Глава 11. Партнеры поневоле

Земля – это живой организм, и ее недра и та, тонкая пленка на ее поверхности, что зовется биосферой, связаны мириадами нитей. Но есть и еще одна сфера, сфера деятельности человека, которая нерасторжимо завязана на земное существование. Это – умственная деятельность человека. Все его мечтания, все его достижения, весь вред и вся польза, которые он сумел привнести в мир – все это намертво вплетено в ноосферу Земли. Ничто и никто бесследно не исчезает в этом пространстве планеты. И, рядом с матрицей давно ушедших людей, живут матрицы придуманных человеком героев книг, иногда воплощаясь в реальных людей. Как вызывают их в реальный мир, каким образом возвращаются они, кому это нужно, и каким целям служит земное бытие книжных героев – тайна за семью печатями. Но они приходят в наш мир, ощутив внутренний зов, который возвращает им способность прожить рядом с людьми очередную земную жизнь. Бывает и наоборот: люди получают возможность проникнуть в книжный мир, или в прошлое. И, нередко, в это прошлое их проводят не только их предки, но и герои книг.
Реальность оказалась куда богаче событиями и связями, чем замкнутый на себя мир книги. Атос много думал о связи этих двух миров. Мир, в котором жил он, был задан рамками автора. Мир, в который его приводил зов, властный и непонятный, был бесконечно разнообразным; он расширялся во времени и в пространстве, изменялся от малейшего действия и его, и людей вокруг, и был абсолютно непредсказуем. Если в мире Дюма он ощущал Рок, как нечто реальное и неотвратимое, то в мире реальном мог искать варианты уйти от него. Искать причину, а не следствие – это всегда привлекало его. Сейчас его ум занимала больше всего одна мысль: как во всю эту историю впутался Бражелон? Можно было предположить, что этим "приключением" они обязаны, в первую очередь, миледи и ее сыночку. Но, и кроме них, было достаточно условий, чтобы Рауля втянули в чью-то игру. Скорее всего, кто-то решил взяться за него и его друзей, а их уязвимость была в виконте. Взяв его сына, решили шантажировать им всю четверку, не без оснований считая, что и остальные друзья давно смотрят на Рауля, как на своего сына.
Два дня граф просидел в одиночестве под стражей. Ему предоставили комфортные апартаменты со всеми удобствами, и даже - с небольшим бассейном, с холодильником, полным прохладительных напитков, баром и телевизором. Трансляция шла по сотням каналов, так что у Атоса была великолепная возможность следить за всем миром, не имея ни малейшего шанса связаться со своими.
На третий день его посетил хозяин. Жестом отослал стражей и уселся перед графом, развалившись в плетеном кресле. Атос молча созерцал гостя.
- У меня к вам дело, - довольно вежливое начало насторожило француза.
- Говорите, - лаконично согласился граф поддержать беседу.
- Мой сын попал в лапы правительственных войск. Ему грозит смерть.
- Точно в таком положении – мой сын, как вам должно быть известно. Только он попал в руки террористов. Но что это меняет?
- То, что наши дети в противоположных лагерях.
- И чем я могу вам помочь?
- Мы можем заключить договор.
- Мне с вами заключать какой-то договор? – Атос расхохотался, - Вы с ума сошли!
- Ну, не договор, если вам так уж претит это слово: сделку.
- Я не уполномочен вступать в какие-либо отношения ни с проправительственными кругами, ни с бандитами, - пожал плечами Атос.
- Так ли это, господин француз? – сидящий напротив Атоса человек погладил щегольскую бородку. – Не надо передо мной разыгрывать невинную овечку. Мы прекрасно осведомлены, что ваша кинокамера – всего лишь жалкий камуфляж. Я получил неплохое образование, господин граф; к тому же, я люблю читать и неплохо знаю французскую литературу. Прежде чем ступить на путь Джихада, я изучал историю Крестовых походов и знаю, какое участие принимали в ней ваши предки. Конкретно – ваши, господин де Ла Фер.
- И зачем вы все это мне рассказываете? К слову, вы даже не удосужились сообщить если не ваше имя, то, по крайней мере, как к вам обращаться.
- Нариман. Этого достаточно.
- Мы с вами не в равной позиции, сударь. Вы знаете обо мне все, - я о вас ничего. И как прикажете нам найти общий язык? Вы же этого хотите, не так ли? – граф де Ла Фер откинулся на спинку кресла, и, закинув ногу на ногу, с неподражаемой своей улыбкой разглядывал в упор собеседника. Но того было не смутить пристальным взглядом.
- Нам есть, что обсудить. Ваша спутница явится не раньше, чем через неделю. За это время, если его не терять на пустые разговоры, мы можем многое успеть сделать. Я знаю, что для вас значит ваш сын и знаю, на что вы пошли ради него. Аллах был к вам милостив, он многое простил вам. Но у нас смерть ради святого дела никогда не была грехом. Я учил сына с малолетства, что быть шахидом – это высшая честь, и самая большая награда ждет в Раю именно тех, кто не побоялся умереть и увести за собой побольше неверных.
- Я должен вам возражать? – ирония явно прорезалась в голосе Атоса.
- А у вас есть, что возразить? – иранец с нескрываемым интересом уставился на собеседника.
- Есть. Но захотите ли вы выслушать мои аргументы?
- Мне интересно будет послушать, что вы можете противопоставить моим убеждениям. К тому же, у нас есть время для светской беседы. И у нас с вами, господин Атос, равное положение: жизнь наших сыновей висит на ниточке.
- Это вы можете мне не напоминать, - поморщился граф. – Я ни на минуту не могу забыть о сыне. Думаю, что и вы тоже. Поскольку вы пришли ко мне с каким-то предложением, сдается мне, что вы не очень спешите увидеть своего сына в Раю. Или мне это только кажется?
- Я бы хотел, для начала, увидеть внуков, - вдруг задумчиво произнес Нариман.
- Что же, у меня тоже было такое желание, - вздохнул Атос, - но ваши единоверцы лишили меня в прошлой жизни этой радости.
- Послушайте, Атос, ведь вы знаете, как можно уйти из нашего времени, - Нариман подался вперед, вглядываясь в лицо француза.
- Тут я вас должен разочаровать, мне это неизвестно и абсолютно непонятно.
- Но как это происходит, вы же знаете!
- У каждого это происходит по-разному.
- А у вас, конкретно у вас?
- Я слышу внутренний голос, - ответил Атос, полагавший, что его ответ ничего не скажет собеседнику. – Он велит мне быть готовым к перемещению.
- И это все? Не может быть, чтобы это было так просто!
- А почему вы решили, что это так просто? – удивился Атос. – Это может быть заключительная стадия какого-то сложнейшего процесса, и голос выполняет всего лишь команду "Пуск!" Но зачем вам все это? Ведь для вас дороже и важнее путь героя-смертника, - и снова ирония прорезалась в словах бывшего мушкетера.
- Вам не понять, что движет мусульманином, когда он, с поясом смертника садится в машину, начиненную взрывчаткой или взрывает себя в самолете, полном неверных.
- И все же, что движет им?
- Гордость, ненависть и любовь к родной земле.
- С первым и последним можно согласиться, но ненависть… к кому и почему? Я вижу только зависть к тем, кто ушел вперед.
На секунду Нариман задохнулся от негодования: он хотел что-то высказать, лицо его исказилось от ненависти, но усилием воли он заставил себя промолчать. От Атоса не ускользнула игра его лица, которая сказала проницательному графу больше, чем все слова: его визави зависел от своего пленника.
- Вам, христианину, никогда не понять, какое унижение испытывают правоверные, - с силой, убежденного в своей правоте, фанатика, - произнес Нариман.
- В чем выражается это унижение?
- На наши святыни посягают.
- Разве кто-то оспаривает у вас ваши ценности? – Атос внимательно, прямо в зрачки, посмотрел на собеседника. – Только не надо мне говорить, что вас все унижают. Эти сказки оставьте для журналистов СNN. У вас огромные территории, больше двух десятков государств, колоссальное количество народа, но что реально вы даете человечеству сейчас, кроме войн и террора? Нет, не будем говорить о Саллах-аль-Дине и Крестовых походах! – он поднял руку, останавливая поток возражений. - Вы строите, вы совершаете открытия, вы достигли вершин? Я тоже изучал историю, и я вижу, чего достигли страны Европы и Америки и чего достигли вы. Что вы можете, так это одурманивать свой народ несбыточными иллюзиями, и посылать на смерть молодежь. Пришло время что-то менять. Если вы задумались о судьбе своего сына, может быть, это и будет первой ласточкой, возвещающей о приходе весны? Настоящей весны в душах вашего народа, а не той "арабской весны", которая унесла сотни тысяч жизней? Постарайтесь, Нариман, отрешиться от старых стереотипов: мы с вами в одной лодке не по своей воле и, Бога ради, не стройте из себя чудовище – я вижу перед собой человека, попавшего в сложное положение. Вы не хотите смерти вашего сына, что бы вы мне не говорили. Но если вы говорили все это не для меня – я умолкаю.
- Тут нет " жучков", - пробормотал Нариман.
- В таком случае, мы можем откровенно высказать друг другу все, что думаем. Я воспитан в католической вере, но моя любовь и преклонение перед Создателем с некоторых пор наполнились новым смыслом. Слишком сложен и противоречив стал мир, чтобы по-старому судить о добре и зле. Но все равно остались на Земле люди, которым не безразлично, куда движется человечество.
- А давайте не о добре и зле, господин Атос, а о наших детях, - сменил тему Нариман.
- Охотно, - Атос не возражал, ему куда приятнее было говорить о Рауле, даже с этим человеком.
- Сколько лет вашему сыну?
- Мне невозможно ответить на этот вопрос: вы должны учитывать чрезвычайность ситуации, в которой мы находимся. Но, пожалуй, проще считать, что виконту где-то лет тридцать.
- Зрелый мужчина.
- Пожалуй, да. Человек, прошедший через смерть. А ваш?
- Мой моложе – двадцать два. Но он тоже знает, какой может быть смерть.
- Вы учили его. Готовили к райскому блаженству?
- Не иронизируйте, господин граф, вам этого не понять, - нахмурился Нариман.
- У нас разное представление о Рае. Для меня Рай – это гармония с собой и миром.
- Для меня – это исполнение завета о мести.
- Вот видите, как по-разному мы понимаем мир, - улыбнулся Атос со всей доступной ему приязнью. – Но нам придется прийти к какому-то компромиссу, иначе нам не помочь нашим детям. У вас ведь есть какой-то план?
Араб помедлил: казалось, он так до конца и не решил, стоит ли раскрывать свои намерения графу. Но выхода все равно не было: он сказал уже достаточно много, и потом, разве у него были еще идеи?
- Для начала мы с вами вдвоем прогуляемся в такие места, где за нами не смогут проследить, - объявил он своему пленнику.
- И, естественно, вам бы хотелось получить мое честное слово, что я не сбегу, - едва не расхохотался граф.
- А это – не обязательно. Оттуда вы точно не сбежите, - без тени улыбки ответил Нариман.

Их высадили с вертолета на крохотный островок в море. Чахлая растительность на камнях и тень от нависших скал, где едва нашлось место, чтобы спрятаться от палящего солнца.
- Я бы предложил вам искупаться, но море тут кишит акулами, - очередной намек, что Атосу не удрать и морем, заставил графа улыбнуться. Он не изменил позы – стоял, из-под ладони следя за исчезающим вдали вертолетом-стрекозой.
- Удивительное дело – технический прогресс. Никогда в жизни не думал, что смогу перемещаться по воздуху, - он взялся за рубашку, но Амин остановил его.
- Загорать тоже не рекомендую: обгорите в два счета – вы слишком белокожий, – он взялся за сумку, которую выгрузили с геликоптера.
- Что в ней? – Атос с любопытством заглянул в нее.
- Это мини-холодильник. Тут вода, соки и еда. Разогреть упаковки можно и на солнце не хуже, чем в микроволновой печи. Здесь мы одни, и нас точно никто не подслушает.
- Бояться прослушки надо вам, Нариман, но никак не мне, - пожал плечами Атос.
- Вот поэтому мы здесь.
- Вы не боитесь, что прослушкой снабдили сумку?
- Это я лично проверил и еще проверю сейчас, - говоря так, Амин разгружал сумку. Потом он тщательно проверил каждый шов, каждую складку, каждый квадратный сантиметр ткани. Внезапно испустил крик досады, и вытащил откуда-то из недр сумки крохотный шарик, блеснувший зеркальным блеском. Размахнулся, и закинул его в волны.
- Пусть послушают, что о нас акулы говорят, - с досадой бросил вслед. – Вы правы, граф, но он был один такой.
- А на одежде? – предусмотрительный француз, недоверчиво прищурившись, разглядывал своего партнера по кратковременному пребыванию на необитаемом острове.
Нариман разделся и стал проверять каждый шов. Поколебавшись мгновение, Атос последовал его примеру. К счастью, все ограничилось только одним утопленным уже "жучком".
- Давайте перекусим, господин граф, и я вам расскажу, какая мысль мне пришла в голову, - Нариман позвал Атоса к импровизированному столу.
Пока они возились с едой, солнце склонилось к горизонту. Жара спала, море тихо плескалось у ног, теплое и обманчиво ласковое.
Амин вытащил пару сигар, одну протянул графу, но тот отрицательно качнул головой.
- А я пристрастился, когда жил на Кубе.
Атос промолчал, не задал напрашивающегося вопроса. " Он не любопытен" – подумал Нариман.
- Может, вам это не интересно, но к нашему делу это относится. Я учился в Москве, получил диплом врача. Даже проработал пару лет хирургом в московской больнице. Женился там же, на москвичке: тогда, в 90-е, многие рады были выйти за иностранцев, чтобы уехать за границу. Мой сын, Фархад, наполовину русский, наполовину – иранец.
- Разве это может что-то изменить? – Атос не очень понимал, откуда, а главное, к чему такая откровенность.
- Может изменить, и еще как: ведь мой сын гражданин России.
- И вы надеетесь, что русские станут вам помогать, чтобы освободить вашего сына? – поразился Атос. – Мне кажется, что вы напрасно обольщаетесь на этот счет. Разве что, вы оказывали какие-то серьезные услуги русским.
- Вы правильно понимаете ситуацию, господин Атос. Я не зря несколько лет торчал на острове Свободы, - и уловив непонимание во взгляде француза, пояснил: - на Кубе. Пришло время платить.
- Я не понимаю одного, - помолчав, спросил Атос. - Каким образом ко всему этому может быть причастен мой сын?
- Я объясню. Мы сводим их вместе: Фархада и Рауля - в Джиджелли; у меня есть каналы, по которым можно провернуть эту сделку. Ваш сын объяснит моему, как он уходит в прошлое. Виконт останется, пока я не получу доказательства, что Фархад благополучно оказался во Франции 17 века, а потом может уходить и ваш сын.
- Чушь! – Атос пожал плечами. – Зря вы думаете, что любой может гулять, как ему хочется, по этому пространству.
- Но вы же все гуляете?
- Не по собственному желанию, - Атос слегка лукавил: последнее время у него появилось подозрение, что они стали достаточно независимы в своих действиях. Слишком частые перемещения стали ли тому причиной или их воля совпадала с желанием кого-то, неизмеримо более могущественного, он ответить бы не смог. Но и признаваться в том, что его воля была уже волей независимого человека, он бы не стал в этой ситуации и под пыткой. – Видите ли, мы все же игрушки для Рока. Не слишком приятно это сознавать, но кто-то управляет нами.
- Но вы же можете связаться с этим "кем -то"?
- Увы, это опять же происходит не по нашей воле.
Нариман мрачно задумался: он не поверил Атосу, граф чувствовал это.
- Хорошо, пока не будем об этом. Утром мы вернемся к этому разговору: и у вас, и у меня будет ночь, чтобы подумать над своими действиями.
- Как вам будет угодно, - согласился граф, – но на один вопрос вы мне все же сможете ответить?
- Зависит от вопроса.
- Куда вы подевали мою спутницу?
- Аннет ваша любовница?
Атоса покоробило и от вопроса, и от насмешки в тоне спрашивавшего, но на этот вопрос ответить надо было положительно.
- Она – мой оператор.
- В этом я не сомневаюсь, но эта роль совсем не мешает остальному. Она – умная женщина и умеет делать вид, что знает свое место, - Нариман уже забавлялся, прекрасно зная отношение Атоса к женщинам. – Граф, я вам не завидую, потому что вы оказались в крепких руках: ведь она основной агент в вашей игре, сознайтесь!
- Я никак не соображу, что за подтекст в ваших словах, господин Нариман, - Атосу ужасно хотелось сменить щекотливую тему.
- А, бросьте, Атос, - иранец достал бутылку вина. - Давайте хоть выпьем, раз вы не курите. Я читал, что вы херес предпочитали всем винам. Это отличное испанское вино.
- Не откажусь, - Атос взял протянутый ему пластиковый стаканчик, почти до краев наполненный тяжелой золотистой жидкостью.
- Ислам запрещает потребление вина, но, поскольку, я собираюсь пойти наперекор воле Аллаха, почему бы мне не начать с возлияний? – Нариман как-то странно, с взвизгиванием, расхохотался.
Атос ничего не сказал: он видел, что в его собеседнике происходит серьезная борьба: вековые устои боролись с искренними чувствами. Но на этом вечер откровений закончился. Откуда-то из недр сумки Нариман достал две небольшие упаковки, раскрыл их и в мгновение ока перед островитянами оказались две маленькие, но уютные палатки. Ничего другого, как домысливать ситуацию под их пологом, у Атоса и его тюремщика не осталось. "Утро вечера мудреней."