Легенда об инквизиторе. Переложение в рифму

На основе главы «Великий инквизитор» из романа Ф.М.Достоевского «Братья Карамазовы»

********

Лавром и лимоном пахнет воздух,
Ночь черна, недвижна и гулка –
Словно мир дневной ещё не создан.
Старческая твёрдая рука

Отворяет дверь тюремной клети
В душном, мрачном здании суда –
И лампада, обвиняя, светит,
И в огне её горит беда.

Сводчатые стены ловят блики,
Заглушая скрежеты замка.
Инквизитор – властный и великий
Смотрит на пришельца свысока.

Молча и недвижно – словно верить
Не готов ещё своим глазам...
Наконец, стук сердца поумерив,
Вопрошает: – Это Ты? Ты Сам?

Нет, молчи! – себя же прерывает –
И какой Ты мог бы дать ответ?
Всё, что скажешь, каждый уже знает,
Повторяться права больше нет.

Ты пришёл мешать нам? Но зачем же?
А пришёл мешать – Ты знаешь Сам.
Ты однажды был уже отвержен
И ещё раз будешь – аз воздам!

Я не знаю точно и не жажду
Знать, кто Ты, но я Тебя виню.
Слушай, я не повторяю дважды: 
Завтра я предам Тебя огню.

Ты ли это или только маска –
Завтра как страшнейший еретик
Будешь предан смерти при огласке,
И толпа плевать в Твой будет лик.

Тот народ, что целовал сегодня
След Твоей ноги, Тебя сожжёт,
И чтоб сделать так, как мне угодней,
Уголья к кострищу принесёт.

Ты, наверно, снова это знаешь…
Да, Ты будешь снова осуждён.
Ведь вторым приходом Ты лишаешь
Их всего, с чем был для них рождён.

Ты уже не обладаешь правом
Возвестить хоть что-нибудь ещё,
Повторить Свою не можешь славу –
Но лишь долг, какому посвящён.

А иначе Ты лишишь свободы
Тех, кому Ты дал её тогда.
Если явишь чудо Ты народу –
Вместо веры явится беда,

А свобода веры вместо чуда –
Главное в учении Твоём.
И попрать её, держать под спудом –
Значит, пренебречь Своим трудом.

Ты учил, что явлен дать свободу, –
Так иди к ним ныне и смотри,
Как воспринят Твой призыв к народу,
Что они на деле обрели…

Полтора тысячелетья кряду
Мы боролись с этою бедой,
И теперь за все труды награда
Нам их вера в парадиз земной.

И сейчас всё те же люди верят
В рай не в небесах, а на земле
И себя при всех своих потерях
Чувствуют свободными вполне.

Именем Твоим мы им солгали
Ради их же блага и пути,
Ощущенье счастья им создали
И к практичной жизни привели.

Человек – бунтарь в своей природе;
Разве может быть он счастлив в том?
Разве, пребывая на свободе,
Не разрушит ею он свой дом?   

Знал об этом Ты и всё же верил
В сообразность Своего пути.
Отвергая сотни упреждений,
Ты упрямо продолжал вести

Их к свободе – значит, и к несчастью,
Потому что несчастливый тот,
Кто решает всё своею властью
И за всё ручательство берёт. 

Ты отверг реальный путь их к благу.
К счастью, Ты оставил право нам
Принимать их в верности присягу,
Уподобив нас земным богам. 

Уходя, Ты передал нам Дело,
Дав предлоги судьбами вершить.
Мы употребили их умело,
Так зачем пришёл Ты, чтоб лишить

Нас такой возможности отныне?
Страшный, умный и великий дух
Говорил с Тобой тогда в пустыне,
Искушая, обольщая слух…

Дух небытия и ничиженья
Возвестил тебе вопроса три,
В них решая все Твои сомненья,
Но отверг Ты их – и вот, смотри:

Ты не понял истины, звучавшей
В тех вопросах трёх; не понял Ты:
Эта весть являлась настоящей,
В ней и были к радости мосты. 

В появленье их и было чудо!
Если бы тогда утратить их…
Для примера речь веду, как худо,
Если б мы не слышали о них:

Если б смысл их был потерян нами,
Если б три вопроса вечных тех,
Молвленных ужасными речами,
Были бы забыты, как на грех,

Если б вместе с книгами пропали
И бесследно канули во тьму –
Если бы обязаны мы сами
Были их постигнуть глубину,

Если б надлежало нам их снова
Сочинить, измыслить и внести
В текст священных книг первоосновой,
И к тому всех мудрецов свести,

Всех учёных, всех царей, поэтов,
Всех, кто философствует в ночи,
Всех, кому по силам подвиг этот,
Всех, в ком голос разума звучит;

И задать им должную задачу:
Сочинить, найти вопроса три –
Но такие, чтобы в них означен
Был весь смысл, желаемый людьми,

Чтоб они служили маяками
Всей людских стремлений на земле,
Чтоб они всю соль собой являли
И объяли б всё собой вполне,

Чтобы, соответствуя задаче,
Выражали б сверх неё всю суть,
В трёх лишь фразах полностью означив
Все желанья, все мечты, весь путь

Человечества к дарам желанным,
Всю его историю вовек, –
Думаешь, что разумом, нам данным
Мы б смогли осилить тот проект?

Даже вместе, даже совокупно
Мы бы это сделать не смогли.
Никогда не стал бы нам доступным
Смысл вопросов, шедших из земли,

Вся их ясность, мощность и глубины.
По одним вопросам этим Ты
Должен был понять, что Ты покинут
И с небесной свергнут высоты.

По одним вопросам этим вечным,
Если бы хотел, то понял Сам:
С абсолютным, а не с человечьим
Разумом беседовал Ты там.

В этих трёх вопросах был объявлен
Весь постисторический прогноз.
Триедино слитый, был предъявлен
Основной мотив любых угроз.

Вся людская противоречивость,
Совокупность всех людских проблем
В тех вопросах целиком явилась,
Дав ответ на каждую из тем.

Полтора уже тысячелетья
Минуло с тех пор – и знаем мы:
Страшный дух на все из них ответил,
Всё предрёк, явив на свет из тьмы.

Возвестил о будущем надёжно,
Так, что ничего добавить сверх
И убавить тоже невозможно.
Сам реши: кого же ждал успех?

Кто был прав: Ты или он в итоге?
Вспомни, что он говорил, ясней:
В мир пришёл не в царственной Ты тоге –
Так чего же ждал Ты от людей?

Ты пришёл к ним с голыми руками,
Дав свободы неземной обет.
Что понять они могли бы сами?
Им неведом истин этих свет.

В простоте своей, в своём бесчинстве
Даже и помыслить не смогли б
Чтоб от нужд своих себя очистить
И к свободе обратить свой лик.

Непосильна и тяжка свобода!
Ничего ужасней в жизни нет.
Так зачем сей страшный дар народу
Предложил Ты до скончанья лет?

Должен был Ты обещать иное.
Посмотри: повсюду камни тут –
Преврати их в хлеб – и за Тобою
Тотчас все, как стадо, побегут

Благодарно, слепо и послушно,
Опасаясь, что отнимешь вновь…
Только это им на деле нужно,
Только в этом видится любовь!

Но Ты жаждал дать одну свободу,
По Себе судя о них – о всех.
Послушанья не дал Ты народу,
Рассудив, что сделка – это грех.

Ты не стал их подкупать хлебами,
Возразив, что человек живёт
Не единым хлебом. Но восстанет
Дух земли и поведёт народ

На Тебя, сразится и одержит
Над Тобой победу – и опять
Все пойдут за зверем тем, как прежде,
Не переставая восклицать: 

Это он нам дал огонь небесный!
Знаешь ли Ты, что пройдут века,
И научным разумом чудесным
Будет изменён сам смысл греха?

Что устами мудрости извечной
Будет дан новейший постулат:
Преступлений нет бесчеловечных,
Есть лишь тот, кто нищетой объят.

Накорми – и лишь потом истребуй
Добродетель, веру и добро.
Дай сначала мёда нам и хлеба –
И лишь после требуй от даров.

Этот лозунг вспыхнет на знамёнах
Поколений будущих в веках,
Против Твоей веры обращённых
И повергших храм Твой в тлен и прах. 

И на месте храма вновь восстанет
Башня Вавилона – до небес!
Снова не достроится… Но явит
Предвкушенье жизненных чудес.

Ты бы мог избегнуть их страданий
В бесполезном, суетном труде,
Дав им сразу всё, без притязаний
На их души, слабые в беде.

Но Ты не хотел. Ты стал их мучить.
На тысячелетия обрёк
Их, убогих, на слепую участь
В тщете и нужде влачить свой срок.

Но они придут – придут за нами,
Разыскав нас, изгнанных Тобой,
И вскричат: – Нам рая обещали! 
И огня с небес! Но ни одной

Крохи манны с неба не упало.
Накормите нас! – И мы пойдём,
И достроим башню поначалу,
И её святыней назовём.

Никогда без нас не будут сыты
Эти люди, алчущие благ.
Результаты никаких открытий
Не дадут им пищу и очаг

До тех пор, пока они в свободе
Сами предоставлены себе.
Кто свободен – тот к труду не годен,
Вольность испокон сестра нужде.

Люди не умеет быть свободны:
Они сплошь безвольны и глупы,
Мелки, грешны, злы, не благородны,
И в своих амбициях слепы.

Никогда им не договориться
Меж собой, как дом устроить свой.
Так и будут бесполезно биться,
Пока к нам не явятся толпой,

Осознав, что сытость и свобода
Несовместны, как добро и зло.
И желанье жить властям в угоду
Зародится вольности назло.

Захотят и в кабалу, и рабство,
Только бы не впроголодь опять.
Ты же обещал им только братство
И не пожелал того понять,

Что с земным, насущным, лёгким хлебом
Твой небесный артос не сравним –
Никогда народ аскетом не был.
Даже если с именем Твоим

Тысячи и тысячи восстанут –
Что же станет с миллионом тех,
Что Тебе последовать не станут,
Выбрав хлеб взамен небесных стрех?
 
Или Тебе дороги лишь боги –
Лишь десятки тысяч среди всех?
Остальных же, как песок с дороги,
Ты готов отбросить без помех?

Ты пришёл лишь сильных взять с собою?
Остальные – просто инструмент?
Ты не озабочен их судьбою,
Никогда ты не любил их, нет!

Но мы также ценим и убогих,
Даже больше всех мы ценим их!
Ты спасёшь свободою немногих –
Мы спасём господством остальных.

Да, они бездумны и порочны,
Но они и станут той толпой,
Кем мы будем властвовать бессрочно,
Уведя от Бога за собой.

Нас они провозгласят богами,
Нам дивиться будут и считать,
Что спасли мы их, погибнув сами,
Потому что согласились взять

Ношу непосильную – свободу,
Что жестоко мучила собой, –
Дав как привилегию народу
Право не владеть своей судьбой.
 
И мы скажем им, что мы послушны
Лишь Тебе – и именем Твоим
Мы обманем их простые души,
Потому как счастья им хотим.

В том обмане – жертвы нашей святость,
Наш священный дар во имя их.
Да, мы лжём, но лжём мы непредвзято,
Ради блага, ради них самих.

И страдаем в этой лжи безмерно…
Вот  что значил вечный тот вопрос,
Первым что тогда закономерно
До Тебя великий дух донёс.

В том вопросе тайна состояла,
Тайна величайшая из всех:
Перед кем склониться предстояло,
Чтобы жить в дальнейшем без помех.

И приняв хлеба, Ты бы ответил
На тоску, терзавшую людей
Вместе и по одному: на свете
Есть такое, что всего сильней, –

И чему пристало поклониться.
Потому что поклоненье есть
Та нужда, что в каждом проявится
Рано или поздно. В этом весь

Смысл исканий человека в жизни.
Ищут все, чтобы в конце пути
Слившись сообща в духовной тризне,
Общую молитву вознести.

Преклониться вместе, только вместе –
Разом, как единый организм –
В этом антиличностном протесте
Видят люди высший гуманизм.

Потому и ищут, что бесспорно,
Что в душе у каждого найдёт
Отклик одинаковый, – позорно
Им признать, что будничный расчёт

Ими движет. Им нужна святыня –
Общая на всех, они хотят
Быть единым – присно, как и ныне.
Только это и боготворят.

Жалкие созданья… Век от века
Ради бренной общности пустой
Идолам заместо человека
Поклонялись люди в вере той. 

Истребляли города и страны,
Создавали вычурных богов,
В битве за всеобщность неустанно
С плеч сносили тысячи голов,

Призывая: будь, как я, уверуй
В то, во что я верю – а не ты,
Или смерть тебе! – И эти меры
Вечны, как всеобщие мечты.

До скончанья мира так и будет:
Даже если боги пропадут –
Каждый в заблуждениях пребудет,
Все пред ликом идолов падут.

И Ты знал о том! Не мог не знать Ты!
Но Ты преднамеренно отверг
Те неоспоримые штандарты,
Под какими шёл бы человек,

Чтоб Тебе всецело преклоняться…
Ты попрал земного хлеба стяг,
Заменив заоблачным эрзацем
С обещаньем послесмертных благ.

Всё во имя призрачной свободы…
Так взгляни же, что наделал Ты:
Нет опасней дара для народа,
Нет неистребимее мечты,

Чем отринуть прочь свободу эту,
Передав да хоть кому навек,
Чтоб о ней и память скрылась в Лету –
Не желает риска человек.

Но отдаст её он не бесплатно,
Он взамен потребует того,
Чтобы его совесть безвозвратно,
Навсегда покинула его. 

Кто людскую совесть успокоит,
Ничего не требуя взамен, –
Обольщеньем мир переустроит,
Души захватив в бессрочный плен.

И отдав их, люди позабудут
Даже хлеб, лишившись тем всего, –
Но пойдя за обольстившим, будут
Прославлять его как божество.

Ты был прав в одном: народу важно
Точный смысл в деяньях обрести;
Без него и муторно, и страшно
По пути бесцельному идти.

Цель нужна любому непременно,
Только Ты ошибся, дав не ту.
Ты прельщал свободою безмерной,
А исполнить должен был мечту

О бездумном, сладостном покое –
Он дороже жизни и хлебов.
Совесть радикально успокоив,
Ты бы их избавил от грехов,

Дав о них забыть, – но Ты дал помнить!
Ты сошёл с ума в стремленьях тех,
Если думал, что пришёл исполнить
Их надежды, не ссудив им грех,

Не списав его вперёд, авансом,
За всё то, что сделают они.
Пренебрёг единственным Ты шансом
Безграничной власти над людьми.

Ты их не любил, Ты стал им карой,
Не снабдив защитой их в Себе,
Их принудив к выбора кошмарам
И отняв всю ясность в их судьбе. 

Ты обременил их чувством долга
И вины, с раскаяньем смешав,
Поселил смятенье в них надолго
И лишил всех инфантильных прав.

Ты желал любви от них – но отнял
Всё, что им опору дать могло,
Обязав самих их безотчётно
Предрешать, что есть добро и зло.

Вместо стародавнего закона
Предложил Ты им всего лишь знак:
Только слово им теперь икона,
Только образ Твой теперь маяк…

Неужели Ты считал, что вечно
Человек мириться сможет с тем,
Что теперь не высший – человечий
Нужен суд по каждой из проблем?

Неужели Ты и не подумал,
Что отвергнут будешь, как злодей, –
Ведь Твои слова смутят их думы
И предстанут пыткой для людей.

Ведь на их чувствительные плечи
Взвалишь Ты громадный груз забот –
И никто не сможет быть беспечен,
Раз под гнётом совести живёт.

Не вини других – Ты Сам виновен,
Царствие Своё Ты Сам попрал,
Гибель заложив в его основе.
Страшный дух не это предлагал.

Есть три силы, три могучих силы –
Главный управленья инструмент,
Коим править можно до могилы:
Чудо, тайна и авторитет. 

Ими победить умы возможно,
Успокоив совесть навсегда:
Ведь всё то, что верховенству можно,
Не дерзнут плебеи никогда.

Но Ты всё отверг и стал примером
Нового, особого пути:
Ты воззвал к тому, чтоб только с верой
За Тобой отважились идти.

Страшный дух когда Тебя поставил
На вершине храма и сказал:
– Падай! – Ты и довод не представил,
Почему Ты делать то не стал.

Ты явил Себя без доказательств,
Ты ничем Себя не утвердил,
Кроме слова. Против подстрекательств
Ты ничто в ответ не предъявил.

Дух сказал: – Яви Себя как Сына,
Упади – и ангелы Тебя,
Подхватив заботливо, с вершины
Понесут, лелея и любя.

Убедишься Сам, что Сын Ты Божий,
И доверье выкажешь Отцу,
И предъявишь людям, что Ты можешь. –
Но Тебе резоны не к лицу!

Ты имел реальную возможность
Чудо всем явить – но не явил.
Тот апломб – Твоя неосторожность:
Ты сомненье в людях зародил.

Да, Ты знал, что бросившись с вершины,
Ты искусишь Господа Собой
И утратишь веру – ведь причины
Нет к проверкам, если Ты – святой,

Если веришь честно. Но они-то!
Что Ты ждал от них? Они ж не Ты!
Всё в единый сплав у них отлито:
Вера, ересь, чудо и мечты.

Веры нет для них без доказательств,
Чудо Ты был должен предъявить
Как залог Твоих же обязательств
Перед ними всё осуществить,

С чем пришёл Ты. Не сильна природа
Человека, чтобы отвергать
В самый пик душевной непогоды
Чудо – и всё разумом решать.

О, Ты знал, что подвиг Твой представлен
Будет в миллионах разных книг,
До глубин времён он будет явлен –
Человек с ним мог бы стать велик,

И остался б с Богом, и без чуда
По пути вменённому пошёл...
Но, увы, обманывать не буду:
Этот путь для всякого тяжёл.

Ты не знал, что отвергая чудо,
Человек отвергнет и Творца:
Только чудо ищет он повсюду, –
К Богу не воротит и лица,

Если чудо следом не предстанет.
Знахарю, гадалке, колдуну
Он усердно поклоняться станет –
Было б чудо явлено ему.

Был бы он хоть сотни раз мятежник,
Еретик, отступник, атеист –
Раз увидел чудо – неизбежно
Заново свой пишет жизни лист.

Ведь Тебе кричали, умоляя,
Издеваясь и дразня Тебя:
– Так сойди с креста! Тогда узнаем,
Кто Ты – и уверуем, любя! 

Но Ты не сошёл: Ты полумерой
Не стремился паству обольстить,
Жаждал Ты любви и чистой веры,
Отказавшись их поработить…

Не хотел невольничьих восторгов,
Не желал смиренности рабов
И отрёкся от любого торга…
Но вот стоят ли они даров?

Слишком высоко о них судил Ты!
Слишком превознёс их до Себя!
Главное для них – чтоб были сыты.
Оглянись, упрёков не тая,

Посмотри: пятнадцать эр минуло –
Что из возглашённого Тобой
Было ими сделано? Смахнуло
Все Твои воззванья, как рукой.

Человек слабее, чем Ты думал,
Он не создан быть великим, нет.
Хилым и безвольным он задуман,
И не в силах пред Тобой ответ

Он держать за жалкие деянья.
Он не может сделать то, что Ты
Повелел – и даже покаянье
Для него лишь символ чистоты.

Если б Ты ценил его не сильно,
Если бы поменьше уважал,
Если б меньше требовал – обильный
Ты б пожал с той нивы урожай…

Ведь такое к людям отношенье
Было б ближе к истинной любви.
Сострадал бы им – и восхищенье
Родилось бы в рабской их крови…

Человек бунтарь, но он ребёнок,
Бунт его младенческий, он слаб.
Горд он тем, что вырос из пелёнок,
Только зрелость – не его масштаб.

Он бунтует против власти подло,
Прочь гоня приветивших его, –
Но придёт конец его восторгам,
И спасать его же самого

Нам придётся от его свободы.
Слабосильный, ноющий бунтарь,
Со своей не справившись природой,
Он придёт – и снова, как и встарь,

Обливаясь глупыми слезами,
Будет признаваться в том, что зря,
Зря затеял бунт – и что пред нами
Виноват, в раскаянье скорбя. 

И что Сам Создатель посмеяться,
Видимо, над ним решил в тот раз,
Если надоумил возмущаться
И свободы требовать на час.

Это будет страшным богохульством
И умножит скорбь его стократ;
Сам себя признает он безумцем
И сочтёт, что сам же виноват.

Беспокойство, суета, несчастье –
Вот удел людей, за коих Ты
Претерпел смертельные напасти,
До Своей вздымая высоты.

Вспомни хоть слова пророка ныне:
По сто двадцать сотен из колен
Заново восстанут, – а другие?
Что другим Ты уготовил – плен?

Те десятки тысяч – это боги!
Они стойко вынесли Твой крест,
Не свернув с указанной дороги,
Не прельстившись ни на что окрест,

И десятки лет в пустыне жаркой,
Голыми, голодными, смогли
Пережить, не зарясь на подарки
Злачные египетской земли.
 
Это дети гордые свободы
И великой жертвы ради всех...
Но с всего огромного народа –
Это капля в море. Где ж успех?   

Чем другие, в сути, виноваты,
Что слабы и жалки? Что душой
Не вместили новые догматы
И не оправдали жребий Твой?

Неужели, правда, приходил Ты
Только к самым избранным из всех?
В этом тайна, смыслы чьи сокрыты…
Но раз так, то вправе без помех

Людям тоже тайну предъявить мы
И учить, что сила не в любви,
Не в свободе и не в тех открытьях,
Что они сердцами обрели,

Но лишь в тайне. Только в смутной тайне,
За которой следовать должны
Все – в повиновении бескрайнем,
Без сомнений, споров и вины.

Так мы и решили. Догмы эти
Мы на трёх поставили китах:
Тайне, чуде и авторитете...
И сердца их потеряли страх!

Люди снова сбились, словно в стадо,
И возликовали, что опять
Нет у них обузы – и не надо
Твой вопрос о царствии решать.

Страшный дар, принесший столько боли,
Сняли мы с их душ – скажи же нам,
Правы ли мы, спасши их от горя,
Попустив их мелочным грехам?

Неужели мы их не любили?
Ведь смиренно осознав их суть,
Мы с любовью страхи их убили,
Показав им новый к счастью путь,

Разрешив бессильной их природе
Грех в тех рамках, что означим мы…
Помешать радеть нам о народе
Ты пришёл? Встревожить их умы?

Что глядишь Ты кроткими глазами?
Рассердись! Я не хочу любви!
Ты не люб мне, Ты меня терзаешь.
Хоть одну причину назови,

Чтобы мне скрывать свою натуру
От Тебя. И можно ль то сокрыть?
Ты насквозь любую авантюру
Видишь… Что же, стоит прояснить

Что за тайну носим мы с собою.
Слушай – из моих первейших уст:
Мы давно на деле не с Тобою,
Мы в плену «его» прелестных уз.

Восемь сотен лет мы с «ним» совместно,
И мы взяли от «него» всё то,
Что отверг Ты, словно неуместно
Дар «его» принять как волшебство.

Ты отринул всё с негодованьем:
Царствия земные, власть и трон.
Мы же взяли – в ознаменованье,
Что наш дух всецело укрощён…

И себя назначили царями,
Потому что каждому – своё,
Взяли Рим и сделались властями,
И наш труд рождает бытиё…

Кто же виноват? Работ немало
Впереди ещё – но начат путь!
И до завершения с начала
Надлежит порядочно шагнуть. 

Многое нам предстоит построить,
Много ещё вытерпит земля –
Но достигнем мы и обустроим
Властью царской, взятой на себя.

А потом помыслим и о счастье –
О всемирном счастье всех людей...
Ты бы тоже мог упиться властью,
Но отверг с презреньем дар Ты сей.

Если бы Ты внял «его» совету,
Если б взял меч кесаря тогда –
На любой людской вопрос ответы
Ты имел бы раз и навсегда.
 
Ты б восполнил всё, что люди ищут:
Перед кем поклоны, трепеща,
Бить в смиренье, совесть как очистить,
Как соединиться сообща

В гармоничный, справный муравейник –
Так сильна у них потребность в том,
Чтоб единый был у всех ошейник,
Чтоб под общим жили все ярмом…

Их мечта в великом единенье
Испокон веков влекла к себе –
Это третье, главное стремленье,
Что исполнить дух велел Тебе.

Много славных, доблестных народов
За заветной целью гнались той –
На весь мир свои расширить роды
И владеть безмерно всей землёй…

Но чем больше были их успехи,
Тем несчастней делались они:
Чингиз-хан, Тимур – всевластья вехи,
Лишь они понять нужду могли

В этом мировом объединенье –
И они же понимали то,
Как безмерно шатко их стремленье
И как будет скуп его итог…

Пролетев, как вихрь, по всей вселенной,
Самую великую мечту –
Самую святую – дерзновенно
Дали они людям, под пяту

Всех объединив. Приняв порфиру
Жезл и царство кесаря – и Ты
Смог бы дать покой людскому миру,
И навек избавить от нужды.

Кто ж ещё владеть людьми достоин,
Как не тот, кто хлеб им поднесёт,
Кто их совесть мягко успокоит
И к всеобщей цели поведёт?

И мы взяли меч, Тебя отвергнув,
И пошли за «ним», и повели
Их к тому, что посчитали верным,
Что без нас они бы не смогли.

Да, пройдут ещё века, покуда,
Пережив сумятицу ума,
Люди успокоятся – и всюду
Их свободы кончится кошмар.

Будут строить башню Вавилона,
Будут людоедство прославлять,
Будет кровь, бесчинство, мор и стоны…
Только мы сумеем их понять,

В час, когда изнеможённым зверем
Доползут они до наших ног,
Умоляя кончить счёт потерям.
Подведём мы бойням всем итог,

Оседлаем зверя и воздвигнем
Чашу мира, написав на ней:
Тайна, – и тотчас тогда достигнем
Счастья и покоя для людей.

Ты гордишься теми, кто с Тобою, –
Мы о всех радеем, сообща.
Тот, кто долго ждал, уже не стоек
И желает сбросить груз с плеча:

Ожиданье верных утомило,
Новые хоругви их влекут,
Страсти сердца на другую ниву –
Супротив Тебя же – приведут.

А у нас всех ждут покой и счастье,
И не будет бунтов и войны.
Над собой невольники не властны –
Потому послушны быть должны.

О, мы убедим их, что свободны
Лишь тогда они, когда кротки,
Не строптивы и к работе годны.
Лжи в том нет: смятенны и робки

Люди перед ужасом свободы.
Сами убедятся: мы не лжём –
Если вспомнят страшные исходы
Вольности, вздымавшейся огнём.

Ум, свобода и наук открытья
Их в такие дебри заведут
И такие явят им событья,
Что творцы самих себя убьют,

Кто слабее – истребят друг друга,
Самые же слабые из всех,
Воя и терзаясь от испуга,
Приползут к нам свой загладить грех,

Умоляя: – Да, вы были правы,
Только вам подвластна тайна, мы
Не способны возыметь управу
На неё и на свои умы –

Так спасите нас от нас самих же. –
И мы снисходительно спасём,
Им раздав для нашего престижа
Хлебы, что у них же заберём. 

Будут видеть все, что нет в том чуда:
Не творим хлебов мы из камней.
Но устроит это их, покуда
Мы за них решаем, что важней.   

Даже рады будут, так как помнят,
Что хлеба, добытые без нас,
Обращались в камни вероломно
В их руках в лихой свободы час.

О, они оценят послушанье! 
Ведь в непослушанье их беда.
Кто, скажи, им дал непониманье
И смутил свободою тогда?

Кто рассеял стадо по долинам,
По путям неведомым ему? 
Но оно сплотится воедино –
Снова в столь желанную тюрьму.

Мы дадим им счастье: смирно, тихо,
Без строптивых помыслов вовек
Будут жить они, не зная лиха, –
Столь труслив и жалок человек.
 
О, мы убедим их не гордиться.
Ты вознёс их – мы унизим вновь.
Как к наседке, к нам они тесниться
Станут, видя в этом лишь любовь.

Робкие и слабые, дивиться
Будут они твёрдости властей,
Ужасаться втайне и гордиться
Нашей мощью – словно бы своей.

Будут почитать уменье наше
Их, неисчислимых, усмирить.
Слёзным умилением украшен
Станет путь наш. И переходить

К смеху и веселию от плача
Будут они с лёгкостью детей:
Только подтолкни их – и задача
Эта разрешится без затей. 

Мы обяжем их работать – сдельно,
Но в часы, свободные от дел,
Пляски, песни, хоры и веселье
Скрасят их нетворческий удел. 

О, мы разрешим им грех, позволив
Выкупать прощение грехам –
И великодушно соизволив
Наказанье дать за это нам.

Все грехи возьмём от них себе мы –
И они нас станут обожать
Как изобретателей системы,
Где грехи не надо искупать.   

Тайн у них от нас не будет больше.
Будем мы решать, иметь ли им
Жён, детей, любовниц – ведь так проще
И удобней станет им самим.

И они с веселием и счастьем
Покорятся нам, ведь с той поры
Мы избавим их от злой напасти
Учреждать здесь правила игры.

Миллионы в неге будут плавать,
Миллионы, кроме нас – кто взял
На себя ответственность и право
Тайну возвести на пьедестал

И хранить проклятье знаний древа,
Помня, что есть зло, а что добро.
Их ждёт смерть – спокойная, без гнева,
В отведённый нами должный срок.

После гроба примет их забвенье...
О, мы добросовестно манить
Сказкой о великом воскрешенье
Будем их, чтоб легче было жить

С этой мыслью им. Но Ты же знаешь:
Если что и есть на свете том –
Это не для них, и обещаешь
Ты не всем бессмертья новый дом.

Говорят, что Ты придёшь к нам снова,
Приведя избранников войска.
Но мы скажем, что спасём любого
От нужды и горя на века,

А они – себя лишь. Прорицают,
Что с позором будет изгнан тот,
Кто обманом зверя обуздает,
И что снова бунт произойдёт

Малосильных, слабых и убогих – 
Но укажем мы Тебе на тех,
Кто не выбирал дурной дороги
И не знал совсем, что значит грех.

Миллионы их! Грехи их взяли
Мы себе – и сами понесём.
Пред Тобой открыто мы предстанем:
– Осуди, коль сможешь, нас за всё. –

Знай, Тебя нисколько не боюсь я,
Знай, что был я сам в пустыне той,
Я питался саранчовой гнусью,
Свято веря в светлый образ Твой,

Я благословлял Твою свободу,
Я был самым избранным из всех –
Кто в число святых Тебе в угоду
Мог войти легко и без помех.

Но очнулся я и отказался
Этому безумству потакать
Я поворотился и остался
Подвиг Твоей неправый исправлять. 

Я ушёл от гордых и могучих,
Стал смирен и кроток в тот же час,
Потому что полагаю лучшим
Царствие устроить здесь, сейчас.

И оно пребудет непременно:
Завтра же единою волной
Это стадо будет вдохновенно
Угли подгребать под пламень Твой.

Ты пришёл мешать нам, но без страха
Я Тебя пред всеми обвиню.
Больше всех Тебя ждёт эта плаха –
Завтра я предам Тебя огню.

Инквизитор смолк, ответов жаждет –
Узник не спешит – и всё трудней
Ждать его, и прокурору страшно –
А лицо пришельца всё грустней.

Смирно, кротко и без возражений,
Глядя инквизитору в глаза,
Без малейших звуков и движений
Пленник ждёт, когда пройдёт гроза.

А потом встаёт и поцелуем
Прикрывает рот его в ответ.
Ужас старика неописуем,
И в глазах ослепших меркнет свет:

– Уходи, – он отворяет двери, –
Уходи, и больше никогда
Кто б в Тебя, как в Бога ни поверил,
Не подумай приходить сюда.

И его пускает в темень ночи –
И уходит путник – и горит
В сердце поцелуй его бессрочно –
И вослед старик ему глядит.


Подстрочник: Фёдор Достоевский
Рифмовка: Лариса Баграмова