Первое прикосновение славы

                ПЕРВОЕ ПРИКОСНОВЕНИЕ СЛАВЫ



        «Что слава? Яркая заплата на ветхом рубище певца», не без оснований утверждал поэт. С Cерафимом Семионовичем слава обращалась как-то не так. Их отношения были далеки от идеала. На плечах внакидку у него лежало полотенце, а яркую заплату можно было пришить разве что к плавкам. В тот момент он стоял на берегу небольшой, но шустрой Медведицы и наблюдал за омовением своего отряда. Инструкция предписывала одному наблюдателю быть в воде, сторожа линию буйков, а второму на берегу, но он не мог совместить в себе двоих или раздвоиться. Воспитательница со вчерашнего утра отбыла в город с инспекцией жизни мужа и ребёнка. Перед отъездом Ирина Петровна погрозила пальчиком: «Никаких железных алых парусов, понимаешь?».  Предвкушая сегодняшнюю утреннюю рыбалку с Серёжей, он согласно  кивал, вспоминая, как с этим мальчиком ещё в начале смены они далеко от лагеря обнаружили кусок железа парусообразной формы в профиль. С большим трудом приволокли, установили, закопали и покрасили в алый цвет в уголке их отряда, который так и назывался «Парус». Поссорились тогда. «А если, какой-нибудь дурак мальчик толкнёт умную девочку (обратного Ирина Петровна не допускала), и она головой об это чудовище? Выкопать и отнести. Туда, откуда взяли». Выкапывать не пришлось. Он созвонился с местными собирателями железа и те приехали за ним на машине, прихватив, как он просил,  мороженое на весь "Парус", оставшийся без паруса.
      Залезать в «лягушатник» не хотелось. Сам он предпочитал купание в ночные часы, после отбоя, наедине с рекой и звёздами. Впрочем, он был не прочь присоединить к этому единству и Леночку Штейн, вожатую с матфака, но она каждый раз с улыбочкой отвечала, что сначала подумает, а потом сглупит. Филологи, наверное, наоборот. Как это звучит в частушке: «Гармонист, гармонист, положи меня на низ, а я встану погляжу, хорощо ли я лежу». Своего рода раздвоение личности, на тело и душу, скажем. Тело лежит, а душа оценивает. Или скрытая фотокамера, а в общем случае это возникновение наблюдателя, читателя, слушателя, зрителя. Возникновение из ничего, потому что слов, указывающих  на этого третьего нет. Более того этот третий – лишний. Рассуждая так, он принялся пересчитывать тела в узком пространстве купальни, учёл трёх выходящих изводы девочек, Толю Мошкина с приятелем и биноклем, поочерёдно рассматривающих то ли ножки девочек, вероятно, проверяя утверждение Пушкина: «Но вряд найдете вы в России целой три пары стройных женских ног», то ли другой берег, окаймлённый камышом, то ли чью-то головку, поплавком тонущую и всплывающую, далеко за чертой буйков и уже сильно сбоку. Неужели мой? Он прыгнул в воду с намерением наказать и попугать нарущившего запрет мальчика, но, подплывая, увидел девочку с синеватым отливом лица, которая то погружалась, то всплывала, а вместо классического: «Спасите!», понукала то ли себя, то ли спасителя: «Но-но-но». И при каждом понукании вода вода вместе со слюной выплёскивалась из её рта. Он испугался, что она сошла с ума и представляет его или себя лошадкой, и попробовал пошутить: «Подожди, запрягусь и поедем». Звуки прекратились, и он узнал её. Тайка, тихая домашняя девочка. Никогда не подозревал в ней особенной прыти. Кстати пришлись её длинные пышные волосы, но они были мокрые и скользкие, слишком вежливо захватил ладонью. Русалка выскользнула и стала тонуть. Шершаво поскребли по животу водоросли. Всё дело в ножках, судорога, сообразил вдруг он, подныривая под неё  и кусая одну лодыжку. Это снимается резкой болью. Та ли эта ножка? Получив болезненный удар в скулу другой ногой, понял, что не ошибся. Укусил, так сказать, человеческое страдание в её лице. Барахтаясь, девочка уходила на поверхность. Пугали только её закрытые глаза, но, теперь он работал  двумя руками и сумел сделать один оборот волос вокруг руки, замкнув второе кольцо восьмёрки в кулаке, сделав надёжную упряжку, и, откинувшись на спину, поплыл к берегу. Чёрные Тайкины волосы на руке казались траурным крепом, но он гнал от себя эти мысли другой символикой. Восьмёрка. Восемь людей после потопа, бесконечность на боку. Перекрученная лента Мёбиуса. Модель пространства-времени- движения Сергиенко. Будем жить. Вскоре подплыл рыбачок Серёжа, которого он про себя называл своим адъютантом, и ускорил процесс буксировки бесчувственного тела. Их отнесло далеко в сторону от купальни, от жёлтого песочка, и пришлось уложить Тайку на траву, мелкие веточки и листья. Он стал делать искусственное дыхание по системе рот в рот. Пульс едва прощупывался. Вода не лилась, не отпуская жертву уже изнутри. Он надеялся только на антиБродского, что и замкнутый круг, должен вновь разомкнуться, и открыть перспективу. «Сисничек расстегни, – посоветовал рыбачок. И, как ни странно,  оказался прав. При очередном впрыскивании воздуха из Тайкиного рта вырвалась сильнейшая струя воды и слизи. Обрызгало лицо. Утопленница ожила. Села. Сисничек сполз к трусикам. «Ой!» – «Они все бегут сюда», – предупредил адъютант. – «Так это прекрасно, Серёжа. Пересчитай, чтоб были все.  Двадцать три без тебя».  Полминуты спустя орда подростков была здесь, но белые яблочки были уже скрыты. Разве что  не рыбьих зубок отметина была подозрительной.  Но мало ли что водится в воде, некий скучающий русал, например, пожелавший завести хозяйку. Как говорил в своё время  старик Гейне, «чтоб лучше запомнил я клятвы свои, ты в руку меня укусила». Оставалось скомандовать: «Одеваться! Строиться! Никому ни слова, иначе оставшиеся дни будем барахтаться в бассейне». Но, увы!  Отозвав его в сторону, Серёжка прошептал, что наблюдатели с биноклем, расписывают виды. Припугнуть их что ли для вразумления?  Постучал ему пальчиком по лбу для того же самого: «Не надо. А то ещё увидят воображаемое. Но доверенное лицо мыслило в вывихнутую сторону изумлённых девочек дежурных у лагерных ворот: «Всё кругленькое, всё на месте. А то эта костлявая половинка Эйнштейна!» Надежда, что происшествие останется во внутреннем кругу, улетучилась. Уже бежали к ним навстречу физрук, мальчики из спортотряда,медсестра,с ходу выясняя кто тонул или утонул.Таю повели в медкабинет проверять пульс,давление и на остаточные явления. 
    В полдник, когда он подошёл к Леночке Штейн, та посмотрела на него строго и презрительно: «Иди прочь от меня. Лолитчик!». Чёрт его дёрнул рассказывать содержание «Лолиты» этой девушке. Но кто же знал? Перед ужином сокурсник Димочка, с которым столько было откровенных разговоров о жизни и литературе, фальшиво удивился, напрашиваясь на кулак: «Тебя еще не посадили за малолетку?  Ну-ну. Я пошутил… но вообще выбор одобряю». Еда приобрела какой-то отвратительный вкус, и он ограничился только компотом. После вечерней линейки старшая вожатая завела к себе, и он приготовился к худшему. Усадив провинившегося юношу за стол, она стала фланировать перед ним и изрекать прописные истины. Потом последовал оргвывод: «Плакала твоя отличная характеристика».
          – Да чёрт с ней. Только ради Бога, я нарушил инструкцию, а не…
          – Не девственность, – ядовито добавила Настюша Леонидовна. – Я так и напишу, что отличался склонностью к эротическому массажу в присутствии юных зрителей». Это могло повлиять на повышенную стипендию, и он потерял лицо, залепетал, что исправится, а та, прижавшись к нему, прошептала на ухо, что она подумает об его исправлении и наказании. Подумалось, что в жизни у него создалось такое положение, которое в шахматах называется цугцвангом, когда каждый ход ведёт к ухудшению.
          – Надо идти… А то как бы мой  железный «Парус» не утонул.
          – Не утонет. Я позаботилась. Объявила твоим будущим журналистам конкурс на сочинение-рассуждение на тему «Смысл дня, минуты, мгновения ока». С публикацией лучших в местном журнале. Не желаешь принять участие?
 
В шахматах это наэывалось бы мат. Но всякий минус, исключая самый большой, имеет свой маленький плюс. Если прошлой ночью в палате девочек вздумали готовиться к конкурсу песни, а мальчики в порядке подготовки к шашечному турниру устроили битву подушками, то теперь стояла тишина, прерываемая всплесками негромкого разговора. Прошёлся по коридорчику.В палате мальчиков Серёжа рыбачок давал своё интервью: «Она хотела уплыть на тот берег, но мы её развернули». – А на нашем берегу? – Продолжала плыть в том же направлении, но мы люди тренированные… А у девчачьей двери, явно с расчётом на посторонних Оля Цветкова возвысила голос: «И за кого бы из них ты вышла бы замуж?» Оказалось,что Тайка ещё не решила.Но конкурс, по всей видимости,набирал силу,и Оленька продолжала: "Телесной жаждою томима, /Я выплывала за буйки, /И увлекла я Серафима / В стремнину бешеной реки". Слушать дальше он не стал,боясь оскоромиться. В своей келье его поджидал залетевший в форточку бумажный самолётик. Расправил крылышки и прочёл написанное жёлтыми печатными буквами:
                И как всегда вопросов не имелось,
                Поскольку жизнь ложилась на весы,
                Ты снял лишь сисничек, а мне хотелось,
                Чтоб хоть когда-нибудь – трусы.

    Приехавшая к моменту послеотбойного угомона мальчиков и девочек Ирина Степановна странным образом тоже была в курсе всех и даже перевсех событий: «Ну, мужики. Приехала. Замок на воротах сломан. Машину у друга оставил… Ребёнок третий день на пельменях и блинчиках. И ты тоже. Чёрт тебя дёрнул водить их на реку.  Бассейна им не хватало.  Какие кранты? Дурачок, ты ничего не видишь. У этой Настюши – коттеджик в городе. Папаша – директор завода сеялок. Как сыр в масле будешь кататься…».
            Но ночью ему снилась Тайка, и он тонул вместе с ней, и ходил по дну как торговый гость Садко, и ревела медведица между речкой того же названия и теми же созвездиями Большой и Малой. А на другой день, не ожидая ничего хорошего, он шёл знакомиться с Тайкиными родителями, но она пошла к нему навстречу, поблёскивая глазками. Взяла за руку и представила: «Это наш вожатый, Серафим Семионович! Настоящий ангел!»