3. 21. Жизненные судьбы человеческие
А у нас время, как и у всех других, другое, но все равно понятное каждому человеку, живущему в любое свое время. Судить вам об этих событиях, в которых я был просто сторонним наблюдателем или совсем маленьким участником их.
Первый случай, который как мне казалось, мог привести к хорошим человеческим взаимоотношениям. Еду я с сыном Алешкой от мамы своей. В поезде едем. Рядом молодой парень сидит. Располагает к себе. Поговорили. Пива выпили. Дальше больше, разговорились. По его словам северянином он был, охотником промысловиком, пушнину добывал и по его рассказам ну очень успешным промысловиком был, да и настолько успешным, что никак не мог реализовать добытую пушнину. К тому же еще и девушку мечту своей жизни встретил. Сидим в вагоне на проходе около столика, вытаскивает паспорт девушки своей и показывает мне. Хорошая девушка на лицо, в Волгограде живет. По его словам едет он свататься к родителям. Пообщались. Итак он меня к себе расположил рассказами о севере дальнем, ну в точь-в точь, как-будто вместе со мной совсем рядом жил. Я не знаю жил он или не жил на севере, но рассказы его настолько правдоподобными были, что не удержался я и сказал ему, если что не сложится в твоем сватовстве, то приезжай в Волгодонск, вот тебе адрес полученной квартиры. Приезжай в общем, т.к. мы северяне в этой жизни, совсем не северной просто обязаны поддерживать друг друга.
Распрощались, денег ему немного дал, ну так чтобы белой вороной перед будущей родней не показаться.
Приехал я с Лешкой с чувством выполненного долга, т.к. внука матери показал и перед северянином лицом в грязь не ударил.
А через два дня вот он северянин новоявленный, нашел таки меня по цепочке – новая квартира, куда мы еще не переселились и дача где мы жили, соседи сказали, как нас найти.
Пришел, нашел. Простывший был. Собака – овчарка Синара на дух его не переносила, рычала и пыталась укусить. Как-то я не понял вот это неприятие северянина овчаркой моей Синарой.
Пришел. Водкой согрелись. Спать уложили. Утром мне на работу, а Нэлка дома, в саманном доме на даче, на отшибе от взглядов людских. Пошел на работу, а подсознание вдруг заговорило – возьми все свои документы да в новый дом или на работу отнеси. Внял рассудку своему да все документы унес в квартиру полученную. Вечером, когда пришел, глядя на физическое состояние, порекомендовал ему сходить в баню и прогреться, чтобы выздороветь, денег дал.
Сходил. Вернулся. А тут речи его дескать пушнину надо реализовать, надо так надо. На «пятом км» на ДПС остановили, т.к. из салона вино водочной продукцией очень сильно пахло, северянин вообще с бодуна был, а я как стеклышко. Открыл дверь, откачнулся инспектор от запаха внутрикабинного и поехал вместе со мной в больницу на предмет обнаружения алкоголя в моей крови. Оттестировала меня эта лейбмедичка и отправила инспектора на свой пост других проверять.
С северянином поехали в Цимлянск, вдруг там его знакомые объявились. Но не нашлось оптовых покупателей на пушнину северянина. А утром он ушел. Взял мой полушубок, шапку. Просто взяли, и ушел за новыми жизненными приключениями доход ему приносящими.
Вечером, обнаружив пропажу, пошел я по ходу выходу из камыша. Нашел я свою шапку. Наверное, не подошла она ему, великоватой оказалась.
С тех пор я его больше и не видел. Вот такой я простофиля, по современным понятиям лохом оказался. Почему-то обидно стало за самого себя и за эти самые северные человеческие отношения.
Второй случай какой-то странный. Через дачу от нас жила семья двух детей имела сына Александра старшего и дочка тоже была. Отца звали так же Александром по фамилии Воробей. Выпивать он особо не любил, рыбачил, занимался разными делами, чтобы достаток в дом принести. Изредка общались.
Переехали мы в полученную квартиру вот сегодня, а утром вернулись с Нэлкой на дачу и обнаружили, что нет ее коврика настенного родителями подаренным, зато вино в десятилитровых бутылях, как стояло, так и стоит. Замок сорван. Вроде бы и ничего существенного и не взяли, впрочем, ничего-то существенного у нас с Нэлкой и не было.
Прошло некоторое время. Зашел с оказией какой-то к соседу Александру и увидел Нэлкин ковер на стене висящим. Ничего не сказал, а подумал, может быть ему этот ковер, как предмет первой необходимости нужен был, хотя и не совсем понятно, почему на стене висел, а не на полу лежал. Кстати и претензий никому предъявить нельзя было – ковров мало было, а если и были все одинакового фасона.
Вот эти жизненные случаи одним словом обозначить можно было – нахлебничество. Понятно, что в разных проявлениях смысла этого слова. В первом случае дар убеждения был, не смотря на молодой возраст, северянин хорошим психологом души человеческой был, удивляться приходится, откуда у него такой дар, вполне понятно, что не божий дар это. Во втором случае примитивное желание жить лучше за счет других не затрагивая при этом никаких умственных затрат, а просто увидел, зашел, взял, ушел и живи дальше пока кто-то за твои деяния морду – лица тебе не набил. Этого я не сделал. Ходили, здоровались. И почему-то он ко мне с большим уважением ко мне относится до сего времени.
Третий случай юношеский. Белокуриха курорт. Я на выздоровлении после шахты угольной приехал. Радом река Бия. На берегу сидим вместе со знакомым по палате. Сидим и радуемся жизни. Тепло, хорошо, осень наступает. Вдруг пыль подорожная, а из пыли прямо на нас лошадь со всадником – всадницей, лошадь вскопытелась, вдруг, увидев нас сидящими на берегу и наездницу чуть-чуть на нас не сбросила. Хорошо, что не сбросила. Посмотрел я на девушку – цыганку, просто так на крупе лошади сидящей. Красивее этого женского создания, как мне кажется, я и не видел. Замер. А она поняла, когда увидела меня, и говорил, поедем со мной комсомолец хороший, жить будем.
Онемел я, глядя на красоту ее, ничего не сказал. Ударила она пятками коня и помчалась дальше, не задерживаясь при этом, хотя многое в жизни людей меняют вот эти мгновения. Посмотрел я в след этой смуглянке – цыганке, вольницы какой-то бесшабашной, когда все жизненные ценности проявляются вот в этой сиюминутной жаждой жизни. Как оказалось позже. Цыганский табор гнал табун лошадей с пастбищ жир нагулявших на мясобойню. Заработок вот такой своеобразный у табора был, наверное, и остается у цыган кочующих по просторам земли нашей.
Последний случай, который я толком никак не могу и объяснить до сих пор. Слушайте.
Мы живет почти пять лет после Чернобыля и ходим на пл. Ленина через жд. пути, через камыши. С осени в середине этих камышей какая-то халабуда – шалаш появился и не исчезает, а наоборот благоустраивается с каждым днем, а вечером и костерок горит. Горит, так горит, никого ведь не задевает и все проходят мимо, и я в том числе. А однажды кучка ребят интернатовских, как стайка зверюшек налетела и смяла этот шалашик с жильцом новоявленным в нем.
Помог я жильцу шалашному, прогнал детей подростков неразумных. После этого теплую одежонку и матрас принес ему.
Помог, одним словом. Мало при этом общались. Как-то особенно и не сетовал он на судьбу свою. В душе я вторил ему, мало ли чего в жизни не бывает. Оказывается, бывает.
Две зимы провел этот бивачный человек в шалаше импровизированном. А потом исчез. Нет его. Поинтересовался я, когда пейзаж местный от шалаша избавился. Взяли его милиционеры наши и поселили его в дом, в квартиру ему принадлежавшую, кстати, он ее не сдавал, платил регулярно. Не понятно было, что он своим вот таким долгосрочным поведением обществу нашему российскому сказать хотел.
Психом он не был. Загадка, а не человек, вернее человек который в первобытных условиях пожить хотел, чтобы испытать себя. Ну, совсем не понятно мне.
Вот такие жизненные судьбы разные. Хотелось бы назвать это жизненной свалкой, но язык никак не поворачивается сказать это. Все-таки это разные жизненные судьбы человеческие.
Свидетельство о публикации №219062300790