3. 28. Соседн наш Баранов

Это когда жили мы долгое время на даче 245 за рынком на восьмой линии.
      
Александр на девятой линии  на  смежном с нами участке жил. Общались. Потом, как и многие другие, квартиру они получили, а дача – дом с утками, гусями, кроликами постоянно их сопровождали и кормили эту семью полную и нормальную во всех отношениях по советским меркам. В общем, работай и не ленись, и все будет у тебя на столе. Вот на этих жизненных принципах и строилась жизнь Александра соседа нашего. Не говоря уже о том, что работал он в качестве строителя на отделочных работах.
      
Одно время работал на передвижной установке, в виде передвижного чуть меньше вагона установке и раствор цементный делал. Хорошо работалось Александру. Семья есть, квартиру дали, дача вот она.
       
Лена, жена его на Атоммаше работала, крупная, пышнотелая не в пример Александру женщина, привлекательная и внимание мужиков окружающих всегда привлекала к себе. На третьем корпусе в качестве техника-технолога работала. Приятно с ней общаться было, наверное, как и все остальным, кто по работе с ней сталкивался. Александр какое-то чувство неполноценности испытывал по отношению к своей жене.
       
В начале просто вот такое чувство, чувство отчуждения к своей жене. Чувство ревнивое и глубоко его ранившее. Хотя Лена и не изменяла ему ни с кем. Александр как-то незаметно потихоньку, полегоньку выпивать, а потом и пить начал. Водка, самогон, а потом по его словам «панфурики» или «фанфурики» разные в виде одеколона и других моющих спиртосодержащих растворов. Как-то так и незаметно для себя самого вышел он на эту линию жизни.
      
Работу бросил, на даче работал со своей живностью. Мясо кур, кроликов, относительный достаток в семью приносил. Но была и преследовала его постоянная болячка, болячка ревностью называлась.
       
Называлась, но совсем необоснованной была. И чего только он мне о своей жене не рассказывал, рассказывал и верил в то,  о чем рассказывал в состоянии своего больного пьяного воображения. Нервное и физическое истощенное состояние на лице его как говорят, было.
       
Я,  сосед, сторонний наблюдатель, все равно тяжело было слушать и смотреть на него.
      
У Александра и Лены дочка Наташа была. Чуть позднее сын у них родился, Александром его назвали, Сан Санычем стал этот маленький сгусток энергии мужского начала. Позднее  Сан Саныч и службу в парашутно-десантных войсках отслужил. Бравым молодцем вернулся из Армии. С женщиной многодетной познакомился, и жить с ней стал. Лена, мать его, в не себя была, а ничего сделать, чтобы разлучить их предпринимать не стала, сын взрослый, сам все решать должен.
       
Дочка старшая Натаха давно уже замужем за Игорем парнем местным, в М.Лучке живут. Живут хорошо и сын у них имеется. Все вроде бы нормально. Ан нет, опять эти житейские обстоятельства. Попал Игорь по пьяни казацкой на тяжелом мотоцикле в аварию, причем  в автономную, с землей матушкой встретился, да прямо в овраге.
       
Выхаживала его теща Лена, практически все за него делала, так как ни руками, ни ногами Игорь в том время ничего делать не мог. Он не мог, а Лена могла и смогла своего зятя на ноги поставить. Вновь семья Натахи полноценной семьей стали жить.
       
Кстати, до этого Игорь в чабарне работал, а я и Александр к нему ездили, баранов на шашлыки привозили и корма разные для кур так же.
            
Еще раз я был в малой Лучке у Игоря. Сын Денис у него уже вырос, совсем большим стал. Лошадь у них имеется, как у нормального казака, да в  придачу и мотоцикл.   
         
Одним словом у дочки Натахи жизнь сложилась, по крайней мере, по казачьим меркам.
            
У Сан Саныча,  знаю, что столярным мебельным мастером стал. О семейной жизни его ничего не знаю.
         
Лена с Александром развелись. Живет он в квартире, в комнате да рядом со своей бывшей женой. До сего времени терзают его сомнения разные и боль от ревности неосознанной,  и не обоснованной к жене, жизни и почему-то к детям своим, почему мало дети внимания ему уделяют, вот такому обиженному. Хотя и непонятно кто и как его обидел в этой нашей такой простой и понятной жизни. Вот ведь вопрос странный такой. А может быть он сам себя взял да и обидел вот этой последней частью жизни своей и почему-то до сего времени этого и понять не может?