Исповедь

     Добрый день, Сергей Николаевич! С нетерпением жду декабрьский номер «Слово
Забайкалья», - очень хочется посмотреть, «пощупать», что это за журнал.
     Разумеется, обшарил интернет, чтобы узнать о Вашей работе в прошлом, и Вашей, как я понял, тоже не простой Судьбе. Вы – литератор-профессионал, я - писатель-самоучка, но «Забайкальский рабочий» и для меня памятное и дорогое издательство.

     Несмотря на довольно большое число моих публикаций в сибирских СМИ, гонорар я получал в своей жизни лишь трижды, и все три раза - от «Забайкальского рабочего» (правда,грамотами и дипломами от других разных издательств вполне можно
комнату обклеить).
     Так вот, первый свой гонорар в 30 рублей с копейками я получил в 1987 году за публикацию в «Забайкалке» очерка «Горный человек Михайло Ломоносов». Я в ту пору занимал должность заведующего лабораторией «Горной геомеханики и рационального использования недр» в Читинском филиале института ВНИПИгорцветмет.

     Новая попытка опубликоваться в «Забайкальском рабочем» состоялась в 1988 году, когда я подвергался жестоким гонениям «нашей любимой партии». Чтобы рассказать об этой публикации никак не обойтись без многострочной и утомительной преамбулы.
     У меня возник тогда острый конфликт с новоназначенным директором филиала – В.С. Петуховым(прежде - директором Нерчинского полиметаллического комбината),который, как говорили «в народе», дверь в обком партии ногой открывал.

     Причина состояла в том, что я отказался подписать липовый акт об экономической эффективности опытных работ на Нежданинском руднике. Отказался, чтобы не оказаться, как говорят рыбаки, «на кукане».
     Не напрасно на Руси говорят: «не писай против ветра». Конфликт с директором вскоре перерос в осуждение меня партийным бюро, а вслед за этим и обкомом партии.
    
     На партбюро мне вынесли строгий выговор с занесением в учётную карточку с формулировкой: «За попытку шантажа парторганизации, искажение фактов, и демагогию». Ничего себе?!! В конце 30-х за это, как известно, к стенке ставили.
     Попыткой шантажа было воспринято моё заявление о намерении обжаловать это решение в более высоких партийных инстанциях.

     Попытка убедить в моей правоте бывшего тогда секретарём обкома партии Малькова только усугубила ситуацию. Вскоре под предлогом сокращения штатов и изменения профиля работы возглавляемой мною лаборатории я был уволен из института. Лабораторию действительно переименовывали, но при этом тематика работ осталась прежней. Продолжали в ней работать и все мои прежние сотрудники.

     Представьте себе, Сергей Николаевич, в каком положении я оказался. Еще два месяца назад я был признанным специалистом, уважаемым в городе человеком. Мой портрет три года подряд красовался на доске почёта,как руководителя подразделения
– многократного победителя соцсоревнования. Я был председателем ГЭКа в Читинском горном техникуме; ко мне регулярно обращалась областная прокуратура с просьбой
дать техническую оценку несчастным случаям на подземных горных предприятиях области; политехнический институт обращался ко мне с просьбой прочитать студентам цикл лекций по горной тематике.
    
     А тут вдруг рухнуло всё. Я остался без работы. При обращении по этому
поводу в тот же политехнический институт проректор по учебной работе, отводя в сторону глаза, говорил мне: «Пойми меня,Владимир Михайлович, позвонили из обкома, сказали, что ….».
     Я почувствовал себя изгоем. А ведь у меня была семья, двое ребятишек ….
Нет, с голоду я не умер, нашёл способ заработка, - где официального, а где и неофициального. Выполнял обязанности экскурсовода в автобусах, доставлявших отдыхающих на забайкальские курорты, однажды – даже слетал с ними в Киев (это было вскоре после трагедии на Чернобыльской АС).

     Читал на предприятиях и в организациях области лекции по линии общества
«Знание» о даурском походе Петра Бекетова. Работал грузчиком на Читинском мясокомбинате, занимаясь в том числе и загрузкой бригадой из 4-х человек 40-тонных вагонов-холодильников коровьими полутушами. Это было на пределе моих физических возможностей.

     Пришлось бросить эту работу. Уехал на турбазу Кука, где близко познакомился с её директором – дальним потомком сосланных в Сибирь польских повстанцев Бурдинских. Стал работать экскурсоводом. Летом водил отдыхающих на голубичные ягодники и знаменитую в тех местах Кресловую сопку – место древних бурятских жертвоприношений; зимой - показывал отдыхающим заячьи тропы и козьи лёжки.
     Под новый год вырубил изо льда гигантскую фигуру Деда Мороза, водил телеоператоров по таёжному лесу, изображая из себя деда Мороза.

     Директор турбазы Вениамин Владимирович Бурдинский дал мне возможность заработать средства для поездки в Москву. Кроме работы экскурсоводом и подменным истопником в двух маломощных котельных турбазы, поручил мне обновить в столовой надписи на разделочных досках, чайниках, котлах и прочей посуде, типа: «для разделки мяса», «… рыбы», «чай», «кофе», «кисель» и проч.; написать номера на дверях помещений отдыхающих. При этом я продолжал писать и отправлять письма
в разного рода партийные, судебные и административные инстанции в стремлении реабилитироваться.
     Вот тогда-то, в канун нового 1988 года в соавторстве с директором турбазы
я и написал объёмную, полную энтузиазма статью в «Забайкальский рабочий» о перспективах развития туризма в окрестностях Читы на базе таких исторических объектов, как Иргень-озеро, где когда-то стоял Иргенский острог, ручей Рушмалей, вдоль которого казаки шли к Ингоде, казачьем зимовье в устье её притока - реки Черновки, положившее, как считали, начало будущей столице края.

     По непонятной для меня причине материал этот на долгие месяцы «залёг» в редакции. Через полгода,оказавшись в Чите, я зашёл в редакцию, чтобы узнать о его судьбе. Там, оказывается, знали о моих партийных неприятностях. Правда, к тому времени я уже сумел добиться снятия с меня партийного взыскания комиссией горкома партии. Но сменивший Петухова на посту директора филиала недавний обкомовский работник Г.И. Лушников по-преднему упорствовал в восстановлении меня на работе.
В эту круговерть были вовлечены даже такие, без сомнения известные Вам газетчики,  как Гамов и Клёва, - корреспонденты «Советской России» и «Комсомолки».

     Из сбивчивых объяснений сотрудников «Забайкальского рабочего» я понял, наконец, причину задержки публикации нашей статьи. Спросил В.П. Братушева (он работал тогда в отделе информации) считает ли он дельным этот материал. Получив
положительный ответ, написал письменное заявление с просьбой об исключении меня из авторов статьи. Предложил опубликовать её под авторством директора турбазы В.В. Бурдинского, сообщив о согласованном с ним решении гонорар за статью перевести в детский фонд имени В.И. Ленина (кажется, так он тогда назывался).
Статья была опубликована, когда я уже был в Москве.

     Я добился-таки восстановления меня на работе в прежней должности. Но для этого пришлось пройти, не могу назвать по-другому, многие «круги ада», - и Верховный суд, и ЦК, и Комитет народного контроля при ЦК. Я уж не говорю о многочисленных встречах с руководством головного института и министерства.
     Я был восстановлен через 466 дней после моего увольнения. Думаю, Вы представляете, сколько мне это стоило труда и нервов.

     Разумеется, выстоял я благодаря поддержке немалого числа моих читинских друзей и коллег, оказывавших мне разного рода помощь зачастую с риском для своей собственной карьеры. Бесконечно им благодарен.
    
     Что касается моего ярого преследователя - директора филиала Петухова, то его без объяснений выпроводили на пенсию. Ходили слухи, что напоследок секретарь обкома Мальков заявил ему: "на хрена было затевать эту историю, если не был уверен, что справишься с этим парнем, только обком партии в дурацкое положение поставил". Вполне в духе того времени.
   
     Восстановление меня на работе, как сказали мне мои друзья – старожилы Читы и знатоки тамошних нравов, запятнало «мундиры» немалого числа партийных и административно-технических руководителей города. Теперь,  сказали мне мои друзья-читинцы, тебя станут караулить. Допустишь какую-либо оплошность в работе, - раскрутят по полной программе. А если сам не допустишь оплошности, так спровоцируют. Так, что, если есть возможность и стоящие предложения, – уезжай.

     Я, конечно, очень привык, если не сказать полюбил и привязался к Забайкалью за почти двадцатилетнее там проживание, но, подумав, решил: надо соглашаться. Тем более, что меня действительно пригласили в создававшийся тогда в Красноярске новый институт.
      
     Вот, Сергей Николаевич, при каких обстоятельствах мне пришлось оставить Читу. Последний раз я обратился в редакцию «Забайкальского рабочего» со своими материалами относительно недавно, - в 2013 году.  Были опубликованы очерки: «Государев человек» и «К истории открытия Аргунского месторождения». И. как это ни удивительно, вновь получил за свой труд гонорар.

     У меня сохранились дневниковые записи того времени, - три толстые общие тетради 1986-го – 1988-го годов. Мои литературные друзья, знавшие о содержании этих дневников, не раз говорили мне, - пиши, это великолепный материал для книги. Но писать об этом как-то всё не получалось. - слишком много было  разного рода других забот. Так пусть эта история сохранится хотя бы в форме Исповеди.
     Время летит - мне уже 80

     С уважением, В. Бахмутов, или, как говаривали в старину - "Честь имею!"