Доктор Бен

   Это рассказ об одной из встреч с человеком история которого, так неожиданно, меня заинтересовала. Однажды, возвращаясь, после очередного сеанса к врачу, мы с женой, ища выход к паркингу нашей машины, запутались в лабиринтах эванстонского госпиталя. Проходивший мимо нас один из работников госпиталя к которому мы обратились за помощью, попытался нам помочь, но нам тут же предложил помощь другой шедший за ним, громко заявив, что знает куда мы идём и с удовольствием проводит нас так как он идёт в том же направлении. Им оказался огромного роста чернокожий доктор, лет тридцати пяти, одетый в синий медицинский халат, такого же цвета шапочку, прикрывающую курчавую голову, и стетоскоп, висящий на широкой груди. Улыбка на его лице моментально расположила его к себе. Представившись Беном, он заявил, что работает в этом госпитале уже восемь лет и знает здесь все ходы и выходы и вообще нам повезло, так-как он только что после операции, а следующая у него через несколько часов и он с удовольствием расскажет нам о своей поездке в Израиль.

А так-как мы говорим с ним по английски с русским акцентом, а он немного знаком с этим языком, он с удовольствием продемонстрирует нам свои знания.
И тут Бен, продолжая улыбаться, начал произносить слова, которые он знал. Выглядело это забавно, но интересно, тем более, что среди произнесённого присутствовала ненормативная лексика, о значении которой он, очевидно, не имел понятия, иначе врядле позволил бы себе её озвучить.
-Откуда это у вас,- спросил я, надеясь услышать обычный ответ чёрного человека о том, что он учился в Москве, в университете дружбы народов имени Патриса Лумумбы. Бен смотрел удивлённо на меня будто читая мои мысли и сказал, что у него совсем другая история, и если у нас есть желание его выслушать, то он с удовольствием расскажет, как однажды ему в жизни повезло. Естественно, мы согласились.

-К нам в госпиталь приходит лечиться много русских евреев эмигрантов,- начал он,- но ваш английский говорит мне, что вы давно здесь и поймёте абсолютно всё о чём я собираюсь вам рассказать. Однажды, от одного из русских больных я услышал о программе Сар-Эль. Так называется национальный проект волонтёров, желающих помочь Армии Обороны Израиля. Разузнав в интернете больше информации об этой программе я решил посетить эту страну не только, как врач, но, и как христианин. Кстати, мои родители, часто дома, говорили с большим уважением об этой стране, и это явилось ещё одной причиной осуществить моё желание. Я часто дома слышал разговоры о чёрных иудеях-израилитах, но это были только разговоры, и мои родители ни в каких сектах или религиозных собраниях подобного рода не принимали участия. Но у меня, много лет подряд, возникали подозрения какой-то недоговорённости, на мои вопросы я никогда не получал конкретного ответа. Это сейчас я знаю, что к чему, но об этом потом. И вот, наконец, мне представилась возможность и я с группой людей разного возраста и разных специальностей отправился в Израиль. Платить пришлось только за перелет, проживание и питание были бесплатными.

   Нас, участников программы, встретили в аэропорту и отвезли на базу Тель-а-Шомер недалёко от Тель-Авива. Всех разместили в деревянных домиках по четыре-шесть человек в комнате. Питание нас приятно удивило, попробовать хотелось всё, поэтому после первого обеда мы с трудом вылезали из-за стола. Завтраки и ужины были молочные, а обеды мясные. Работать нас распределили по разным складам. Я и ещё трое попали к заведующей складом, фантастической женщине по имени Пегги. Она и вся её семья приехали сюда из Америки помогать Израилю и остались здесь навсегда. Всю свою жизнь в Израиле она посвятила армии, которая стала её семьёй. Так, во всяком случае, говорила она сама. Её на базе все очень любили, а её склад называли Дворе Пегги. Мы стали её помощниками. Под её руководством собирали рюкзаки комплектами медикаментов для врачей и фельдшеров. Когда мы впервые появились у неё на складе она усадила нас за стол, и не смотря на то, что у неё были наши анкеты, попросила  каждого рассказать о себе. Среди нас четверых я был самый молодой. Остальные ребята были все пенсионного возраста - архитектор, русский подполковник, и бывший монтажник-верхолаз. Когда мы закончили работу она всех освободила, а меня попросила задержаться.

-Бен,- начала Пегги,- к моему сожалению, ты у меня на складе долго не задержишься. Твою анкету прочитала не только я. Ею заинтересовалась больница Хадасса в Иерусалиме. Не знаю точно, но по моему, у них есть какое-то интересное предложение для тебя, а твоё право соглашаться на него или нет.
-Но Пегги, я ведь приехал сюда совсем с другой целью и моя помощь тебе на складе будет значительной. Поверь мне, я умею трудиться. Ведь я именно для этого решил потратить свой отпуск здесь помогая хоть чем-то армии Израиля.
-Я верю тебе мой мальчик, но не в моих силах менять решение главного руководства Хадассы, которому я подчиняюсь тоже. Они, очевидно, считают, что твоя помощь может быть более полезна армии именно у них.
Я, конечно , понимал, что заинтересовало руководство Хадассы в моей автобиографии. Мне всегда говорили, что я обладаю необычными способностями к языкам и я это чувствовал сам. Сегодня я свободно владею испанским, французским и немецким языками, не считая своего родного английского. Но главное было в том, что я в своё время закончил Йельский университет с отличием и это открывало мне двери в любые госпитали Америки.

Как я и предполагал мне предложили работу в Хадассе в связи с событиями в Сирии и негласным участием Израиля в этих событиях.  В госпитале не хватало врачей и моя помощь была крайне желательна, тем более сейчас, в связи с разворачивающимися событиями. Россия оказывала, так называемую помощь  сирийской армии Башара Асада, для прорыва в борьбе с терроризмом и она рассчитывала на Израиль в случае необходимости лечения русских солдат и офицеров в этой войне. Не буду ничего конкретно утверждать, но судя по тому, как были подготовлены израильские госпиталя, очевидно, у обоих сторон был, на это счёт, какой-то договор. Не долго думая я решил остаться отправив и-Мэтлок в Америку, в госпиталь в котором я работал, с целью предоставить мне неоплачиваемый  отпуск в связи со сложившимися обстоятельствами. Период адаптации проходил нормально и к своему удивлению мне приходилось сталкиваться здесь с вещами о которых в Америке я даже не подозревал.
В период обучения в университете, а потом на практике, я был знаком с хирургической медицинской техникой в Америке, но то, что  мне довелось увидеть здесь, в Хадассе меня просто поразило. Сложно и долго описывать чудеса, но создавалось впечатление, что евреям помогают инопланетяне.

Продолжая оперировать израильтян, я жил первые две недели, как в раю. Я наслаждался новыми впечатлениями от окружающей среды, от отношения к себе совершенно незнакомых мне людей, и даже от иерусалимского воздуха, которым там дышалось очень легко. Я не знал ни арабского, ни иврита, но это совершенно не мешало мне жить нормальной жизнью, как у себя дома в Америке. Меня понимали везде почти все с которыми  мне приходилось общаться. Создавалось впечатление, что не арабский является в Израиле вторым языком, а английский. В Хадассу попадали люди разных национальностей и если это были какие-то особые случаи заболеваниями их могли привезти из любой страны и лечить за счёт государства. Даже в моей стране я не слышал о подобных случаях. Поддерживая высокий уровень любви к своей стране, врачи  относились к любому больному из-за границы, как к любому гражданину Израиля, даже если этот больной был врагом. Это отношение к больным вызывало у меня особые чувства к израильтянам и особенно к врачам, которые высоко несли марку израильской медицины, которая считалась и считается одной из лучших в мире. Поэтому ни у кого в госпитале не вызывало удивление неожиданное появление в реанимации русского штурмана историю которого я прочитал в одной из иерусалимских газет уже после всех проделанных мной и моими коллегами операций.

Какой-то корреспондент добросовестно описал необычный случай, озаглавив его просто: «Уничтожение российского Су-24 в Сирии» - фронтовой бомбардировщик Су-24М Российской Федерации, входивший в российскую авиационную группу в Сирии, был сбит ракетой воздух-воздух в районе сирийско-турецкой границы и упал на территории сирийской провинции Латакия. Экипаж бомбардировщика катапультировался: командир экипажа погиб во время приземления на парашюте в результате обстрела с земли, штурман, капитан Виталий Морозов серьёзно раненый, но живой приземлился в районе обстрела. В ходе поисково-спасательной операции он был эвакуирован спецназом Сирии и доставлен на авиационную базу Хмеймим, а затем по договорённости израильскими властями, вертолётом Ми-8 в больницу Хадасса.
Послеоперационный период у капитана Виталия Морозова длился почти месяц, но тяжелыми были первые недели, и он, сибиряк, как он потом рассказывал, проявил настоящее человеческое мужество, пройдя через пять серьёзных операций. Ночами он бредил ругаясь на русском языке, и я, как дежурный врач и хирург делавший ему одну из его операций, старался от нечего делать, с усердием запоминать русские слова абсолютно не понимая их значение. Уже после, когда он почти полностью пришёл в себя, и я, наведываясь к нему, произносил запомнившиеся слова, он удивленно спрашивал откуда я всё это знаю.

От некоторых слов, которые я произносил, он громко хохотал, почему-то не объясняя мне их значение, другие слова он поправлял на ломаном английском, указывая, где и как расставить ударение в слове. Через некоторое время, когда его выписывали из госпиталя, за ним приехали из русского посольства и он самолётом Эль-Аль улетел в Москву. Память об этом человеке я всегда храню вспоминая время от времени русские слова. Только здесь в Израиле я узнал, что моё имя еврейского происхождения и сокращённое Бен это Бенджамин. Имя это библейское. Так звали самого младшего, самого любимого сына патриарха Иакова и Рахиль. На момент рождения Бенджамина Иакову было около ста лет. Только здесь в Израиле я, наконец, понял почему при рождении меня мать назвала в честь своего отца, моего деда, которого звали Борух, использовав первую букву из его имени. Поиски маминого брата, чёрного иудея-израилита, который с семьёй, в восьмидесятых годах двадцатого столетия эмигрировал в Израиль не увенчались успехом. Возможно они, как и многие эмигранты растворились в многомиллионной массе еврейского населения Израиля. Возможно, моя мама расстроится в этой связи, но если честно, то у меня и небыло времени заниматься этим вопросом серьёзно. Вот такие вот дела господа эмигранты, а вон и ваш паркинг на котором  стоит одна машина, наверно ваша.
-Постой Бен, не уходи, у меня есть к тебе очень интересный , с моей точки зрения вопрос. Ты мужик огромного роста, почти такой, как Майкл Джордан или Чарльз Баркли
Почему ты не пошёл по их пути зарабатывая сегодня в сотни раз больше, чем работая хирургом в этом госпитале.
-Ответ очень прост. В университете я играл в баскетбол, но это небыло моим призванием. Мне всегда хотелось быть врачом и вроде у меня получилось, отчего я получаю огромное удовлетворение.

                Март, 2017г.