Москва 1941 5 декабря, - 28с

 75 –ти летию освобождения Белоруссии посвящается 

Фрагменты из  того, что было дневником неизвестного немецкого солдата.

01 ноября 1941 года. Я провалялся в полевом госпитале в Смоленске около месяца. Ранения легкое, осколок застрял в икре правой ноги. Пустяк, но началась гангрена, и я едва не лишился ноги. Мы в 60 км от Москвы. Мои идеологические радужные убеждения понемногу рассеиваются. Я все больше и больше склоняюсь к мысли о провале операции по захвату Москвы.
15 ноября мы продвинулись к Москве на 5 км. Жуткое сопротивление русских. Против нас защищаются старики и юноши, необученные и не имеющие опыта сражаться против нас, верных сынов Германии, вермахта и фюрера. Скорее всего, у русских закончились людские резервы, и поэтому против нас воюют дети и старики.
 25  ноября. Наши войска и танковые соединения продвинулись к Москве в некоторых местах до 40 км. Ударили русские морозы. Температура падает до -5 градусов. У нас летняя форма. У русских ватные куртки и штаны, шапки - ушанки, на которые свободно одеваются защитные каски. Я промерзаю до костей. Хваленый кованный немецкий сапог – источник обмораживаний. Кованая подошва сапога при отрицательной температуре не сгибается, ступня трет о стельку. В этих сапогах можно пройти 2 – 3км. Подошвы горят, словно в кипятке. В грязь и дождь от каблуков в голенище попадают комья земли. При -5 градусах холодную каску невозможно надеть на голову. Все чаще перебои с горячим питанием. Нам говорят, что на продовольственные обозы и поезда часто нападают лесные бандиты, которых русские называют партизанами.
3 декабря. Сильный мороз. Командир взвода даже не говорит сколько градусов. Таких морозов в Германии нет, и в помине. Разводим костры из всего что горит. В нашем взводе замерзли насмерть ночью Карл и Густов. Оба из предместья Потсдама. Поджигаем дома. Занимаемся мародерством. Забирает коров, лошадей, свиней, овец, гусей и даже кур. Нас ненавидят, кажется, грудные дети, не говоря уже о стариках и женщинах.

4 декабря. Ждем танковых подкреплений Гудериана. Последний бросок. Мечтаем о теплых московских квартирах. Но, начались дни кошмара. Три дня подряд столбик термометра прыгает от -2 до -17. Все ждали приказа о наступлении.
5 декабря. -28 градусов. Полный коллапс. Танки не заводятся. Автомашины не заводятся. Тягачи не заводятся. Водители разогревают технику, обмотав деревянные колья тряпками и полив бензином. Несколько машин от такого разогрева загорелись. Никто не тушит. Заведенными машинами и танками пытаются запустить моторы без подогрева. Пронизывающий ветер. К металлу не прикоснутся, остаются лоскутья кожи пальцев. И в это время ударила русская артиллерия. Ударила таким широким фронтом, что нам стало страшно. Несмотря на боль в раненной ноге, я забрался в фургон, заведенного грузовика, волоча за собой обледенелый карабин. В соседний грузовик попал снаряд. Я видел вдалеке на косогоре русские танки, которые на ходу веди артиллерийский огонь по нашим позициям. Это было сплошное бегство и сплошная мясорубка. Благодаря мастерству водителя наш фургон, так называемой моторизированной пехоты, двигался по обледенелому шоссе на предельной скорости. И в 25 – 30 км от наших московских позиций нас остановила заградительная  группа полевой жандармерии. Впервые здесь я увидел залп реактивной российской артиллерии. Когда на позицию летят с огненными хвостами сразу 12  снарядов, начиненных взрывчаткой, готов зарыться в землю и не видеть – не слышать результатов. А еще у русских появился «летающий танк». Это самолет – штурмовик, который на высоте до 50 метров обстреливает и бомбит траншеи, уничтожает танки и автомашины. Зенитные пулеметы для него не страшны. Зенитчики говорят, что брюхо самолета покрыто броневыми листами.
15 декабря. Мы в Смоленске. Полный провал «блицкрига». Прогулка по Москве не состоялась. Война приняла затяжной характер.  Прав был мой дед, участник войны 1914 -1918 гг., прошедший пленение в России. «Россию победить невозможно». Эти слова Бисмарка часто повторял  дед. 
Вырванные листы.