Два героя. Часть вторая

     ДВА ГЕРОЯ Часть вторая.

Июнь 20019 года. Распахнулась дверь больничной палаты и на пороге появилась инвалидная коляска с пожилым мужчиной. В палате я был один и обрадовался новому человеку – живая душа появилась, взамен вчера ушедшему из жизни мужчине, пятидесяти шести лет, отцу троих детей, младший из которых ещё дошкольник.
Новый пациент был опрятно одет, гладко выбрит, в свои восемьдесят два года выглядел довольно симпатичным розовощёким мужчиной.
- Видно, что не курите, - радостно сказал я.
- Не курю и никогда не курил! – с гордостью ответил он. И дети не курят, и внуки не будут. Меня зовут Павел Алексеевич.
 Я назвал себя, так мы и познакомились.
Нянечка закатила коляску в палату и попыталась помочь пациенту выбраться из неё. Я тоже предложил свою помощь.
- Спасибо, я сам привык себя обслуживать, а помощники мне только усложняют работу, – сказал Павел Алексеевич, выкладывая на койку клюшку, металлические крючки и разные приспособления, предназначенные для облегчения самообслуживания.
Он, используя эти элементы, медленно, но уверенно разделся и расположился на кровати.  Уже лёжа, долго ворочался, находя позу, создающую приемлемый комфорт. Попутно объяснив, что у него был ранее замененный тазобедренный сустав, и была необходимость замены коленного сустав второй ноги, находящийся в стадии острой боли. Было видно, что любое движение ему создавало невероятные страдания.
Пришла доктор, побеседовала с ним, сразу сестра пристроила капельницу и он тихо, посматривая на капельки лекарства, равномерно стекающие в систему, произнёс:
- Так и жизнь наша, капает уходящими днями до самого донышка, как эти капельки, а потом всё...
- Образное сравнение, у вас Павел Алексеевич. Вижу, что вы сельский человек, а сельские люди мудры и наблюдательны. Они иногда так интересно рассуждают, что у них можно поучиться житейской мудрости. Ваша фраза мене понравилась. Если не трудно, расскажите о себе. Вы мне показались интересным человеком, со сложной судьбой, с большим жизненным опытом. По всей вероятности нам придётся побыть в больнице, как минимум две недели, можно и поближе познакомиться…
- Не могу я, Сергей Петрович две недели терять. Мне нужно поскорее убрать мучительную боль в ноге, да домой отправляться. На могиле жены через десять дней будут ставить памятник. Год, как она умерла. Хочу, чтобы при мне ставили. Своими руками всегда всё делал, а теперь не могу, так буду присутствовать, да советом помогать.
- Понимаю вас и ваши заботы. Я тоже вдовец и такие этапы пути прошёл шестнадцать лет назад. Тяжёлое было время для меня и до сих пор не сгладилось в памяти, порою, как нахлынет тоска - печаль… Сорок четыре года совместной счастливой жизни. На сегодняшний день было бы уже шестьдесят… Через две недели очередная годовщина ухода супруги в мир иной. Она светлым была человеком,  добрым, трудолюбивым, бескорыстным. Онкология её не пощадила. Да вчера, случайно услышал по радио песню, которая ещё больше разбередила душу… Называется она «Поздняя любовь». Автор музыки и исполнитель известный белорусский композитор, певец, аранжировщик - Олег Семёнов.
- Я тоже по приёмнику слышал вчера интересную песню. Мужчина пел, не знаю кто. Сейчас не объявляют. Видно боятся, что за такие песни, как «Николай, Николай, покажи свой ла, ла лай…» по «пятаку»  могут надавать певцу за неуважение людей. Стыдно слышать такую чушь. А эта была совсем другая, совестливая песня, справедливая.
-  Хотите, Павел Алексеевич по памяти  прочитаю одно стихотворение, в котором вы, может быть, услышите что-то знакомое?
- Читайте.
Я, как перед важным экзаменом, отодвинув напрочь все земные заботы. Не громко, но выразительно стал декламировать:

Войду тихонько в дом родной,
Как в тишину ночную,
Тебя, увидев, обниму
И нежно поцелую.
Войду в обитель добрых снов,
Войду, как в стены Рая,
Меня всегда здесь ждёт любовь,
Дверей, не запирая.

Ты слышишь, как звенит мороз,
И как лютует вьюга?
Не спиться мне, и ты не спишь –
Бессонница по кругу.
Над нами серой пеленой
Нависли неба своды,
И вьюга белым языком
Сметает наши годы.

Смирился день с привычной тьмой
И на душе пустынно…
А ты распластана судьбой,
Как на снегу калина…
Идём сквозь сумрак ледяной
Завьюженной дорогой,
Ни возвышая, ни гневя
Ни дьявола, ни Бога.

Войду тихонько в дом родной,
Как в тишину ночную,
Тебя, увидев, обниму
И нежно поцелую.
Пока в окошке греет свет
И не закрыты ставни,
С годами ты, моя любовь,
И ярче, и желанней.

Завершив чтение, я глянул в задумчивое лицо Павла Алексеевича. Он не был таким эмоционально «скороспелым», как я, мгновенно реагирующий на малейшие события и слова. Сельские люди более уравновешенные и осторожные, это не городские «выскочки», которые нетерпеливо порываются высказать своё суждение, не дождавшись  завершения слов собеседника. Этот умудрённый жизнью человек вёл себя сдержанно. Я понял, что он узнал слова песни и обдумывал, как выразить своё мнение.
- Сергей Петрович! Это именно та песня, которую я тоже слышал и не раз. Я не могу так складно говорить, как вы, но скажу, как умею: не простой человек придумал такие слова. Это  Бог ему на душу наложил…
Я заметил смысловую оговорку собеседника и, блеснув глазами, подправил его неудачную фразу:
- Вы оговорились, уважаемый Павел Алексеевич! Автор этого текста перед вами и Бог мне на душу не наложил, а положил эти слова,  как великое благодеяние. Так будет точнее…
- Да, да, конечно, я так и хотел сказать, да запнулся языком за больной зуб, - не без иронии сказал мой собеседник. Простите меня. Спасибо вам, спасибо, проникающие слова, пока слушал, можно сказать: жизнь перелистал.
- У нас примерно одинаковое восприятие такой темы. Если не возражаете, я дополню строчки ещё одним произведением. Оно посвящённое памяти жены.
- Дополняйте, мне интересно.
Я проглотил подступивший к горлу комок и стал негромко декламировать:

На людей задумчиво, словно в Мир, гляжу.
Счастье, что утеряно, я не нахожу.
Жду погоды солнечной, а идут дожди.
И слезой, печальною, говорят - не жди.

Всё, что было дорого, на исходе дня.
С каждым днём любимая - дальше от меня.
Ты - в небесной гавани, я - в пыли земной...
Плоть моя раздавлена, а душа - с тобой.

Звёздочка, угасшая душу, бередит.
Место, где покоишься, в пламени гвоздик.
Ветрами остужено, снегом и росой,
Всё вокруг пропитано болью и слезой.

Что судьбой надорвано, в памяти живёт.
И, печаль, по зёрнышку горечью жуёт.
Совесть, как распятие, на моём пути,
А дорога стелется, как её пройти?

Вот уж собирается вьюга за окном,
Счастье на прощание машет мне крылом.
Жил с тобой, как с песнею,
Много, много лет,
Свет воспоминания ... - от тебя ответ.

Читал я, лежа на  койке, глядя в потолок, не поворачиваясь к собеседнику, чувствуя его еле слышное всхлипывание. На меня тоже накатило молчаливое уныние и вот Павел Алексеевич, почему-то неожиданно охрипшим голосом заговорил:
- Петрович, растрогали вы мою душу, всё в ней выкопали наружу.  Я так чувствовал, так понимал, а вы это выложили на поверхность. Спасибо вам. Ни одни слова меня так не цепляли, как ваши.
- Дорогой, Павел Алексеевич, я это всё сам пережил и свои слова я не выдавливал через силу, они были в душе и появились на свет, как неизбежная память о счастливой жизни с любимым человеком. Они чисты и искренни, скорбны, потому и у вас нашли отклик понимания.
Павел Алексеевич, поскрипел койкой стараясь найти более удобное положение для больной ноги, и негромко заговорил:
- Я родился и вырос в деревне, моя жена тоже деревенская. Мы тоже жили счастливо. Вырастили троих детей –  дочек и сына. Хорошие дети, умные, грамотные, высшее образование получили. Я работал механизатором в колхозе, хорошо работал. Люблю деревню, и работать люблю. В советское время нас, трудящихся уважали. Мне, за мой труд  присвоили звание «Заслуженный механизатор Белоруссии», с вручением премии, медали ВДНХ и Почётного знака отличия.  Везде был  в уважении, избирали во всякие президиумы вместе с большим начальством. Зарплата была хорошая. Семья была дружная, счастливая. Живи, радуйся жизни. Дети выросли, разъехались, живут в столице, а мы с женой так и остались на селе. И вот случилась беда…
Павел Алексеевич, вздохнул, сделал паузу и перешагнул барьер печального события с такой тоской и горечью, что я почувствовал его слёзы, как, будто они капали из его глаз на моё растревоженное сердце. А он продолжал:
- Зимой это случилось. Супруга вышла во двор и поскользнулась. Я был в хате. Услышал глухой удар о землю, выбежал.  Лежит она, бедненькая  у колодца, не поднимается, глаза закрыты, стонет. В это время знакомый проезжал на машине, мы её быстро доставили в больницу. Оказалось - сотрясением мозга. От падения у неё отслоилась сетчатка глаз, и она полностью ослепла.
Вы не представляете, какое горе для семьи случилось в одно мгновение. Ничего не предвещало такого и вот… нежданно, негаданно…
Я внимательно слушал, надрывный голос Павла Алексеевича, ничего, не спрашивая, не уточняя. Представлял эту трагическую картину с болью и сопереживанием, не примеряя ни на себя, ни на кого либо, другого. 
Он медленно продолжал говорить:
- Врачи старались помочь в беде, но, успеха  не добились, - констатировал факт  Павел Алексеевич.
- Хлопотали дети, заботились, давали советы родственники, но я понял, что кроме нас с женой нормализовать жизнь никто не сможет. Начал учить супругу передвигаться самостоятельно, учитывая каждую мелочь по пути следования, оберегая её от неосторожных движений, травм, а они случались.
Жена была человеком трудолюбивым, деятельным и вдруг, беспомощность, раздражения, огорчения, тяжёлые мысли, безысходность…
Работа в колхозе меня обязывала трудиться с полной отдачей – передовик должен оправдывать свои звания и награды. Меня всем ставили в пример, а я вынужден был дополнительную часть времени отрывать от работы на заботу о жене. Я её обучал самостоятельно кушать, находить еду, обслуживать себя. На производстве за мной числилась техника, обязанности. От меня ждали, как и ранее высокие показатели. Никого  не интересовали мои семейные трудности. 
Мною пользовались, гордились, хвастались, посылали на конкурсы мастер-классы. Показуха была на первом месте. Начальство не только колхозное, но и районное было недовольно, что я не мог  работать, с такой отдачей, как ранее и вот как-то председатель колхоза, пригласив к себе в кабинет, завёл со мной такой разговор:
- Павел! Тяжело тебе с женой… Чего ты мучаешься с калекой. Посмотри сколько интересных женщин вокруг, да тебя  каждая с радостью прибрала бы к рукам. Отвези ты её детям, или сдай на попечение в дом инвалидов. Зачем ты свою жизнь будешь губить. Здоровее она не станет. Люди поговорят, да забудут, а ты хоть какой-то просвет в жизни получишь. И для нас ты ценность большая, мы гордимся тобой, ты настоящий передовик, показательный, мы тебя в депутаты выдвинем!
- А вы бы свою жену сдали в дом инвалидов? – спросил я у председателя.
Он не ожидал такого вопроса и заюлил:
- Жизнь может повернуться по-всякому. Заранее сказать не могу…
- А я могу заранее сказать: никогда я этого не сделаю! Никогда! Жена главный человек в семье, в моей жизни! Это мать моих детей! Она меня тоже никогда бы не бросила в беде. Не такой она человек. Разве я сделал в своей жизни что-то негодное, чтобы мне предлагать такую подлость?
- Не обижайся, Павел! Я по-дружески сказал, хотел, как лучше…
- Мне такое «лучше», не подходит, я не предатель! 
На этом наш разговор закончился. Никому ничего я не сказал – ни жене, ни детям. Зачем их тревожить.
- Правильно решили, Павел Алексеевич, это гуманно с вашей стороны. А далее, как события повернулись?
- Вы, Сергей Петрович, притягиваете к себе и располагаете к откровенности. Я не очень разговорчивый, но мне хочется рассказать о своём, именно вам, если желаете.
- Желаю. Мне интересны людские судьбы. Из таких бесед и откровений писатели берут то, что можно использовать в своём творчестве. Чтобы создавать яркие произведения, не нужен вымысел, вокруг столько прекрасных людей, поступков… Выслушай человека, дай ему выговориться, раскрыться и отображай действительность такой, какая она есть. И о положительных героях нужно помнить,  брать пример, с таких, как вы.
- Не нужно с меня брать пример. Я простой человек. Мне с вами интересно, вот и говорю. Ни кто так «уважлива» со мной не разговаривал, так слушайте:
- Я подумал, что самое неприятное для человека  - его кажущаяся ненужность. Трудовой человек, всегда хочет выполнять какую-то работу. Вот и обратился я в местное общество слепых. Мне дали полезные советы и они нам помогли.  Мы с моей Марией Ивановной обучились выполнять сборочные операции, предназначенные для слепых. Она быстро освоилась, даже повеселела и я с ней в свободное время работал. В разговоре и в делах нам было интересно. Потом освоили чтение по тиснёным буквам специальных книг, и она пальцами так ловко читала. В моё отсутствие ей было проще оставаться с книгой. Да радио её интересовало, все новости знала и мне пересказывала. Вроде жизнь наладилась, но горе в одиночестве не ходит, оно притягивает следующее.
Приехал проведать маму наш единственный сын - высокий, стройный, образованный, умный, заботливый.  Не пил, не курил, был спокойный и трудолюбивый. Вечером сидели, разговаривали, строили планы на будущее, потом легли спать. Его койка рядом с моей стояла. Мы ещё о чём-то недолго поговорили и он уснул. Проснулся я ночью. Почему-то стало тревожно. Дотронулся до сына, а он уже холодный – остановилось дыхание, и он умер во сне. Ему было сорок три года. Что было дальше я не могу рассказывать, нет на это сил…  Это нас с женой окончательно добило. Появились и у меня проблемы со здоровьем, а жена вообще потеряла всю жизненную энергию. Лежала, молча, только слёзы вытирала, ходить она уже не могла. У меня тоже отказали ноги. Заменили мне тазобедренный сустав, потом подошла очередь, на замену коленного сустава.  Я отказался от замены.  Нужно было ухаживать за женой, не мог я оставить её. Дали мне вторую группу инвалидности и сказали, что раз отказался, то теряю право на последующую операцию. 
Приехали обе дочки уговаривать, чтобы мы поехали к ним жить, в Минск. Жена к одной дочери, а я к другой. По жилищным  условиям нас вместе они не могли поселить и я им сразу сказал:
- Спасибо, дети, мы понимаем, что другого варианта нет, но мы с мамой будем только вместе.  Мы – неразлучны!
- Папа! Не справишься ты, сам – то еле передвигаешься, не упирайся, мы молодые и то нам будет нелегко, а тебе вообще такие заботы непосильны.
- Справлюсь! Не отговаривайте меня, я так решил.

                *  *  *
- Знаете, Сергей Петрович, наша неразлучность требовала от меня дополнительной технической подготовки. Вы видели, сколько я всяких приспособлений привёз с собой? Каждое из них имеет своё назначение. Вот этим я снимаю и надеваю носки, эти у меня для брюк, а вот это – для обуви и поднять клюшку, когда выпадает из рук. Так вот дома, у меня основной арсенал. Моя кровать имеет дополнительные накладки на спинках и боковинах, чтобы я мог опираться руками, когда встаю или укладываюсь спать, а кровать жены имеет придуманные мной дополнения, позволяющие переворачивать её и обслуживать в гигиенической потребности. Вы представляете деревенскую хату без удобств? С печным отоплением, с «водопроводом», из набора кружек, тазиков, а ко всему инвентарю кроме полотенца, ещё нужны всякие тряпки, салфетки, прокладки…  Приготовление пищи, и эти процедуры занимают у меня, много времени и от них не отмахнёшься. Живой человек, не только кушает…
Двадцать восемь лет я ухаживал за слепой и больной женой, а в последние годы у неё обнаружили рак всего женского устройства, которое требует особого ухода. Последняя стадия рака. Разложение тканей – гнойные выделения, запахи, стоны измученного  страданиями человека завершающего жизнь. Не бросишь, не отвернёшься, не опустишь руки…  Вот так, до её кончины я занимался с ней ежедневно. Сам с ног валился, но не прерывал те действия, без которых она не могла обходиться.
Три раза в неделю приходила сотрудница из социальной службы. Помоет полы, приберёт в доме, воды принесёт, дров, а жену я сам доглядывал. Она в этом мне не помогала. В её обязанностях такое не числилось.
Жена не капризничала, понимала, как мне тяжело. Иногда возьмёт мою руку, приставит к губам,  пытаясь поцеловать, и заплачет.
- Не плачь, моя родненька, скажу ей, а сам еле сдерживаюсь…
Я всегда помнил то хорошее, что исходило от неё, всегда её любил, был благодарен ей за детей, за заботу обо мне, за её любовь. И вот её не стало. Прикоснулся губами ко лбу, а он уже был холодный. Ушло тепло, вместе с её доброй душой.
Прошёл год, как я без неё. Мне кажется, что с ней было легче. Выхаживал её в своём гнезде, как птенца… Меня грела забота о ней, а теперь и этого у меня нет…
Останется холодный камень над могилкой и добрая память о ней, моей Марии Ивановне…

                *  *  *
Спасибо, тебе, Павел Алексеевич, за твою преданность и порядочность, за твой рассказ в порыве откровения. Низкий поклон тебе, за столь высокие человеческие качества. В моих глазах, ты – настоящий герой!
- Какой я герой? Это на войне герои, а я обычный человек, который дружит с совестью.
- Тот, кто дружит с совестью, уважаемый Павел Алексеевич, везде способен на значимый поступок, сказал я.  - Легко быть «героем», когда стоишь на трибуне и бьёшь себя в грудь копытом, призывая других совершать то, что сам никогда не совершил бы, а ведь за призывы больше всего получено звёзд, чем за действительное геройство. Твой героизм настоящий, не показной он не требует звёздных украшений. Я хочу о нём рассказать людям. Ты не возражаешь?
- Мне это не нужно. Кто на это способен, тот так поступит, а научить этому пустого человека, - не научишь.
Через неделю Павла Алексеевича выписали из отделения, а я остался. Мы тепло распрощались.

 Я всё же решил написать про этого светлого, скромного, совестливого человека любящего свою деревню, свою страну,  и свою незабвенную супругу, подарившую ему троих детей.
Настоящие герои рядом, но они скромны и неприметны.

               Завершающая глава будет!