Две неё

Канарейкин, надо сказать, помимо любовей всех своих непостоянных и мимолетных, имел несколько примеров чувств, возможно, даже истинных и настоящих. Теперь, по прошествии многого времени и зная, кем он стал, сложно было предположить, что есть такое в нем искреннее и романтическое начало. Однако видя и даже приветствуя попытки быть милым во всех отношениях и, прежде всего, в плане духовном, женщины такое его стремление без внимания не оставляли, справляясь об истоках сего поведения и разыскивая причину. Канарейкин же вывел свой способ, говорил охотно, но никогда не сознавался, что из сказанного было правдой, а что вымыслом. Иногда такие истории его о личном и прошлом, будучи часто выдуманными или приукрашенными, приводили к ещё большему трепету чувств со стороны его пассий, которые, проникаясь настроениями, как будто незримо в них участвовали и даже, казалось, сопереживали, впрочем, с другой стороны, на долгую и задушевную беседу никто из них и не рассчитывал, полагая употреблять Канарейкина по прямому его назначению, то есть как мужчину, а романтическое его начало использовать исключительно в качестве прелюдии.

И был в его прошлом вот такой пример. Пригласил однажды на прогулку одну свою избранницу, выпасть которой мог шанс стать его единственной и неповторимой. Проведя с ней целый день, показывая ей город с окрестностями и со всеми его видами и пейзажами, вниманием своим, речами и приятным поведением как будто очаровал настолько, что можно было бы начинать уже мечтать о большем. Завершив прогулку и романтически расставшись на пару-тройку дней, как это бывает обычно с теми, кто только начинает свои отношения, через короткое время получил от неё письмо, где говорила она, что провела, пожалуй, лучший свой и чудеснейший день в жизни и как все ей понравилось, и как она была счастлива и всем случившимся очарована. И что всё увиденное ею было также замечательно и восхитительно: и пруд, и лес, и речка, и всё-всё вокруг.

Воодушевившись, на следующий день Канарейкин решил непременно ехать к ней в гости, чтобы продолжить приятное знакомство. Однако, собравшись уже, нашёл на столе новое письмо от неё. В нём говорила она о том же самом, проведённом с Канарейкиным дне, как о совершенно дурном и неинтересном, что прошёл тот для неё из рук вон плохо. И как она устала, и как она была несчастна. И что всё увиденное совершенно её не заинтересовало и не задержалось в её памяти, потому как к тому времени она была безмерно голодна и почти без сил, а он, Канарейкин, даже не удосужился это заметить и состояние её такое исправить.

Метаморфозу такую объяснить ни себе, ни другим он тогда не смог. Оттого печальнее выглядело это потому, что было одним из первых его опытов и такая вот необъяснимая неудача порядком выбила его из колеи. Положительным же стало то обстоятельство, что полученные знания оказались весьма кстати, чтобы на будущие времена уметь так устроить своё внутреннее состояние, чтобы оно никак не было зависимым от таких вот неожиданностей, которые вдруг могут случиться на самом ровном месте. А во-вторых, что каким бы ни был день сегодняшний, завтрашний может оказаться совершенно другим и желаемые события могут в равной степени наступить, а могут и не наступить вовсе. И хотя тешим себя надеждой, что зависит всё в этой жизни от нас самих, находятся раз за разом примеры, говорящие нам об обратном.