙ

Заонежье — край светлых озёр и тёмных, таинственных лесов, простирающихся до самых высоких широт под суровым северным небом. За Олонцом — городок такой в полусотне вёрст от Онежского озера — на сухом, красивом взгорке высится святая обитель, основанная великим русским подвижником, преподобным Александром Свирским. Жил и трудился тут угодник Христов весьма давно, но память о нём немеркнущая переходит из рода в род. И места, им намоленные, зовут благонравных богомольцев поклониться его образу, храмам, созижденным его трудолюбием, твердыне духа — монастырю.
Здесь благочестивая старина и сам жизненный путь угодника Божия предстают в воспоминаниях как-то особенно задушевно и близко. Вот юноша Амос — так звали Преподобного до иночества — тайно пробирается Свирским сосновым бором в сторону Ладоги, чтобы попасть в Валаамскую обитель. И там, где впоследствии подвижник заложит Свирский монастырь, на высоком краю Рощинского озера, было ему явление Божией Матери об этом. Место высокое, благословенное, Самой Богородицей избранное, но юноша тогда и не чаял о таком великом подвиге. Он всего лишь пробирался в далёкую Валаамскую обитель, чтобы поставить себя перед Богом, как ставят свечу перед иконой. Его родители, Стефан и Васса, и мысли не допускали, чтобы их сын стал монахом. Они хотели его видеть семьянином, каких много в их селе Мандере, где и был рожден Амос 15 июня 1448 года. Там он учился, причём учение поначалу подвигалось медленно. И только когда припал к святыням Островского Введенского монастыря, что на реке Ояти, вблизи родного села, стал воспринимать Божественное Писание без затруднений. Каждодневно отрок посещал храм, строго постился, слушался родителей и за душеспасительное сокровище почитал молитву.
И раз в село пришли валаамские монахи, среди них велемудрый старец. Он-то и распознал в кротком юноше стяжателя ангельского образа, сеятеля добродетели. Рассказ благоговейного старца о далёкой обители так распалил желание поступить туда, что вскоре Амос втайне, дабы не огорчать родителей, отправился в путь. С чистым сердцем и растворенною в себе верою, с псалмами Давидовыми на устах переступил он порог обители, где ласково его принял игумен Иоаким с братией. Согласно древнему сказанию, преподобного юношу на Валаам препровождал Ангел. Послушания новоначальный инок исполнял самые тяжёлые, дабы закалиться терпением и кротостью. Вскоре его постригли с именем Александр, и всё мирское навсегда отошло в прошлое. Три года искали родители своего блаженного сына по всем известным им городам и весям, и когда сведали, что он на Валааме, отец прибыл туда. Но сколь не принуждал Александра возвратиться домой, свернуть его с избранного пути не смог.
Более того, после бесед с сыном родитель, вернувшись домой, и сам ушёл в ближайший монастырь, а вслед за ним также поступила матушка.
Шли годы. Уже 13 лет минуло, как инок Александр монашествовал на Валааме. Подошёл срок спасаться в пустыни. Со слезами и сокрушённым сердцем приступил он с просьбой к игумену отпустить в леса глухие для безмолвия и уединения. Получив благословение, преподобный Александр без всяких припасов, с лёгкой котомкой и топориком отправился тем же путём, каким шел ранее. Достигнув Рощинского озера, он выбрал тот же сухой, раздольный пригорок, поросший соснами, предуказанный для пустынножительства Самой Богородицей.
Здесь инок построил хижину, водрузил крест и приступил к молитвенным подвигам. Постнические добродетели и трудолюбное житие возводили его на высоту святости. Однажды охотник, гоняясь за оленем, набежал на благословенную эту пустыньку и увидел сияющий столп от земли до неба, а затем повстречал и самого подвижника. Вскоре охотник тот, по имени Андрей Завалишин, вместе со своими слугами принёс Преподобному хлебные ноши с рожью и ячменём. С этого времени святой Александр завёл пашню, стал обретать пропитание от трудов праведных.
Пустынное жительство сопряжено с прелестью и страхованиями. Нападали на святого труженика рои бесов, вопия: «Изыди, изыди от места сего, да не зле умреши». Но молитва святого Александра попаляла сатанинское отродье, расчищала ему путь к спасению. Как-то в час искушения посетил пустынника Ангел Господень с вестью: по Божиему благоволению отныне он будет под ангельской защитой. Здесь же надо воздвигнуть церковь во имя Святыя Троицы и устроить обитель. Вскоре пустынник сподобился великого счастья лицезреть Саму Пресвятую Троицу. А было так.
Однажды в отходной пустыньке преподобный Александр, стоя на молитве, заметил как келлия его внезапно осиялась неземным светом. И след за тем появились три ангелоподобных Мужа с посохами в руках. Сияя светлее солнца, Они приблизились к пустыннику, взяли его за руки и сказали: «Уповай, блаженне, и не бойся. Да созиждеши церковь и братию собереши и обитель устроиши, яко благоволих тобою многи души спасти и в разум истины привести». Преподобный, распростёршись ниц, молился и плакал. Тогда Господь взял опять его за руку, сказав:
«Стани на ногу твою, возмогай, и укрепися. Созижди церковь во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Аз же мир Мой подам ти».
Затем Господь стал невидим.
Слава о молитвенных подвигах Преподобного ширилась. К пустыньке потянулись богомольцы и новоначальные иноки, ищущие спасения в Боге. Безмолвная глушь обживалась и украшалась строениями. Была прокопана глубокая протока, соединив озёра Рощинское и Святое. И вот уже вода вертит мельничное колесо, обеспечив растущий монастырь помолом муки.
Пора ставить каменный храм во имя Пресвятыя Живоначальныя Троицы! А как кирпич добывать? Иноки в недоумении.
Преподобный же на это речет: «Человеческое есть начинати, Божие же совершати». Нашли залежи глины, стали обжигать кирпич. Великий князь Василий Иоаннович, самодержец, прослышав о намерении игумена, шлёт к преподобному Александру мастеров. Среди олонецких лесных дебрей вознеслись ввысь купола, каменный храм разбудил дремучие дебри перезвонами колоколов. Прилагая труды к трудам, Преподобный созидает ещё одну каменную церковь, во имя Покрова Божией Матери.
Цветёт радостью лицо подвижника Александра: великое дело совершено! Ведь Богородица Сама выбрала место под монастырь, заповедав обетование неотступно назирать обитель и по отшествии Первостроителя. Река Свирь, Свирские леса запечатлелись в названии монастыря — Свирский, а память Первостроителя увековечена наименованием — Александров.
Впрочем, ещё при жизни Преподобного обитель слыла как Александро-Свирская. Сюда шли за наставлениями, как жить достойно, и никто тощ и неутешен не возвращался: болящие исцелялись, ожесточённые смирялись, унывающие очищали омрачённые сердца. Чудотворения преподобного Александра, его прозрения прославили тот край во всех пределах Русской земли. Олонецкая сторона преисполнилась святости Свирского подвижника. Его почитали одушевлённым столпом Церкви Христовой, собеседником Ангелов.
Скончался преподобный Александр 30 августа 1533 года в глубокой старости. Погребён близ храма Преображения, по правую сторону алтаря. Но и после упокоения бесчисленные исцеления по молитвам святого продолжались принародно. Цельбоносные мощи Преподобного Церковью обретены и прославлены в 1641 году. Память святого Александра Свирского отмечают 30 августа старого стиля. Ныне после долгих лет поругания злонравными безбожниками достохвальная обитель возрождается. Скоро она опять явится твердыней православного духа и величия России.



СВЯТАЯ АННА КАШИНСКАЯ

Благоверная княгиня Анна Кашинская жила в скорбное для Руси время, в разгар татаро-монгольского ига. Её судьба вобрала в себя судьбы русских православных жен, стойких, благочестивых, набожных. Родилась Анна в княжеских хоромах овеянного колокольным звоном стольного града Ростова, что в самом сердце Русской земли. Град этот ставлен на берегу обширного озера, в чьих водах отражаются храмы и дома богомольного посада. Год рождения княгини — 1278-й.
Ростовские князья оставили по себе добрую память: характером напоминали благоверного Константина — первого правителя этого удела, усердного храмоздателя и книголюба, с душою мягкой и незлобивой. Благодаря гибкости в сношениях с соседними удельными князьями, благодаря миролюбию Ростовская земля подолгу пребывала в благоутишии и тишине, уповая во всём на покровительство Божие, полагая в основу бытия живую веру. Родовое лоно вскормило Анну деятельной в молитве, благоразумной и милосердной с подданными.
На 17-м году жизни Анну постигло горе — скончался отец, князь Дмитрий Борисович. Вместе с сестрой Василисой ей предстояло круглое сиротство, матушки родной к той поре не было в живых. Скорбь отягчалась непрестанным вторжением ордынцев, изнурявших княжество поборами и разорением. И все же в тереме недолго царило уныние: вскоре из соседнего удела появились сваты. Князь Михаил Тверской предлагал Анне свое покровительство. В день Архангела Михаила, 8 ноября 1294 года, ростовская княжна Анна прибыла в Тверь. Началась для нее со всем другая жизнь. С того дня она стала благоверной женой тверского князя Михаила. Венчал супружескую пару епископ Андрей, властный, под стать тверским властелинам.
Тверь той поры — город торговый, людный. В отличие от Ростова он меньше благовествовал колоколами и казался княгине суровее родной сторонки. Зато Анне повезло с свекровью: княгиня Ксения Юрьевна, родом новгородка, отличалась благочестием и проницательным умом. После женитьбы сына она ушла в Софийский монастырь, приняла там схиму с именем Марии и в этом ангельском образе прожила еще 18 лет. Князь Михаил, подобно своим предшественникам, был горд, своеволен, предприимчив и чрезвычайно неуступчив, ежели речь за ходила о законных правах. Вместе с тем он крепко держался православной веры и не поступался совестью.
К сожалению, при монголах ценились другие черты характера — требовались изворотливость, лукавство, умение подкупать ордынцев. «Тверская стать» князя Михаила впоследствии доставила ему и его семье чрезвычайные тревоги, великие скорби, тяжелейшие испытания. Сначала были просто беды: на другой год после свадьбы Тверь горела, огонь выел множество жилищ. Через три года свирепствовала сильнейшая засуха, горели леса и болота, а затем ночью пожар перекинулся на посад, запылал княжеский терем. Сгорело всё добро и оружие, не успели спасти даже княжескую казну. В неурожай голодали люди, падал скот, и князь с княгиней вместе с народом своим бедовали, уповая на милость Господню, возрождали утраченное. Благоверная Анна, как добрая жена, была покорна мужу, подавая пример скромности и милосердия, оставаясь между тем мудрой его сподвижницей и заботливой домоправительницей. О том, что княгиня Анна неутомимая молитвенница — знала вся Тверь.
На пятом году брака стали рождаться дети: сначала дочь Феодора (скончалась в младенчестве), затем сыновья — Димитрий, Александр, Константин и Василий. Князь Михаил успешно водил свои войска, пресекая вспышки ненависти между соседними уделами, присоединял земли, принадлежащие ему по закону. Так, в 1304 году Михаилу Тверскому досталось по наследству великое княжение Владимирское, и с той поры Тверь сильно возвысилась перед Новгородом и Москвою. И как ни мутил враг удельных князей враждовать, Михаил держался крепко. Он сажал своих наместников в вольном Новгороде, вёл в Орде тяжбу с Москвой и щедрым подкупом склонял вероломного хана на свою сторону. Как прямой племянник Александра Невского тверской князь имел право и на Переславль Залесский, но овладеть им вовремя не успел.
Настала череда смертей: в 1312 году в монастыре скончалась княгиня Ксения, мать Михаила, мудрая праведница и великая его наставница во внешних делах, а год спустя в Орде воцарился новый хан Азбяк, еще более коварный и мстительный, чем его усопший предшественник. К этому-то Азбяку и требовалось им ехать за ярлыком на правление землями. Но тверского князя опередил Московский князь Юрий Данилович. Он сумел оговорить Михаила, откупился дарами и отбыл благополучно. Тверскому же князю пришлось в Орде туго, там его продержали два года и ярлыка на великое Владимирское княжение не дали.
Сколько слёз пролила благоверная Анна, сколько передумала дум страшных — один Господь знает. Всё-то и утешение было в храме, да в собеседованиях с епископом Варсонофием. Наконец князь вернулся и опять, казалось бы, продолжилась полноценная жизнь.
Но ордынский гнёт послаблений не знает, лукавство и злодейство хана безграничны. В августе 1318 года над Тверью нависла угроза большого погрома. Татарские орды подступали к княжеству, и вот-вот заполыхает родная земля. Прольётся кровь всего населения от мала до велика, а кто уцелеет, того поведут в полон. Князь Михаил решил ехать на суд в Орду, ехать на верную гибель ради спасения своего народа. Бояре и горожане отговаривали его показываться в Орде, авось, вместе и уцелеем.
Просила князя остаться дома и его супруга Анна. Но князь ради подданных не пощадил себя, он твердо решил положить свою душу за тверской народ. Прощание благоверной Анны с князем Михаилом — одна из трогательных страниц русской жизни.
Анна, сознавая величие подвига своего мужа, наконец не только смирилась с его отъездом в Орду, но и вдохновила князя не бояться умереть за стадо Христово. Прощались на Святой горе, близ села Едимонова.
В Орде князя приняли с притворством — поначалу льстиво, услужливо. Затем вдруг всё переменилось, благоверного Михаила приковали к плахе. Он ничего не просил и лишь молился, потом велел близким читать Слово Божие. Помимо бояр, сопровождавших князя, свидетелем его мучений был княжич Константин. И вот настал час смертный: на глазах близких, при участии московского князя Юрия Даниловича, Михаила Тверского стали люто истязать, а минуты спустя набросился на него изверг и вырезал его живое сердце. В тот день возле Дербента, на месте казни князя, люди видели чудесное явление — к небу поднимался столп Неизреченного света.
Долго в Твери не знали о злодействе, содеянном в Орде. Тело князя Михаила привезли в родной город лишь в сентябре года. Тогда же оно было оплакано вдовой и горожанами и предано земле. Теперь Анна вместе с сыновьями коротала свое сиротство, скорбела и молилась. И в этом одухотворяющем страдании пребывала вдовая княгиня целых 20 лет. «В женском естестве мужескую крепость имела еси» — сказано в церковной службе об этом её стоянии. Женились сыновья, один из них, Димитрий, на дочери литовского князя Гедемина (1320 год). Но вскоре князь Димитрий, будучи по делам в Орде, заколол там московского Юрия, отомстив за отца, не пожалев за это сложить и свою голову. Без перерыва бедствовала Тверская земля, татарские набеги и поборы при Азбяке становились раз от раза всё более жестокие. Отчаялись тверитяне, и вот в один из наездов сборщиков ясака, в день Успения Пресвятой Богородицы, горожане расправились с ханским сатрапом Щелканом. На Тверь двинулась вражеская рать. Пришлось княгине Анне с младшими детьми бежать в Ладогу и там до времени скрываться. Вернулись на пепелище.
В 1339 году в Твери княжил сын Анны, Константин Михайлович. Тогда-то благоверная старица-молитвенница и «повлеклась» от земли к небу, ушла к постницам в Софийский монастырь. Поклонилась княгиня монахиням в ноги, пометалась, слезно просила принять в свой круг. А сестры от неожиданности и не знали, как им свою радость высказать: одни от счастья рыдали, другие с умилением глядели молча и вздыхали. Но все они благодарили Господа, что Он послал им в обитель великую молитвенницу. Нарекли её при постриге Софией. Просвещала свою душу Анна в Софийском монастыре, подвизалась здесь как бесплотная во плоти, стяжав великий дар боговедения и рассуждения. После того памятного года благоверную Анну упросил её младший сын, князь Василий Михайлович, переехать в Кашин, где он правил своим уделом. В Кашине чуть позже для княгини построили Успенский монастырь. В этой обители благоверная старица стяжала великий ангельский образ — схиму.
И наречена была прежним именем Анна. В строгом затворе и безмолвии пребывала схимница, говорила она лишь с князем Василием, поучая его хранить мир на вверенной ему земле, беречь некрадомое сокровище верующих — Православие.
И вот подошел час кончины благоверной молитвенницы.
Прощаясь с сыном, она сказала: «Молитвы твоего отца и мое благословение да вовеки пребудут на тебе». Боярам велела не притеснять немощных. Преставилась благоверная Анна 2 октября 1368 года, в 90 летнем возрасте. Народ горько оплакивал свою питательницу и крепкую заступницу. А сын Василий над её гробом сказал: «Ты скончалась, но духом не отступай от нас, чад своих...» Через день он с горя и сам умер, так что похороны совпали. Погребли их в Успенском монастыре.
В татаро-монгольскую эпоху благоверная княгиня Анна явила собой высочайший пример добродетельной жены, смиренномудрой молитвенницы, страдалицы за свой народ, оберегающей его от лютых бедствий. В памяти людей долго не исчезал образ именитой старицы. Но истекали столетия, и память давняя исподволь стиралась. И если б не чудеса, явленные в годину гнева и печали, то святыня эта пребывала бы под спудом и дольше. Явилось чудо в Смутное время (1606—1611), когда Русь терзали польско-литовские интервенты. Много было покорено ими русских городов, даже и Москва пала. А вот Кашин уцелел! Подступил к нему враг и — отпрянул. Какая-то неземная сила отвела беду. Задумались кашинцы: а не подвижники ли оберегают город? Стали перебирать исторические имена, вспомнили благоверную княгиню Анну. Предположение подтвердилось новым чудом: тяжко больному пономарю Успенского собора Герасиму в тонком сне явилась подвижница, назвалась Анною, обещала исцелить его. Когда заутра пробудился, то был совершенно здоров. И еще рассказал пономарь Герасим: благоверная Анна «приобижена» на горожан — гробницу её не почитают, на крышку присаживаются и шапки рядом кладут.
Чудо разнеслось стоустой молвой, город всколыхнулся. Поклониться покровительнице Кашина потянулись богомольцы со всех сторон. И явилось у гробницы множество чудес, все достоверные случаи горожане стали записывать и собирать. В 1645 году кашинцы подали челобитную царю Михаилу Феодоровичу с просьбой вскрыть мощи. Сделали это четыре года спустя, уже при государе Алексее Михайловиче. Тогда же благоверной княгине Анне составили церковную службу — её написал киевский богослов Епифаний Славенецкий. Житие сочинил соловецкий старец Игнатий по материалам, собранным кашинским причетником Никифором. Тропарь, кондак и канон созданы священником Иоанном Наумовым и посадским человеком, Семёном Сухоруковым. Срок церковного прославления Анны Кашинской приближался.
Двенадцатого июня 1650 года в Кашин прибыл царь Алексей Михайлович с царицей Марией Ильинишной, а вместе с ними — Патриарх, иерархи, многочисленное духовенство в торжественных облачениях, а также бояре, почетная стража, прислуга при конях и возках, стрельцы и тысяча пехоты при оружии. Были еще царские певчие, храмоздатели и скороходы. Такого редкостного зрелища Кашин, да и другой равный ему город, никогда не знал. Ставилась великая свеча на православную свещницу — всенародно прославлялась благоверная княгиня Анна, святая подвижница Божия. Каменный гроб, запечатанный царскими печатями, поставили на носилки и Царь вместе с первыми лицами государства поднял его на плечи и крестным ходом перенёс в Воскресенский собор. Повелел Алексей Михайлович возвести здесь новый собор, подобающий этому великому событию. Величественный собор сразу же приступили строить, а через два года из Москвы была прислана серебряная рака, изготовленная лучшими златокузнецами.
Минул ряд лет. Новый собор уже высился в Кашине, и росписями он был украшен. Ждали Государя на освящение, а вестей из Москвы всё нет и нет. Зато прибыла патриаршая комиссия с полномочиями вскрыть гроб благоверной Анны, запечатанный царскими печатями. Староверы молву разносят, будто святая благословляет двуперстным крестосложением, а из-за этого «мгла пререканий» открылась. Вот строгий Патриарх Иоаким и прислал комиссию. Освидетельствование подтвердило — молва та злоречивая и пустая. Но ещё в самом разгаре держалась распря, начатая «краснейшим отцом Никоном» с раскольниками. И меры применялись чрезвычайные, дабы подавить самочиние и всякую хулу. Допускалась и несправедливость, так, из святцев изъяли имя Анны Кашинской, гроб с её мощами опять погрузили под спуд.
И все же, несмотря на развенчание, живая вера всего Тверского края бдительно охраняла святую Анну от забвения. По прежнему благодетельница Кашина, его небесная молитвенница, назирала город: после молебна Благоверной его не взяли французы в 1812-м (постояли рядом и отошли), сюда не наведывалась ни язва, ни холера, когда повально болели повсюду. В Кашине наблюдалось затишье и в лихом 1905 году — ни один краснофлажник не смел призывать к гражданской смуте. Тихий, богомольный горожанин умел отстаивать неповрежденную русскую жизнь. К Благоверной, к её заступлению обращались не токмо кашинцы, почитание святой Анны выходило за пределы Тверского края.
Настойчивое ходатайство верующих возымело силу: 20 октября 1908 года депутацию ревнителей памяти благоверной княгини Анны принял в Царском Селе Государь Николай II. На следующий день Святейший Синод постановил почитать благоверную Анну Кашинскую, как решено было при первой канонизации — дважды в год: 2 октября, в день преставления, и 12 июня — в день переноса мощей в 1650 году. Наконец церковная справедливость восторжествовала.
Велико было ликование православных 12 июня 1909 года. На прославление Благоверной в Кашин сошлось множество народа. И прибывали люди движущейся церковью — крестными ходами. На праздник прославления прибыла великая княгиня Елисавета Феодоровна, благоверная жена и подвижница новейшего времени. Её присутствие подчеркивало преемственность святости в нашей Отчизне, ведь судьбы обеих княгинь весьма сходны. Этим церковным торжеством Анна Кашинская навсегда вчинена в лик святых. По всей стране почитают великую молитвенницу и ходатаицу. В Петербурге в память Анны Кашинской воздвигнут храм, терское казачество тогда же построило монастырь в её честь.
Образ благоверной Анны и в наши дни сияет Неизреченным светом во все пределы Отчизны.



СВЯТОЙ ИГУМЕН ФЕОДОСИЙ ЧЕРНИГОВСКИЙ

Славный город Чернигов в сентябре 1896 года справлял великое церковное торжество. Два дня, 9-го и 10-го, не переставая, звонили колокола, множество народа, притекшего со всех концов России, заполнило не только огромный Спасопреображенский собор, но и всю просторную площадь перед ним. Слезы умиления, святое настроение, радость и ликование видны были повсюду. Величественный крестный ход, с иконами, хоругвиями, золотыми облачениями духовенства, сопровождался вдохновенным пением молитв, таких родных и невыразимо близких верующему сердцу. Прославлялось открытие чудотворных мощей святителя Божия, чтимого подвижника Церкви Феодосия Черниговского. Торжество это состоялось в самом начале царствования Государя Николая Второго, намечая на будущее целый ряд прославлений угодников Христовых.
А жил святитель Феодосий много-много лет перед тем. Его детство прошло в 30-е годы семнадцатого века. Фамилия родного отца — Углицкий напоминала, что в прошлом основатель этого рода храбро защищал город Углич. Позже Углицкие перебрались жительствовать в Заднепровье, когда эта часть русской окраины все еще томилась под пятой Польши. Благочестивые родители подвижника, Никита и Мария, по примеру других малороссийских дворян, почитали за честь отдать свое дитя умудряться церковному научению. Определен был кроткий отрок в Киевобратскую Богоявленскую коллегию. С родовым сельцом Улановым, что в Каменец Подольской округе, пришлось проститься навсегда.
Молитвенная высота Киева живо захватила юного Феодосия. Златоглавые храмы стольного града, облагоуханная святыми мощами Печерская обитель, древний Софийский собор — всё здесь подвигало к совершенству внутреннего духовного облика. Ученой Коллегией управлял в ту пору мудрейший проповедник Лазарь Баранович (1593—1693). Вскоре благоуветливый, смиренный воспитанник Углицкий полностью проявил свои творческие дарования: его красноречие отличалось богословской глубиной, живостью и продуманным строем мысли. Такой талант, естественно, был на виду во всем духовном заведении, его неизменно выделял среди лучших ученейший Лазарь.
Прилежание, благонравие и смирение позвали выпускника Богоявленской коллегии на тесный монашеский путь. В году молодой богослов Углицкий принял постриг и наречен в монашестве Феодосием. Отсекалась прошлая, подготовительная часть жизни, начиналась подвижническая, ради Христовой истины. Поначалу инок Феодосий служил архидиаконом в величественном, веками намоленном, Софийском соборе. Вскоре его за «многочестность» поставили наместником митрополичьего дома при том же соборе. Должность эта в шумном городе тяготила смиренномудрого монаха, ему претили похвала и слава, его потянуло к уединению и созерцанию, чтобы вкусить монастырской тишины. Такая возможность появилась: в Крупицкой обители, что возле городка Батурина, недоставало наместника, и молодому игумену Феодосию предложили заступить в эту должность. Он согласился. Началась монастырская жизнь, деятельная, строгая, отрешенная от «красная» мира сего.
Монастырь Крупицкий, как и многие другие в тех местах, претерпел опустошение от ляхов, и наместнику с братией потребовалось немало усилий приложить, чтобы благоустроить его после вражеского разорения. Воздвигнут монастырь на высокой излучине Сейма, реки многоводной, огибающей обитель с трех сторон. Только северная сторона и пешеходна, но и она в половодье затоплялась, делалась непроходимой. Тогда неделями монастырь оказывался как бы на острове, и его угодьями были лишь голубое небо да отраженные в воде живописные облака.
В 1662 году игумена Феодосия переводят в Корсунский Онуфриевский монастырь, расположенный на острове реки Роси. То место тоже было уединенным и пустынным, а сама обитель так же нуждалась в благоустройстве и украшении. И здесь игумен приложил немалые труды к созиданию церковной красоты. Святость его жизни служила монашествующей братии живым оправданием даваемых обетов. Известность подвижника росла, о нем проведали многие православные люди. Не может святой подвижник незамеченным быть, как не укрыться от взоров городу, стоящему наверху горы. Деятельного настоятеля назначают поднимать из развалин обветшавший Выдубицкий монастырь в Киеве. И с 1664 года игумен Феодосий почти четверть века будет настоятельствовать именно в этой обители, превращая ее в процветающий приют молитвы и праведных трудов. Выросли и благоукрасились выдубицкие храмы, святой высоты достигли богослужения. Певческий хор тут обладал та кой изобразительной силой, что монастырских певчих поставляли к Царскому двору, и там умилительно возносилась их молитва. Значительно расширились монастырские владения. Царь Алексей Михайлович, по прозвищу Тишайший, сам жаловал Выдубицкому монастырю средства и наделил его своей грамотой по сбору пожертвований на нужды обители.
Привелось игумену Феодосию отстраивать еще один монастырь — Елецкий, в Чернигове. Благодаря неутомимым трудам здесь в короткий срок изжили упадок и разорение, оставленные после набегов униатов. Черниговским владыкой в это время был тот самый велемудрый Лазарь Баранович, престарелый годами, но резов разумом. Он решился просить Патриарха Адриана по святить Феодосия Углицкого в сан архиепископа, чтобы в дальнейшем ему передать святительский посох. В начале сентября 1693 года столетнего Владыки Лазаря не стало и архиепископа Феодосия поставили управлять обширной Черниговской епархией. Искореняя униатскую смуту, Владыка сам правдиво служил русскому Царю и учил жить на благо Отечества свою не спокойную паству. Им созидались новые православные храмы, открывались вновь созданные монастыри, его мудрая отеческая проповедь, подвижничество и милосердие снискали отклик в сердцах всех людей Божиих. Неусыпный молитвенник почил о Господе 5 февраля 1696 года.
Протекли столетия, а народ все любил его и помнил. На месте погребения святителя Феодосия в Борисоглебском соборе Чернигова происходили во множестве чудеса: исцелялись немощные, получали помощь плачущие и обездоленные. К святому подвижнику, как к предстателю перед Господом, обращались в своих молитвах богомольцы всех сословий. Мощи Святителя 200 лет сохранялись нетленными.
Когда по настоянию почитателей чудотворца решался вопрос о прославлении архиепископа Феодосия в лике святых, молодой Царь Николай Второй собственноручно начертал на док ладе: «Согласен. Прочел с умилением». На торжествах прославления Черниговского молитвенника побывал Всероссийский батюшка Иоанн Кронштадтский. Он долго на коленях перед серебряной ракой святого возносил молитву за русский народ, затем умилительно служил Литургию. И так радостно было у всех на душе в тот золотистый сентябрьский день.



РЯЗАНСКИЙ СЛАДКОПЕВЕЦ СВЯТИТЕЛЬ ИУВЕНАЛИЙ

В славном городе Ливны, в окружении напевных садов и рощ, рос некогда задумчивый отрок Женя Масловский. Сторонясь озорных игр, любил он природу и домашний уют. Но душа его постоянно жаждала молитв и Божественных песнопений, так хорошо усваиваемых в храме. Потому-то и не пропускал ни одной службы набожный мальчик, потому-то вместо пустых романов его неизменной книгой было Евангелие. Переполненный ликующими напевами праздничных служб, возвращался он из храма всегда радостный, утешенный. Не тяготился отрок и скорбными великопостными молениями, очищающими все наши земные помыслы. Особенно трепетно благоговел Евгений, когда слушал похвалу Богородице, умилительный акафист о Ее неутомимом заступничестве за всех людей.
Шли годы. Набожный отрок стал иноком — вступил в иную жизнь. Нарекли его при постриге Иувеналием. После окончания Духовной академии ученый иеромонах уже и сам повёл службу в храмах. И такой благостью повеяло с хоров: Божественные песнопения, приобщая православных к искупительному подвигу Христа, поучали и назидали не одним только смыслом торжественных славословий, но и строем, и ладом неизреченной поэзии, задушевным напевом, поистине ангельским, а не мирским. Облагоухал Господь нетлением Свою Церковь, сколько в ней жизни и сколько растворено в ней духа благодати!
И вот уже иеромонах Иувеналий — архимандрит, настоятель Юрьева монастыря, что возле Новгорода Великого.
Здесь когда-то подвизались в молитвенных подвигах строгие духоносцы и знатоки церковных распевов. Новый игумен все достояния обители блюдёт и приумножает. Духовному песнотворчеству уделяет особенное попечение, рассматривая богослужение как «цвет и плод жизни Церкви Христовой». Настоятель Иувеналий постигает самые глубины литургики — науки о богослужении, собирает духовные сокровища русской певческой школы, свои познания вдохновенно раскрывает на долгих монастырских службах.
Настал лихой 1917-й год. На Руси воцарилась великая вражда. В это время замечательного церковного песнопевца Иувеналия назначают возглавлять Тульскую епархию. Безбожники, возомнив себя хозяевами жизни, пустились на злодейское истребление Церкви Христовой, свершая свои чёрные дела по всей намеленной России: разрушали храмы, мучили и убивали священнослужителей. В кровавое лихолетье 1923 года святителя Иувеналия возвели в сан архиепископа и назначили править Курской епархией. Здесь творились те же беззакония и бесчинства: храмы превращали в танцевальные залы, иконы бросали в костёр, либо закрашивали, а поверху писали мерзкие лозунги.
Вокруг головы Спасителя негодяи нарисовали знак предтечей антихриста — пятиконечную звезду.
Через год Владыку арестовали и посадили в Соловки. Там, в краю суровом, в невыносимо тяжелых условиях святитель Иувеналий, обладая исключительной памятью на церковные песнопения, приступил к созданию «Архиерейского Торжественника» — литургического памятника практике древних соборных служб. Объединил Владыка в одной сокровищнице и певческое наследие русской провинции, отбирая для богослужения всё живое и благодатное. «Сладкопевцем» называли его на Соловках страдальцы, посаженные в тюрьму за веру.
Когда Владыка вышел на свободу, численник показывал 1928-й год. Началось архипастырское служение в Рязани. Здесь Святитель, несмотря на угрозы властей, поставил церковные богослужения на такую высоту, где их уже ничто не затмевало.
Ожили все шесть томов «Архиерейского Торжественника», созданные Владыкой в узилище, во всей красе предстали Божественные песнопения, вселяя в сердца верующих надежду на избавление от скорбей и печали. Приедет великий молитвенник к Иерусалимскому храму на белой рязанской лошадке, а там уже собралось народу видимо-невидимо, так велико было почитание Святителя в истерзанном злодеями русском городе.
Успенским постом Владыка повелел совершать длительную службу Богородице с пением канона и чтением акафиста. А после праздника Успения умилительные моления сопровождали чин Погребения Божией Матери.
Любил Святитель детей, ласково приобщал их к жизни во Христе. Радовался, когда они поют в церкви. Подойдёт, бывало, к Анюте и Марьюшке Грохольским — пели на клиросе, погладит по головке одну и другую, приободрит отеческим словом. А рядом ещё одна Марьюшка — Климентовская, да не одна, а с сестрицей — их тоже милует Святитель. Родной батюшка сестёр Климентовских, священник Евгений, томился в узах гонения, а они в храме поют: враги отцу не дают — они и за него тут.
Детские голоса — что ангельские — далеко слышны. И люди радуются силе жизни.
В 1936 году Владыку снова арестовали и увезли, теперь уже в Сибирь. Горько было рязанцам оставаться без своего Святителя, без своего Сладкопевца. Духовные дети, как могли, обменивались письмами с незабвенным узником, жертвовали ему посильные приношения. А он наставлял их письменно, жил их радостями и горевал их бедами. Через год изверги расстреляли Владыку, зарыли в мёрзлую сибирскую землю.
Благодатная память о рязанском Сладкопевце свято сохранялась в народе. А в Рязани все мучительные годы гонений за веру богослужения продолжались совершаться с тем же умилительным настроением, как повелел Святитель. Ныне священномученик Иувеналий прославлен в Соборе Рязанских святых.
Его память — 25 октября, день Ангела — 15 июля нового стиля.
«Праведники во веки живут...» Любовь не умирает.



КРЕСТ И СКАЛЬПЕЛЬ АРХИЕПИСКОПА ЛУКИ

Зима в тот страшный 1925-й год была особенно лютой. Казалось, и воздух застыл на стужах, птицы тогда замерзали на лету.
В утлых санках, запряженных оленями, везли святителя Луку на край света, за Полярный круг. Это была очередная ссылка в места суровые, отчужденные самой природой от нормальной жизни. Становище Плахино, куда доставил архиерея стражник, состояло из трех разоренных изб и двух жилых землянок. Предстояло жить в разоренной избе, где вместо оконных стекол поблескивали куски вмороженного льда. В пургу через щелястые стены к столу наметало кучу снега.
Святитель Лука не пал духом, сумел и здесь приноровиться к тяжелому быту. Ему, давно гонимому, и до ссылки приходилось терпеть мучения: с самого начала воцарения безбожной власти — аресты и тюрьмы. Но ссылка на край света не оставляла и малой возможности выжить. Впрочем, Владыка свыкся преодолевать невзгоды, и не только утеплил свое жилье, но и освоился согревать евангельским словом несчастных обитателей.
Даже крестил младенцев в затерянном зимовье. Облачения изготовил из полотенец, а под купель приспособил деревянную кадку. Ведь у служителя Христова все было отнято при аресте, даже требник отобрали. Но над душой человека враг не имеет власти. Потому как православная душа — в руце Божией, и под крестной ношей она не повреждается, а возрастает в вере.
В начале марта, когда небо чуть посветлело, за Владыкой прибыл все тот же стражник, чтобы привезти в Туруханск. Оказывается, тамошние жители взбунтовались, пригрозив начальству разгромом сельсовета, если в больницу не вернут Святителя-врача. Только он мог избавлять здесь людей от тяжелых болезней, и заменить его никто не мог. Врачебное искусство святителя Луки делало чудеса. После его операций увечные становились на ноги, расслабленные исцелялись, слепцы прозревали. Молитва и назидание, крест и хирургический нож-скальпель — всё ко благу человека страждущего! Таков был жизненный принцип ученого подвижника.
Слишком одарен был от Господа Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий (мирское имя святителя Луки). В гимназические годы он хотел быть живописцем. И, наверное, стал бы им, ведь в рисовальном классе проявлял немалые творческие успехи. Но с окончанием гимназии увлечение это было оставлено, юношей овладела жажда помогать болящим людям: решил стать земским врачом.
Поразмыслив, Валентин Феликсович поступил на медицинский факультет Киевского университета и в 1903 году окончил его. Когда началась Русско-японская война, молодой хирург отправился к передовым позициям спасать раненых бойцов.
Затем ряд лет заведовал земскими больницами в разных хлебопашенных губерниях, где за спасением к нему тянулись толпы хворых и увечных. Ведь его помощь подавалась на долгие годы, а это весьма помнится в народе, обеспечивая врачу известность.
Не прерывая практику, Валентин Феликсович занимается учеными трудами. Им была написана книга, посвященная новейшим средствам обезболивания при хирургических операциях. В 1916 году за вклад в науку ему была присвоена ученая степень доктора медицины.
А потом революция, злодеяния свирепой власти. И беды, беды кругом. Волна гражданской смуты застигла ученого в Переславль-Залесском, городе живой православной старины, богомольном и некогда весьма тихом. Все это быстро уходило в прошлое. Его арестовали по доносу и увели в чрезвычайку, откуда никто не возвращался. Пока он находился под расстрелом, Анна Васильевна, жена хирурга, с горя слегла в постель и вскоре скончалась, оставив на руках невесть как уцелевшего мужа четверых детей.
Надо было ехать куда подальше, профессор Войно-Ясенецкий выбрал Ташкент. Именно в этом городе перед ним откроется благая стезя — священство. Любовь к Православию, привитая ему с детства матушкой Марией Дмитриевной, самое горячее участие в приходской жизни Ташкента, чувство нравственного долга — помогать Церкви в лихое время — всё это подвигло Валентина Феликсовича принять священнический сан. Профессор-священник настолько стал заметным лицом в городе, что его за версту обходили обновленцы, подпущенные властями к разложению церковных устоев. Свое ученое рвение профессор употребил на открытие Ташкентского университета. В мае 1923 года ссыльные архиереи нарекли о. Валентина в епископа с именем евангелиста Луки, обладавшего даром живописца и врача, а Святейший Патриарх Тихон поставил его возглавлять Туркестанскую епархию при одновременном исполнении должности хирурга. С той поры Святитель-хирург до конца нес великое патриаршее послушание, утверждая в своих руках Крест и скальпель.
Но недолго святителю Луке довелось возглавлять Ташкентскую церковную кафедру. Обновленцы, как вепри, набросились на него, забросав городскую чрезвычайку доносами. На случай ареста Владыка заготовил «Завещание» своей пастве, в котором прямо говорилось: «Иди в храмы, где служат достойные иереи, вепрю не подчинившиеся... С вепрем и его прислужниками никакого общения не иметь и не унижаться до препирательства с ними». И этот наказ достиг верующих сердец, еще больше возгорелись они любовью к своему архиерею. Когда святителя Луку арестовали и должны были везти на расправу в Москву, православные со всего Ташкента притекли к железной дороге и многие из них, протестуя против произвола, легли на рельсы, дабы не дать похитить у них духовного наставника.
И все же враги сделали по-своему: упрятали Владыку в застенок, а затем сослали в Енисейск. Там при сибирском неуютстве — снова удачные операции, рост непререкаемого авторитета Святителя. Архиерейскую службу совершал на дому, ведь во всей Восточной Сибири не оставалось ни одного храма! Что бы затруднить общение подвижника с народом, святителя Луку ссылали и на Ангару, и в Туруханск, о котором рассказали в начале очерка, в конце концов, по истечении срока ссылки вернули в Ташкент. Шел 1927 год.
Ученые занятия завершились изданием книги по хирургии, каждодневный труд состоял в оказании неотложной медицинской помощи людям. В доме был устроен монастырь в миру. В 1937 году — снова арест и ссылка в Красноярский край, где какое-то время спустя, уже в годы войны с немцами, Святитель возглавит госпиталь для тяжело раненных бойцов. Ни к какой операции не приступает, не сотворив молитвы, икона всегда на виду. Священноначалие Русской Православной Церкви возводит епископа Луку в сан архиепископа и избирает его в Синод.
В разгар войны потребность в ученых трудах Святителя была столь велика, что их печатают снова и автора награждают высшей премией. С продвижением наших войск на Запад госпиталь, руководимый архиепископом Лукой, переместили внутрь России, в Тамбов. Здесь на высоте архиерейского достоинства он произносит яркие проповеди. «Пятнадцать лет были закрыты и связаны мои уста, но теперь они вновь раскрылись, чтобы благовествовать слова Божии» — сказано им в одной из проповедей в кафедральном храме Тамбова. Вчерашние обновленцы, избравшие путь лукавства и неправды, были посрамлены, и многие из них принесли Владыке покаяние. Священное Писание и подвиг веры укрепили архиепископа Луку написать книгу «Дух, душа, тело», отмеченную глубокомыслием и поэзией.
С окончанием войны место служения святителя Луки определили в Крыму. Здесь он проявлял чудотворения, здесь и почил о Господе 11 июня 1961 года, на праздник Всех Святых, просиявших в Русской земле. Жития Святителя-хирурга было 84 года.
Симферопольская паства торжественно проводила в последний путь своего Святителя. Дорога, по которой двигалась процессия, была усыпана розами. Все три версты до кладбища гроб несли на руках. И потом целые десятилетия могилка архиепископа Луки была особо почитаемой богомольцами. Всенародное почитание исповедника завершилось прославлением его в лике местночтимых святых в мае 1996 года. Святитель-хирург молитвенно предстоит Богу за свой многострадальный народ.



БЛАГОГОВЕЙНЫЙ ОБРАЗ СТАРЦА
(К иконографии преподобного Серафима Саровского)

В каждом православном храме есть чтимый образ преподобного Серафима. Пылают перед образом свечи, благоговейно поставленные прихожанами, взыскующими Господа, возносятся молитвы угоднику Божиему, заступнику и скоропомощнику.
Много образов Старца, но всегда иконный лик подвижника на них схож, узнаваем. Особенности лишь в постановке фигуры и подробностях облачения.
На одном типе икон преподобный изображен в рост, облачен в мантию, епитрахиль и поручи, голова открыта, окружена нимбом. Лицо Старца обращено несколько влево от зрителя. В левом верхнем углу иконы Богоматерь в облаках. Внизу из-за фигуры подвижника видны стены и храмы Саровского монастыря. Десница Чудотворца прижата к груди, шуйца с кожаными четками-лестовкой опущена долу. Такие четки употреблялись иноками этой обители вплоть до ее разгона. Иногда на полях иконы пишут еще сцены из жизни угодника. Получается повествовательное и торжественное святое изображение.
Другой тип иконных изображений более редок, представляет преподобного в рост, на Чудотворце полумантия, епитрахиль и поручи, но на голове камилавка с крепом. Десница благословляет, а шуйца с четками лестовкой опущена долу.
Третья разновидность икон представляет святого Серафима изображенным по пояс. Голова подвижника открыта, на нем мантия, епитрахиль и поручи; персты десницы Старца сложены в именословное благословение, шуйца скрыта в складках мантии.
Возникает вопрос: насколько прижизненные изображения иеромонаха Серафима (а их сохранилось несколько) соответствуют его физическому и духовному облику, и как они усвоены иконописцами, стремившимися оживить у молящихся воспоминания о дивном пустынножителе, пробуждать их душевный порыв к подражанию его молитвенным подвигам? Чтобы ответить на этот вопрос, рассмотрим первоисточники — прижизненные портреты Саровского подвижника, писанные лицами, его знавшими.
Лучшим прижизненным изображением Старца справедливо считается портрет, выполненный художником Серебряковым за пять лет до блаженной кончины Батюшки. Благоговейный Старец запечатлен в мантии, епитрахили и поручах. Правая рука его положена на сердце, как обыкновенно иеромонах Серафим и возлагал ее, когда приступал к причастию Святых Таин. Лицо Батюшки бледное, удрученное подвигами, взгляд голубых глаз светлый и необыкновенно добрый, волосы на голове и бороде густые, но не длинные, и все седые. Это священное изображение Преподобного надо считать наиболее удачным. Впоследствии художник Серебряков стал иноком Саровского монастыря, и портрет его кисти долгие годы находился в покоях игумена святой обители.
Другой наиболее известный прижизненный образ Чудотворца оставлен воспитанником Императорской академии художеств Дмитрием Евстафьевым. Заказала работу мать Анастасии Протасовой, Дивеевской послушницы, и было это в годы, когда Саровскому иноку исполнилось лет пятьдесят. На портрете работы Евстафьева батюшка Серафим изображен с открытой головою, одет он в мантию и епитрахиль, поручей не видно из-за рукавов рясы. Руки сложены на груди поверх епитрахили. В правой руке инок держит точеные деревянные четки, те, что потом многие годы хранились в Дивеевской обители под стеклом в одной из витрин, устроенных вокруг алтаря Преображенской церкви (ныне находятся в Серафимовском храме Свято-Данилова монастыря). Лицо подвижника чистое, белое; глаза голубые, нос прямой, с небольшой горбинкой; волосы на голове, усах и бороде светлорусые, густые с проседью. Следы евстафьевского подлинника теряются во второй половине XIX века, но снимок с него воспроизведен в первом издании жизнеописания старца Серафима, вышедшем в 1863 году и, следовательно, живописцам был легко доступен.
К моменту канонизации Старца других известий о нахождении его прижизненных портретов не имелось. Правда, существовало несколько преданий о якобы третьем и четвертом портретах подвижника, снятых самовидцами в последние годы его земного бытия. Согласно этим преданиям, один портрет писан Саровским иноком Гавриилом, но следы подлинника потеряны рано и в каком виде был запечатлен Батюшка, забылось. Доходили сведения, что в селе Панихидине Старицкого уезда сохранился неизвестный прижизненный портрет подвижника Серафима, о чем косвенно говорилось в Тверском епархиальном историко-археологическом комитете 16 сентября 1902 года. Но также до времени не был открыт и этот священный образ.
Зато первому посмертному изображению Преподобного, созданному Саровскими иноками, дарована благая слава служить наравне с первоисточниками в святом деле иконописания.
На этом холсте батюшка Серафим согбенен, представлен в рост, голова покрыта клобуком, одет в обычный белый балахон, на груди благословение матери — литое распятие. Персты десницы Старца низводят на зрителя благословение небесное, в опущенной долу шуйце кожаные четки-лестовка. Возраст подвижника более близок к пределу, в каком он отошел в обители Царя Небесного. Разумеется, показ подвижника в рост более сообразен иконным изображениям преподобных. После прославления Саровского Чудотворца в 1903 году подлинник изображения находился в Серафимовой каменной келлии, которая только и уцелела от братского корпуса и над которой впоследствии возвели каменный храм во имя Пресвятой Троицы. Именно в этой келлии батюшка Серафим провел пятнадцать лет в затворе.
В настоящее время представления об иконографии преподобного Серафима пополнились рядом других первоисточников. В Московской резиденции Патриархов имеется прижизненный портрет Старца, идущего на молитву. На погрудном портрете батюшка Серафим изображен в камилавке и с посохом в деснице. Взгляд подвижника сосредоточенный, благостный.
Другой прижизненный портрет Преподобного (находится там же, в патриаршей резиденции в Переделкино) представляет Чудотворца также погрудно. На плечах иеромонаха мантия, на голове камилавка с крепом, в деснице, прижатой к груди, кожаные четки. Лицо выражает молитвенное умиление, благость и сострадание. Образ близок иконному.
Несколько похожий прижизненный портрет преподобного находился в Дивеевом монастыре. Старец так же в мантии и камилавке, в деснице посох, который он взял пониже, чем на предыдущем изображении. Но главное отличие в состоянии лика: здесь он устремлен в пророческой дальнозрительности, как бы окидывая взором всю грядущую Россию. По преданию, портрет писан во весь рост подвижника, но в настоящее время сохранилось лишь поясное изображение угодника.
Интересна история этого портрета. Духовный писатель Сергей Нилус, посетив в самый почин XX века Дивеев монастырь, рассказывал со слов Елены Ивановны Мотовиловой: «Хочу теперь я показать вам, — сказала Елена Ивановна, — всю свою святыню, которая пока еще у меня хранится. Ведь вы знаете, чем был для моего покойного мужа о. Серафим. Батюшка очень его любил. Долго мой муж упрашивал о. Серафима позволить снять с него портрет, и только после неоднократных и долговременных настояний Батюшка согласился. Вот этот-то его первый портрет и я хочу показать вам — он необыкновенный: иногда он сурово смотрит, а иногда улыбается, да так приветно... Вот сами увидите!
В моленной Елены Ивановны, над небольшим столиком, на стене я увидел этот портрет.
— Смотрите, смотрите, улыбается!
— Да еще как улыбается!
Лицо, прямо обращенное ко входящему, улыбалось такою улыбкою, что сердце светлело, глядя на эту улыбку, — столько в ней благости, привета, теплоты неземной, доброты чисто ангельской. И улыбка эта не была застывшего улыбкой портрета: я видел, что лицо все более и более оживлялось, точно расцветало»... («...Великое в малом», СПб., 1903 г. С. 84—85).
После смерти Елены Ивановны в 1910 году портрет Батюшки перешел в покои игумении обители, а перед разграблением монастыря в 1927 году это священное изображение было перевезено в Киев, где и находилось до 1943 года. В 1943 году портрет был доставлен в Берлин, затем в поселок Вендлинген подле города Штутгардта, там бережно хранился приходской общиной проиерея Адриана Рымаренко. Позже Диеевская святыня попала в Северную Америку в Ново-Дивеев женский монастырь, где находится и поныне на радость православных людей, обретающихся в рассеянии.
Наконец сохранились фотографии с живописной копии, повторявшей подлинник портрета, писанного с иеромонаха отца Серафима в июле 1831 года. Оригинал портрета еще в начале нашего века хранился в доме Крупениковых в Казани. Это иконное изображение мало похоже на другие первоисточники. Прежде всего батюшка Серафим изображен со сложенными на груди руками, над открытой головой сияет нимб, одет в мантию и поручи. Лик угодника выражает кротость и молитвенное благоутишие, осиян неземной радостью и насыщен скорбью о земном.
Как повлияли иконографические первоисточники на создание канонических образов Преподобного? Можно положительно сказать, что иконописцы основательно усвоили достоверные изображения Старца, богословски переосмыслили их, талантливо перевоплотили в собирательные образы. Впрочем, прижизненные портреты уже были почти что иконами, так благодатно выражалась действительная суть святости батюшки Серафима.
Всенародная любовь к подвижнику еще при его жизни начала переходить к всесословному поклонению. А при отшествии Старца к Отцу Небесному оно и вовсе переросло в благоговейное почитание наравне с прославленными угодниками Божиими. Это почитание не могло не отразиться на живописных и графических образах подлинно народного героя. Создается ряд повествовательных картин на все ступени подвижничества Саровского чудотворца.
Одно из ранних житийных изображений — дивный Старец с медведем. Картина написана крестьянином Ефимом Васильевым одиннадцать лет спустя после кончины батюшки Серафима, горячим почитателем которого он был, лично его знавшим.
Вскоре изображения Саровского подвижника, кормящего медведя, широко распространились во все пределы православной Руси.
Тогда же, в 40-х годах XIX века, была создана картина, также впоследствии ставшая любимой в народе: согбенный батюшка Серафим идет Саровским лесом, опираясь на суковатую палку с тяжелой котомкой на плечах. На нем черная полумантия, крашенинная темно-коричневая ряска, на ногах онучи и лапти, голова прикрыта мягким клобуком. Картина изумительная по своей изобразительной силе. Согласно сказанию, один юноша, закоснелый в неверии, снимая с этой картины копию, так проникся благостью, исходившей от облика Старца, что стал глубоко верующим человеком.
Живопись, графика, объемная резьба, скульптура, вышивка, фреска — во всех видах изобразительной техники увековечен образ Чудотворца! Особенно много иллюстративного материала обнародовано с 1903 по 1917 год. Бесчисленными листами были изданы литографии и лубки. Назовем наиболее распространенные сюжеты, на которые создавались благочестивые произведения.
Одна из ранних литографий, относящаяся к 1849 году, изображает кончину затворника Серафима. Рисовальщик Борель показал подвижника, упавшего на колени перед иконой Божией Матери «Умиление», со сложенными руками на груди. Картинка приложена к первому изданию книги иеромонаха Иоасафа о старце Серафиме.
Другая старинная литография, работы Н. Брезе, впервые издана в 1863 году (приложена к первому изданию книги Н.В. Елагина), изображает Старца в последние годы его жизни. Как и первая графическая работа, впоследствии вызвала ряд подражаний.
Посещение Старца Богоматерью 25 марта 1831 года, в день Благовещения, видение иеродиакону Серафиму Христа при совершении литургии, чудесное исцеление послушника Прохора; подвижник, идущий в ближнюю пустыньку, — вот неполный перечень сюжетов, которые любили воплощать наши художники.
Исключительно интересны и своеобразны графические работы Валаамского извода. До наших дней дошел рисунок с изображением старца Серафима, идущего на молитву в ближнюю пустыньку: согбенный Старец, опираясь на диковатую палку, смиренномудро и ласково глядит вперед. Кажется, сейчас услышишь: «Радость моя» — обычное батюшкино приветствие человеческим чадам.
Некоторое время спустя появились картины «Моление на камне». Одна из таких картин написана священником Леонидом Михайловичем Чичаговым в конце 90-х годов прошлого века, изображает отца Серафима в его 1000-нощное стояние на камне в Саровском лесу (1000 дневное происходило в келлии).
Долгие годы творение Чичагова, впоследствии известного Владыки Серафима, находилось в домовой церкви Николая Чудотворца при Румянцевском музее, что на старом Ваганькове. Ныне в поновленном виде украшает храм Ильи Обыденного в Москве. Картина вызвала целый поток подражаний. Одно из лучших — в храме села Черкизово (Пушкинский район, Подмосковье).
График Головнев создал рисунок на тот же сюжет.
В июльских номерах русских журналов за 1903 год появились целые циклы рисунков на Серафимовскую тему. Особенно поусердствовали на этом благочестивом поприще сотрудники журнала «Русский паломник». В № 27 тут публикуется большой рисунок С. Животовского «Блаженный старец Серафим на грядках в ближней пустыньке». К рисунку приложена любопытная подпись, гласящая: «В 1825 году старец Серафим оставил затвор в монастырской келлии. В глухом бору, на дне глубокого оврага, где бил ключ холодной воды, он ископал себе колодезь.
Вблизи ключа находилась келлия одного из прежних Саровских подвижников, — сюда-то и стал ходить из обители Старец. Это так называемая ближняя пустынька. В свободное от молитвы время о. Серафим рубил дрова и работал на грядках. Во время этой работы духовный взор Старца всегда был устремлен в созерцание божественных тайн: нередко топор или лопата незаметно для Старца выпадали из рук, а в его взоре светилось что-то светло-радостное, неземное. Сохранился рассказ, что в одно время крот испортил Старцу грядки. Старец опечалился и с мягкою улыбкою начал ровнять землю. Но вот появился ястреб, который подхватил вредного зверька и унес его с грядок подвижника».
А в № 29 этого же издания снова помещен рисунок С. Животовского «Помни последняя твоя». На рисунке изображен старец Серафим перед гробом. В обширной подписи, в частности, говорится: «Мысль о смерти не оставила великого Саровского старца Серафима. Он сам своими руками приготовил себе дубовый гроб-колоду. Этот последний предмет земных забот, за которым остается место лишь благоговейным размышлениям о нескончаемой жизни, жизни вечной. Гробовая доска обратила на путь спасения и много таких людей, которые среди беспечной, рассеянной жизни легкомысленно относились к предметам веры. «Помни последняя твоя, — говорит премудрый, — и во век не согрешиши».
В прибавлениях к «Московскому листку» за июль 1903 года помещались интересные рисунки С. Мухарского, частично сделанные с натуры: «Богомольцы у колодца близ Саровской обители», «Место в Саровском лесу, где на преподобного Серафима напали разбойники», «Вид Саровского монастыря с птичьего полета», «Гробница преподобного Серафима в Саровской пустыни», «В гостях у Паши Саровской» и другие.
Появились настенные росписи и фрески с изображением подвижника Серафима. Изумительная по красоте фреска сохранилась в Троицком соборе Почаевской Лавры. Мастерицы искусно вышивали плащаницы (недавно одна такая плащаница передана Святейшему Патриарху Алексию II в Санкт-Петербурге). В послевоенное время монахиня Юлиания, в миру Мария Николаевна Соколова, пишет замечательный образ Преподобного и преподносит его Покровскому храму Московской Духовной академии. Пишутся и картины на историческую тему. Одна из них «Серафим Саровский и Александр I», увещевание Императора принять образ странника Федора Кузьмича.
Из новейших работ представляет интерес стилизованная икона кисти о. Григория Круга (Париж): коленопреклоненный Старец в белом балахоне с четками на вытянутых руках просит снабдить душу евангельским благоволением. Вверху изображен евангелист Иоанн.
Нарядные, богомысленные иконы пишут православные люди и в других странах рассеяния. Одна из них, писанная в США, особенно торжественна и изящна.
Более строгим подвижнический лик Старца изображен на иконе кисти Сергия Симакова (Москва). Ему же принадлежит житийная картина «Гряди, откуда ты пришел»: святой Серафим Саровский прогоняет масона.
В глубокое размышление погружает рассматривание гравюры безвременно ушедшего из жизни московского графика Юрия Селиверстова «Серафим Саровский благословляет Русскую землю». На большом квадрате изображен Преподобный, парящий над вздыбленной землей. Натруженной десницей он благословляет Отчизну, а в другой руке держит посох, которым прижимает змия к адской пропасти.
В Сарове угоднику Божиему Серафиму поставлена крупная скульптура работы известного ваятеля Вячеслава Клыкова. Другая его работа должна быть поставлена на родине Старца, в богоспасаемом граде Курске.
Не замолкает слава великого молитвенника и человеколюбца батюшки Серафима, живет источник творческого вдохновения. Его образ примиряет людей с совестью, подвигает их обретать нравственное здравие.
И видится Батюшка таким, каким его видели современники. Когда-то преподаватель пятой Санкт-Петербургской гимназии Николай Егорович Андреевский, написавший со слов иеромонаха Иоасафа «Сказания о подвигах и событиях жизни старца Серафима» (книга вышла в свет в 1849 году), оставил такие строки: «Образованные люди, знавшие коротко отца Серафима и познакомившиеся со мною, говорят, что он был гениальным человеком. Ум у него был ясный, быстрый, широкий, сообразительный, основательный; память в высшей степени счастливая; воображение живое, изящнотворное. Это был дух в тонком, прекрасном, необыкновенно миловидном теле. Лицо у отца Серафима было белое, глаза светло-голубые, острые, румянец детский на щеках под седыми волосами головы».
Иконы и иконные изображения вполне воскрешают благоговейный образ духоносного Старца.



ЧЕГО НЕ ИЗРЕКАЛ ПРЕПОДОБНЫЙ СЕРАФИМ
(К вопросу о псевдоцерковном мифотворчестве)

В последнее время в ряде изданий появились подборки пророческих высказываний подвижников благочестия, в частности великого Саровского старца преподобного Серафима. Поток подобных пророчеств особенно захлестнул читателей накануне празднования 100-летия канонизации батюшки Серафима.
Известно, что Саровский чудотворец обладал великим даром пророчества. Эти пророчества относятся как к судьбе Дивеевской обители, так и к грядущим судьбам России. Многие из них собраны в труде митрополита Серафима (Чичагова) «Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря» (1896, 1903) и в книгах Сергея Александровича Нилуса «Великое в малом» (1903, 1905), «На берегу Божьей реки» (том 2, Сан-Франциско, 1969).
Однако отыскиваются и новые тексты, существенно дополняющие собрание пророчеств Преподобного.
Одной из последних находок явились два документа, обнаруженные в бумагах священника Павла Флоренского. При рассмотрении их оказалось, что попали они к о. Павлу, возможно, не без помощи С.А. Нилуса (1862—1929), близко знавшего Елену Ивановну Мотовилову (†1910), вдову «служки Серафимова», Николая Александровича Мотовилова (1808—1879), благодетеля Дивеевской обители. Н.А. Мотовилов (человек, мягко говоря, не без странностей, ныне широко известен среди православных как собеседник Преподобного, доверившего ему сокровенные мысли о цели христианской жизни) оставил многочисленные записки, в которых излагал содержание бесед и высказываний старца Серафима. Недавно к этому корпусу текстов добавилась еще и переписка Мотовилова с Императорами Николаем I и Александром II (опубликована мною в книге «Служка Божией Матери и Серафимов». М., 1996). В переписке также имеются предречения Преподобного о грядущих российских и всемирных событиях.
Самым пристальным читателем и притом самым авторитетным публикатором Мотовилова был С.А. Нилус. Именно ему в 1902 году Елена Ивановна передала для разбора короб рукописей своего покойного мужа. Из этого короба им была извлечена и опубликована знаменитая теперь беседа Преподобного «О цели христианской жизни» — первая публикация в газете «Московские ведомости» (май 1903 года). «Великая Дивеевская тайна» находилась в бумагах Сергея Александровича, которые проделали длинный и трудный путь за океан, и напечатана была впервые в Сан-Франциско в 1969 году тщанием племянницы жены Нилуса, Еленой Юрьевной Карцевой. Летом 1990 года мною была подготовлена к печати, а 21 сентября того же года опубликована в газете «Московский литератор» записка Н.А. Мотовилова «Антихрист и Россия» (заголовок дан публикатором), сохранившаяся в архиве о. Павла Флоренского. Эта крайне сомнительная записка достаточно широко ходила по рукам в предреволюционное время, читалась она и после ужасного Октябрьского переворота. Так, по воспоминаниям княгини Н.В. Урусовой она видела эту записку в 1918 году у замечательного историка церковного искусства графа Ю.А. Олсуфьева, с которым встречалась тогда в Сергиевом Посаде. Из этой записки запомнилось ей предречение Преподобного «о тех ужасах и бедствиях, которые постигнут Россию, и помню только, что было там сказано и о помиловании и спасении России» (см. журнал «Русский Паломник» Валаамского общества Америки. 1990. № 2. С. 94). Приведем подлинные слова Старца из той самой записки, известной ныне под заглавием «Антихрист и Россия».
«До рождения антихриста произойдет великая и продолжительная война и страшная революция в России, по точному выражению отца Серафима, превышающая всякое воображение человеческое, ибо кровопролитие будет ужасное: бунты разинский, пугачевский, Французская революция — ничто в сравнении с тем, что будет с Россией. Произойдет гибель множества верных Отечеству людей, разграбление церковного имущества и монастырей, осквернение церквей Господних; уничтожение и разграбление богатства добрых людей, реки крови русской прольется. Но Господь помилует Россию и приведет ее путем страданий к великой славе». Это пророчество святого Серафима не вызывает сомнения в подлинности его слов, ибо Н.А. Мотовиловым помечено: «по точному выражению о. Серафима». Но далее в той же записке следуют рассуждения самого Мотовилова о всероссийском, всеславянском царстве Гога и Магога, «пред которым в трепете все народы будут», о переделе мира и невиданном расширении Российской империи, о рождении антихриста «между Москвой и Петербургом, в том великом городе, который будет назван «Москво-Петроградом», о созыве Восьмого Вселенского Собора «для окончательного проклятия всего масонства и всех подобных партий», цель которых «подчинить весь мир антихристианству в лице единовластного самодержавного царя, царя Богоборного, одного над всем миром», антихристу. Далее в записке повествуется о том, что «евреи и славяне суть два народа судеб Божиих, сосуды и свидетели Его, ковчеги нерушимые, прочие же все народы как бы слюна, которую извергает Господь из уст Своих». Эти мессианские народы, по мнению Мотовилова, возлюбленные перед Богом, но во времена антихриста лишь славяне «удостоятся великого благодеяния Божия» за то, что не приняли сына погибели. И воцарится русский «всемогущественный язык на земле, и другого царства более всемогущественного, Русско-Славянского, не будет на земле». Подчеркнем еще раз, что эти «пророчества» к преподобному Серафиму не имеют никакого отношения!
Рассуждения Н.А. Мотовилова на эсхатологическую тему вполне соответствуют его умонастроению 60-х годов XIX века, когда создавались им «Великая Дивеевская тайна», дополнение к ней и эта записка. Приписывать его рассуждения о «всеславянском царстве Гога и Магога» преподобному Серафиму нет никаких оснований. К сожалению, некоторые околоцерковные издания делают это, приписывая преподобному Серафиму слова, которых он не изрекал. Передергивания подобного рода наблюдаются, к примеру, на страницах журнала «Первый и последний», выходящий под редакцией В.Г. Манягина (материал был перепечатан из газеты «Русь Православная», 2003, № 5—6).
В номере 5 (9) за 2003 год на странице 6-й после все того же рассуждения Мотовилова о всероссийском, всеславянском царстве Гога и Магога читаем: «Соединенными силами России и других народов Константинополь и Иерусалим будут полонены. При разделе Турции она почти вся останется за Россией...». Одним росчерком пера преподобному Серафиму влагают в уста то, чего он не изрекал. Панславизм, как идейное течение, главенствовал в среде русских просвещенных людей в основном в 60-е годы XIX столетия, в годы, когда Н.А. Мотовилов воссоздавал по памяти подробности устного общения с великим Саровским прозорливцем, сбиваясь при этом на высказывания других подвижников благочестия. В случае с его запиской «Антихрист и Россия» однозначно угадываются эсхатологические рассуждения другого человека, возможно Антония Воронежского, архиерея великого и человека тонкого ума. Об этом намекает и сам Мотовилов, обозначая свою поездку в Воронеж 1834 годом, когда и состоялась его беседа с епископом Антонием. Заметим дату: год, время, когда уже давно не было в живых старца Серафима († 1 января 1833 года). Так что не изрекал Преподобный и того, что сказано в последнем абзаце записки Н.А. Мотовилова: «Во Израиле родился Иисус Христос, истинный Богочеловек, Сын Бога наитием Святого Духа, а среди славян и русских родится истинный антихрист: бесочеловек, сын блудницы Данова поколения и сын диавола через искусственное переселение к ней семени мужеского, с которым вместе вселится в утробу ея дух тьмы. Но некто из русских, доживши до рождества антихриста, подобно Симеону Богоприимцу, благословившему Отрока Иисуса и возвестившему о рождении Его миру, проклянет рожденного антихриста и возвестит мир, что он есть настоящий антихрист». Эта стилистическая фигура целиком принадлежит самому Мотовилову и никому другому, ибо наши духоносцы свои выводы делали на основе Священного Писания и учения святых Отцов, и ежели присовокупляли суждения по тому или иному вопросу собственные, то они нисколько не противоречили православному священному Преданию. В силу священного Предания антихрист родится не в среде славянских народов, а будет поставлен от евреев, возгнетающих «тайну беззакония». Надо сказать, что первым, кто предостерегал от неправильного понимания записки Мотовилова «Антихрист и Россия», был Михаил Шумский. Он по свежим следам публикации документа в «Московском литераторе» сразу выступил в той же газете со своим несколько раздраженным, но по сути правильным письмом.
Некоторое время спустя игумен Андроник (Трубачев) также высказывался по поводу этой публикации (см.: «Литературная учеба». 1991. № 1. С. 134).
Если рассматривать записку Н.А. Мотовилова «Антихрист и Россия» в целом, то кроме первого абзаца, процитированного в самом начале настоящего обзора, великому Саровскому старцу ничего другого не принадлежит, в том числе и мысль о созыве в конце времен Восьмого Вселенского Собора «для объединения и воссоединения Святых Божиих Церквей». Согласно православному Преданию и высказываниям многих подвижников благочестия, так называемый Восьмой Вселенский Собор будет собором экуменическим и обновленческим. Так что будем бдительны. Заметим, что и в письме Мотовилова к Императору Александру II звучала та же его мысль (см.: «Служка Божией Матери и Серафимов»). Особенно настойчиво проповедовал Саровский старец гибельность либеральных путей устроения русской государственности. Рассуждения же о единении славянских народов вызывают большие сомнения в принадлежности их преподобному Серафиму. Отзвук всё на ту же мотовиловскую записку обнаруживается и в публикации журнала «Душеполезное чтение» за 1912 год (ч. 2, с. 493). Там, в частности, сказано: «Все то, что носит название «декабристов», «реформаторов» и, словом, принадлежит к «бытоулучшательной партии» — есть истинное антихристианство, которое, развиваясь, приведет к разрушению Христианства на земле и отчасти Православия и закончится воцарением антихриста над всеми странами мира, кроме России, которая сольется в одно целое с прочими славянскими странами и составит громадный народный океан, пред которым будут в страхе прочие племена земные. И это так верно, как дважды два — четыре». Впрочем, публикация эта делалась опять же на основании мотовиловских записей, и приписывать ее авторство преподобному Серафиму невозможно: во времена Преподобного бунтовщиков «декабристами» не называли; термин «декабристы» вошел в обиход только спустя несколько десятилетий!
Наибольшие сомнения вызывают некоторые нарративные, по-другому — устные источники. Особенно часто их используют, когда речь заходит о предречениях святого Серафима относительно судьбы последнего царя Николая II. Тут в ход пускается и анонимное свидетельство, выхваченное из книжки либерального историка С.П. Мельгунова «Последний Самодержец», выпущенной в свет между Февралем и Октябрем 1917 года, в пору безудержного шельмования Государя Императора и его семьи. Предречение Преподобного относительно Царя Николая II будто бы гласило: «В начале царствования сего Монарха будут несчастия и беды народные. Будет война неудачная. Настанет смута великая внутри государства, отец поднимется на сына и брат на брата. Но вторая половина правления будет светлая и жизнь Государя долговременная». Намеки на долговременную вторую половину правления Николая II не оправдались!
И это неудивительно: ведь преподобный Серафим, если верить Мотовилову, высказывался так, подразумевая царствование Николая I: в начале его правления были и дворянский бунт, и бедственная чума 1830 года, и неудачная Крымская война. Об этом и говорилось в письме Н.А. Мотовилова к Александру II. А Мельгунов, не ведая документа, опирается на устное предание. «Текст этого предсказания, — поясняет он в своей книжке, — был якобы записан каким-то генералом и для сохранности положен в архив Жандармского корпуса. Говорят, что Александр III тщетно искал этот документ — пророчество касалось всех царствований, но когда догадались обратиться в Департамент полиции, то желанная бумага нашлась». Правильно пишет — бумага нашлась! Только отыскалась она не в царствование Александра III, а в 1906 году. И искали ее по требованию Императрицы Александры Федоровны, пожелавшей прочесть пророчества Преподобного Дому Романовых. Ведь об этом пророчестве настойчиво твердила молва, говорилось даже о некоем письме старца Серафима, адресованном лично Николаю II. Запрос Императрицы поступил к архивистам, и они стали искать. Никакого личного письма Старца к Императору Николаю Александровичу, прославившему «убогого Серафима», не оказалось, зато отыскались те самые письма Н.А. Мотовилова к Николаю I и Александру II, о которых упоминалось выше. Письма эти отложились в архиве Третьего отделения Канцелярии Его Императорского Величества (по Мельгунову — в архиве Жандармского корпуса, что одно и то же). В письмах были подчеркнуты строчки, содержащие предречения Императору Николаю I, но, возможно, представлявшие интерес и для текущего царствования. Если все подчеркнутые строчки собрать, то получался единый текст, который при желании и неудержимой фантазии можно было бы назвать письмом святого Серафима Императору Николаю II. Назвать так при большом желании можно, но ответственные историки любят точность, и предречения, сделанные для другого Императора и для другого царствования, нельзя произвольно переносить из эпохи в эпоху. Вторая половина царствования — светлая — может быть и у Императора Николая I. Ведь он был поистине великий правитель и несравненной святости государственный муж. Его личная преданность Православию и русской духовной культуре — вне сомнения. Оттого-то и не напрасно уповают православные люди, что этот Император будет прославлен в лике святых. Вся либеральная грязь, нанесенная врагами веры православной и Отечества на светлый лик этого великого и благочестивого человека, уже отпала. Люди отвыкают ходить на масонском поводке, а кто уже отвык, тот чтит своего великого Императора. Конечно, между двумя Николаями, между двумя великими Монархами — много общего, как есть много общего и между их одноименными Августейшими супругами. И то, что святой относил к одному из них, можно при желании отнести и к другому. Но только «при желании», а этого для точности смысла совсем недостаточно.
Приписывают иногда преподобному Серафиму его якобы сочувствие старообрядчеству. Но для этого даже и основания нет никакого! Ведь известно, что великий подвижник отводил старообрядчеству весьма скромное место в современном ему мире, сравнивая Православие с кораблем, а старообрядчество — самозваную «белокриницкую иерархию» и беспоповцев — всего лишь с утлой лодкой. А то, что он лестовку перебирал в руках, — аргумент в пользу «ревнителей древлего благочестия» совсем неубедительный, поскольку в то время, когда жил святой, лестовка была повсеместна в монастырском обиходе. Еще чаще на молитве Старец перебирал четки, он их и сам весьма умело изготавливал. До наших дней сохранились деревянные четки, сработанные святым Серафимом своеручно (выставлены на обозрение в Свято-Даниловом монастыре). Не изрекал Преподобный и каких-либо особых суждений в пользу староверов, нет на то ни письменных, ни устных достоверных подтверждений. Существует, однако, ряд резко отрицательных высказываний преподобного Серафима в отношении старообрядчества, как например: «двуперстное сложение противно святым уставам» и многое другое. Истина неделима, и блюсти ее целокупной в лоне Российской Православной Церкви, к чему постоянно призывал старообрядцев батюшка Серафим, — обязанность всех искренно верующих в Спасителя и Бога нашего.
Да, жизнь наша сложная, а временами и весьма тяжелая, поэтому и неудивительно совсем, что люди тянутся к чуду небывалому. Иногда всего лишь пущеный слух обрастает и разукрашивается рассказами, превращаясь в устойчивый миф. А с мифами не спорят, их не пересматривают на достоверность, к ним просто привыкают. Существует, скажем, множество исторических мифов, весьма устойчивых, хотя совершенно бездоказательных и лживых. Тут и якобы имевшееся завещание Петра I, и некоторые фальсифицированные «пророчества» инока «провидца» Авеля, и кажущаяся почти правдоподобной легенда о Федоре Кузьмиче — якобы бывшем Государе Александре I, и сваливание на Охранное отделение авторства известных «Протоколов», и выдуманный уже после кончины святого Иоанна Кронштадтского его так называемый вещий сон, и много другой псевдоцерковной мифологии.
В околоцерковной литературе также не обходится без передергиваний и мифов. Так, недавно без указания места переиздана в двух частях книга «Начало и конец нашего земного мира. Опыт раскрытия пророчеств Апокалипсиса». Это достаточно объемное сочинение до революции издавалось анонимно четыре раза, ныне же оно безо всяких оснований приписано святому праведному Иоанну Кронштадтскому. Приписано сочинение, которое он никогда не писал! Более того, батюшка Иоанн в одной из дневниковых записей признается: когда он прочел случайно попавшуюся книгу «Начало и конец нашего земного мира», то она ему понравилась. И даже посетовал, что не сам написал такую. Вот и все. Кто же создал этот труд? Его создателем был иеромонах Оптиной пустыни Пантелеимон, достаточно известный духовный писатель и не менее именитый переводчик (перевел 3-й том творений Симеона Нового Богослова, его гимны). Свой опыт раскрытия Апокалипсиса он издавал открыто, с указанием полного своего монашеского имени, как единственный автор. Книга выпущена в Одессе издателем Е.И. Фесенко в 1903 году.
В заключение приведем замечательные слова святителя Димитрия Ростовского: «Не буди ми лгати на святаго...» И будем помнить, что любое мифотворчество и подтасовка церковно исторических и агиографических фактов есть тяжкий грех, способный только соблазнить верующие души и привести к нестроениям и расколам в Православной Церкви.



О ЧЕМ МОГУТ ПОВЕДАТЬ АРХИВЫ

В предыдущем номере «Благодатного Огня» (№ 11) опубликована моя статья «Чего не изрекал преподобный Серафим», вызвавшая огромный интерес и отклики читателей. Проблема приписок и фальсификаций пророчеств, публикуемых от имени подвижников Божиих, от лица новомучеников и страдальцев за Церковь и землю Русскую, должна ставиться открыто и прямо, поскольку связана с общим состоянием нашего общества, испытывающего разного рода шатания и искус вседозволенности.
Именно самочиния публикаторов, руководствующихся собственными понятиями о святости и духовном водительстве, без опоры на истинные цели православного ведения, и порождают тот всплеск околоцерковного мифотворчества, которое так любезно маловоцерковленному человеку. В прошлой публикации мы затронули ряд пророчеств, приписываемых преподобному Серафиму, чьи два юбилея подряд с радостью отмечает вселенское Православие и чей образ учительного старца так близок нашему сердцу. Мы затронули эту тему и оглянулись в прошлое.
Перед нашими взорами открылись целые завалы разного рода предвзятых оценок, передергиваний фактов, умышленных не точностей. Нужна ли верующему человеку, почерпающему мудрость из нескудеющей сокровищницы жизни Церкви, из боговдохновенного Писания и священного Предания, сомнительного качества литература, созданная чаще всего небеспристрастно? Разумеется, потребительский взгляд на духовное наследство, а тем более «приумножение» этого наследства за счет сочинительства и поверхностных толкований надо бы пресекать решительным образом.
Но как откажешься от такого взгляда на духовное наследство, ежели читатели ждут книг, содержащих многочисленные чудеса и пророчества? Вот и воссоздается задним числом историческая действительность, не имеющая никакого отношения к реальным событиям. Взять, к примеру, повествование о жизни Авеля прорицателя, изданное в начале 90-х годов XX века. В беседе с Императором Павлом Первым он не только прорицает, но прямо таки вещает, как мифическая сивилла, причем к тому, что случится в XX веке, добавляет еще и слухи, и сомнительные разномнения, бытующие ныне в околоцерковных кругах. Впрочем, послушаем, что вещает автор книжки устами Аве ля. Расписав царствование Александра Третьего, который «осадит крамолу окаянную, мир и порядок наведет», Авель на вопрос Павла Первого: кому же он передаст наследие царское? — незамедлительно отвечает: «Николаю Второму — святому Царю, Иову Многострадальному подобному. Он будет иметь разум Христов, долготерпение и чистоту голубиную. О нем свидетельствует Писание: псалмы 90, 10 и 20 открыли мне всю судьбу его. На венец терновный сменит он корону царскую, предан будет народом своим, как некогда Сын Божий. Искупитель будет, искупит собой народ свой — бескровной жертве подобно. Война будет. Великая война, мировая. По воздуху люди, как птицы, летать будут, под водою, как рыбы, плавать... Накануне победы рухнет трон Царский. Измена же будет расти и умножаться. И предан будет правнук твой, многие потомки твои убелят одежду кровию Агнца такожде, мужик с топором возьмет в безумии власть, но и сам опосля восплачется. Наступит воистину казнь египетская».
Возникает встречный вопрос: а можно ли сравнивать царя земного с Царем Небесным? Ведь Искупителем был, согласно Церковному учению, Господь наш Иисус Христос, Единый Безгрешный: Он искупил грехи всего человечества, и наши в том числе, и призвал на путь спасения всех людей. Царь Николай — святой, пострадавший за Россию, его почитаем мы как страстотерпца и как выдающегося государственного деятеля. Но сравнивать его с Сыном Божиим, называть «искупителем» — кощунственно и богохульно.
Далее, «мужик с топором» даже и в безумии революционной смуты ни на минуту не брал власти; да ему государственное кормило ни Ленин-Бланк, ни Троцкий, ни Свердлов никогда бы и не уступили ни на миг. Потому что революция делалась не для мужика, а для того, как пишет автор книжки несколькими строчками ниже, вкладывая свои слова опять же в уста Авеля, чтобы «жид скорпионом бичевал Русскую землю, чтобы он, иноплеменник, вкупе с нашим врагом внутренним, грабил святыни ее, закрывал церкви Божии и казнил лучших людей русских». Так ли это было на земле Русской — пусть читатель рассудит сам. По-видимому, издай книжку об Авеле не десять лет назад, а теперь, прорицатель, пожалуй, проглаголил бы православным о новых «скорпионах» — Чубайсе, Абрамовиче и им подобных.
Любое лыко вплетается в строку, если писать в отрыве от исторических и архивных источников, да еще спустя столетия после описываемых событий. Только в исторических источниках — достоверные сведения о монахе Авеле, Василии Васильеве, как он прозывался в своем тульском селе. С опорой на исторические источники о нем когда-то спокойно писали в солидных журналах: в «Русской старине» (1875, № 2) и в «Русском архиве» (1878, № 7). Наконец, подлинные его тетради хранятся в Российском государственном архиве литературы и искусства (РГАЛИ) в Москве. Только вот беда, нет серьезных исследователей, некому заглянуть в подлинные архивные бумаги, повествующие о монахе Авеле. Разумеется, пророческий дар Авеля подтвердится и архивным делом, но пылкой фантазии современных мифотворцев там не отыщется. Скажем, там не обнаружится сентенции, будто бы изреченной преподобным Серафимом Александру I, когда тот вроде бы имел с ним в Сарове встречу на пути в Таганрог. А сентенция такова: «Тот царь, который меня прославит, того прославлю и я». Да мог ли такое сказать святой Серафим? Какой гордыней отдает, в каком противоречии со святоотеческим учением и православной аскетикой находится эта расхожая теперь фраза! Никогда смиренный старец такое и вымолвить не мог, не смел так и думать. Но то, чего не изрекал Преподобный, изрекают за него мифотворцы. Пример тому — богохульная фраза о «цареискупителе», приписанная монаху Авелю безответственными людьми в конце XX века.
Да, нелегко отыскивать первоисточники, нелегко с ними и работать, составить необходимый комментарий. Зато истина дается только так, путем поиска. И можно представить, как же бывает обидно тем исследователям, которые, что называется, в поте лица добывают эту самую истину, а принять ее люди не хотят. Оказывается, многие так сживаются со стереотипом мышления, навязанным когда-то по недостатку сведений волевым приемом, что искаженные факты для них становятся непререкаемой действительностью. Вот пример.
Недавно в Нижнем Новгороде церковный историк Ольга Букова издала солидную книгу «Женские обители преподобного Серафима Саровского», написанную на материалах местного архива. Заметим к слову, архивные тексты, причем важнейшие, исследовательница впервые вводит в научный оборот, потому что до нее никто эти бесчисленные архивные дела, касающиеся становления серафимовских обителей, не изучал и даже толком не трогал. Долгие годы Ольга Викторовна допоздна засиживалась за этими папками с делами, рассматривая документ за документом. В целом картина возникновения и дальнейшего развития монастырей (в частности, Дивеевского и Серафимо-Понетаевского) складывалась несколько иная, чем та, что представлена в знаменитой книге священника Л.М. Чичагова (впоследствии — митрополит Серафим) «Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря», впервые выпущенной в свет в 1896 году.
Книга эта создавалась в Дивееве на материалах внутримонастырских и на устных высказываниях сестер обители. Брался в расчет и значительный печатный текст. Но фонды консисторской переписки, хранящие подлинные донесения игумений и переписка архиереев со Святейшим Синодом, остались за пределами монастырского летописца. Да у Леонида Михайловича Чичагова, в ту пору только что начинающего священника, для этого ни времени, ни возможности и не было. Огромная по объему книга им была написана всего за год полтора, так что в основу некоторых рассуждений он положил лишь подручные материалы и подчас весьма сомнительные предания, бытовавшие в монашеской среде этой обители. Вполне естественно, и в характеристиках отдельных личностей, как и в изложении некоторых эпизодов становления обители, могли быть допущены неточности, а то и частичные искажения.
Так, в «Летописи» добрую половину объемистой книги занимает описание внутриобщинной смуты (монастыря еще не было, а были две монашеские общины — Казанская и Мельничная), приведшей к изгнанию из обители игумений Гликерии Занятовой и ее сподвижниц. При этом небеспристрастная роль Михаила Мантурова и Николая Мотовилова показана в исключительно безупречном ключе — бескорыстные благодетели и живые носители святости. Документы же архива рисуют эти лица несколько в ином свете, не столь идеальном. Представим себе, что мы попали с вами в Дивеево, каким оно было в 1842 году. Только что стало известно здесь о выпущенном Святейшим Синодом указе, предписывающем слияние двух дивеевских общин, а «для единообразия и удобства в управлении подчинить их одной старшей начальнице». Так вот, слияния этого Н.А. Мотовилов не будет признавать целых двадцать лет!
А чтобы чинить помехи налаживающейся общемонастырской жизни, он станет свои земельные наделы, подаренные некогда монашествующим здесь сестрам (монастыря, напомним, еще не было и долго как такового не будет, существовали общины), то облагать неприемлемыми условиями, то требовать за них крупный выкуп. На беду всех, в Дивеевской земле были обнаружены залежи руды, пригодной для переработки на железоделательных заводах. Николай Александрович обусловливает дарение надела с правом копать здесь руду и выручку брать себе. Совершенно справедливо игумения воспротивилась этому. Ведь после того, как все эти десятины будут обезображены трубками (так тогда называли шахты), можно ли на них сеять и сажать? В ответ — жалоба и судебная волокита. Жалоб Мотовилов писал так много, что от них сотрясались все инстанции — как местные, так и столичные. И везде мотовиловские ссылки на старца Серафима: вставлял святое имя по поводу и без всякого повода. А в марте 1854 года Николай Александрович дерзнул даже лично обратиться к Императору Николаю Первому и в длиннейшем письме своем — опять все о том же: о своих требованиях, выдвигаемых им, о «несправедливом соединении общин». Благороднейший, великий Государь Николай Павлович, обремененный тяжестью Крымской войны и уже сильно недомогающий, все же нашел время для чтения этого длинного, достаточно путаного письма. Все, что касается притязаний Мотовилова к создаваемому монастырю, Государь опустил и внимать дрязгам не стал, а относительно пророчеств старца Серафима велел передать жалобщику следующее свое повеление: «Ежели он [Мотовилов] как верноподданный не забыл своей присяги, то должен исполнить Мое приказание и донести на бумаге, что Мне сказать имеет». И ничего-то сказать Государю, кроме общих слов, Николай Александрович не нашелся. Вскоре переписку прервал.
Впрочем, прервалась она лишь на время. Как только на престол взошел Александр II, Мотовилов снова загорелся писать письма, теперь уже на имя нового Самодержца. В апреле года он подает «по секрету» Императору Александру так называемую докладную стихиру с такой концовкой:

И Ты, Христе, в нас зацарюешь,
Всеосвяти ж нас в век и век;
На враг же наших всех наплюешь,
Сладчайший Богочеловек.

На промокательной бумаге, просвечивающей с обеих сторон, небрежно набросаны строчки условных букв. Их ни прочесть, ни сопоставить: дикая клинопись. Мотовилов болен, он в бреду, но зачем же такое безобразие отсылать лично Императору? И много еще чего он написал в те 60-е годы. Поэтому, когда в Симбирске спрашивали людей, хорошо его знавших, они о Мотовилове отзывались так: «Назвать его прямо юродивым Христа ради — нельзя, ибо во многих случаях в нем часто проявляются и себялюбие, и сильное честолюбие, одним словом, он, по-видимому, себе на уме; назвать его опять — смотря на частые разъезды по монастырям и святым местам, и на значительные вклады, жертвуемые им в пользу их — назвать его вполне святошею также нельзя, потому что в нем, видимо, преобладают и лицемерие, и лукавство; но что всего ближе, подходящее к настоящему положению его... он действительно находится в тихом помешательстве. Если даже допустить, что вся видимая жизнь его есть одна мистификация, то и в таком случае он все-таки человек безвредный, с добрым направлением сердца, тихого и кроткого характера и предан Престолу и Отечеству».
Разумеется, наше отношение к Н.А. Мотовилову определяется не сторонними характеристиками, а тем полезным, что он сделал для Православия. Бесспорная заслуга его прежде всего в передаче потомству богословской жемчужины, скатившейся из уст святого Серафима, известной как его завет всем потомкам и верным чадам Православной Церкви, — его знаменитая «Беседа о цели христианской жизни». И других заслуг перед православными у Мотовилова немало. Потому-то рассматривать его жизнь надо в целом, не пренебрегая и теми очевидными срывами, о которых поведали архивы.
Установка «Летописи» на односторонность и чистое иконописание не всегда приближает к истине. Ведь преосвященный Серафим (Чичагов) и никогда не смирял своего крутого нрава. Пример тому — его расправа с великим Оптинским старцем Варсонофием, угрозы разогнать прославленный монастырь. Также подвергся изгнанию из Оптиной пустыни и выдающийся церковный писатель Сергей Александрович Нилус. Ныне оба они, митрополит Серафим и старец Варсонофий, причислены к лику святых, и святость их несомненна. Но исторические факты не забыты, они нам достались не для смущения, а для назидания.
Покаяние — только оно покрывает все наши проступки и прегрешения. Вот, скажем, упомянутый нами Михаил Васильевич Мантуров. Его благоволение к Дивеевской обители совершенно неоспоримо. Вместе с тем когда-то и он вольно или невольно несправедливо повел себя по отношению к еще неокрепшему монастырю. На подаренном участке земли, что расположен перед Казанской церковью, даритель спешно поставил сруб и при нем хозяйственные постройки. Игумения и сестры, стесненные таким соседством и явными неудобствами, долгое время буквально умоляли Мантурова передвинуть свое подворье на другое место. Но он не внял мольбам, затем потребовал выкуп за подаренный участок. Причем сумму заломил непомерно высокую, равную стоимости городского каменного дома. У общины таких денег не было. Правда, через какое то время благодетель раскаялся в своих поползновениях, примирился с игуменией. И все разрешилось добром, как и полагается между соработниками на пажитях Христовых.
Подобные этим исторические примеры из жизни православных подвижников весьма поучительны и полезны для людей. Особенно в наше, такое неспокойное и суровое время.
Изложенное нами выше преследовало главную цель: отделить подлинные факты, связанные с житием преподобного Серафима, от появившихся за последние десятилетия множества мифов и недостоверных сказаний, способных затемнить светлый и горячо любимый русскими людьми образ Саровского чудотворца. И вторая цель — изобличить лжесловесие сожженных в своей совести мифотворцев, сочиняющих псевдоцерковные басни для оправдания своих сомнительных царебожнических измышлений.



ДИВЕЕВСКАЯ ПАСХА

Велики дела Твои, Господи! Что когда-то казалось несбыточным, было претворено в жизнь и стало действительностью летом 1991 года. И все делалось так, как сказано в пророчествах батюшки Серафима, по его глаголу. Изрек Старец: «Скажу тебе: тогда Дивеев будет диво, когда убогий Серафим ляжет в Сарове, а плоть свою перенесет в Дивеев... Много в Сарове почивает святых, а открытых мощей нет, никогда и не будет, а у меня же, убогого Серафима, в Дивееве будут!». Услышав это предречение из уст прозорливца, дивеевские монахини думали тогда, что батюшка Серафим собирается посетить их обитель, где он и всего-то был два раза, когда состоял новоначальным иноком. Позже при жизни подвижника других встреч не происходило.
И вот честные мощи преподобного в Дивееве. Среди лета запели Пасху, как о том и предсказывал сам старец. Пасхальные стихиры переполняют радостью предстоящих, кажется, сама вселенная наполнилась этими кликами умиления. Вся Русь ублажает своего небесного заступника.
Прежде чем навеки упокоиться под сводами Троицкого собора в Дивееве, мощи преподобного Серафима Саровского побывали во многих городах России, повсюду утешая притекающих истиной Христовой веры. Со дня второго обретения мощей 11 января 1991 года в Казанском соборе Санкт-Петербурга им поклонялись православные в Александро-Невской Лавре, а затем в Богоявленском соборе Первопрестольной столицы, где радованию москвичей не было конца: так велико среди христиан почитание старца Серафима, истлевшего в молитвенных подвигах за свой народ.
И вот прощальный крестный ход по улицам столицы при стечении великого множества церковных чад. Предлежал путь к Дивеевской обители для всенародного прославления печальника земли Русской, утешителя соотечественников в годы грозных испытаний и разорения земной церкви. Серафимовские торжества буквально всколыхнули верующих русских людей во всех пределах Отечества, омыли их очи слезами просветления, вразумили колеблющихся встать на путь жизни во Христе. Повсюду возносилась молитва угоднику Божию с надеждой на исцеление от язв повседневной действительности: «На тя бо упование наше ныне возлагаем, отче благосердый: буди нам воистину путевождь и приведи нас к невечернему свету жизни вечныя Богоприятным предстательством у престола Пресвятыя Троицы...».
Столичный крестный ход от Богоявленского патриаршего собора до храма св. Никиты Мученика, далее отбытие в Богородск, где Святейший Патриарх совершил молебен, затем без перерыва — всенощное бдение. Молебны в храме звучали всю ночь. В среду, 24 июля — отъезд из Богородска в Орехово-Зуево. Здесь, на Московской земле, служатся Божественная литургия и прощальный молебен. Затем цельбоносные мощи преподобного встретила Владимирская земля. Богомольцы, возглавляемые епископом Владимирским и Суздальским Евлогием и духовенством епархии, почтили святую память угодника Всероссийского умилительным молитвословием. Далее — встреча святых мощей у Золотых врат Святейшим Патриархом Алексием II и духовенством. Величественный крестный ход в Успенский Владимирский кафедральный собор, где и совершалось всенощное бдение. Молебны в храме не умолкали всю ночь.
Хроника Серафимовских торжеств насыщается дальнейшими духовными событиями. 25 июля в Успенском Владимирском кафедральном соборе состоялась встреча Святейшего Патриарха. Начались Божественная литургия, затем молебен у раки преподобного. После трапезы владимирская паства и духовенство провожали Патриарха в Нижний Новгород. Поклонение святым мощам проходило в течение всего дня и последующей ночи. Утром 26-го, в пятницу, состоялось отбытие святых мощей из Владимира в Нижний Новгород с остановками в Вязниках и Гороховце. Так под пение молитв преподобный Серафим продолжал обходить Русскую землю.
И вот Нижегородские пределы, последние пределы перед Дивеевом, местом вечного упокоения незабвенного батюшки Серафима. На границе области святые мощи встречает митрополит Нижегородский и Арзамасский Николай. Вспоминаются слова Владыки Николая, сказанные им после чудесного обретения мощей святого: «Жизнь и подвиг Серафима Саровского самым тесным образом связаны с Нижегородской землей — Нижегородчиной. Даже долгие годы насильственного уничтожения всякой памяти о нем не смогли повергнуть в забвение этого имени. И сейчас нижегородцы хранят, передавая из поколения в поколение, иконы с изображением преподобного отца нашего Серафима. Он очень близок русскому духу».
Впечатляющей была встреча святых мощей Святейшим Патриархом и духовенством Нижнего Новгорода. Крестный ход следовал в кафедральный собор, где всю ночь совершалось молебное пение. 27 июля там же отслужили Божественную литургию, а в полдень малую вечерню с акафистом преподобному. Затем всенощное бдение, после чего молебное пение перед святыми мощами продолжалось всю ночью 28-го, в воскресенье, состоялось торжественное изнесение честных мощей по городу в сопровождении крестного хода. Процессия отправилась в Арзамас.
Прибытие в Арзамас, как и намечалось, произошло в 20.00. Пока крестный ход продвигался по городу в собор, в Дивееве паломники наблюдали чудесное явление на небе. До того спокойное солнце вдруг стало радостно изливаться, как то бывает в Пасхальное утро. Солнце так «радовалось», что даже неверы удивлены были его необычному состоянию. Тогда же многие богомольцы сподобились видеть в Дивееве радугу над крестом Троицкого собора. Монастырская площадь, залитая людьми, вместе с солнцем радовалась прибытию святых мощей в Арзамас, откуда до Дивеева рукой подать. Это уже земля, намоленная самим преподобным Серафимом, земля, ставшая небесной иконой Отечества.
Дивеево в ожидании святых мощей преподобного Серафима. Украшен Троицкий собор, возле Казанской церкви крестами отмечены могилки первоначальницы обители матушки Александры Мальгуновой, подвижниц времен жития Саровского чудотворца и «служки Серафимова» — Николая Мотовилова, чьи записи бесед со старцем обогатили сокровищницу отечественного Богопознания. Паломники повсюду, и повсюду здесь они нашли радушный прием. На взгорках в окрестностях Дивеева выросли палаточные городки. Порядок поддерживают казаки, съехавшиеся сюда с Кубани, Дона, из Забайкалья. Их традиционные одежды колоритны, выправка молодецкая, они спаяны духом товарищества. Для поддержания порядка поставили свои отряды патриотические формирования москвичей и саровцев.
30 июля, вторник, 19.00. Прибытие в Дивеево святых мощей угодника Божия Серафима. Хоругвеносцы, а в их первых рядах стоят отцы и сыновья Синяпкины и Сидоровы — все из Сарова, двинулись навстречу святыне. За ними — духовенство и многочисленные паломники. Молебен перед святыми мощами в монастыре. Служба всю ночь. На другой день, 31 июля, в среду, встреча Святейшего Патриарха Алексия II, Божественная литургия, молебен, а в 15 часов — малая вечерня с акафистом преподобному. После всенощного бдения, уже ночью, была совершена Божественная литургия.
Первое августа — всенародное прославление преподобного Серафима. Опять радуется солнце, опять, как и 88 лет назад, когда проходили такие же Саровские торжества, радуются православные люди. У многих в глазах стоят слезы умиления. Божественную литургию совершают на монастырской площади.
Пасха среди лета. Христос воскресе! Воистину воскресе! В сослужении Святейшего Патриарха двенадцать иерархов и многочисленные клирики. Потом молебен и крестный ход. Богомольцы прощаются с мощами Всероссийского святого. Раку износят внутрь Троицкого собора и ставят в величественную сень, изготовленную мастерами Свято-Данилова монастыря. Ночью у цельбоносных мощей святого неоднократно происходили чудеса по исцелению бесноватых, так жутко кричавших поначалу и постепенно затихших, приобряща спасительную благодать Духа.
«Когда меня не станет, ходите ко мне на гробик... Как с живым со мной говорите, и я всегда для вас жив буду», — говорил собеседникам преподобный Серафим. Жива и свята для нас его память. Как с живым говорили со старцем в молитвенном общении и православные люди, съехавшиеся в Дивеево из разных концов России. А поблизости от Сарова в это время проходили Вторые Серафимовские чтения, собравшие в свой круг известных ученых и литераторов. Чтили живую память святого Серафима, говорили о насущной жизни, такой непростой в этот критический момент отечественной истории. И подавалась надежда на лучшее устроение всего нашего бытия. Ибо, по глаголу старца, после сокрушительных испытаний «Господь помилует Россию и приведет ее путем страданий к великой славе». Быть по сему! Угодник Серафим печалуется за Русскую землю, молитвенно предстоя у Престола Божия.
После перенесения мощей преподобного в Дивеевский монастырь прошло десять лет. За это время наша страна претерпела невиданные разрушения и бедствия. Антинародная политика русофобов и рвачей-бизнесменов привела к обнищанию простых людей, обернулась вспышками межэтнической ненавис ти, унижениями и обидами. Оставалась одна надежда на спасение — просить милости Божией, заступничества Пресвятой Богородицы, не разлюбившей православных людей, на помощь всех святых, просиявших в Русской земле. И надежда эта вполне оправдалась: иссохшие души ожили, потянулись к вере Христовой, стараясь ходить в Истине. Батюшка Серафим множество людей привел в храмы, по его молитвенным ходатайствам перед Господом в России крепнет Православие. Никто тощ и неутешен не возвращается от цельбоносных мощей преподобного. Дивеевский монастырь — это не только место, куда притекают поклониться святыне, ныне Серафимова обитель — сердце Руси богомольной, духовная родина людей выпрямляющихся, стойких защитников благодатной веры Христовой, спасительных основ русской жизни. Преподобный Серафим глаголет каждому: нет дороги унывать! Надо деятельно возрождаться душой, Родине нужны двигатели жизненных сил; нужна прочная, сплоченная православная семья, способная защитить себя от натиска агентов разложения и упадка. Наш Чудотворец предстоит перед Господом и молит спасти Россию от миродержателей, ополчившихся на нее с сатанинской злобой. Как легко бывает на душе после побывки в Дивееве! Обновляется здесь человек, набирается здравия и разумения. И чудеса, непрекращающиеся чудеса у цельбоносных мощей преподобного — все нам в научение, все на духовную потребу. Настанет время батюшки Серафима...



ЖИТИЕ БЛАЖЕННОЙ СТАРИЦЫ МАТРОНЫ

По милости Божией и в самые страшные, скорбные годы святость не покидала Русскую землю. Под насилием власти безбожников, казалось, вот-вот начнётся всеобщий отказ от веры отцов и дедов, от спасительной и благодатной веры Христовой.
Но, вопреки ликованию бесов, наперекор разгулу низменных помыслов и всей действительности искажённой жизни, помрачение спадало с людских душ. Сама народная среда повсеместно выдвигала из своих глубин благовестников Слова Божия — духоносных старцев и стариц, подвижников благочестия, исповедников и страстотерпцев. Вся наша новейшая история, несмотря на духовный гнёт властей, живительно освещена сиянием людей Божиих, возвеличена молитвенными их подвигами. И в ряду этих молитвенников за спасение русского народа на видном месте стоит святая старица Матрона, посланница Господа на исстрадавшуюся нашу Отчизну.
Родилась Матрона Дмитриевна 9 ноября 1885 года в многодетной крестьянской семье села Себино, что в Епифанском уезде Тульской губернии. Ещё до рождения Матронушки Наталия Никонова, её мать, видела чудесный сон: слетела к ней сверху слепая птица, да не простая, а с человеческим лицом. Слетела и села на правую руку. То-то страху натерпелась душа матери: к чему бы это?
И вот родилась девочка, крошечная, слепенькая, вместо глаз впадинки. Назвали Матронушкой. Когда её крестили, то над купелью поднялся столб легкого благовонного дыма. Знамение богоизбранности заметили и священник отец Василий, и восприемники, все, кто предстоял в крестильне. Стали родители убогонькую жалеть да нянчить пуще прежних сынов и дочерей, росших здоровыми.
С младенчества, с пелёнок потянулась девочка к Богу. Ещё когда в люльке качалась, бывало, как заснут все в избе, Матронушка возьмёт да и выползет из постельки. Пусть и слепенькая, а найдёт передний угол с образами, достанет иконы и играет с ними, агукает, будто разговаривает. Когда подросла малютка и встала на ноги, произошёл с ней такой случай. Раз сидела она у окна своей избёнки за молитвой, вдруг отворилась дверь и вошёл старичок, попить попросил. Матрюшечка взяла берестяной ковшик, зачерпнула воды из ведра и подала влагу жаждущему. Он попил воды, вернул посудинку, а на прощанье легонько стукнул дитятко в грудь. С тех пор у Матрюшечки на всю жизнь обозначился на груди крестик. Старичок тот, по её словам, был угодник Божий Николай, чудотворец и скоропомощник.
Много претерпела обид слепенькая девочка. И братья с сестрами её обижали, и злые дети на улице дразнили. Бывало, сельские ровесницы позовут поиграть, а сами наломают стрекучей крапивы, настегают Матрюшечку, да ещё вдобавок в глубокую яму посадят: глядят, как то она выберется? А Матрюшечка помолится, поплачет и в другой раз на приглашение поиграть скажет обидчикам: «Не пойду я больше, вы меня крапивой стрекочете, смеётесь надо мной». Обидчики пристыдятся, а поиграет и одна. Рано в ребёнке и прозорливость проявилась. Так, на причитанье матери: «Дитя ты моё несчастное!» Матрона сызмальства отвечала: «Я-то несчастная! У тебя Ваня несчастный, да Миша!». И вправду, эти братья блаженной впоследствии стали безбожниками и кощунниками — то куда большее несчастье, чем быть слепой внешне.
Жила Матрюшечка поблизости от сельского храма Успения Божией Матери, считая его своим родным домом. Ни одной службы не пропускала с самого детства. Определила себе место возле входной двери, там всегда и стояла. Мать знала где искать блаженное дитя: ежели нет в доме, стало быть — в храме.
И вот подросла Блаженная, к её словам стали не только прислушиваться, но и шли к ней люди с нуждами своими, с жалобами на недомогания. Всех страждущих утешит, а над болящими читает молитвы, подаёт им исцеление. Подвода за подводой подъезжали ко двору Никоновых, иные издалека прибывали, и никто без облегчения не оставался. Внутреннее зрение Матрюшечки прозревало то, что неведомым оставалось для многих. Раз Блаженная попросила у матери куриные перья. Дали ей целый пучок, а она выбрала самое крупное перо, ободрала его и говорит: «Вот так обдерут нашего Царя-батюшку». Испугалась мать, запретила дочери так говорить, а она ей в ответ: «Не бойся, мама, его уже ободрали». Измена ведь вокруг престола ходила задолго до революции, и провидцы знали, чем всё это кончится.
Задумала Матрюшенька благоукрасить сельский храм образом Царицы Небесной «Взыскание погибших», велела помощь собирать по всей округе, ведь своих-то средств на это ни у кого нет. Набрали среди благочестивых и денег, и хлеба, и масла, и холста. Нашли в Богородске живописца. Пришёл он в Себино к Матрюше подрядиться писать образ. Она и спрашивает: «Ты сможешь написать эту икону?». «Смогу,— ответил иконописец, — опыт есть. Заказывайте, буду писать». Прошло порядочно времени. Приходит тот художник к Матрюше и говорит: «Не получается». А она ему строго: «Иди, раскайся в содеянных грехах, попроси прощения, тогда напишешь». Позже так и произошло. Себинская икона «Взыскание погибших», написанная со смирением, получилась не только замечательным богомысленным творением, но и явила себя как чудотворная и благодатная. Обносили её на молебнах крестным ходом по лугам и нивам — и засуха сменялась урожайным дождём. В храме к ней припадали болящие — и получали исцеление. С молитвенной этой святыни потом сняли список, и он тоже стал благотворным. С ним Блаженная не расставалась.
Господь наделил Матрону мудростью и прозорливостью. Был в Себине такой случай. Одна барыня купила дом и распорядилась там основательно пожить. Часть своих средств задумала отдать на постройку новой колокольни. Но прежде чем начать великое дело, решила обратиться к Матрюше, узнать её мнение. «Что ты задумала сделать — не сбудется», — был ответ Блажен ной. — «Да как же, я и извести нажгла, и кирпич приготовила, и деньги есть». А в ответ услышала всё то же: «Не сбудется». И не сбылось. Вскоре грянула война, потом разразилась революция. Великое намерение барыни не осуществилось.
Удивлялись люди, как это совершенно слепое, немощное Божие создание, лишенное на семнадцатом году возможности ходить, ощущала мир во всём его многообразии, глубоко проникая во все сферы бытия, заглядывая даже и в будущее. К тому же Блаженная умела расположить к себе людей добрых. Взять, к примеру, Лидию Янькову, дочь помещика села Себино. Эта благочестивая девица любила паломничать к святым обителям, да не одна, а вместе с Матронушкой. Брала она её с собой и к Печерским подвижникам в Киев, и к преподобному Сергию в его Лавру, и во многие богохранимые города. Побывала Матронушка с Яньковой в Кронштадте, сподобилась там услышать голос Всероссийского батюшки отца Иоанна Сергиева. Когда великий пастырь увидел Матронушку в Андреевском соборе, он громко произнёс: «Расступитесь, расступитесь! Иди ко мне». И когда Блаженную подвели к батюшке Иоанну, он воскликнул: «Вот моя смена — восьмой столп России!». То было в 1902 году. Предвидел дивный Чудотворец, какое великое служение предстоит свершить Матроне в годы гонений на Православную Церковь со стороны разорителей России и ненавистников русского народа.
А о том, что в России произойдёт небывалое насилие над законной, натуральной жизнью, над совестью и людьми, прозорливица знала заранее. Тому же помещику Янькову она ещё до революции велела продать имение и уехать в зарубежье. Только не послушал он слов тех сокровенных и остался на месте, за что и поплатился всем добром и даже жизнью, а дочь Лидию обрёк на труднейшие скитания.
Когда нагрянула революция, вся надменная чернь вихрем поднялась, и Русскую землю окутал мрак братоубийственной ненависти, чужебесия и богоборчества. Село Себино какое-то время стояло в стороне от разложения: в храме не прерывалась служба, труд при земле ещё по-прежнему был в охотку, благочестивые семьи сторонились смутьянов. Матрону теперь уже называли Матушкой, посланницей Господа народу страждущему. Стекались к ней за исцелением и наставлениями из самых отдалённых мест. Убогие добирались как могли. Один крестьянин совсем двигаться не мог — отнялись ноги. А ему так хотелось попасть к Блаженной. Услышав об этом, Матушка сказала: «Пусть ползёт. Доползёт». И вот калека перед нею. Матронушка помолилась вместе с ним, возложила ручки, окропила святой водицей. И обезноженный, сиднем сидевший калека исцелился. Домой вернулся пешком. Косо поглядывала местная власть на всё, что происходит вокруг блаженной старицы. А тут на беду и братья родные, Иван да Михаил, подались в услуженье к верховодам греха, к безбожникам. И пошла в доме перебранка, братья люто возненавидели Блаженную, опасаясь, что её святое стояние за ущемленных и гонимых против краснофлажников навлечёт и на них, пособников активистов, подозрение и опалу. Приходили к Матроне с угрозами из ячеек и даже из милиции.
И уезжать Матушке из Себино всё же пришлось. Жизнь в селе, охваченном враждой к верующим, стала невыносимой и опасной для ближних. Добрые люди взяли её в Москву. С 1925 года начинается московский период старчества блаженной Матроны. Постоянного угла не было, Матушку перевозили из конца в конец города к людям, порой весьма чуждым по духу. Спасибо хожалкам, скромным и верным послушницам: ухаживали за немощной, устраивали встречи жаждущим наставлений Матушки, помогали продуктами. Так перебивалась по чужим углам не один год. Красная Москва всех православных притесняла, держала в лишениях и страхе. В Сокольниках матушку Матрону поселили в фанерный домик-будку, где и летом-то бывает холодно. А она ютилась тут и осенью, и зимой. Печка-буржуйка кое-как согревала, пока топилась, а как потухала, в будке снова властвовала стужа. Матушка лежала на кроватке, подложив кулачок под голову, порой волосы у нее примерзали к стене. И их с трудом отдирали. До этого Матронушка жила у отца Василия, мужа послушницы Пелагеи. Но вот священника арестовали и угнали по этапу, пришлось съезжать. Жила по подвалам и каморкам на Пятницкой, в Вишняковском переулке, у Никитских ворот, в Петровском-Разумовском. С крестьянами родного села сносилась записочками: просили матушкиных наставлений в письмах, а приезжие и устных. Ответы писала послушница со слов самой Старицы. Раза два Матронушка ездила на побывку в Себино. И опять народ валил к ней со своими нуждами да горестями. И опять она всем подавала молитвенную помощь.
А как вернулась в Москву, там все тайком только о войне и толкуют. Войны ещё нет, а все чуткие души будто предчувствуют неладное. Матронушка прорицает: войне быть, съезжаться сюда деревенским не надо — тут будет хуже; в войну много народу погибнет, но русские возьмут верх. Когда у Матушки спрашивали, надо ли идти в отпуск, она велела идти, «потом долго отпусков не будет». А Москву враг не тронет, она только немного погорит.
И вот война разразилась, жестокая, кровопролитная. Всколыхнулась вся страна: смятение — и выдержка, голод — и храбрость. Осенью 41-го враг подошел к предместьям столицы, многие москвичи ринулись бежать подальше. Матушка утешала: не возьмёт враг Москвы, оставайтесь на своём месте. Погружённая в молитвы, Старица подолгу перебирала ивовые ветки, зачем-то ломала их на палочки одинаковой длины, очищала от коры и складывала. Богомольцы усматривали в этом приточный смысл, ведомый разве что самой Блаженной. Пальцы её были все в ранках. Духовно Матрона находилась вместе с бойцами в окопах, помогала нашим фронтам. И что уж многих явно подкрепило, так это её пророчество о том, что немец не возьмёт Тулы. Пророчество оправдалось.
В 1942 году Старицу поселила у себя Евдокия Носкова, по мужу Жданова, односельчанка Матроны, её духовная дочь, человек праведной жизни. В обширной комнате в самом центре Москвы (Староконюшенный переулок) надолго будет отведен утолок для Блаженной и её хожалки Пелагеи. Муж Евдокии, Владимир, инженер, и дочь Зинаида, благородной души люди, участливо отнеслись к постояльцам. И одной комнаты хватало на всех. По новому адресу к Старице шёл народ, большей частью недужный, но шли и в здравии сущие за наставлением или утешением. Впрочем, и среди них попадались одержимые и лукавые. Всем подавала помощь Матронушка, как её ласково называли люди. Зинаида Жданова вспоминает: «Матушка Матрона всю жизнь боролась за каждую приходящую к ней душу, и одерживала победу. Она никогда не сетовала. Не жаловалась на трудности своего подвига. Не могу себе простить, что ни разу не пожалела Матушку, хотя и видела, как ей было трудно, как она болела за каждого из нас. Свет тех дней согревает до сих пор. В доме перед образами теплились лампады, любовь Матушки и её тишина окутывали душу. В доме были святость, радость, покой, благодатное тепло. Шла война, а мы жили как на небе».
Раз Зинаида Владимировна спросила Матушку, почему никто не борется против разрушителей храмов и гонителей веры православной? Блаженная Матрона на это ответила так: «Народ под гипнозом, сам не свой. Страшная сила вступила в действие. Эта сила существует в воздухе, проникает везде. Раньше болота и дремучие леса были местом обитания этой силы, потому что люди ходили в храмы, носили крест и дома были защищены образами, лампадами и освящением. Бесы пролетали мимо таких домов, а теперь бесами заселяются и люди, по их неверию и отвержению от Бога». Сама Матушка непрестанно молилась Спасителю и Богородице, постоянно исповедовалась и причащалась у отца Димитрия в храме на Пресне. Святость её была от рождения и продолжалась всю жизнь в подвигах любви и сострадания к людям. В искажённой нашей жизни кто же не жалуется на нервы? На такую жалобу Матушка всегда отвечала: «Какие нервы, вот ведь на войне и в тюрьме нет нервов. Надо владеть собою, терпеть». И сама терпением превозмогала все свои недуги и обиды.
Прошла война, но трудные времена продолжались. Опять аресты, тюрьмы и ссылки. Хозяина комнаты, Владимира Жданова, посадили, настала очередь и его дочери Зинаиды — позже её также посадили. За матушкой Матроной установили слежку. Ведь к ней так много людей приходило: среди них и священники, и лица в воинских чинах. А это ни в каком уголке России, тем более в Москве, да ещё в самом центре, рядом с Арбатом, органами не попускалось. Пришлось искать новый приют. На дворе стоял 1949 год.
Приютила Матрону дальняя родственница, жившая подле станции Сходня. Заключительный период земной жизни блаженной Старицы вполне можно назвать пророческим. Подвижница всё настойчивее теперь говорила о грядущих судьбах России, о катастрофах, которые претерпит русский народ — хранитель веры православной. Своим близким Матушка говорила: «Как мне вас жаль, доживёте до последних времён. Жизнь будет хуже и хуже. Тяжкая. Придёт время, когда перед вами положат Крест и хлеб и скажут — выбирайте. Выберете Крест, а как жить будете? И лишь верные Христу скажут: а мы помолимся, возьмём земельки, скатаем шарики, помолимся Богу, съедим и сыты станем!». Матушка теперь больше говорила притчами, и не все слышащие понимали суть. Иногда её речь была более ясной, особенно когда повторяла: «Если народ теряет веру в Бога, то его постигают бедствия, а если не кается, то гибнет и исчезает с лица земли. Сколько народов исчезло, а Россия оставалась жива и будет жить. Молитесь, просите, кайтесь! Господь вас не оставит и сохранит землю нашу!». Предвидела она и тайные сговоры, направленные на растерзание нашей Родины: «Без войны война идёт. Растащат всю Россию. Будет резня». Надежду на спасение надо искать в молитвенном единении православных людей, мужественно противостоящих силам зла. Сама Матушка, по выражению одной близкой ее современницы,— «воплощенный Ангел-воитель, не просто подвиги, а меч огненный был в её руках для борьбы со злой силой».
Свою кончину блаженная Матрона предрекла сама. За несколько дней до упокоения она приготовилась к последнему пути: пособоровалась, причастилась, собрала пожитки к погребению. Всем близким наказала ходить на её могилку, для всех она — всегда живая. Угасла великая Старица 2 мая 1952 года.
Отпевали покойницу в Ризоположенской церкви при большом стечении людей. Были там и ученые монахи из Сергиевой Лавры, и священники, и почитатели её подвигов со всей Москвы.
Похоронили на Даниловском кладбище, как того хотела сама матушка Матрона. Ведь только там рядом был действующий храм, а ей так хотелось и по кончине «слышать службу». Погребение подвижницы и то, как выражалась к ней любовь множества людей, положили начало почитанию блаженной Старицы в народе, как святой угодницы Божией. Подобно свечке истаяла её жизнь и подобно неугасимой лампаде теплилась молитвенная память о великой святой последнего времени, выдвинутой на высоту почитания самим народом, тем самым народом, от которого она и произошла.
Долгие десятилетия могилка матушки Матроны была самой посещаемой на кладбище, а имя подвижницы не сходило с уст верующих москвичей. Неугасимая лампада на кресте, иконки и свечи, цветы — круглый год. Как о том и говорила сама Матушка, к её могилке притекали люди будто к живой. Молились, горем и помыслами делились, просили небесного заступничества.
И получали заступничество, исцелялись и выздоравливали болящие, порченные избавлялись от мучительства бесов, пропащие возвращались на путь жизни. Молва о чудотворениях на могилке старицы Матроны вскоре облетела всю страну. И потянулись православные со всех концов к заветному холмику, что бы припасть и поплакать душевно, со слезами излить накопленные жалобы, неизбежные в постылом повседневье. Матушка многим помогала, и многие уверовали в её святость, в молитвенное предстояние перед Господом за обиженных и сирых, за труждающихся и взыскующих милосердия Божия. Непреложных свидетельств посмертных чудотворений блаженной Матроны набралось так много, что к концу 90-х годов почитание подвижницы как бы само собой стало всенародным. Оставалось лишь церковным торжеством прославить Старицу, поднять и обрести её мощи, изнести в храм для поклонения и восхваления молитвенных подвигов святой.
На склоне дня 8 марта 1998 года, в неделю Торжества Православия, по благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II в Москве на Даниловском кладбище были обретены честные останки блаженной старицы Матроны. Происходило это с участием священноначалия и большого числа клириков и мирян. Заупокойную литию служили в кладбищенском храме Сошествия Святаго Духа, затем гроб с останками Блаженной перенесли в Данилов монастырь и поместили в надвратном храме Симеона Столпника. Комиссия по вскрытию и захоронению обнаружила на груди Старицы выпуклость в форме креста, о чём и рассказывалось в преданиях. Великим Постом о упокоении рабы Божией Матроны служились панихиды в Покровском храме Свято-Данилова монастыря. А 30 апреля при восторженном пении пасхального тропаря «Христос воскресе из мертвых» состоялось перенесение честных останков Блаженной в храм Святых Отцев Семи Вселенских Соборов. Вечером того же дня иноки монастыря отслужили заупокойное всенощное бдение. На следующий день, 1 мая, накануне 46-й годовщины кончины Старицы, гроб с её честными останками препроводили в Покровский женский монастырь. Там при колокольном звоне его обрадованно встретили сестры обители во главе с игуменией Феофанией. С того дня святые мощи блаженной старицы Матроны покоятся в Покровском монастыре, там и почитаются всенародно.
Из глубин простонародья вышла к свету Божиему блаженная Матрона, и принародно прославлена людьми. Богомольная Москва обрела свою святую покровительницу, подобно тому как православный Санкт-Петербург молитвенно облагодетельствован блаженной Ксенией. «Величаем тя, святая праведная старице Матроно, и чтем святую память твою, ты бо молиши о нас Христа Бога нашего!» Аминь.



УГОДНИЦА БОЖИЯ — ЛЮБУШКА РЯЗАНСКАЯ

Теперь люди почитают её за святую и блаженную — так велика память о славной подвижнице земли Рязанской. Жила Любушка давно, но время не отдаляет угодницу Божию от общения с теми, кто прибывает в молитвах к её заступлению.
Полное имя Блаженной — Любовь Семёновна Суханова. Родилась она в 1860 году в благопристойном городке Пронске, в чуткой мещанской семье. Жили Сухановы незатейливо, просто, как это и велось на Руси в спокойную пору. Невозмутимая тишина, рассыпчатый звон лужайки, колокольный благовест, праздники — вот всё то, что согревало её душу с самого раннего детства. Омрачала же разве что тяжкая болезнь — отнялись ноги, не могла ходить и даже стоять. Лежала Любушка за печкой и горячо молилась в своём уединении. Из рассказов странниц и богомолок она знала: немощных с одра хвори подымает великий угодник Божий, святитель Николай Чудотворец. И к нему, милостивцу, непрестанно воссылала болящая свои просьбы об исцелении. Благо, что в комнате, где лежала Любушка, висела икона святого.
Так продолжалось пятнадцать лет. Однажды молитвенницу посетило чудесное видение: сквозь редеющий сон увидела Любушка благого старца в крещатых ризах, в тех самых, как изображают его на честной иконе. «Встань — и ходи, юродствуя!» — промолвил святой и скрылся в своём образе, что на стене. Любушка, обрадованная посещением Угодника Божия Николая, хотела было поведать родным об увиденном, но никого рядом не оказалось — одна в доме.
Когда вернулась родительница, то как же она обрадовалась чудесному исцелению дочери! Но тут же и засомневалась, надо ли её Любушке юродствовать? Пошла к священнику за советом.
В ответ услышала от него: «Воля Божия, не задерживай дочь, отпусти её к людям юродствовать: от Господа стопы человеку исправляются». И покорилась мать Воле Божией.
С той поры Блаженная твёрдо встала на путь тяжелейшего подвига и никогда не роптала на доставшийся жребий. К храмам тянулась её душа, и вот уже Любушку видят ревностной богомолкой не в одном только родном Пронске, но и по сёлам, овеянным колокольным звоном, и в самой Рязани, что казалась паломнице самым большим городом на свете. А Рязань и вправду в губернии самое людное место. И повсюду на Руси ещё держалась неискажённая русская жизнь, основанная на искренней вере Православной. Впрочем, кое-где и тогда уже объявились враги благоразумия — кромешники и смутьяны, лихо ненавидящие здравую жизнь.
Вскоре Сухановы обзавелись своим домом в Рязани. Чтобы возвысить душу, умудриться и обрести дар прозорливости, Любушке надобно было заточить себя в затворе. В тесном углу между печью и стеной не один год пребывала она в молитве и живом Богообщении. В простенке этом и раскрылись Любушке тайны самоотвержения Христа ради, тайны услаждения страданиями и земными лишениями. Она стала юродивой — причастницей небесного звания.
Из затвора Любушка вышла просветлённой, сияющей благоутишием. И стала она служить людям молитвенной помощью, состраданием, а кому и наставлением — ненавязчивым, кратким, но полным прикровенного смысла. Что ни скажет — всё сходится, всё оправдывается. И доблестно так подвизалась, и прослыла блаженной, христолюбивой голубицей. Её часто видели на улицах Рязани, одетую скромно и чисто, да не в чёрное, а разноцветное убранство. Горожане радовались встрече с Любушкой — к добру это, а купцы не бранили её, если она заходила в лавку и брала без спроса, что нужно. Они знали: раз их посетила Блаженная — быть удаче. Перед Божией рабой двери не затворялись. Только не ко всем заходила Любушка; где купец не чист на руку, она такую лавку стороной обходила, туда и, зазывай, не пойдёт. Любила бедных и нищих; всё, что ей давали как гостинец, раздаривала им. Да и не от всякого доброхота примет подношение. Присядет, бывало, с устали на крылечко, и вот уже хозяева начинают по совести привечать — возьми, поешь. У одних брала и благодарила, у других отказывалась брать: «У вас самих мало».
Так и поживала блаженная Любушка год от года. За счастье почитала она помолиться в монастыре. А в Казанской женской обители — рядом стоял её домик, она считалась своей. Игумения монастыря мать Евгения (Таптыкова) и ласкова к ней была, и участлива. Смиренно молилась тут Любушка, ликуя всей своей чуткой душой. Монахини внимали её словам, послушницы дорожили дружбой с нею. А юродивая Любушка, прозревая грядущие события, изъяснялась всё больше не словами, а фигурками. Блаженные ведь часто разъясняют свои предсказания на фигурках. Скажем, навестила послушницу Фросю её младшая сестра, рассказывает, что и ей бы хотелось уйти в монастырь, да не берут — молода. А на тот час в келье Любушка сидела. Молча слушала она сетования юницы, потом взяла Блаженная с комода ножницы и большой лист бумаги и стала что то вырезывать. Когда разложила на столе вырезки, оказался круг — знаменует монастырскую ограду. Внутри ограды намеком изображён храм, а в нём клирос. «Вот где будешь петь, будешь и читать», — сказала юродивая. И что получилось? Юница эта выросла, поступила в обитель и там назначили ей петь на клиросе. Голосом она обладала особенным, из всех насельниц такой был только ещё у одной инокини. Вот и сменялись они: то клирос, то чтение Апостола. Всё предречённое юродивой оправдалось.
Впрочем, прикровенные Любушкины предсказания на фигурках всегда оправдывались. Своё прозрение о будущем того или иного человека она отображала также на фигурках. Кое-кто опасался прозрений юродивой и перед тем, как она придёт в дом, прятал ножницы. А она и без ножниц обойдется. Возьмёт лоскут бумаги, выщипнет пальцами лишнее, фигурка и получится. Кому дорога предстоит — лошадку даст, а то и паровозик, кому замуж идти — веночек, а уж кто вскоре преставится — получит фигурку гроба. Всё это подавала молча, подаст — и уйдёт.
Бывало, мнительный какой или суеверный человек не только Любушкиных предсказаний, но и самой Любушки побоится. При встрече такой человек сторонится Блаженной, а в свой дом и вовсе не пускает. И был в Рязани такой случай. Одна очень скромная, воспитанная девица внушила себе, что с юродивой встречаться нельзя. И вот как-то поутру в хлопотах за самоваром, заглянув в окно, видит: к калитке подходит сама Любовь Семёновна. Переполошилась девица, побежала дверь запирать. Только добежала до двери, а юродивая — на пороге, и её голос: «А я спешила, боялась, как бы ты не заперла дверь». Вошла в комнату, подала девице дорогую конфету: «Вот тебе конфета, ты её съешь сама и никому не давай». Девица сделала, как наказала юродивая и с тех пор не только перестала её бояться, но и с радостью каждый раз встречала. Не разуверяла и не останавливала Любушка разве что насмешников и клеветников, возводящих на неё свои ядовитые поношения. Терпеливо, с улыбкой сносила обиды. Ведь у проказливых людей злоначальник — диавол, и они всего лишь жертвы нечистого.
Любовь Семёновна загодя предвидела годину гнева Божия — разорительный для всей России 1917 год. Когда он ещё и не мнился никому в Казанской обители, Блаженная говорила престарелым матушкам: «Вы косточки свои оставите в монастыре, а другие — нет». Так и получилось. С воцарением в стране семилегионного беса монастырь этот, как и все другие обители, закрыли, и монахини, дожившие до той страшной поры, вынуждены были уйти в мир. Многим из них юродивая на фигурках пояснила предстоящую жизнь. Сокрушались, плакали, и только одна из сестёр обрадовалась — ей Любушка вырезала из бумаги церковь и колокол. При этом сказала: «Ты жить будешь при храме, будешь там и звонить». После разгона обители этой матушке повезло: она десять лет жила на приходе, при церкви, приходилось ей и в колокол звонить. Перед тем, как враги благоразумия свергли с трона православного Царя, блаженная Любушка шумно металась по улицам Рязани, громко выкрикивая: «Стены Иерихонские падают, стены Иерихонские падают!». Останавливали прохожие её, спрашивали, что это значит? Она не раскрывала смысла слов своих прикровенных и никаких пояснений не давала. После всё прояснилось само собою.
Грохотала гражданская война, рушилась русская жизнь по всей стране, не оставалась нетронутой она и в самой укромной глушинке. Змий со страшной силой начал искушать чад Православной Церкви, и многие люди покинули храмы, включаясь в постыдную братоубийственную вражду. Но стадо Христово не распалось, оно ещё плотнее стало держаться своих пастырей. Каждый верующий знал: «свобода», навязываемая верховодами греха, — личина кабалы; истинная свобода — есть свобода славы детей Божиих. Спасительная вера не дала растерять им нравственные сокровища души. Подвижники благочестия, прозорливые старцы и блаженные подавали надежду верующим на победу разума духовного. Юродивая Любушка всем своим молитвенным обликом и своей невозмутимостью укрепляла рязанцев оставаться самими собою, быть верными заветам отцов. Её любили, она помогала выжить истине.
Свою кончину Любушка предрекла сама. Недели за три до смерти пришла она в дом, где её всегда ждали, и говорит младшей дочери хозяев: «Лизонька, я ведь скоро умру, а ты за меня Богу молись, ходи на мою могилку и песочек бери с неё, а гроб мой обей розовым». Любила розовый цвет. Вскоре так и произошло. 21 февраля 1921 года Любовь Семёновна, рязанская блаженная Любушка, скончалась. И та же самая Лизонька чудом отыскала кусок розовой материи, которым и обили гроб подвижницы. Хоронили на Скорбященском кладбище при большом стечении народа.
И многие годы ходили на могилку проведать Любушку страждущие и скорбящие, обидимые и гонимые, и всем подавалось облегчение и чудесное избавление от недугов. Ни в какие даже самые страшные годы не исчезала в среде благочестивых людей память о народной страдалице и молитвеннице Рязанской Любушке. Почитание Блаженной ширилось, и вот уже над её могилкой, тщанием архимандрита Авеля, настоятеля Иоанно-Богословского монастыря, и силами богомольцев, поставлена часовня с неугасимой лампадой. Выкрашена часовня в розовый цвет. Сюда идут и едут люди со всего нашего Отечества, чтобы поклониться покровительнице земли Рязанской. А недавно здесь и вовсе произошло замечательное церковное торжество — обретение мощей блаженной Любови и прославление её в лике святых. Цельбоносные мощи покоятся в Николоямской церкви города Рязани, куда непрерывным потоком стекается православный люд помолиться о здравии и благополучии.